Чёрный мир. Книга 1

— Сева, ты? — Я, пап! — Всеволод чуть не добавил, кто же ещё, но вспомнил о сиделке. Утром и днём — она, вечером и ночью — он. Отец просил не нанимать, не тратиться, но Всеволод решил, что нервы дороже. Из комнаты, как всегда, орал телевизор. Зайдя, Всеволод, впрочем, поглядел не на него, а на запылённый квадрат монитора. В последнее время ему недосуг было просто сидеть в интернете, он входил в него главным образом по необходимости: заполнял электронный журнал и пытался перенять опыт коллег — мучило ощущение своей некомпетентности. Вот и сейчас он подключился к сети будто бы по делу, но не заметил, как набрал в поиске: «Отроки во вселенной». Фильм смотрел без звука, но чтобы заметить сходство с одним из актёров — как уведомил поисковик, ныне покойным — звук не требовался. Просмотр обернулся недоумением, он так и не понял, что напугало эту странную девочку — Сашу. Мало ли на свете похожих людей? Проще всего было объяснить её страх воздействием наркотиков, но он сомневался, что она курила в тот день, когда очевидно из-за него сбежала со стадиона. Или всё-таки курила? Как интересно действует конопля — вызывает паранойю? Всеволод хотел было ввести этот вопрос в поиск, но заколебался: он учитель, вдруг за всеми его действиями в сети теперь следят. «Ты без всякой конопли — параноик», — шепнул внутренний голос. Саша была сама собой непримечательная: сутулая при маленьком росте, в бесформенной одежде и без косметики, так сразу и не поймёшь, парень или девушка, но эти её глаза… Вспомнилось, что когда она взглянула на него в столовой, он на некоторое время утратил дар речи. Взгляд у неё был совсем недетский, она как будто была даже старше его. И ещё, на миг… он не был уверен, но будто что-то тёмное в её глазах промелькнуло. Как третье веко у кошки. И ведь не спишешь эту аберрацию на проблемы со зрением, он был в очках и видел прекрасно. «Ты сам как наркоман», — снова высмеял его внутренний голос. Следом Всеволод припомнил, что от Саши исходил холод. Она так нагло с ним заговорила, что он, пожалуй, схватил её с чрезмерной грубостью, и чуть не отдёрнул пальцы, настолько ледяным оказалось запястье. Он тогда это тоже с воздействием наркотика связал, а сейчас засомневался. Его ведь и самого на миг пробрало до костей, несмотря на тепло машины. Девчонка тогда, кажется, говорила о космическом вакууме, причём так, будто знала о нём не понаслышке. Конец дня прошёл в обычном режиме: Всеволод накормил отца, поел сам, принял душ, выключил с утра до ночи надрывающийся телевизор, и растянулся на диване. Думал, что быстро заснёт, но сон не шёл. Он перевернулся сначала на живот, потом, — так и не придумав, как уложить голову, чтобы шея не затекла — на бок. Диван слегка поскрипывал, и видимо тоже мучающийся бессонницей отец это прокомментировал: — Сева, ты что там всё крутишься? Болит, что? — Да нет, пап, не спится просто. — А! Спать надо! Эти его фразы, как и у всех стариков — детские, бессодержательные. «Неужели же и я скоро таким буду»? —спросил себя Всеволод с возрастающей тревогой. Днём он редко думал о неумолимом беге времени, но ночью, особенно перед сном, когда психика наиболее беззащитна, на него всё чаще находил приступ страха перед старостью. Он боялся, что глаза его затянет катарактой, боялся поглупеть, но более всего его пугала перспектива сделаться немощным — стать обузой для сына, как сейчас обузой для него стал отец. Он только начал закрепляться в столице, и вот этот удар. «Начал ли»? — опять же не впервые спросил себя Всеволод. Ему нравилось думать, что да, что если бы с отцом всё было в порядке, он бы, в конце концов, пристроился. Работу же довольно быстро нашёл, пускай и за мизерную плату. Это по столичным меркам она была мизерной, а здесь на скопленные деньги можно было даже шикануть. Шиковать он, правда, не стал, купил подержанную машину, чтобы если что, можно было быстрее домчаться до дома. Долго не выбирал, главное, чтобы была на ходу, и салон не вонял табаком. «Драндулет», — вспомнил он слово, каким обозвала его машину Саша. Правильно. Так они о нём и думают. Старпёр на драндулете. Смена поз не помогла, со вздохом Всеволод откинулся на спину. Над ним нависал серовато-чёрный потолок с массой тени, в которой сложно было угадать люстру. Темнота и тишина, наконец-то ставшие привычными. По приезду они так его тревожили, что он засыпал с трудом, впрочем, тогда и не до сна было. Отец казалось, долго не протянет. Только через неделю, когда состояние его стабилизировалось, Всеволод решил, наконец, развеяться, посмотреть, не изменилось ли что в городе за время его отсутствия. Шёл вдоль витрин, переключаясь с глубин магазинов на своё отражение и обратно, и вдруг услышал резкий гудок за спиной. Оглянувшись без интереса — никак не думал, что просигналили ему — упёрся взглядом в иномарку. — Сева, Всеволод! Да остановись ты уже! Куда бежишь? Подошёл. Валерик во все зубы улыбался ему из открытого окна. Всеволод ответил на улыбку, но без зубов. Сразу понял, что встреча будет неприятной. Они уже встречались мимоходом несколько лет назад, и Всеволод пообещал, что позвонит, но не позвонил. — Залезай, давай куда-нибудь съездим, поедим. — Я без денег, — нашёл отговорку Всеволод. — Да не вопрос. Я угощаю. Скоро присели в открытом, по просьбе Всеволода, ресторанчике. Взаперти он успел насидеться. — Ты куда пропал-то? — спросил Валерик, изучая меню. Официантка смотрела на него с нескрываемым обожанием. —Нам пока коньячку! — Да у сына в столице жил. — Столица это хорошо, — одобрил Валерик, — но как говорится, от добра добра не ищут, у меня тоже там сын, иногда навещаю, но переезжать к нему, как бы он ни звал, не собираюсь. И надолго ты домой? — Да нет, отца решил проведать. — Старик живой ещё? Молодец какой! — А у тебя, Валер, как дела? — суеверно замял тему Всеволод. Валерик вместо ответа обменивался любезностями с принёсшей бутылку официанткой. Наконец с явным наслаждением опрокинул коньяк. Всеволод тоже выпил, но без наслаждения, не понимал он, что в коньяке может быть вкусного. — Любовница почти вдвое меня младше с двумя детьми, две бывшие жены… — начал загибать пальцы Валерик. — Сын… И на всех хватает! А у тебя, что по лавэ? — По чему? — Да по деньгам же! — вылупился Валерик. — А! Да нормально, не бедствую, — несколько слукавил Всеволод. Пока он конечно не бедствовал, но московские деньги подходили к концу, и всё яснее становилось, что если он в ближайшее время не найдёт работу, то придётся жить на отцову пенсию. Все мысли были об этом. — Здоровье? — Да ничего вроде. — Да смотрю, ты в прекрасной форме, это я пузико отрастил! — Валерик любовно себя погладил. Принесли шашлык и салаты, Всеволод от шашлыка отказался. — Переел сегодня, разве что салат немного поклюю, — снова наврал он. Посвящать Валерика в то, что он много лет вегетарианец, не хотелось. — Женщина? — Есть! — и тут он не стал говорить правды. — Молодая? — Ровесница. — Не бросит, значит! Бабам молодым, знаешь что нужно? — Валерик со смаком разжевал кусок мяса. — Хороший стояк и лавэ. Как у тебя с этим делом-то? — Он метнул взгляд вниз. Всеволод чуть не подавился своим салатом. — Не жалуюсь, — прокашлявшись, нашёлся, наконец, с ответом. — Ну, ты молоток, вообще! И не куришь, и не пьёшь, здоровеньким помрёшь? Я вот регулярно употребляю, но в меру, и каждые полгода — детокс, езжу на воды или в Европу. Массаж, сауна, все дела. Пива не пью, оно только женщинам полезно. Выдержанный коньяк и дорогая водка. И никаких сосисок и колбасы, только дикое мясо! Мне специально поставляют, а осенью сам зверьё и птицу бью. В магазинном мясе одни антибиотики и гормоны, только дикое, запомни! Как-то так короче живу, и знаешь, тоже не жалуюсь! Хотя конечно понимаю, что это вопрос времени. Я бывшим жёнам-то помогаю только потому, что знаю, стоять перестанет, молодой любовнице сразу на хер станешь не нужен, а одному — худо. — Одному — худо, — повторил Всеволод вспомнившиеся слова чуть слышно. Вот и отец каждый день проедает плешь — когда уже женщину себе найдёшь? Можно подумать он этого не хочет. И вариант вроде бы есть, не самый лучший, конечно, но в его возрасте не пристало привередничать. Только куда её привести — сюда, в однушку к больному отцу? Или в машине встречаться? Вот Валерик наверняка, такими вопросами не задаётся, и выбирать, несмотря на те же — предпенсионные годы способен. А ещё говорят, любовь — не купишь. Теперь у него правда, есть работа, но что это за деньги? Никогда бы не подумал, что подастся в учителя. Спонтанно вышло. Раскапывая сумку с документами, наткнулся на диплом пединститута. Не работал никогда по специальности, если конечно не считать летней практики ещё в прошлом веке, но подумалось: а чем чёрт не шутит? Сначала по колледжам искал, но нигде не было вакансий, потом перешёл на школы. В одной освободилось место, но находилась она далековато от нынешнего дома. Он, тогда ещё без машины, больше всего на этот счёт переживал, как будто должность уже была у него в кармане. — Опыта работы с детьми-то у вас нет! — терзала его ничего хорошего не обещающим взглядом директриса. — И потом вы одинокий мужчина. — И что? — не понял Всеволод. Без задней мысли, на вопрос о семейном статусе он ответил, что свободен, то, что он вдовец, говорить не стал, нечего посвящать посторонних людей в подробности личной драмы. — А то! Подозрительно это. Думал даже, не возьмут, но взяли. Видимо от безысходности: претендентов на место к началу учебного года больше не сыскалось. — Надеюсь, вы у нас женщину в скором времени найдёте, — улыбнулась директриса со значением. — Немало у нас незамужних. Это она после предупреждения о девочках ему такое пожелание выказала. Чтобы он вообще не трогал детей, речи конечно ни шло, но напуганный Всеволод решил держаться от греха подальше. Страшно было даже подумать, чтобы на него по этому поводу пожаловались. Ему казалось, что подобных обвинений он просто не переживёт. Пока было тепло, выгонял детей на улицу, на стадион точно бы перенесённый на территорию школы прямиком из Припяти. Деньги на школу, по-видимому, оседали в карманах администрации. «Ладно, стадион, ограду не могли подлатать», — мысленно горячился он. Снова вспомнилась Саша. Что толкнуло его к той дыре в заборе? И зачем он потащил девчонку к себе? Чем он только думал! Директриса же его предупреждала. «Скажу, что вы меня зажимали», — вспомнил он угрозу Саши, и как выругался в ответ на неё, не вслух, про себя, а девчонка ему сказала, чтобы он не ругался. Она что же, читает его мысли? «Так я до утра не засну!» — одёрнул он себя. Расправив затёкшие члены, он по недавней привычке попытался перенестись в зал. Наверное, в продолжение месяца зал погружал его в уныние, но он заметил, что накатывало оно, только когда в нём кто-то был. Стоило помещению опустеть, как настроение менялось. Со связкой разнокалиберных ключей Всеволод чувствовал себя в нём полновластным хозяином. Забывался так похожий на гадюшник коллектив, где каждый в лицо друг другу улыбается, а за спиной дышит завистью и злобой — довольно было одного собрания, чтобы он больше к коллегам не стремился. Забывались дети, в основном совершенно его не уважавшие, воспринимавшие чуть ли не врагом. Он замирал, с благоговением больше уместным для церкви, глядя как через вознесённые на высоту двух метров окна просачивается уличный свет, как он жирно играет на разрисованном кругами полу. Кабинет, больше похожий на склеп ему не нравился, а вот инвентарная до щемящей боли под грудиной напоминала отсек подводной лодки, на которой ему довелось служить — те же теснота, спёртый, провонявший резиной и мускусом воздух, то же тусклое освещение. По ассоциациям — вместе же служили, он вернулся мыслями к Валерику. Изначально шансы хорошо устроиться в жизни у Всеволода были выше, он в отличие от друга, порой весь день довольствовавшегося посыпанной сахаром коркой хлеба, голода не знал. Всё у него было хорошо — обожавшие его — единственного сына мама и папа, с неплохой по временам Союза зарплатой. И где теперь он, а где Валерик? Впрочем, всё правильно, Валерик ещё в детстве пообещал никогда голодать, и прилагал к этому все усилия, а Всеволоду стараться было не нужно. И чего он его так стесняется? После встречи появился страх, что Валерик подрежет его на одной из своих иномарок (у меня их, Сева, три — разного цвета, под настроение). Ну не глупость ли? А между тем из-за неё, на водительском кресле он чувствует себя каждый раз так, будто садится за руль впервые. Была правда, ещё одна причина, по которой он водил как на иголках, но о ней думать не хотелось. Отогнав страшные сцены из прошлого, он вернулся к смущению перед Валериком. Да, он физрук в обычной школе, но, сколько ему до пенсии-то осталось? Сейчас, кажется, что долго, но время летит быстро, оглянуться не успеешь, как… «Что как»? — опять напомнил о себе внутренний голос. — «Придавит могильной плитой»? Всеволод поднялся, дошёл до ванной, включил воду. Струйки так нежно оплетали пальцы, что он длил и длил это невинное удовольствие. Наконец призвал себя к порядку — если он продолжит колобродить, то проснуться завтра будет проблематично, а ему ещё уроки надо отвести. Лёг теперь лицом к стене, медленно начал забываться, и вдруг вздрогнул. Не обращайте внимания на сны, кажется это, посоветовала ему Саша. Было бы на что обращать! Всеволод, подсмеиваясь над собой, — сегодня он, похоже, перепробовал все возможные позы для сна, перевернулся на спину. Что ему интересного за последнее время снилось? Кроме того внезапного эротического сна в начале сентября, как будто ничего. Он попытался вспомнить тот сон, но не смог, припомнил только, что по пробуждению ему было до того жутко, что он постарался всё скорее забыть. В этом он добился успехов, зато не забылся последовавший за сном прилив желания, непереносимый просто. Даже в ванную пришлось бежать. А ведь он всегда считал себя в этом деле выдержанным. В той же автономке нисколько не страдал. Вот на Валерика бывало так накатывало, что он места себе не находил — суетливый становился, раздражительный. Весь день их гоняли, и ночью почти не было сна, откуда только силы на желание брались? И ведь по сей день такой! Всеволод же если и испытывал возбуждение, то снимал его без всяких рук — одними мыслями о разных гадостях. Ему нравились такие упражнения в воле, с детства их на любых желаниях практиковал. Даже в туалет мог себя не пускать, хоть ему и внушали, что это вредно. Он вдруг припомнил, как в автономке вышел из тела. В первый раз его это до чёртиков напугало — он думал, что умер, да и что можно подумать, когда видишь под собой собственное неподвижное тело. Быстро, правда с ним соединился, и конечно никому не стал об этом рассказывать. Но на второй раз не выдержал, поделился с Валериком. Тот объяснил феномен отсутствием женщины: «Крыша у тебя, Сева едет! Но ничего, это лечится». После службы с ним и впрямь больше ничего такого не случалось, сны как сны, обычная, забываемая сразу по пробуждению, чушь. Развод, считай отсутствие женщины, снова внёс во сны разнообразие, но теперь он не мог вспомнить, в чём оно заключалось. Йогой тогда увлёкся, а в книге по ней писали, что на сны, как на иллюзии ума обращать внимание не стоит. Всеволод задышал размеренно — притвориться уже спящим — ещё один неплохой способ заснуть, в той же автономке всегда помогало. Он висел в горизонтальном положении лицом вниз, и это единственное, что он ясно чувствовал. Было до того темно, что он не знал, как велико окружающее его пространство. Может его выбросило в бесконечность космоса, а может это была лишённая гравитации миниатюрная капсула. Вдруг низ осветился сразу десятками разноцветных огней, но понять, что это было, он не успел, а следом на глаза снова опустился чёрный занавес. Устав от темноты, он попробовал крутнуться вокруг своей оси. Получилось: теперь он висел лицом вверх. Сначала тоже ничего не видел, но постепенно зрение настроилось на слабый зыбкий свет. Через несколько мгновений осенило — это солнце видное с глубины, а сам он в подводной лодке, но не обычной, а с прозрачным днищем и потолком. Если прислушаться к себе, можно было ощутить некое поступательное движение. Сейчас его как будто потянуло вверх. Свет снова померк. И вдруг в этой черноте замерцали, похожие на гаснущий салют, искры: мириады белых искр. Они сложились в вытянутый в длину ромб. Края ромба приподнялись, взбаламучивая воду, плавно опустились, и в глаза ударил утренний свет. Он видел его с закрытыми глазами, и когда разлепил веки, интенсивность ничуть не изменилась. Но ещё более поразительной была потеря тяжести тела, оно как будто парило над диваном. Это было экстатическое, но пугающее ощущение. Всеволод себя растолкал, и понял, что чувство невесомости никуда не делось. Вскочив, он в пару прыжков добрался до ванной. Он не помнил, когда в последний раз просыпался вот так, без разбитости и затёкших членов, которые долго приходилось приводить в норму. Он через силу принимал душ, завтракал, выбирался на пробежку, и вот он не ходит, а летает. Единственно, отразившееся в зеркале лицо выглядело привычно немолодым. Он втайне надеялся увидеть там мальчишку. Не Всеволода Анатольевича, а Всеволода, или даже Севу. — Сева! — позвал отец. — Точно! — со смешком ткнул зеркало пальцем Всеволод. Хлопоты с отцом не вызвали привычной раздражительности, он даже не заметил как всё сделал. Пришла сиделка, и он едва сумел побороть желание заключить её в объятия и закружить по прихожей. Доехал тоже весело, без привычного страха перед встречей с Валериком. И скорость не была черепашьей, гнал, не боясь. В школу зашёл с главного входа, но двигаться дальше промежутка между дверьми не захотел — напала приятная ленца. Прислонясь к стене, он принялся ловить взгляды входящих детей и взрослых. — Кого-то ждёте, Всеволод Анатольевич? — остановилась перед ним психолог. Всеволод сразу подметил, что Инна Викторовна к нему неровно дышит, но отвечать не спешил, встречаться было негде, но главное, женщина не особенно ему нравилась. Плотная, коренастая — совсем не его типаж, но хуже всего была эта её неестественная, будто нарисованная улыбка, которой она одаривала всех и каждого. Вот и сейчас она, прямо как актриса из рекламы зубной пасты, демонстрировала ряд идеально белых зубов. — Не кого-то, а чего-то. Звонка! — Вот-вот прозвенит, — пропела Инна Викторовна, чуть скривившись. По-видимому, ожидала другого ответа. Чуть покачавшись на каблуках, ушла, и тут Всеволод увидел свою вчерашнюю пассажирку, как обычно, была она глубоко в себе, никого кругом не замечала. — Саша! — окликнул он её. — Что? Упёрлась взглядом в кроссовки Всеволода, будто в них было что-то жутко интересное. — Если тебе нужно специальное приглашение, то вот оно! У нас сегодня волейбол. Любишь волейбол? — Обожаю, — кисло ответила ученица уже себе под ноги. Всеволод собирался было спросить, как она вчера добралась, но тут в облаке табачного дыма вплыла Филатова. Заметив его, резко вздрогнула. — И ты, Марина, приходи! — Куда? — На физкультуру, куда же ещё! — А у меня справка теперь есть! С печатями. Вот! Попробуйте только, не примите! Филатова с нескрываемым удовольствием извлекла из сумки тонкую бумажку. — Ладно, изучу на досуге, чего тебе там состряпали! — Всеволод затрясся от рвущегося наружу смеха. — Какое такое воспаление хитрости. — А ты чего, Макарова уши греешь? Завидки берут? — обратилась Филатова к Саше. Всеволод и впрямь уловил в Сашином взгляде зависть. В другой раз это наверняка бы его расстроило, но сейчас он только звучно, чего с ним почти не случалось, хохотнул.