Чёрный мир. Книга 1

Проснулся Андрей от тычка в плечо. — Приехали. Выходим! — показала подбородком Макарова на дверь. Андрей потянулся, тело от неудобной позы страшно затекло, ещё и солнце так нагрело голову, что казалось, мозги можно смело подавать к столу. В памяти сама собой воспроизвелась строчка из песни, которую он напевал у подъезда: «Температура как в жарком Акапулько». Теперь спеть её он бы не сумел: в горле скопилась плотная мокрота. С тяжким вздохом Андрей, наконец, встал, и, пошатываясь, вышел. Дождавшись момента, когда Макарова отвернётся, смачно плюнул под колесо автобуса, но полностью очистить горло не получилось, кусочек сгущенной мокроты продолжил драть правую миндалину. Кашлять, как знал Андрей, было бесполезно, тут могло помочь только горячее питьё. — Санёк, может, продают здесь в какой забегаловке чай или кофе? — Дойдём до дома, всё будет! — А газировки у тебя нет? — вспомнил Андрей ещё один способ избавления от мокроты. — Нет! Андрей простонал. Макарова закатив глаза, покопалась в рюкзаке. — Воды нет, но есть банан. Будешь? — Ага. Давай! С голодухи Андрей загнал в рот сразу половину банана, чем вызвал у Макаровой смеховые корчи. — Что? — спросил он, сглотнув мучнистую мякоть. — Ничего, ничего. Тренируйся. — Какая же ты язва! — восхитился Андрей. — Ты по сельмагам хотел прошвырнуться! — напомнила девчонка. — Веди, — буркнул Андрей. С горлом стало заметно легче, банан, похоже, протолкнул мокроту. Избавившись от дискомфорта, он заозирался. Со сна голова работала привычно туго, — он с трудом вспомнил, как здесь очутился; ноги тоже едва передвигались, хорошо, что магазин нашёлся сразу за углом. — Он как, нормальный пацанчик? — спросил Андрей, без энтузиазма оглядывая запылённый ассортимент сельмага. — В смысле? — Машинки, пистолетики, солдатики? — Наверное… А ты в куклы играл, да? — прыснула Макарова. — Мне нравились игрушки унисекс. Плюшевые собачки, медвежата… — Ничего себе унисекс! Это же чисто девчачья тема! — Ну не знаю… с ними обниматься же в кайф! Был у меня большой лев, спал с ним много лет, пока старик не выкинул. Сказал, что я уже большой мальчик, что стыдно в моём возрасте с игрушками спать. Я тогда долго Лео — так я его назвал — по контейнерам искал, когда же не нашёл, горько плакал! В носу Андрея и сейчас отчаянно защипало, Макарова же так смеялась, что схватилась за живот. — Чего смешного-то?! Я трагедию тебе рассказал, а ты! — Ладно, прости! — извинилась Макарова без тени раскаянья в голосе. — Давай робота возьмём? Обожаю роботов. — Думаешь, ему понравится? — Без понятия. Но… не мог бы ты ему его вручить, а?.. — Ты что, и мелкого стесняешься? Макарова который раз за день пошла пятнами. — Окей, — вздохнул Андрей. Купили пластмассового робота, по виду трансформера, но ни во что не трансформирующегося. Когда проходили мимо тополиной рощи, Андрея захлестнуло желанием зарыться в ковёр из опавших листьев; был он ярко-зелёный, как трава в мае и ослепительно сиял на солнце. Андрей чуть шею себе не свернул, на него оглядываясь. Он потихоньку просыпался, и с каждым шагом всё яснее понимал, в какой переплёт угодил. — Санёк, а может, я тебя на улице всё-таки подожду? — Блин, ты же обещал! — Не знаю, в каком я состоянии тогда был. — Андрей! — она чуть не плакала. — Ну что ты хочешь? Проси. В пределах разумного, конечно. — Да что с тебя взять-то?! Андрей запустил пальцы в волосы, голова чесалась просто ужас. Раньше подолгу не мыл, и ничего, как стал мыть, начала беспокоить. Вспомнил, что в последний раз голову ему мыл Сева, и остатки сна как рукой сняло. А только ли голову он ему мыл? — Ну, придумай! — прорвался через дурноту голос Макаровой. По ассоциации Андрей вспомнил, как с ним торговался Сева. — Давай поцелуемся, что ли… — Ладно, — неожиданно быстро согласилась девчонка. — Только не взасос. Просто чмокну тебя, как наши девчонки перед уроками здороваются. — И какой мне в этом интерес? Давай по-взрослому, но так и быть, не взасос. — Что значит по-взрослому? — Я тебе покажу же… — Чёрт с тобой! Подошли к деревянному, крашеному голубой краской дому. Через щербатый забор Андрей разглядел роскошного рыжего кота. Сидя на завалинке, он жмурил такие же огненные, как шерсть глаза. — Женился бы на таком коте! — ахнул Андрей. — Как можно жениться на коте? Хотя да… ты же у нас гей и страстный любитель животных. Макарова больше не прыскала, а была напряжена, как бегун на старте. — Так, слушай меня сюда! Я не Санёк, а Саша. Повтори! — Саша. — Хорошо. Тебя буду звать Андреем. Мы встречаемся, но недавно, поэтому не очень хорошо знаем друг друга. Хотя нет, лучше чтобы мы встречались давно, иначе с чего бы я тебя на смотрины притащила? Пожениться мы с тобой короче планируем. — Эй, эй, стопэ, второй раз проснулся, и уже не парень, а жених! — Неважно же, блин, фикция сплошная! Главное, запомни, планы на жизнь у тебя обычные! Да, чуть не забыла — отчим мой в ВДВ служил, так что лучше скажи, что сначала идёшь в армию, а потом в универ. — ВДВ, — передёрнулся Андрей. — Лучше бы не говорила. А какого чёрта он дома днём торчит? — Он фермер, так что с картошкой ты угадал. Да, и не пей, умоляю. Пригуби и довольно, я тебя тащить не собираюсь! — Если ты фиктивному жениху столько предъяв кидаешь, то, что будет с реальным? — Его не будет! — отрезала Макарова. Никогда Андрей не видел её настолько заведённой. Она вертела пальцами в ушах, дёргала волосы и даже кажется, молилась, или может, сыпала проклятьями себе под нос. Пушистая земля вдоль забора под её шагами быстро затвердела. — Сейчас отправлю смс, что мы тут! — наконец выпалила Макарова после судорожного вдоха. — Звонок же есть, — показал пальцем Андрей на кнопку. — А вдруг отчим выйдет! Нет уж! Пальцы девчонки промахивались мимо сенсора, Андрей уже собирался помочь ей с набором, но тут она выдохнула: — Отправила! Через пару минут из дома вышла копия Макаровой, только на два, или может три десятка лет старше, и с неестественно длинной шеей. У Санька шея была нормальной длины, здесь она явно пошла в отца. Из-за этой шеи и выдающихся скул, обращающих лицо треугольником, мать Макаровой издали напомнила Андрею богомола. Он усмехнулся, вспомнив, что самки богомола откусывают самцам голову после спаривания. Волосы ещё у матери оказались светлее, чем у дочери, по-настоящему рыжие. Андрей задумался, не может ли эта женщина быть и его матерью. Мысль была привычной, он так обо всех женщинах среднего возраста думал. Сестёр и братьев тоже, впрочем, во всех искал. Вот и сейчас следом задался вопросом: «А что если Санёк не астральная, а реальная моя сестра?» — Андрей, — вдруг донёсся до него напоминающий шелест тростника шёпот. — Кто? — недружелюбно прищурилась женщина. — Андрей. Мой парень, жених… — прокашлялась Макарова. — А у Андрея что, языка нет? Женщина обнажила зубы скорее не в улыбке, а в оскале, Андрей тоже улыбнулся, он всегда возвращал улыбку, машинально выходило. — Здравствуйте, — выдавил он. — Ну, проходите. У входа в дом девчонка схватила его за локоть. — На тебе всё те же дырявые носки? — прошипела она. — Ты же мне новых не дала! — Снимешь их вместе с ботинками. — А если пол холодный?.. — Не беси меня! Пол оказался деревянным, наощупь тёплым, но понизу струился холодок, — вероятно, где-то было распахнуто окошко. Тапочки никто не предложил, пришлось Андрею топать босиком. За столом сидели трое: мужчина, без сомнений — тот самый отчим — вдвшник, старуха, судя по внешности, — бабушка Санька и мальчик. Отчим выглядел ровно так, как его представил Андрей, когда услышал, кем он служил. Редкий ёжик волос, глубоко посаженные, сейчас залитые пьяной мутью глаза, бычья шея, сиськи как минимум четвёртого размера и не менее солидное пузо. Старуха походила на крысу, сразу было видно, что недобрая. Она что-то медленно жевала беззубым ртом. Только мальчик внешне показался Андрею приятным. Он нажимал на ручку, лежащей на тарелке вилки, радуясь тому, как она подпрыгивает. — А… явилась-таки! — поприветствовал отчим падчерицу. Передёрнувшись от его голоса, она молча заняла место за столом. — А ты кто такой есть? — заметил отчим, оставшегося стоять Андрея. — Жених Саши, — приступил Андрей к отыгрышу своей роли. Сразу вспомнилось, как в школьном театре играл. — Это никудышная хозяйка нашла себе жениха? Надо же! Николай! «Ещё один Колян в моей жизни, и, наверное, бьёт также больно!» — Взглянув на руки-базуки, Андрей поморщился. — Николай Геннадьевич, — прибавила веса имени мать Макаровой. — Андрей, — без удовольствия представился Андрей. Вдруг вспомнил о подарке, протянул имениннику. Тот тут же отправил игрушку в рот, отец еле её оттуда вытащил, хотел выбросить, но перехватив взгляд Андрея, загнал под салатницу. Андрею захотелось одного — бежать! Но так и не представившаяся мать Макаровой выдвинула табурет. Он оказался настолько холодным и жёстким, что просидев на нём с полминуты, Андрей, наплевав на смущение, стянул толстовку и подложил себе под зад. Ступни тоже мёрзли, но задрать их на сидение Андрей не решился, только пальцы поджал. — И сколько лет тебе, Андрей? — потянулся отчим к початой бутылке. — Мы с Сашей одноклассники. Семнадцать мне. — Выглядишь на тринадцать! Что за поколение? Хлюпики одни! Раньше, такие как вы не выживали, а сейчас всех больных выхаживают! — Коля! — стукнула по столу мать Макаровой. — Прекрати. Андрей понял, что ей неприятно такое слышать, с больным-то ребёнком. — В армию идёшь? — как ни в чём не бывало, продолжил Коля допрос. — Само собой. — Молодца, там из тебя сделают мужчину! Сколько раз отжимаешься? — Двадцать. Сказал и задумался, а сколько он на самом деле раз способен отжаться. Не далее как в прошлом году отжимались, но он не помнил, сколько раз тогда сумел. Зато отлично помнил, что в процессе ему хотелось упасть на пол и прикинуться дохлым. Но отжимания были ещё ничего в сравнении с подтягиваниями. Там он и одного раза выжать не мог, плакал даже от бессилия, вызывая смех у одноклассников. Надо будет Севу спросить, не собирается ли он мучить их подтягиваниями. Пока всё было, как по заказу: волейбол, прыжки, бег. Ничего такого, где требовалась бы сила рук. — Как девчонка! — презрительно кинул отчим, блеснув золотым зубом. — В армии сотню будешь выжимать! «Ты-то жирный боров сотню выжимаешь, как же!» — хмыкнул про себя Андрей. — Ещё какие планы у тебя? Не рано о семье задумался? — Ну… универ закончить. Отчим плеснул ему в рюмку водки, а женщинам — вина. — За здоровье Лёшки! Чокнулись. С разной скоростью выпили. Почувствовав, как желудок ожгло, Андрей вспомнил, что кроме банана в нём шаром покати. Как бы и впрямь с первой же рюмки не развезло. Он решил закусить колбасой, но не успел до неё дотянуться, как Коля стрескал огурец, отрыгнул довольно, и снова поднёс бутылку к его рюмке. — Не надо ему больше! — запротестовала Макарова, накрыв рюмку ладонью. — Он что не мужик, что ли?! Быстро руку убрала, тупая баба! — Да пошёл ты! — Коля, Коля, не надо! — кинулась к поднимающемуся горой мужу мать Макаровой. Её дочь тем временем вскочила, схватила Андрея за руку, и вытянула из-за стола. Сдёрнула с вешалки куртки, сунула кроссовки подмышку и вылетела из дверей. Андрей с ботинками в руке припустил следом. Обулись только в конце улицы. Макарову трясло мелкой дрожью. — Ну, ну, успокойся, — попытался приобнять её Андрей, но она его отпихнула. — Ненавижу, ненавижу! — Окей, сейчас на остановку пойдём, но перед этим я бы хотел хоть что-нибудь съесть. Купишь мне булочку? Макарова, кажется, совсем о нём забыла, свернув с улицы, чесанула к тополиной роще. Андрей еле поспевал за ней, бегала она намного быстрее него. Когда он, наконец, очутился под тополями, она уже была при деле. Била палкой по стволу облетевшего тополя, приговаривая: — Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох! Андрей исполнил свою недавнюю мечту — упал на ковёр из листьев. В чёрно-синем небе безмятежно проплывало облако. — Ну что, тополь сдох? — поинтересовался Андрей, когда Макарова, наконец, перестала бичевать ни в чём неповинное дерево. — Я тоже хочу сдохнуть! — Из-за этого борова? Он точно того стоит? Полежи со мной. Небо успокаивает. Макарова не легла, а рухнула рядом как подкошенная. — Толстовку ты оставил! Мою любимую толстовку! — плаксиво воскликнула она. — Да ладно тебе, это всего лишь вещь, к тому же я не абы где её оставил. Мать тебе передаст. — Когда? Я же с ней из-за этого мудака месяцами не вижусь. — Мудак, не мудак, а не бросил её с больным ребёнком. Можно понять, чего она за него держится. — Изначально не надо было на старости лет рожать! И не на старости тоже… — Братик твой совсем того? — Откуда мне знать! Но уж точно философские беседы с ним не поведёшь. — Конечно, он для этого слишком мелкий! — Прекрати, и так тошно! — Окей. Смотри, какое облако, пухленькое, квадратненькое, как булочка, которую ты мне так и не купила. Опершись на локоть, Андрей заглянул в глаза девчонки, гнев в них сменился усталостью. — Ты мне обещала поцелуй, — напомнил он осторожно. — Что?! — снова взвилась Макарова. — Рыжов, ты вообще, что ли больной, какие поцелуи! — Ну, не сейчас конечно, но ты обещала, не забудь! — Отвали от меня! Макарова перевалилась набок, и, придвинув колени к животу, уставилась в землю. Андрей лёг в ту же позу, но спиной к своей нервной спутнице. Она подложила под голову рюкзак, Андрею пришлось сгрести листья. Они оказались не такими мягкими, как представлялись издали, зато приятно пахли распаренной на солнце прелью. Светило прямо в глаза. Некоторое время Андрей разглядывал ярко-алый, как цвет деки его гитары свет под веками, но, в конце концов, ему это надоело, и он надвинул на лоб локоть. Припомнился сон, который он так и не рассказал Макаровой в подробностях. Андрей обнаружил себя в помещении с настолько низким потолком, что головы поднять было невозможно. Помещение походило на огромный лабиринт в форме квадрата. Непонятно, откуда пришло такое знание. Возможно, осенило, когда он как будто отчасти выбрался наружу, или наоборот он оценил форму до того, как очутился внутри. Как вариант, мог решить так из-за расчерченного на квадраты потолка. Думал, сковырнёт макушкой один из квадратов и вырвется на свободу, но побившись о потолок в разных местах, он осознал, что не выберется, что так и сдохнет в одной из здешних тесных, — не больше кабинки туалета, комнатушек. Если он чуть задерживался в такой комнатушке, то вход в неё зарастал. Кругом было темно, но не черно, каждая комнатушка тонула в ровном коричневатом свете. Когда он начал задыхаться в одной из закрывшихся комнатушек, из сумрака выделилось лицо. Глаза на нём блестели золотом. Он ужаснулся, но только на миг, следом понял, что это его же отражение. Скоро воспоминание о сне подменилось нагоняемыми дрёмой образами. Андрей не заметил, как заснул. Когда проснулся, увидел, что Макарову тоже сразило сном. Она до сих пор спала, такая милая и беззащитная, что хотелось обнять и плакать. Андрей осторожно выудил из заднего кармана её джинсов дешманский смартфон с трещинкой на стекле. Перевалило за четыре, надо было будить девчонку, но сначала Андрей решил пролистать её переписку с Севой. Надеялся на откровения, но в смс не оказалось ничего интересного. Ожидая увидеть целый гигабайт селфи, Андрей открыл фотографии, но и тут его ждало разочарование. Макарова себя только дважды сфотографировала, и то, кажется лишь для того, чтобы оценить длину носа. На это намекал ракурс — в профиль и недовольный взгляд одного глаза. Сюрпризом стало только третье фото, на нём опять же в профиль был заснят Сева. Очевидно, Макарова не спрашивала у него разрешения на съёмку. — Рыжов, ну-ка отдал телефон! Голос со сна у Макаровой был, как у пьяной. — Я просто время посмотрел! — изображая невинность, Андрей похлопал ресницами. — Ага, конечно! — Ну ладно, фотографии немного полистал. Зачем ты щёлкнула нашего Севочку? Чтобы дрочить на его красивую мордашку перед сном? — Ты совсем, что ли больной?! Матери хотела показать, спросить, не мой ли это папаша. — Откуда такие мысли? — Теоретически моим папашей может оказаться кто угодно, почему, в конце концов, не он… — Да, переписка у вас и в самом деле, как у папочки с дочкой. — Рыжов! У меня просто нет слов! — Да ладно тебе, какие у нас могут быть друг от друга секреты? — Ты так и напрашиваешься, смотрю, на комплименты! Телефон вдруг пикнул. — Смс от Севы, кстати. — Читай, не томи. — Думаю, у меня сегодня тоже будет приступ. — О, господи! Его только не хватало. — Заедем к нему? Я знаю, где он живёт. — Мне мало на сегодня переживаний? — Не по-человечески будет, его бросить. Он же нас не бросал. К тому же он не то, что твой отчим, пылинки с тебя буквально сдувает. — Будто с тебя нет! Почему не съездишь к нему один? — Мы же хотели проверить твою идею насчёт транспорта и нашей маленькой компании. — Ах, да, я и забыла. Хорошо. Но заходить к нему я не буду. Пусть спускается сам. — Я тоже не собираюсь к нему заходить, если ты, конечно, найдёшь для меня обезбол. — Рановато для приступа-то! — Да у меня не приступ. Вернее приступ, но не тот… Зубы. Наверное, застудил, пока спал на земле. Боль пока была терпимой, — ломило нижнюю челюсть, и немного стреляло в ухе, но Андрей знал, что скоро на стенку будет лезть. — Господи! Нет у меня обезбола! — Как? Не носишь с собой? Я всегда ношу! — Ну и где же? А! Ты же переоделся. Сигареты, наверное, не забыл переложить! — Точно! Надо покурить. Иногда помогает. Андрей справился с зажигалкой не без труда, руки уже начали слабеть от боли. — Некогда нам перекурами заниматься! Пошли скорее! Курить на ходу было тяжело, ещё и Макарова разогналась так, будто автобус уже отходил, и надо было успеть в него запрыгнуть. Андрей дважды поперхнулся дымом. Голова, как всегда, при зубной боли, пылала, но охладить её не хотелось, наоборот, тянуло в тепло. Зря Макарова так торопилась, автобус отходил через пятнадцать минут. Андрей скурил ещё две сигареты, больше не стал, знал, что может ждать расплата в виде тошноты и мигрени. Организм был не в восторге не только от алкоголя, но и от табака. Андрей не раз завидовал Маринке, что скуривала полпачки, а то и пачку в день. Хотя последнее время Андрей её курящей не видел. Бросает, она, что ли? Наверняка по приказу «перспективного». Наконец, сели, Макарова в этот раз с победной усмешкой заняла место у окна. Андрею было не до того, присев, он принялся тереть ладони и трясти ногой. Это немного помогало переводить внимание с ноющей челюсти. Макарова заметив эти телодвижения, осуждающе покачала головой. Солнце уже в окна не било, но даже свет догорающего дня был Андрею неприятен, казалось, он усиливает боль. Прикрыв глаза, Андрей принялся тихонько подвывать. И тут ни с того ни с сего в памяти всплыл сон, приснившийся в тополиной роще. Макарову он наверняка мог заинтересовать, но Андрей не был уверен в своём таланте рассказчика, к тому же рта раскрывать теперь не хотелось. Подойдя к излучине реки, он обнаружил, что до острова, куда он когда-то доплывал на лодке, можно добраться посуху. Это уже не остров был, а полуостров, и, по-видимому, не первый год: перешеек успел порасти деревьями. Корни их, однако, были ещё недостаточно развиты, чтобы укрепить почву, она, как было видно невооружённым глазом, оставалась илистой. С полуострова вдруг донеслись голоса. Это приободрило Андрея, —если другие люди смогли перейти на тот берег, то и у него получится. Он ступил на перешеек, но, как и опасался, увяз в иле. Хорошо, что это случилось вблизи поросли, схватившись за ветки, он выбрался из трясины, но больше решил не рисковать, теперь держался впритык к деревцам, где почва была твёрже. Голоса с каждым шагом приближались, но как Андрей ни щурился, никого разглядеть не выходило, другой берег как будто населяли призраки, или может, перешёптывались сами деревья. Убедившись, наконец, что никаких людей на другом берегу нет, он так перепугался, что резко подался назад. Панику усилила мрачная атмосфера: стояли промозглые сумерки, только у самого горизонта горела полоска грязноватого жёлтого света. Как угодил в воду, Андрей не понял, только что стоял на берегу, и вот его подхватило течением. Вода оказалась чёрной и настолько заиленной, что по ощущениям напоминала зыбучие пески. Его закачало на волнах; сначала похожие на рябь, теперь они достигали высоты полуметра, а скоро поднялись ещё выше. Он ужаснулся, когда над ним нависла громадина высотою метра в полтора. Чёрная и непрозрачная, она была как сама смерть. Что было мочи Андрей погрёб от неё. Волна обрушилась мимо, но настолько рядом, что отступая, отбросила назад. Его потащило кругом берега, в соседний приток. Здесь чернота воды местами нарушалась небольшими, до странности прозрачными в этом грязном пейзаже льдинами. Андрей боялся их не меньше волн, казалось, их острые, как стекло края, порежут его на куски. Чем кончился сон, Андрей в точности не помнил. Волны на реке улеглись, и он сумел доплыть до берега, или может за что-то зацепился?.. Осталось смутное ощущение грубой верёвки в кулаке. Ясно помнил Андрей только сильно посветлевшее небо. Будто ночь в один миг сменилась днём. Наверное, наяву с глаз его в тот момент соскочил локоть.