Чёрный мир. Книга 1

— Андрюшка, вылезай, давай, к тебе пришли! — Кто? Кто ко мне мог прийти? — Учитель твой и одноклассница. Сердце молотом заколотилось в ушах, Андрей глянул на свои почерневшие с дырой на пальце носки, штаны немытые, наверное, месяц, оттянул футболку. Душ он принимал не далее как вчера, но по футболке растекалось громадное масляное пятно. Андрей понятия не имел, как мог его поставить, бутылку с маслом, что ли жарко к себе прижимал? — Не впускай их пока! — прокричал он в панике. — Я уже впустила! Из ванной Андрей кинулся в комнату, в темпе разделся, натянул свежие трусы, отыскать их оказалось непросто — пришлось гору грязных перенюхать. Не без стыда он обнаружил, что несколько трусов слиплись от спермы — когда же он себя уже приучит отправлять их в стирку сразу после мокрого сна? Штаны поменял на нелюбимые, зато отдающие порошком джинсы, — тётка видно постирала. Футболки решил не менять, только скрыл её под худи. На спине её красовался инопланетянин, что могло быть истолковано Макаровой, — а пришла наверняка она, — как насмешка, но больше ничего постиранного как назло не нашлось. Дело оставалось только за носками, и тут Андрей заранее впал в отчаянье. Носки постоянно терялись, но это его не парило, он, как любил говаривать старик, надевал один московский, другой — ростовский, всё равно же под обувью не видно, но то на улице и в школе, а дома в ботинках не походишь! Из кучи носков Андрей извлёк два близких по цвету, оба носка были жёлтые, но один охристый, а другой цыплячий. Оставалось надеяться, что девчонка не сильно разбирается в оттенках. Для неё же старался! Вдруг у них сегодня что-то будет?.. Дезодорантом, впрочем, сбрызгиваться не стал, так явно обозначать, что он приводил себя в порядок, не стоило. Андрею казалось, что он собрался быстро, но по словам Всеволода Анатольевича этого нельзя было сказать. — Спал, что ли, опять? — спросил он, оторвавшись от разговора с тёткой. Макарова даже головы не подняла, сидела, рассеянно перелистывая журнал. Столь демонстративное равнодушие Андрея задело. Так старался, и вот! — Что вам от меня надо?! — вскипел он. — Да вот пришли тебя проведать, узнать, как ты жив, здоров, — с обыкновенной мягкостью отозвался Всеволод Анатольевич. — Можно подумать вам на меня не насрать! — Андрюшка! — прикрикнула тётка. — Ну чего ты так обиделся? — тяжко вздохнул Всеволод Анатольевич. Андрей, наконец, его рассмотрел, вид у него был неважный. — Слушай, у тебя кофе есть? Спать хочу, просто умираю, — объяснил он плохое самочувствие. — Есть, но… — Что, но? Не напоишь меня? — Он слабо улыбнулся. — Окей, пойдёмте. Андрей себя за такое просто ненавидел, довольно было ему улыбнуться, как от злости не оставалось и следа. С дядькой, правда, было иначе, но он не особо-то ему и улыбался, считал не достойным внимания куском говна, и Андрей платил ему тем же. Тётки зато побаивался, дерзил, конечно, но не так как дядьке. Дядьку он быстро выучил — угрозы у него редко переходили в действия, а вот тётка запросто могла применить насилие, или отбрить так, что мало не казалось. Как же он счастлив был, когда они разбежались, и вот опять приходилось терпеть её в доме. Андрей проводил Всеволода Анатольевича и его безмолвную тень — Макарову на кухню. Включил электрочайник. Пока был жив старик, пили молотый кофе, дядька же покупал исключительно растворимый, хорошо ещё, что не бурду три в одном. Всеволод Анатольевич отодвинул для своей спутницы стул. Присев, Макарова тут же прилепила к пошедшему пятнами лицу локоть. Всеволод Анатольевич, похоже, её мучений не заметил. Он опустился на своё место с заметным усилием, будто немощный старик. По праву хозяина Андрей сел во главе стола. — Терпеть не могу эту кухню! — выдохнул он. — Почему, Андрюша? — огляделся Всеволод Анатольевич, — уютно же здесь, просторно. Я такие кухни только в кино видел. — Вы не поняли? Он здесь… — Андрей приложил к виску собранный из пальцев пистолет. — Прости, может, тогда перейдём к тебе? — Нет! — воскликнул Андрей, пожалуй, чересчур громко. Всеволод Анатольевич даже уши ладонями прикрыл. — Вас я бы пустил, но не Макарову. — Я же тебе говорил, у неё в комнате тоже нет порядка. Макарова теперь ещё и ссутулилась. — Вы её совсем смутили! — Да? — Всеволод Анатольевич повернулся к скрытой под локтем ученице. — Извини, Саша. Макарова локоть убрала, но лишь на мгновение, как только Всеволод Анатольевич отвернулся, поставила его на место. — Мне кажется, она в вас влюблена, да нет, не кажется, я в этом уверен, — прыснул Андрей. — Думаешь? — всё тем же бесцветным тоном отозвался Всеволод Анатольевич. — Многим девчонкам нравятся мужчины постарше. — Ну не настолько же. — У меня плохо с математикой, но у моего старика с мачехой кажется, была такая же разница в возрасте. — Рыжов, ты заткнёшься или нет?! — наконец включилась в разговор Макарова. — В самом деле, Андрей, хватит Сашу смущать. Чайник, кстати, вскипел. Андрей намешал кофе всем троим, пододвинул блюдо с конфетами и печеньем. Бледные пальцы Всеволода Анатольевича оплели кружку. Андрей не мог отвести от его ладони взгляд, возникло желание её поцеловать, как он обычно целует себя, когда приспичит целоваться. Не целиком ладонь, а так похожую на рот складочку между большим и указательным пальцами. — Что ты так смотришь? — Перехватил его взгляд Всеволод Анатольевич. — Вы холодный? — Не знаю. Он протянул руки. Андрей смущённо их пощупал. Правая ладонь была немного нагрета бокалом, а от левой ощутимо веяло холодом. — Жесть! — Холодный, да? Я совсем не чувствую. Думаешь, меня стоит опасаться? Андрей пожал плечами. Сначала он ощущал злость, теперь перемешанную с жалостью нежность, страха не было и в помине. — Вас бы в ванну. — Не хочу, хочу спать, — с усилившей жалость капризностью отозвался Всеволод Анатольевич. — Так идите! У меня в комнате тепло, даже жарко! — Не могу Андрюша, мне домой надо. — Да что сделается с вашим стариком, если вы часок поспите?! Пойдёмте, я вас отведу. — Ладно, будильник сейчас только выставлю. Лёг он почти в ту же позу, в какой засыпал Андрей, лицом к стене. Андрей прикрыл его одеялом, задёрнул шторы, и тихонько выскользнул. Думал обсудить состояние учителя с Макаровой, но на кухне её не оказалось. В гостиной тоже сидела одна тётка. — А одноклассница моя где? — растерялся Андрей. — Ушла только что. В чём был, только шлёпки дядькины на ноги накинул, Андрей вылетел во двор. Макарова под скулёж Дружка свирепо возилась с замками. — Санёк, ты на меня обиделась, что ли? Да брось! Это же так очевидно. — Что очевидно? Помоги уже мне! — Что ты влюблена во Всеволода Анатольевича, я, кстати, тоже в него влюблён. — Рада за тебя! — Да было бы чему радоваться, — вздохнул Андрей. — Он же не ответит. Влюбиться в него всё равно, что влюбиться в кинозвезду. Макарова вдруг перестала терзать замок. — Он говорил тебе? — О чём? — О том, что похож на инопланетного командира из фильма «Отроки во Вселенной»? — Это что за фильм такой? — Не видел? Ну да, ты же современный подросток. — А ты будто нет, — усмехнулся Андрей. — Я вне времени! — гордо заявила Макарова. Он, наконец, разглядел цвет её глаз. Радужки были серыми, с чуть заметным оттенком зелени, но всматривался в них он совсем недолго, его привлекла выглядывающая из ворота куртки полоска белой, будто никогда не видевшей солнца кожи. — Давай отойдём немного! — Дотронулся Андрей легонько до локтя девчонки. — Зачем? — напряглась она. — Расслабься, Санёк, я тебе хочу кое-что показать. Андрей отошёл от неё, стал на плоский камень, — он закачался, но не сбросил, — с улыбкой подозвал. — В тебя бес, что ли, опять вселился? — Да подойди уже, наконец! Макарова робко подошла. Андрей взял её за плечо и развернул спиной к солнцу. — Смотри, какие длинные тени от тебя и от меня. Будто мы не карлики, а великаны! Позже эффект был бы заметнее, но и сейчас мы выше, чем есть. Я часто встаю так ясными летними вечерами, и зимним днём, а ты? — Может ты, конечно, не заметил, но я женского пола, а потому комплексов связанных с ростом у меня нет! — огрызнулась Макарова. Но взвинченности её Андрей не заметил, он, наконец, добрался до вожделенной шеи, прижался к ней губами, но почти сразу получил болезненный тычок в бок. — По яйцам может, ещё хочешь получить? Давай! — Макарова глядя исподлобья, поманила его указательным пальцем. — Зачем ты так, Санёк? Тебе неприятно, что ли было? Я думал, всем девочкам нравятся поцелуи в шею. Лицо Андрея пылало, ужасно было обидно. — Откуда такие сведения? Гуру пикапа просветили? Теперь к обиде примешался стыд, он и вправду вчера смотрел ролики об охмурении девчонок. — С таким отношением к мужчинам, помрёшь ты Макарова старой девой! — Думаешь, я переживаю по этому поводу? Ошибаешься! Худи с инопланетянином я, кстати, оценила. Мудаки твои гуру пикапа! — Мне просто нечего было надеть, — совсем пал духом Андрей. — Ага, конечно, ты не в первый раз посылаешь мне знаки через одежду. Мол, мы с тобой идеальная пара! Нет, Рыжов, нет, и ещё раз нет, был бы ты последним мужчиной на Земле, я бы на тебя не посмотрела! Андрей закрыл ладонями лицо, не хотел, чтобы эта мерзкая девчонка видела его слёзы. До двери добрался вслепую. Войдя, кинулся в ванную, закрылся, включил воду. Жить снова не хотелось, но бритв теперь в ванной не водилось, тётка все их убрала. Оставалось разве что набрать ванну и утопиться. — Андрюшка, открой! — Забарабанила по двери тётка. — Твоя одноклассница просит тебя выйти. — Чего ей от меня нужно?! Пусть катится к чертям! — Андрей, извини, не знаю, что на меня нашло. Может и вправду демон вселился, — залепетала Макарова. — Вселился? Скорее не выселялся никогда. — Уйдите, пожалуйста, — попросила вдруг девчонка тётку. — У нас тут личные разборки. — Личные разборки? А потом я буду вытаскивать из ванны труп племянника? Тётка с Макаровой отошли шептаться. Андрей не выдержал, вышел, и тут же получил оплеуху. — Будешь ещё так пугать?! — Ты бы лучше мою одноклассницу хорошенько стукнула! Под грозным взглядом тётки Макарова испуганно вжалась в стену. — Что ты ему сказала, что он так расстроился? Андрей вымыл и вытер лицо, но по нему, наверное, всё равно было видно, что он плакал. Тетка, судя по вопросу наверняка разглядела. — Обидные вещи, но я собираюсь извиниться. Если можно, наедине! Андрей невольно прыснул, так истерично Макарова ответила. На последнем слове даже пустила петуха. Тётка была всё равно что гора. Макарову слушать не хотелось, но за дуэлью с тёткой он бы понаблюдал, хотя и знал заранее, что продлилась бы она недолго. — Ты хочешь с ней говорить? — Не особо, — честно ответил Андрей. — Я была в Чёрном мире! — вдруг заявила Макарова. — Это ты хочешь, надеюсь, обсудить? От её слов Андрея затрясло, воспоминания о последнем посещении другой реальности ещё не утратили свежести. — Чёрный мир? Это что такое? — вклинилась тётка. — Сексшоп! — нашёлся Андрей. — Окей, давай обсудим. Он бесцеремонно схватил Макарову за руку и толкнул к лестнице. — Куда ты её потащил? — снова напомнила о себе тётка. — И где твой учитель? — Спит у меня в комнате. — Чего это? — Приболел. Не буди его. — А девчонка? Андрей вздохнул, вот он ещё не отчитывался! — Что ты за неё переживаешь?! — Да я не за неё, а за тебя переживаю, тупая твоя башка! — Ты же не обидишь меня снова, а, Санёк? — Нет, — сквозь зубы ответила Макарова. — Обидишь, будешь иметь дело со мной! В этот момент Андрей прямо проникся к тётке. — Куда, мы идём, Рыжов? — дрожащим голосом осведомилась Макарова на площадке второго этажа. — В комнату боли, где я буду тебя пороть! — шепнул Андрей ей на ухо. — У тебя, что ни шуточки, то дебильные! Подавив смешок, он втолкнул её в запылённый отцовский кабинет. Включил свет. Здесь даже в самый яркий день стоял холодный сумрак. Макарова чуть не с порога уставилась на книжные полки, Андрей сел в кресло отца. В детстве он находил в таком времяпровождении особый кайф: зайти в кабинет, усесться в кресло, засунуть в рот карандаш, имитируя сигару старика. Теперь всё изменилось, как только комната перестала быть запретной, он появлялся здесь лишь в поисках заначек дядьки. — Макарова, иди уже сюда, — позвал он, шаря ногой под столом. Не оставил ли дядька для него подарочка? Девчонка присела на стул с другого конца стола. — Прежде я хотела бы извиниться… — Неужели ты думаешь, что я тебя прощу?! — Я бы тоже не простила. Ты просто знай, что смерти я тебе не желаю, желала бы, не пришла извиняться. Да, как мужчина ты мне неприятен, но это мне — ненормальной. — Если бы только тебе, — вздохнул Андрей. — Маринка не прочь была с тобой замутить! Почему ты с ней не попробовал? Она думала, что ты гей, и ты признался, что влюблён в физрука… Тогда я не понимаю, что ты ко мне-то лезешь?! Это потому, что я на женщину не похожа? Андрей против воли рассмеялся, собирался быть суровым, но продержался, как обычно, недолго. В босса тоже надоело играть, он поднял ноги на сиденье, и скукожился, привалившись к спинке. — Чего ты ржёшь? Ты меня даже зовёшь на мужской вариант. А если бы я тебя звала… не знаю… Адрианой? — Адриана? А что? Прикольно! — Впредь только так тебя и буду называть! — Будет ли это «впредь»?.. — помрачнел Андрей. — Что ты видела? — Боюсь, придётся рассказывать дважды, для тебя, и физрука. Ты сможешь ему передать? — Постараюсь, но я не мастак говорить. — Это уж точно! Это твоё «типа» меня просто вымораживает! «Сначала Всеволод Анатольевич к моей речи привязался, теперь Макарова, сговорились они, что ли!» — подумал Андрей, а вслух спросил: — А есть что-то, что не вымораживает? — Так сразу и не вспомнить… — Ну вот, а обещала, что не будешь обижать. Почему ты хочешь, чтобы я передал твой рассказ Всеволоду Анатольевичу, почему не расскажешь ему сама? — Я слишком сильно его смущаюсь, — будто боясь, что учитель подслушивает за дверью, понизила Макарова голос. — Так сильно в него влюблена? — ухмыльнулся Андрей. — Да не в него, господи! В киногероя! Была одно время. Разве можно влюбиться в физрука? Не знаю более бесполезного предмета, чем физкультура. Ну, может ещё ОБЖ… — И труды! — напомнил Андрей со смехом. — Не знаю как у вас, а у нас это лютая хрень. Сколько лет учусь, столько слышу, что у меня руки не тем концом вставлены! — Обо мне на технологии то же самое говорят. — Ну вот, разве же мы не идеальная пара?! — Рыжов, — с шумом выдохнула девчонка. — Противоположности сходятся. — А я считаю иначе — подобное к подобному. — Ну как тебя не обижать, когда ты так бесишь?! Она перевела дыхание, как будто и в самом деле Андрей её вывел, он искренно не понимал чем. — Знаешь, Санёк, я что подумал? У тебя же смарт с собой? Включи диктофон, а потом скинь запись Всеволоду Анатольевичу. — Точно! Вообще я сразу после сна на диктофон, что помнила, наговорила, но боюсь, ту запись способна разобрать только я. Надеюсь, сейчас моя речь будет менее сбивчивой. Она достала смартфон, набрала воздуху. — Номерок-то свой мне дашь? — Нет! — А ВК? Телегу? Ватсап? Где ты есть-то? — Тоже нет. Никаких контактов, Рыжов! Не хочу, чтобы ты меня доставал. Сосредоточься, задавай вопросы исключительно по теме! И давай без шуточек! Перед тем как включить запись, она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, будто нырять собиралась. — В Чёрном мире я видела мутно, как через грязное толстое стекло. Симбионта я тоже не различала, даже слабой тени, но хорошо ощущала его присутствие. Он объяснил, что моё зрение для созерцания его мира не настроено. Та же ситуация с его взглядом на наш мир. Чёрные глаза, которых мы боимся, это глаза тела сновидения, только через него симбионт может видеть в нашем мире. — Ну не знаю, я видел Чёрный мир чётко, причём наяву! — с жаром возразил Андрей. — Видимо тогда симбионт в тебе укоренился, и через его глаза ты смог воспринять Чёрный мир. — Ты спросила его, почему он говорит только с тобой? — Я ничего не спрашивала, рада, конечно, была бы, но ничего не приходило на ум. Кроме своего симбионта, я чувствовала присутствие ещё двух, думаю, они были вашими симбионтами. Не знаю, почему они с вами не говорят. Может ещё не время, или природа у них другая. Как, кстати, понимать слова физрука, что симбионт говорил через тебя? — Так и понимать! Я мало что помню. Как ты этого другого называешь?.. — Симбионт! Сколько раз повторять?! — Короче, мой симбионт болтал с симбионтом в теле Всеволода Анатольевича. — Да? И что представляет собой его симбионт? — Не хочешь сначала спросить, кто живёт во мне? — Такой же засранец, как ты, очевидно же! Андрей снова засмеялся. — Хватит уже ржать, у меня зарядки мало! Говори, что помнишь. — Да мало я что помню! Симбионту Всеволода Анатольевича, кажется, не нравилось говорить через рот, а моему это нравилось. Насчёт засранца ты права, мой симбионт — жуткий. Ему всё равно, погибну я или нет, а твой симбионт тебя вроде как оберегает. — А симбионт физрука? — Ему, по-моему, всё равно. Он даже участвовать в этом всём не хотел. — В чём? — Спроси, что полегче! Андрей положил руки на столешницу, как недавно Всеволод Анатольевич. — Тебе знаком этот жест? — Да. Физрук меня сегодня им искушал. И тебя тоже. Что это значит? — Ты знаешь, что это значит. — Нет. — Ты забыла, что происходило в подъезде? — Плохо помню, если честно. Зато хорошо помню сон, в котором симбионт схватил меня за руки, нажал на запястья большими пальцами, и в меня прямо через них начала вливаться темнота. — Не знаю как во сне, но наяву, этот жест выключает волю, но нужен ещё контакт через глаза. Признаться, Санёк, меня так и подмывает на ком-нибудь этот приём опробовать! Только вот боюсь, симбионт должен быть в это время во мне. — Ты жуткий тип, Рыжов, — пробормотала Макарова. — Это же не шутки, как вообще можно шутить, после того, что случилось с Максимом? — Да, ты права, забавного тут мало. Выключай диктофон! Она послушно нажала стоп. — Я уже не раз позавидовал Максу, — прошептал Андрей. — Позавидовал? Тебе реально, что ли, жить не хочется? — А что хорошего впереди? Я думал, мы типа будем вместе. — Разве я тебе давала повод? — Мы на самом деле очень похожи, я, как и ты живу фантазиями. — Мне очень жаль. Повисла тягостная тишина. Андрей теребил цыплячий носок. Только сейчас рассмотрел его рисунок — по кругу будто в поддержку расцветки вышагивали улыбающиеся цыплята. Вот стыд-то будет, если Макарова тоже их углядит. Он подсунул ногу под зад. — Ручку и бумагу мне дай! — вдруг потребовала Макарова. — Зачем? — Мне удобнее визуализировать информацию. — Визуализировать! ОМГ! Где ты слов-то таких набралась? Из книжек? — Именно. А ты Рыжов, вообще что ли, не читаешь? — Слышала бы ты гонор свой! Представь себе, читаю. — И что? — Думаешь, я перед тобой сейчас сыпать фамилиями, что ли начну? — Почему нет? Не понимаю я этого твоего желания казаться дауном. Гуру пикапа наверняка не этому учат. Впервые меня в тебе что-то заинтересовало, уж мог бы ответить нормально. — Окей, люблю читать про кровь, кишки и всё такое. — Чака Паланика, что ли? — Неужели, читала? — Нет, но наслышана. А нон-фикшн читаешь? — Такой взгляд, — фыркнул он, — только очков не хватает, будешь вылитая Марьиванна! На училку, сто пудов, поступать собралась, и я даже, наверное, могу угадать факультет! — Ну? — Филологический! Все кто любят читать, прут на него. Судя по её реакции, — покачивание головой с кривой улыбкой, Андрей понял, что попал в точку. — Это же так уныло! Лучше б ты на астрономию с физикой подалась, по космическому, так сказать, профилю. — У меня не настолько хорошо с математикой. А ты на кого идти хотел, умник? — Да мне всё равно, может, как и ты стал бы филологической девой. — Ага, с твоей любовью к классической литературе, там тебе самое место! Ну, ты мне ручку-то с бумагой, даёшь? — А что самой встать, взять не вариант? Боишься приблизиться ко мне? — Рыжов, тебя, наверное, даже тараканы не боятся! Но в тебя в любой момент может вселиться симбионт, а он у тебя кошмарный. — Это же не случается вот так по щелчку… — А как случается? — Будто сама не знаешь! — Нет, у меня опыта вселения, по крайней мере, длительного не было. Не могу такого припомнить. Что при этом чувствуется? Можешь описать? — Могу попробовать. Сначала настроение меняется, резко так пофиг, что ли на всё становится… — Тебе, по-моему, всегда на всё пофиг. — Можешь не перебивать? Мне и так сложно с мыслями собраться! Ну вот… Становится холодно, но потом к этому холоду привыкаешь, перестаёшь замечать. Да! Ещё думать сложно или даже невозможно, тупняк короче полный накрывает. Что головой качаешь, хочешь сказать, что я и так не думаю? Нет, думаю. Иногда. — У физрука твоего любимого тоже всё так? — Я не спрашивал. Не понимаю, почему ты относишься к нему с таким презрением? Ну да он физрук, но не всем президентами быть, или кого ты там за людей считаешь? — Космонавтов, — неожиданно призналась Макарова. — Серьёзно? Отдалась бы первому встречному космонавту? — Рыжов! — Не знаешь, кстати, как в невесомости перепих происходит? Раз космонавты заводят, наверняка же гуглила! — Невозможно с тобой! За какие только грехи мне приходится с тобой иметь дело?! — За гордыню же! В список семи смертных грехов, между прочим, входит! Макарова, наконец, поднялась. Прижимаясь к шкафу, она обошла кресло, и, задержав дыхание, извлекла лист из папки и карандаш из ящика, после чего с выдохом облегчения возвратилась на место. Андрея душил смех, Макарова и так почти всегда выглядела пришибленной, но тут сама себя превзошла. — Так, — не обращая внимания на корчи Андрея, проговорила она, — разделю лист на три столбца: мой симбионт, твой, и физрука. Что мы знаем о твоём симбионте? Он кровожаден и подавляет чужую волю. И я догадываюсь, какой вид принимает в сновидении. — Какой же? — Невысокий голый уродец без рёбер и губ, с чёрными глазами и увеличенными предплечьями. Вылитый, ты, короче! — Надеюсь, ты сейчас пошутила. — Надейся! — довольно усмехнулась Макарова. — Что ещё? Он похотлив, хотя они все похотливы… — А вот и не все! Другое «я» Всеволода Анатольевича сексом, как я понял, не интересуется. Мой симбионт, кстати, назвал его творцом. Да точно! Творец! — Творец? А твой друг тогда кто — разрушитель? А мой получается — хранитель? Да, так их легко разделить. Но я в замешательстве — думала, что твой симбионт тоже мой… — Как в сновидении выглядит твой друган? — А ты ещё не догадался? — Как Всеволод Анатольевич? Ой, умора! А они весёлые ребята! — Да уж, — хмуро кивнула Макарова. — И боюсь взаимозаменяемые. Во сне-то можно прикинуться кем угодно, даже я это могу, что уж говорить о них. И вот я думаю, а действительно ли я виделась со своим симбионтом, что если твой подделывался под него? Может он и предлагал пустить вас в расход? Хранителю-то непонятно зачем такое предлагать… Хотя… Я же этого хотела… — Меня это так взбесило! Вот ты меня сегодня сильно унизила, но я даже мысли такой не допустил… — А внешность творца? Знаешь об этом что-нибудь? — скрыв лицо под рукой, вернулась к теме Макарова. — Знала бы ты, сколько дней я мучил память! И в итоге сказать-то нечего, хотя точно помню, что разговор был не короткий. Вроде мой что-то говорил об индейце. — Индейце? В самом первом сновидении я видела красивого парня, помню, подумала, что он похож на азиата, но может и на индейца. Они вроде бы к одной расе принадлежат. Он потом, кстати, скатом обратился, а физрук говорил что-то про глубоководное чудовище. Значит это его симбионт? А мой с его внешностью… С ума сойти! — Похотливый Всеволод Анатольевич, понимаю теперь, почему ты в его присутствии сквозь землю готова провалиться! Андрей так смеялся, что надорвал пресс. Чем больше надувалась Макарова, тем больше он распалялся. — Вы не дерётесь тут? — вдруг всунулось в дверь свиноподобное лицо тётки. — Как видишь, нет. Слуш, а что у нас на обед, сегодня? — В школу начнёшь ходить, будут тебе обеды, а пока, что найдёшь, то и сожрёшь! — Ты очень любезна. — Я в гостиной. — Сериал свой тупой пошла смотреть? — Это ты тупой, а не сериал. Она прикрыла дверь. — Она нас не подслушивала, как думаешь? — встревожилась Макарова. — Даже если и подслушивала, что с того? — пожал плечами Андрей. — У нас же разговор двух шизиков. — Вот именно! Ты знаешь, что физрук к психиатру идти с нашей общей проблемой хотел? — Не-а. И что? Не сходил? Предпочёл психолога? — У него с ней, по-моему, ничего не склеилось. Он так огрызнулся, когда я о ней его спросила! — Лучшая новость за день! Я бы не пережил, если бы он с ней сошёлся! Вот если бы с тобой, прикольно было бы, хоть поржать. — Ну, спасибо, считаешь, что со мной сойтись можно только по приколу? Ты поэтому внимание стал мне уделять? Или подумал, Макарова такая уродина, что уж точно мне не откажет? — Я не считаю тебя уродиной! Может и не топ-модель, но симпатичная, местами даже красивая! Скулы эти твои монгольские… Может из-за них тебя Макс инопланетянкой и прозвал… Глянь, кстати, у меня и спереди инопланетянчик есть, махонький совсем. Андрей погладил пальцем пришитую над грудью зелёную головку. — Стараешься меня умилить, что ли? Напрасно! Я терпеть не могу детей, а ты такой прямо совсем ребёнок! — Не любишь детей? Чайлдфри, что ли? — А ты любишь? Хотел бы? — Не знаю, иногда спускаю и думаю с грустью, мог бы быть ещё один Рыжов… или Рыжова, что даже лучше. Я больше дочку хочу! С другой стороны — дети это такой гемор! — Вот именно. И нам с тобой уж точно свои гены передавать не стоит. — Насчёт себя согласен, а с тобой-то, что не так? А, ты что-то говорила о своём больном братце… — Да, я зла на мать, что она впустила в мир — уродину меня и больного его! — Да не уродина ты! Кто тебе такое внушил? — А ты собой доволен? — Смеёшься, что ли? — Рост это же ерунда. — Просто найди себе девчонку по нему? Андрей расхохотался, снова впустив боль в расслабившиеся было мышцы пресса. — Можешь ответить мне на один вопрос, только серьёзно? — Да, Санёк, конечно. Андрей схватился за живот, ещё одного такого приступа он точно не переживёт. — Ты то смеёшься, то плачешь, у тебя психика такая развинченная, или ты сейчас под наркотой? — Я сейчас чистый. — Психика, значит. Ясно. У неё вдруг зазвонил телефон, она пугливо приставила палец к губам. — Да? Всё ещё в школе. Задержалась в библиотеке. Нет, не надо встречать, я сразу на маршрутку сяду. Нет, — устало выдохнула она. — Говорю же, скоро буду. Отключилась, угрюмо посмотрела на экран. — Библиотека! — прыснул Андрей. — Хотя эта комната и вправду похожа на библиотеку, старик для виду кучу книжек здесь понаставил. — Он их не читал? — Не думаю, что у него было на это время. И он, не тупой был, может поумнее нас с тобой! — Да я ничего не говорю… — смутилась под его напором Макарова. Андрею тоже стало не по себе, с чего это он взялся защищать старика? Он перевёл взгляд на стену. Обои на месте снятой им после гибели старика кабаньей головы выделялись ярким пятном. — Пообедаешь со мной, Санёк? Мм? Что найдём, то сожрём! Скажи, звучит аппетитно? — Нет, мне домой надо. — Тебя всегда так пасут? Или это из-за меня? — Час уже, наверное, прошёл, — решила она не отвечать на вопрос. — Не будет ли злиться твой возлюбленный, что ты его не разбудил? — Да не прошёл ещё, и я будильник ему, как он и просил, поставил. Давай пожрём, а? Приём жратвы вместе это завуалированный секс, знаешь такое? — Ты думаешь, я после таких слов пойду с тобой есть? — В столовке бываешь же иногда, вот там оргия так оргия! — Андрей с трудом удержался оттого, чтобы снова расхохотаться. — Харе ломаться, пошли, наверняка не жрала ничего с самого утра. Он вскочил, Макарова тоже. — Ха-а, ну ты шуганутая! Они спустились, Макарова, тяжело выдыхая через нос, как будто в ней было столько же кило, как в тётке. — Тэк-с, что тут у нас? — изучил Андрей холодильник. — Картоха тушёная с мясом. Будешь? — Мне всё равно. — Что значит всё равно? — обернулся Андрей. — Что дают, то и ешь? Ой, не верю! — Откуда ты меня так хорошо знаешь? — Забыла, что ли? Принцип подобия! Андрей поставил в микроволновку две маленькие тарелки. Ему нравилось всё миниатюрное — у него даже вилка была детская. Казалось, так вкуснее. Испугавшись, что девчонка обвинит его в жадности, он впрочем, спросил, не мала ли порция. Макарова ответила, что не уверена, что хоть кусок сейчас проглотит. — Нервничаешь, что ли? Да релакс, бейби. Давай позалипаем в микроволновку? Мой любимый сериал! Микроволновке Макарова предпочла смарт, сначала пялилась в него с деланным интересом, потом ела, им закрываясь. Андрей тоже налился молчаливой хмуростью. Обед на кухне был ему в тягость. Хотя во второй половине ясного дня тут становилось по-особенному уютно: солнце многократно отражалось в металлических поверхностях, плыло золотистым облаком над полированной столешницей. — Ты же дождёшься пробуждения Всеволода Анатольевича? — спросил Андрей после чая. — Он наверняка будет спрашивать о тебе! Невежливо будет, если уйдёшь. Хотя ты уже пыталась… — Хорошо, дождусь, — скривилась Макарова. — Кстати, могу тебе поставить мелодию, что я наиграл на гитаре, когда во мне был симбионт… — Чтобы и я провалилась в Чёрный мир? Нет, спасибо. — Ну вот, талант хотел продемонстрировать… — Не свой, Рыжов, не свой. Иди, буди физрука. — Он, наверное, сам уже встал, если его дешманский телефон, конечно сработал! Андрей услышал трель надрывавшегося будильника ещё с лестницы, и захолодел: любой бы уже давно от столь громкого звука проснулся. Войти стоило усилий: ноги отказывались подчиняться мозгу. Всеволод Анатольевич лежал в той же позе, в какой заснул. Дрожа всем телом, Андрей приблизился к дивану. Первым делом выключил будильник, — от него всё равно не было никакого толка. Перелез через учителя, задержал участившееся из-за паники дыхание, и в надежде услышать сонное посапывание, жадно вслушался в тишину. Пришло воспоминание: он маленький каждую ночь ходит проверять, жива ли бабушка. Не сразу это у него началось, бабушка конечно приговаривала, что скоро помрёт, но для него это было лишь ещё одно слово из непонятного языка, на котором говорили взрослые. Слово разъяснилось, когда отец взял его на охоту. Уже с яслей он об этом мечтал, за ноги его хватал, каждый раз, когда тот направлялся к двери с ружьём, и однажды — ему тогда как будто исполнилось шесть, — отец сообщил радостную новость, они едут на базу вместе. Поначалу Андрюша был от происходящего в восторге: друзья отца улыбались ему, давали потрогать свою необычную, в зелёных пятнах одежду, носили на плечах, так высоко, что казалось, будто он летит. Всё изменилось, когда они гордо свалили перед ним свои трофеи. У него тогда истерика началась, и так просто это потрясение не прошло. Его начали преследовать кошмары. Стоило прикрыть веки, как являлась гора животных с остекленевшими глазами и недвижными боками. Гора заслоняла собой всё поле зрения, и чем дольше он всматривался, тем яснее замечал шевеление. Должно быть внизу оставались раненные, задыхающиеся под весом трупов животные. Хотелось им помочь, но не было рук, только глаза и позже проявляющийся в стоне рот. Недобитое зверьё скоро связалось в уме с угасающей бабушкой. Андрюша несколько раз за ночь вскакивал, чтобы проверить, что она дышит. Никак не мог заснуть, пока не убедится. Отец говорил, что все люди умирают ночью, а так как слово его для Андрюши было — закон, он не сомневался, что ночью бабушка и скончается. Но умерла она утром, на его глазах. Отец умчался на работу, а некстати приболевший Андрюша остался дома. Он как раз думал, чем заняться, как вдруг из спальни донёсся странный горловой звук. Прибежав на него, Андрюша увидел, как бабушка затряслась всем телом, выдохнула и замерла с раскрытым ртом. Забравшись на кровать, он попытался её растормошить, но ничего не выходило. И тут в него прокрался холод понимания. Он вдруг припомнил тех несчастных животных. Он так кричал, что в квартиру скоро постучались соседи. С тех пор он перестал доверять словам отца, и с каждым годом это доверие всё больше терялось, пока не пропало вовсе. И вот он снова слушает дыхание и не слышит. Он опустил к носу учителя трясущуюся ладонь. Ещё не дойдя до ноздрей, она столкнулась с некой упругостью. Всеволода Анатольевича точно бы опутывал водяной кокон. Он всё-таки дышал, но редко и слабо. Андрей тряханул его. Хлестнул со всей дури по щекам. Паника прибавила сил, и тут же забрала обратно, Андрей безвольно опустился рядом. Немного подышал, стараясь успокоиться на отслеживании вдохов и выдохов. Встал, на автомате дошёл до двери, спустился по лестнице. — Что случилось? На тебе лица нет, — спросила Макарова. — Я не могу его добудиться, — ответил Андрей показавшимся ему чужим голосом. — Меня в последнее время тоже добудиться не могут. — И меня! Но мы, чёрт возьми, молоды! Ты не понимаешь, что ли?! А что если он?.. Выговорить так и просящееся на язык слово он не решился из суеверности. В попытке привести себя в чувство, вошёл в ванную, подставил лицо под кран, и чуть не двинулся об него затылком, таким резким было озарение. Он схватил пульверизатор, включил горячую воду и, подставив горлышко под струю, забубнил как заклинание: «Быстрее давай набирайся, быстрее»! Девчонка, сложив руки на груди, ждала за дверью. — Пойдём, Санёк, брызнешь ему в лицо. Я не уверен, что смогу. — Тебе уже не стыдно за свою комнату? — А, к чёрту! Всё равно я для тебя — дно! Войдя, Макарова с интересом завертела головой. У Андрея это вызвало прилив раздражения, он грубо подтолкнул девчонку к дивану. — Надо бы перевернуть его на спину. Поможешь мне? Он тяжёлый, наверное… — А ты сколько весишь, Рыжов? — Не знаю, около пятидесяти. — Мы с тобой и веса примерно одного, да уж… — Залезай сюда. Да не стесняйся, блин! Андрей стянул с Всеволода Анатольевича одеяло, расстегнул ворот олимпийки. Пунцовой Макарова сделалась до того, как толкнула учителя. Андрей с тоской подумал, что не будь ситуация столь ужасной, он бы посмеялся. — Встаём, и ты брызгаешь на него, — приказал он всё тем же не своим голосом. — Рыжов, отцепись! — Мне страшно! — Отцепись, или я не буду нажимать. Он с обидой отпрянул, о чём она вообще думает! Лучшего звука, чем тихий стон, для Андрея сейчас не было, он стремглав кинулся к дивану. — Всеволод Анатольевич, вы живы! — Он с облегчением принялся нацеловывать мокрое лицо. — Вы живы, живы. Да откройте же глаза! Веки затрепетали, но учитель по-прежнему не мог выбраться из дрёмы. Вспомнив сказку о спящей красавице, Андрей поцеловал его в губы, и тут Всеволод Анатольевич и в самом деле очнулся. Посмотрел на него сонно. — Как я рад, как рад, что вы живы! Андрей не жалел поцелуев. — Рыжов, что ты делаешь? — спросила Макарова и, не дождавшись ответа, вышла, громко хлопнув дверью. Всеволод Анатольевич запротестовал недовольным стоном. — Я вас люблю! — горячо дышал ему Андрей в ухо. Он дико возбудился, никак не мог себя обуздать. Да и не хотел, понимая, что другого такого шанса, скорее всего, не будет. — Где вы хотите, чтобы вас поласкал? Учитель перевернулся на спину, всмотрелся в лицо Андрея. Сонная муть уходила из глаз. — Что ты несёшь? Андрей понимал, что лучше ему сейчас встать, сделать вид, что ничего не было, но чувства затмили разум. Он выдохнул: — Я люблю вас! Потянулся к губам Всеволода Анатольевича, но встретился с его рукой. Не растерялся, впрочем, жарко прижался к ней. — Слезь с меня немедленно! Он только сейчас заметил, что забрался на Всеволода Анатольевича. Что было делать — подчинился. Всеволод Анатольевич, наконец, сел. — Ну и что это было такое? — Что? — Не прикидывайся дурачком! Воспользовался моей беспомощностью. — Так говорите, будто я вас изнасиловал. Вам было неприятно? — Боже, Андрей! У тебя совсем, что ли с головой непорядок? — Да что такого-то? — Действительно! Андрей прыснул, Всеволод Анатольевич умилял, хотелось снова осыпать его поцелуями. — Ты ещё и смеёшься. — Вы такой милый, когда сердитесь! — Да, думаю в этом всё дело, я был с тобой слишком мягок, и ты понял это неправильно. Больше я к тебе не приду. — Что? — едва расслышал себя Андрей. Уши будто ватой заложило. — Что слышал! — пробилось издали восклицание Всеволода Анатольевича. — Запретить тебе являться на мои уроки я, конечно, не могу. Там ты можешь со мной видеться, но больше никаких визитов к тебе домой! И надеюсь, что ты не начнёшь преследовать меня как Макарову. Не хочется тебе угрожать, но если сюда нагрянет полиция, то наверняка найдёт что-то интересное. — Да что вы такое говорите?! Андрей пытался сдержаться, но слёзы брызнули из глаз, прямо как совсем недавно вода из пульверизатора. — Ну что ты плачешь? Как девчонка, в самом деле. Ладно, беру свои слова о полиции обратно, что бы ты мне ни сделал, я конечно на тебя не донесу. Но остальное в силе. — Но за что? — перешёл на шёпот Андрей, ком в горле не давал говорить в голос. — У меня никак не получалось вас разбудить. — И ты не нашёл другого способа? Мне даже думать об этом тошно. — О чём? О моих поцелуях? Они такие неприятные? А! Я совсем забыл рассказать! Когда я задремал у вас на кухне, и вы меня тронули, это было так обжигающе! Наверное, вы почувствовали то же от моих губ? Вам было больно, поэтому вы сердитесь? — Какие поцелуи, господи ты боже?! — Как вы себя чувствуете? — попробовал Андрей сменить тему. — Ужасно я себя чувствую во всех отношениях, спасибо тебе большое! Где Макарова, кстати? Она вроде была со мной. — Не знаю, может домой убежала. — Не выдержала порнографии, что ты творил? — Походу, да, — хохотнул Андрей. — Вам кофе сделать? — Не хотел тебя просить, но без кофе я, наверное, не встану. — Опять клонит в сон? Не спите, а то ведь вы теперь знаете, как я бужу! — Андрей снова усмехнулся, но на душе было неприятно, Всеволод Анатольевич вместо того чтобы ему улыбнуться, закрыл лицо руками. — О, ты здесь! — столкнулся Андрей с Макаровой на лестнице. — Он спрашивал о тебе, зайди. — Я с тобой лучше зайду. — Да блин, он еле живой! Макарова кивнула, но не сдвинулась с места. — Дверь мне открой! — приказал Андрей, уже поднимаясь с подносом. — Я в домработницы, что ли тебе нанялась? — проворчала Макарова, но дверь открыла. — Зайди и посуду с табуретки убери. — Блин, Рыжов! — Ваш кофе! — громко провозгласил Андрей. Непонятно было дремлет ли учитель, или просто сидит с закрытым лицом. Оказалось, просто сидел, он тяжело вздохнул и коснулся губами чашки. — Саша, ты тоже участвовала в моей реанимации? — спросил он после глотка. — Э-э… ну можно и так сказать, — промямлила Макарова. — И почему же ты не прекратила домогательства Андрея? — Я думала, он ваш мальчик! — с непонятной Андрею мстительностью заявила она. — Как ты могла такое подумать? Это же противоестественно. — Откуда мне знать, что для вас естественно, а что нет. Всеволод Анатольевич смотрел на неё, она — на самый любимый у Андрея плакат на стене. — Нравится Кобейн? — спросил Андрей, в надежде разрядить обстановку. — Мне кажется, я на него похож. — Не льсти себе, — через губу ответила Макарова. Всеволод Анатольевич тоже оглянулся на плакат. — Кто это? Рок-музыкант? — Ага, который себе башку из ружья отстрелил. — И ты об этом каждый раз думаешь, когда на него смотришь? У тебя на самом деле непорядок с психикой, Андрей. — Нет, я об этом не думаю… Мне просто смотреть на него приятно. У вас, кстати, такая же, как у него ямочка на подбородке. Это такой секс! Не успел он поделиться всеми своими восторгами, как Всеволод Анатольевич нажал на вызов. — Вы кому звоните? — забеспокоился Андрей. — Такси себе вызываю. Саша, ты с ним останешься? — Нет, я домой! — Дойдёшь, или боишься одна? — Мы вообще-то с ней помирились, — встрял Андрей. — Сначала поссорились, а потом помирились. — Это так? — Так, — нехотя признала Макарова. — Вы сами оставили меня ему на растерзание, ещё какие-то претензии ко мне. — Тётка же его здесь. — Там такая тётка, что страшнее демона! Андрей затрясся от хохота, никак не смог удержаться. Жаль, учитель даже не улыбнулся. — Вы мне позвоните? Позвоните же? — быстро он успокоился, поглядев на него. — Напишу. Мне неприятно слышать твой голос. — Ну вот, не думал, что вы такой обиженка. — Заткнись, а! — И грубиян к тому же. — Всё, с меня довольно. Пошли, Саша. — А набор для реанимации? — засуетился Андрей. — Давайте я вам термос налью, и пульверизатор дам… Айн момент!