Чёрный мир. Книга 1

Андрей проснулся от приступа дурноты, в своей излюбленной позе, на левом боку, зубами к стенке. Кругом было темно и тихо, только едва слышно тикали часы. Он закаменел, в затылок ему кто-то ровно дышал. Но это было полбеды, судя по ароматам от волос и кожи, его вымыли, а вот одеть не потрудились. Щёки и шею обожгло усилившим тошноту пламенем. Он невольно простонал, с ужасом осознавая, что дыхание за спиной сбилось. — Андрюша, что такое, опять плохо тебе? — прошептал Всеволод Анатольевич. — Где моя одежда? — спросил Андрей, едва разлепляя губы — вонь изо рта сшибала нюх. — Я её застирал, но может уже и высохла. Трусы так точно должны были. Принести? Андрей коротко кивнул, не надеясь, что Всеволод Анатольевич его поймёт, но он понял. Поднялся с тяжёлым вздохом. Спал он поверху одеяла, но Андрею всё равно хотелось провалиться от стыда. Неловкость, правда, глушилась сильнейшим недомоганием; чем больше времени проходило с момента пробуждения, тем хуже Андрей себя чувствовал: к тошноте присоединилась мигрень, голова казалось, сейчас лопнет. — Держи, — протянул Всеволод Анатольевич трусы. Андрей несмотря полутьму — свет из прихожей едва пробивался, натянул их под одеялом. Встал и на дрожащих, как после тяжёлой болезни ногах пошлёпал в ванную. Там его вырвало, немного мимо унитаза, но одной водой. В зеркале отразилось опухшее лицо с зелёными тенями под глазами, сияющие волосы над ним казались скопированными с чужого портрета. Андрей оглянулся, Всеволод Анатольевич стоял у двери. — Чего пялитесь?! — Тебе какой воды налить, простой или минеральной? Андрей не ответил. Пощупал вывешенную на змеевике футболку, она была противно влажной. — Футболку принести? Сейчас. Горловина у притащенной Всеволодом Анатольевичем футболки была широкая, но Андрея так колотило, что он влез в неё с трудом. Снова хотелось блевать, но было уже нечем. — Налил минеральной, выпей, — протянул учитель стакан. Обессиленно опустившись на унитаз, — мокрый обод вызвал омерзение, — Андрей потихоньку цедил воду, казалось, что выпитое залпом сразу же отправится обратно. — Здесь будешь сидеть? — спросил Всеволод Анатольевич. Интонации были приторно ласковые, таким же голосом, как вспомнил Андрей, он зазывал на диван для укола. — Вы опять меня кололи? — Нет! Мне, конечно, ничего не мешало, но я не знал, как анальгетик прореагирует с тем чудовищным количеством алкоголя, которым ты накачался. — Не было никакого чудовищного количества! Я просто быстро пьянею. — Тебе пить значит противопоказано. — Мне было больно! — Ну конечно, в первый раз напился! — Подите вы нахуй! Всеволод Анатольевич поцокал языком. — Сейчас-то за что меня посылаешь? — За всё хорошее! — Вот именно! Весь вчерашний день и полночи на тебя убил, и вот она благодарность! А мне, между прочим, ещё в школу тащиться, это у вас сейчас каникулы, а у меня работа. Андрей снова согнулся напополам от рвотного позыва. — Хочу сдохнуть, — сказал он после того, как кошмар прекратился, его так выворачивало, что казалось, желудок останется в унитазе. — Зачем вы меня раздели? — Ты был в грязи, рвоте и к тому же обмочился в дороге. Что мне было делать? — Уложили бы меня в коридоре! Зачем раздевать и к тому же мыть?! — Извини, но ты не собака, чтобы тебя в коридоре укладывать. — Зачем вы вообще меня домой к себе притащили? Оставили бы там. — Чтобы ты заснул на земле, и получил воспаление лёгких? Сомневаюсь, что твои друзья о тебе бы позаботились, видя, в каком ты состоянии, они тебя даже не проводили. — Да они во сто раз лучше вас — нудного старпёра! — От любви до ненависти, один шаг, да, Андрюша? — рассмеялся Всеволод Анатольевич. — Угу, а ещё любовь зла, полюбишь и козла! — Что ты на меня злишься, не пойму… С уколом неприятная конечно ситуация вышла, я сам казнился, уж поверь, но сейчас я просто не понимаю. Всё из-за того, что я тебя раздел? Я просто не подозревал, что ты такой стеснительный. — А вы нет, что ли? Разделись бы передо мной? Так давайте, я посмеюсь! Хотя вам-то реально стесняться нечего… — чуть не плача добавил Андрей в сторону. — А тебе чего стесняться? Я что-то не заметил. Может, просветишь? Андрей закрыл лицо ладонями, оно так пылало, будто собиралось сгореть. Зато яйца ощущались как нечто ледяное и чуждое, вроде пришитых к паху замороженных потрохов. — Андрюша, как же ты, будучи таким стеснительным с невинностью-то хотел распрощаться? Если ты мужчин так стесняешься, то, что говорить о противоположном поле. Или ты с мужчиной хотел? — Ага, с вами! Оттрахали меня по полной программе! Всеволод Анатольевич снова смеялся. Как же он бесил. Андрей хотел захлопнуть дверь, но учитель придержал её. — Блин, я поссать хочу, вы и на это смотреть будете? — Я пойду на кухню, не закрывайся, а то вдруг плохо станет. — Станет? Смеётесь, что ли? — Обхохотался весь. Волнуюсь я за тебя, неужели не ясно? Он наконец-то ушёл. Андрей вопреки его просьбе, закрылся. Обычно он старался вниз не глядеть, но сейчас пристально всматривался в свой жалкий обрубок. Нечего стесняться, как же! Он читал, что член растёт до двадцати лет, но не надеялся, что за два с небольшим года его размер кардинально изменится, может пара сантиметров и нарастёт, но этого явно недостаточно, чтобы почувствовать себя полноценным мужчиной. Можно было конечно попытаться исправить недостаток хирургическим путём, но отдаться в руки врачей он мог только в самых смелых своих фантазиях. Какая операция на члене, когда зуб вырвать страшно?! Андрею припомнился позавчерашний сон, не сон даже, а галлюцинация. Он только на миг отключился, а мозг состроил настолько реалистичную картину, что казалось можно остаться в ней жить. Он увидел девчонку с округлым загорелым личиком. По пробуждению он поймёт, что она была полной его копией, но с другими волосами. У него они были жидкими, плотно прилегающими к голове, а у девчонки пышными, напоминающими львиную гриву. Девчонка так смеялась, что глаза поблёскивали от слёз. Звук не сразу появился, сначала Андрей видел только раскрытый в смехе ротик. Подружек тоже не сразу разглядел, так был сосредоточен на блондинке, что они маячили на переднем плане цветными пятнами. Но вот обозначились — прекрасные, как ангелы, в притушенном мутным стеклом свете. Светильники располагались в небольших нишах на полу и были вставлены в потолочные балки вдоль одной стены, в ней же, как в традиционном японском доме находились раздвижные двери, за которыми сейчас было черным-черно. Подружки позвали блондинку за стоящий параллельно стене длинный деревянный стол. Андрей засмотрелся на умопомрачительно сложный рисунок прожилок на столешнице. Куда бы он ни бросал взгляд, всё поражало объёмностью, но для этого надо было сосредоточиться на чём-то одном. Он снова глянул на блондинку. На ней была блузка без плеч, наверное, розовая, но в здешнем освещении кажущаяся рыжей. Себя Андрей не видел, нижняя часть кадра точно была отрезана, и всё же ему каким-то образом удалось протащить в сцену член — длинный, не меньше шестнадцати сантиметров, толстый и загорелый. Он стоял под прямым углом. Без помощи рук Андрей положил его девчонке на правое плечо, поводил взад-вперёд. Девчонка обернулась с очаровательной, чуть застенчивой улыбкой. — О, моё любимое мороженое! — проговорила она со смешком. Крутанувшись на стуле, она взяла головку в рот, и начала посасывать её, прикрывая от наслаждения глаза, как будто и впрямь уминала пломбир. — Мм… как же вкусно! — оторвалась на миг, и продолжила ласку. Андрея накрыло волной блаженства, покалывающими ощущениями от головки она пронеслась по всему телу, сначала спустившись до стоп, а следом взлетев до макушки. Он резко, на вдохе проснулся, приспустил трусы, и наткнулся взглядом вовсе не на идеальный член из сна, а на родную, приподнявшуюся гусеницей пипирку. Увидеть её было так неприятно, так досадно, что навернулись слёзы. Воздуха в закрытой ванной как будто уменьшилось, в приступе удушья Андрей широко распахнул дверь. Нетвёрдой походкой добрался до кухни. Всеволод Анатольевич стоял спиной к окну. Очки зачем-то надел, мельком отметил Андрей. Чтобы ещё больше смутить? Единственное, что порадовало, не спешивший рассвет, мысль о свете дня казалась невыносимой. — Всё ещё тошнит? — участливо спросил Всеволод Анатольевич. — Всё ещё хочется сдохнуть! — раздражённо отозвался Андрей, опустившись на табуретку. Сил держать голову не было, он прислонился затылком к стене. — Может чая горячего налить? — Думаете, блевать им будет приятнее? — Не знаю, я не специалист по похмелью, хотя признаться, приходилось из него некоторых товарищей выводить. — Серьёзно? Вы не такой уж инопланетянин? — Инопланетянка у нас же Макарова, я на её статус не претендую. Благодаря Саше, я, кстати, тебя и нашёл. Когда ты позвонил ей, она услышала лай собак, о чём мне сразу написала. Я задремал, но очнулся от её сообщения, прислушался, и тут до меня дошло, что ты можешь быть где-то рядом. — Я вас видел! Ещё утром. Выглянул в окно, а там ваша тачка! Ну, всё думаю, хана мне! Но нет, вы в машине немного посидели, а потом пошли, я так понял, отливать. — Так ты в бараке был? Андрей уже не рад был, что это рассказал, всегда с ним так, сначала скажет, и потом только задумается. Теперь вот Всеволод Анатольевич знает единственное место, куда он мог пойти. — Странно конечно, как мы всюду друг на друга сами того не ведая, натыкаемся… — пробормотал учитель задумчиво. Андрей прикрыл веки, электрический свет был не таким острым, как дневной, но тоже усиливал боль в голове. — Андрюш, ты спишь? Недовольно открыв глаза, Андрей встретился взглядом с приблизившимся учителем. — Я тебе чаю налил. Так смотришь, будто смерти моей хочешь. Я тебе, кстати, благодарен, что ты только меня обчистил. Мог ведь и придушить, подушек у тебя на диване много! Мне, впрочем, и одной бы хватило… — Да, была у меня такая мысль. Но я так подумал… было бы из-за кого в тюряге гнить! Всеволод Анатольевич опять захихикал. — Что я вам клоун, что ли? — брызнул слезами Андрей. — Извини, но ты и вправду меня веселишь. Зачем тебе телефон-то мой понадобился? Своим друзьям хотел его продать? Они зарятся на такие вещи? — Они позарились бы на мой смарт! Его я отключил и спрятал в комнате, а вашу сраную мобилу взял на всякий пожарный. — Да ты, оказывается, продуманный парень! — У меня они уже пёрли вещи… — Хорошие друзья, ничего не скажешь! Андрюша, солнышко, ну зачем они тебе? Андрей в ответ только вздохнул. Он и сам не раз задавался таким вопросом. Допил чай, но тошноты это не уняло. Всеволод Анатольевич присел за стол, он тоже пил чай. Андрей засмотрелся на его руки. Совсем недавно они казались ему ласковыми и родными, а теперь пугали. — Скажи, тебе стало легче после укола? — будто подслушал его тягостные мысли Всеволод Анатольевич. — Мне важно знать! — Зачем? — Меня ведь тоже могут ждать такие приступы, и если уколы помогают, то может я смогу тебя или Сашу на них уговорить. — Меня не сможете! — Почему? Я так больно колю? Андрей часто задышал, снова поднималась паника. Тошнота, впрочем, оказалась проворнее, до ванной он не добежал, залил чаем пол в коридоре. — Ничего, ничего, — успокоил его Всеволод Анатольевич. — Сейчас вытру. Какое тяжёлое у тебя похмелье. Вечером вырвало, ночью пару раз, и утро смотрю, не принесло облегчения. — Обычно я до четырёх дня мучаюсь. — Обычно?! — он так и замер с тряпкой. — И как часто ты так напиваешься? — Летом раз в неделю бывало. — Ну вот, папа настаивал, чтобы я вызвал тебе скорую, а оказывается это обычное для тебя дело — так помирать. Мучиться почти сутки не боимся, зато секундной боли от укола боимся, да, Андрюша? — Перестаньте, не говорите больше об уколах! — Я поэтому скорой и не вызвал, подумал, что капельницы ты мне уже точно не простишь. К тому же ты, в конце концов, очухался, стал воду пить. Полтора литра в тебя минералки я влил, не меньше. Только смотрю, несильно помогло. Может, ещё поспишь? Или больше не заснёшь? — Можно попробовать, — просипел Андрей. Горло саднило так, будто по миндалинам старательно прошлись наждачной бумагой. Проснулся Андрей, когда было уже совсем светло. Он тотчас же зажмурился. Глядя глазами-щёлками, добрался до ванной. Опять тошнило, но издав несколько пустых рыков, он понял, что напрягаться дальше бессмысленно. Надо было снова влить в себя воду. Забыв о приличиях, он жадно присосался к носику чайника. Возвратился в комнату, и вдруг заметил деда. Сидя на подушках, он читал газету. — Сева запретил мне смотреть телевизор, — пожаловался он. Андрей не ответил. Лёг, уставился в потолок. — Я теперь хожу потихоньку. «Молодец, но заткнись уже!» — мысленно призвал его Андрей. Накрыл глаза краешком одеяла, стало чуть легче. Хотел заснуть, но труба опять погнала к толчку. Теперь во рту было вдвойне гадко, вышла желчь. Андрей упал на диван, содрогаясь всем телом. — Андрюша, тебе совсем плохо? — опять принялся домогаться дед. — А что вам надо? — Да ничего не надо. Просто спросил, — обиженно поджал он губы. — Отлично я себя чувствую! — огрызнулся Андрей. — Лучше всех! — Сева мне сказал, что ты можешь быть колючим. «А Сева не сказал, чтобы ты помалкивал?!» — мысленно взвыл Андрей. — Я тебя, когда увидел, всё гадал, мальчик, девочка, сейчас молодёжь такая непонятная пошла… «Боже, да заткнись ты уже!» — Андрей демонстративно нахлобучил на голову подушку. — Ночью ты так стонал, так выл. И даже кричал! Андрей откинул подушку, присел, спросил срывающимся от волнения голосом: — И что же я кричал? — Заберите меня в чёрный мир. Так, кажется, ага. Я ещё спросил Севу, не бредишь ли ты, а он так странно на меня посмотрел. Я прямо напугался! Андрей похолодел, он вспомнил, что видел перед тем, как отрубиться на этом самом диване. Лица Всеволода Анатольевича и деда перекосились, начали напоминать чертей, и ему подумалось, что перед ним существа из другого мира. Он начал умолять их, чтобы они его забрали. Сначала тихо, потом криком. Всеволод Анатольевич заткнул ему рот рукой. Он так живо всё вспомнил, что даже ощутил пальцы на губах. Не помнил только, тёплые они были или холодные. — Вас Анатолием, я так понимаю, зовут? — Да, внук зовёт деда Толя, — ощерился старик в беззубой улыбке. — Окей, деда Толя, — прыснул Андрей, — не скажете, что ваш сын за человек? — А ты не разглядел, что ли? — Я его не так давно знаю, а вы всю жизнь. Старик пожал тщедушными плечами. — Для меня он самый лучший! Андрей раздражённо выдохнул, он рассчитывал на откровения, а не на такую банальность. — Он многое недоговаривает. — Ага, ага, с детства такой! Что ни спросишь, всё тайны какие-то… — То есть? Даже вы его толком не знаете? Он точно вам родной, а не приёмный? — Внук у меня приёмный, но его я понимаю лучше. Эх, когда же он уже приедет, доживу ли я? — А больше вы ничего странного за сыном не замечали? Ну, кроме скрытности? — Странного? — Может он в детстве свихнутый на чём-нибудь был? Чем он увлекался-то вообще? — Не знаю… — Деда Толя наморщил лоб, Андрей, мысленно высчитывал морщины, и даже подосадовал, когда старик перестал морщиться. — Морями. Ага. Он с детства в моряки хотел — подводники. Чтобы во впадину эту самую глубокую заглянуть. Как её?.. — Марианскую? — Ага. Всё его туда, помню, тянуло. Я говорил, Сева, тебя же раздавит там. А он мне, ну и что, зато посмотрю. Не посмотрел! — развеселился дед, — может, поэтому такой грустный. — Он давно, что ли такой? Я думал это из-за жены второй. Что с ней кстати, случилось? — Вера хорошая женщина была, ага. Маленькая такая, худенькая, но всё на ней держалось. Сева-то не от мира сего у меня, ага! — Он вдруг замолчал, как будто понял, что сболтнул лишнее. — Так что с ней случилось-то? — На машине разбилась. Она говорила Севе — получи права, получи права, а он упёрся, зачем мне они, у меня и так ноги неплохо ходят. Она сама тогда получила, ага. Сева постоянно за неё тревожился, а она только смеялась. Он потом тоже на курсы пошёл, но было поздно. Винил себя страшно. Я думал, он за руль больше не сядет, но он зачем-то сел, теперь вот тоже за него тревожусь! Я не заболтал тебя? Ты, наверное, спать хочешь? — вдруг разволновался дед. Андрей слушал с интересом, но в сон и вправду клонило нестерпимо. — Да, посплю ещё. Андрей принял свою любимую позу и в мыслях о возрасте деда Толи — «верняк Сталина застал», не заметил, как отключился. Проснулся под вечер. Только веки разлепил, как встревожился — скоро приступ. От похмелья вот-вот отошёл и сразу в боль. Ну что за жизнь! Прошёл на кухню, там сидел Всеволод Анатольевич. Он поинтересовался, как здоровье, но Андрею говорить не хотелось. С ужасом он смотрел на опускающееся солнце. — Приступа боишься? — Я не переживу! — в отчаянье воскликнул Андрей. — Успокойся, я с тобой. — Меня это ещё больше пугает! Всеволод Анатольевич вздохнул. — Я хочу домой! К Дружку! — расплакался Андрей. — Вы отвезёте меня? Можно ещё успеть до приступа. — Дружок в порядке, я спрашивал о нём. Твои знают, что ты у меня. Успокойся, выпей чаю. Всхлипывая, Андрей втягивал крепкий чай. Больше не тошнило, но в желудке неприятно сосало, и во всём теле разливалась похмельная слабость. Обычно Андрей радовался ей, она точно бы лишала тело веса, что вместе с отупением погружало в подобие нирваны, но сейчас ему нужны были силы. — Я тут подумал, может тебе снотворное поможет… но боюсь, без рецепта сильное снотворное вряд ли купишь. — Я тоже об этом думал. Да, не купишь, я гуглил. Всякая херня вроде корвалола, новопассита и чего-то там для наладки ритмов, но нет такого, чтоб выпил, и сразу в отруб! — Саша ходила ещё, целых два часа мы с ней по району блуждали. Говорила, что ей помогает, это ты пробовал? — Нет у меня сил долго ходить! — Что же делать-то с тобой? Таблетки тоже не помогают? — Нет, я всё что было — выпил. Без толку! — Только не паникуй, но… — Нет! — Андрей вскочил, приблизился к окну. — Совсем что ли, легче не стало? Ответь, пожалуйста, это же важно. Всеволод Анатольевич встал, Андрей хотел увернуться, но не успел, он крепко обнял его сзади. — Ну, что я такого ужасного спрашиваю? — Окей, — размяк Андрей. — Мне было так плохо на душе, что я на некоторое время забыл о боли в теле. Знаете, как раньше лечили? Долбанут по здоровому месту, и пациент сразу забывает о больном! Всеволод Анатольевич щекотно рассмеялся в макушку. — Ты же больше не злишься на меня, правда, Андрюша? — Я больше не могу вам доверять! — Понимаю, но надеюсь, это временно. Ты же сам говорил, мы должны держаться друг друга. — За Санька лучше держитесь. — За нее, пожалуй, подержишься! Андрей невольно прыснул. Вспомнил, как она пыталась вырваться, когда он обнял её в школьном коридоре. — Давайте навестим её! — Ты сначала поешь, а там может, и навестим. Я тебе картошки сварил. Не должно с картошки тошнить. Масла подлить немного? Андрей кивнул. Всеволод Анатольевич вдруг занервничал. — Если к Саше поедем, можешь не говорить ей, что я тебя уколол? — Это ещё почему? — Доверие между нами и без того слишком хрупкое. — Вот значит как?! — вскипел Андрей. — Вам её чувства важны, а на меня плевать, да? И почему? Потому что она девчонка? — Ладно, можешь сказать, — выдавил Всеволод Анатольевич. — Ненавижу вас! — Да помню я, помню… Андрей разделался с картошкой яростно, как будто она была его врагом. Сердце шалило, то неслось вскачь, то замирало. — Я сегодня умру, — всхлипнул Андрей, отбросив вилку. — Ну что ты, я тебе не разрешу! — убеждённо заявил Всеволод Анатольевич. Андрей собирался спросить, как не разрешили Вере, но вовремя осознал, что это слишком жестоко.