Чёрный мир. Книга 1

Всеволод вспомнил приснившуюся ему накануне женщину, только снова перелистав фотоальбом. Невозможно было понять, как можно было забыть лучшую подругу Веры — ведь это она утешала его после её гибели. Сейчас же он только и припомнил, что этот факт, именно как факт. Имя женщины тоже стёрлось из памяти. Пришлось спросить отца. — Сева, что с тобой? Ирина конечно! Она ещё влюблена в тебя была, ага. Я думал, ты с ней сойдёшься. Почему не сошёлся, вспомнить тоже не выходило. Но намного ужаснее было осознать, что он мало что помнит о Вере. Ещё в больнице он точно знал, из-за чего они в последние годы ссорились, а сейчас об этом ни малейшего понятия не имел. Только и помнил, что всерьёз подумывал о разводе. — Пап, а с Верой у меня было всё хорошо? Отец уставился на него с удивлением. — Ты говорил, что с памятью у тебя полный порядок. — Да, но теперь понял, что это было не вполне так, или она только сейчас начала отказывать… — Проговорил и задохнулся от ужаса. — Папа, папочка, ты можешь мне рассказать о маме, бабушке, Юлии и Вере? Всё, всё, что помнишь! Теперь отец смотрел ошарашенно. — Я боюсь забыть себя, — объяснил Всеволод охрипшим голосом. — Сева, а к доктору? — Что, к доктору? Разве доктора умеют возвращать память? Давай я буду тыкать пальцем в фотографии, а ты рассказывать, что помнишь? — Ну, давай, — отозвался отец полувопросительно. Сидели, пока рассказчик не утомился. Всеволод выключил диктофон, отложил альбом и тоже лёг. С одной стороны сидеть, слушая отца, было уютно, он даже поругал себя за то, что не делал этого раньше, с другой стороны причина посиделок пугала до холода на загривке. Он не всё забыл, но с неприятным чувством осознал, что если что-то из рассказов отца ему и вспоминается, то не вызывает эмоционального отклика. И ладно бы ещё это касалось отношений с Юлией, — с тех пор утекло немало воды, и любви там сильной не было, — он ничего не чувствовал, когда отец рассказывал о бабушке, маме и Вере, а ведь их он точно любил! Андрюша застал его в максимально мрачном расположении духа, хотя накануне тоже приехал от Саши хмурый. Всеволод никак не мог у него допытаться, в чём дело, только утром он признался, что девчонка ему отказала. — Она вас любит! Всеволод про себя прибавил «и хочет». После её приставаний это стало ему очевидно. Закинула на него бедро, начала тереться, он насилу её от себя отцепил. Не будь она пьяна, он конечно, не поступил так грубо, но в таком состоянии она была ему неприятна. Он подумал, что под действием алкоголя она на любого готова взобраться, но слова Андрюши его обнадёжили. Жаль, только на миг. Он спросил, когда именно она ему отказала, в опьянении или после. Андрюшу вопрос смутил, он попытался вывернуться, но Всеволоду уже всё было ясно. Надеялся он зря. Теперь он злился на Сашу, и всё же уговорил себя не ходить как обычно вокруг да около, а спросить напрямик. Заглянув к нему, Саша снова так сильно смущалась, что злость быстро сошла на нет. Умилило, как она оделась. Видимо в расчёте на то, что привлекать его как женщина не будет. Напрасно старалась, он захотел бы её, даже если она пришла в скафандре. Непонятно правда было, взаимно ли это влечение. Он долго не мог решиться задать волнующий его вопрос, когда же, наконец, решился, выяснилось, что Саша и в самом деле хотела быть с ним. По крайней мере, он был в этом уверен в первом акте их любовных игр, после небольшого антракта настроение её так изменилось, что возникли сомнения. Конечно, можно было объяснить эту перемену тем, что он слишком форсировал события, но всё равно было непонятно, особенно этот её бред про шлюху. Религиозная тётя внушила? И без того зажатой девчонке ещё такое внушать! Впрочем, у неё явные проблемы с психикой, возможно, таким образом тётя пыталась уберечь её от непорядочных мужчин. Но что Саша может одна? Единственный рецепт её выживания в этом мире — поскорее выскочить замуж. «Не за меня конечно!» — не без горечи подумал Всеволод. — «Мне самому уход нужен». Он задумался, стоит ли рассказывать Саше, что ко всем его бедам добавилась потеря памяти. Решил, что стоит. Девчонка должна знать о нём всё, чтобы понимала, на что идёт, если она конечно и в самом деле собралась строить с ним отношения. Вечером его так распирало, что он всё выложил Андрюше, и про память, и про визит Саши. В подробностях происходившее между ними, конечно, не описывал, просто сказал, что они поцеловались, и теперь он ждёт её решения. — Она дурой будет, если не согласится. Вы чудо же! — Не знаю… мне кажется дурой будет, если согласится. Впрочем, шанс, как мне кажется, невелик. Три дня пролетели быстро. «Это для меня быстро, а для Саши в её возрасте каждый день — целая жизнь!» — размышлял Всеволод. Времени для размышлений у него теперь хватало, можно было заниматься этим хоть целый день. Только после обеда, когда Андрюша на время уезжал к Дружку, он мучил отца расспросами о жизни. Вечером же обязательной программой был прохладный душ — без него от жара не было никакого спасения. Заведённый порядок нарушился только однажды: в субботу заглянул в гости Валерик, как и в первый свой визит с тремя пакетами еды. Теперь для них нашлось место, а сразу после выписки вышло стыдно — по кухне точно пронеслось торнадо. Всеволод, впрочем, своего неудовольствия Андрюше не высказал, ну не умеет мальчик поддерживать порядок, что уж теперь. Он, кажется, даже не понял, что развёл бардак. Всеволод сам потихоньку на следующий день прибрался. И всё же и в чистой кухне ему перед другом было стыдно, он балагурил, а у Всеволода едва получалось вымучивать улыбку. — Да что с тобой? Случилось что? — наконец обратил на это внимание Валерик. — Да, Валер. Я начал терять память. Валерик, как и отец, заговорил о врачах, на что Всеволод спросил, много ли он знает случаев, когда они помогли с восстановлением памяти. Валерик не вспомнил ни одного. — Знаешь, что странно? Стираются воспоминания из долговременной памяти, хотя у стариков обычно иначе, события детства помнятся лучше, чем вчерашний день. — Севка, ну, какой ты старик? Мы же ровесники! Я вот себя стариком не считаю, а с недавним продлением пенсионного возраста, вообще можно сказать мальчишкой стал! — Он усмехнулся в усы. — Хотя, ты всегда был унылым… — Да? Расскажи! Всеволод привычно нажал на кнопку записи. Валерик вылупился на него, пришлось объяснить: — Я теперь все рассказы о прошлом записываю. Страшно мне, Валера. Без воспоминаний мы кто? Никто. Я многое хотел забыть раньше, каюсь, а сейчас думаю, что даже самые болезненные воспоминания не так уж плохи. — Страдания, что ли? И какой же смысл держать их в голове? — Говорят, они облагораживают. — Кто говорит? Мазохисты всякие, любящие посмаковать чернуху или христиане? Религия нужна чтобы держать стадо в узде. То грех, сё грех! А сами попы не очень-то стремятся страдать. Знавал я близко одного попа, и скажу тебе, что в сравнении с ним я — ангел! Если уж ничего нельзя изменить, найди в своём состоянии плюс. У тебя теперь есть шанс начать жизнь с чистого листа. Без этих твоих извечных терзаний по поводу и без. Что там с женщиной у тебя? Всеволод смутился до желания отвернуться. — Что, не только с памятью проблемы? Ну, это-то лечится. Давай я тебя к специалисту запишу. — Да нет, с этим всё в порядке. — А в чём проблема тогда? — Ну, я ей всё рассказал, теперь она думает, стоит ли продолжать отношения со мной. — Ах, думает она! Ну да, бабы они такие, случись что с тобой, сразу думать начинают. Жаль, что у тебя запасных аэродромов нет, вроде ты умный, а в делах сердечных никакой продуманности нет. — На то они и сердечные. — Ну да, ты романтик по жизни. Ощущения от разговора с Валерой остались тягостные, он опять ему врал насчёт женщины, Валера тоже был в своём репертуаре — угнетал непрошибаемым цинизмом. В молодости это было терпимо, но с годами оставляло всё более горький осадок. Всеволод то завидовал его умению жить, чувствуя себя неудачником, то наоборот возвышался в своих глазах. Пусть он бедный материально, зато духовно богатый! За последнее чувство быстро становилось совестно, и он опять чувствовал себя плохим, настолько, что даже не хотел больше видеть Валеры. Но у того, похоже, были свои мысли на этот счёт, что заставляло Всеволода недоумевать. Зачем ему, как он правильно заметил, такой унылый друг? Из сентиментальности? Духа спросить о таком не хватало. Вечером Всеволод поговорил о Валерике с Андрюшей. Думал, мальчик от него в восторге, даже ревновал к нему, но он признался, что его старик был точно таким же, и что он по горло сыт подобной бесшабашностью. — Как друзья и любовники такие типы, наверное, идеальны, но не как мужья и отцы. Ваш тупорылый сынуля не понимает, как ему повезло! Вы всегда были с ним рядом, а у меня старик был всё равно, что воскресный папа, я его из-за всех этих его многочисленных баб, друзей и дел почти не видел. Нет, когда я ещё пешком под стол ходил, он от меня не отлипал. Много лет же у него не получалось заделать ребёнка, и вот такое чудо! Но потом… Будто подростку отец нужен меньше! Он расплакался, уткнувшись Всеволоду в грудь. Всеволод погладил его по голове. Думал, что мальчик всё выплеснул, но отстранившись, он продолжил: — Когда я мелкий был, он мне умилялся. Но я рос, и ему становилось всё яснее, что бизнесмена, охотника, разбивателя женских сердец, короче его копии из меня не выйдет. — Андрюша, папа тебя девчонкой обзывал? — Ага. — Больше так говорить не буду. — Да что вы, в самом деле, ещё не думали, что мне говорить! Расслабьтесь, от вас мне это слышать необидно. Я ведь совсем не против быть вашей девчонкой, — он игриво подмигнул. — Со стариком было по-другому, он относился ко мне с брезгливостью. Я ему тогда высказал, что если он хотел, чтобы из меня вырос настоящий мужик, то надо было не на женщин меня бросать, а воспитывать самому. Накипело, понимаете?! Думал, он оправдываться начнёт, а он мне по губам ладонью хлестнул. Не столько больно было, сколько обидно. Он мачеху молодую всё подбивал родить ему правильного наследника, представляете, как мне было горько, когда я это услыхал! И совсем не исподтишка, он напился, и заявил это прямо при мне. Я пытался, правда, пытался ему понравиться! — Одеваясь панком? — Ага, ему же нравились рокеры, он сам был металлюгой по молодости, по всяким фестам ездил, и я решил, что тоже буду таким! Все пацаны в классе слушали рэп, а я — рок. Никто меня не понимал! Я думал, хоть старик порадуется, но он тогда уже забил на меня. — А какая музыка тебе на самом деле нравится? — Да всякая, под настроение, но и рок конечно тоже! Но не металл, как старику, а гранж и психоделия. Гранж Нирвана исполняла, её лидер Курт Кобейн. Помните, я говорил, что у вас такая же ямочка на подбородке как у него? —Помню. И печальный взгляд светлых глаз, как у тебя порой. — Ага, — расплылся Андрюша в довольной улыбке. — Я одно время постоянно его песни гонял, очень они по душе мне были, и драйвовые тоже, но больше грустные. Старик говорил, когда слышал их — опять завёл своё нытьё. Нирвана для него нытьём была! Очень мне обидно это слышать было. И психоделию он не любил, а меня штырило с неё почти как с травки! Я представлял, что на мне клеши и широкая рубашка, и я мчу по хайвею в мексиканскую пустыню, чтобы кактус пожевать! Ну, или мчу и уже жую! — Он хохотнул. — Кактус несъедобный и колючий же. — Вы не догоняете, мексиканский кактус — мощный психоделик. Как ЛСД. — Нам теперь Андрюша, никаких кактусов не нужно! — Это точно! Но… разве вы помните?.. — Он разом напрягся. — Да, вспомнил кое-что… — выдавил Всеволод. — Ты думаешь, почему я скорую-то вызывать не хотел. В свете припомненного понял, что жар мой не обычная болезнь. — Но как же ваша дрожь при упоминании Чёрного мира? — Тело больше так не реагирует. Нет, мне конечно по-прежнему неприятна эта тема, но больше не трясёт. — Давно? — С тех пор как начались приступы жара. — А вы помните, как выкарабкались из комы? — задержал мальчик дыхание. — Да, но смутно. Я как будто летел в позе лотоса, широко расставив руки, и в какой-то момент задел ладонью что-то плотное, — струю воды или скорее сжатый в струну воздух. Я пролетел мимо, и мне стоило больших усилий вернуться обратно, что-то меня не пускало. Когда же я снова нащупал плотность, то вцепился в неё мёртвой хваткой. Сначала правой рукой, потом левой, и начал карабкаться вверх. Потом я почувствовал, как ноги развязались, и горизонтальную поверхность под собой. По глазам полоснул свет, и меня затопило болью. Только когда Всеволод поставил точку, Андрюша выдохнул. — Это я вам оставил канатик. Ну, так думаю, — краешком рта улыбнулся он. — Ты моя Ариадна, получается! — Кто это? — Не читал мифы Древней Греции? — Про Геракла только. — Это миф о Минотавре и Тесее. Минотавр был жутким чудовищем, мужчиной с головой быка. Ему посылали на съедение девушек и юношей, за что с ним и решил расправиться Тесей. Минотавр жил в лабиринте, если бы Тесей спустился туда без клубка ниток, — подарка его возлюбленной Ариадны, то после убийства чудовища, он оттуда не выбрался. А так он привязал конец нитки у входа и не только выбрался сам, но и вывел предназначенных Минотавру жертв. — Ну, клубка я вам не давал, но помню, как во сне раскидал канатики, или если хотите, нитки по сторонам Света. — Да, похоже, это была одна из твоих ниток. Тронув её, я понял, что меня влечёт к чему-то родному. А когда открыл глаза, в мозгах заворочалось — Андрюша. — Господи, как же я вас люблю! — расплакался мальчишка. — Если бы вы только знали! — Я знаю, — поспешил заверить его Всеволод. В воскресенье с самого утра Андрюша вёл себя странно, как будто это у него с Сашей была назначена встреча. К обеду он будто и вовсе выжил из ума. Выгнал Всеволода с дедом на кухню, а сам закрылся в комнате. Обедая, Всеволод невольно вспомнил сцену, после которой он перестал есть бананы при мальчике. Когда он приканчивал спелый фрукт, Андрюша вдруг спросил, нравятся ли ему блондинки. — Что я тебе мальчишка, что ли, чтобы внимание на цвет волос обращать? — Но жёны-то у вас были рыжие и Санёк тоже рыжая. Вот я и подумал, может это у вас кинк такой. — Что? — Ну, что рыжий цвет волос вас особенно заводит… — Да нет, случайно так вышло, так-то мне всё равно, брюнетки, блондинки, рыжие. Как говорится, лишь бы человек был хороший. — А я знаете, во сне одну блондиночку увидел, и только проснувшись, понял, что она похожа на меня… — И что же она делала? — рассеянно спросил Всеволод. Ему снова вспомнился сон со светловолосой Ириной. В который раз он спрашивал себя, с чего она ему приснилась, и почему занималась поджогом сухостоя. Что это — банальное выражение высокой температуры, или символ того, что Ирина возбуждала в нём пламенную страсть? Не потому ли ещё они ссорились с Верой? Ничего он не помнил. И отец тоже мало что знал, даже фамилии женщины назвать не сумел. Впрочем, Всеволод не был уверен, что хочет её найти. В настоящем-то сам чёрт ногу сломит, зачем ещё прошлое ворошить? — Минет! — донеслось издалека. — Вам нравится минет? Андрюша дотянулся до блюда, дрожащими пальцами отломил один банан, очистил его и со смешком запихнул себе в рот. — Что за вопрос такой вообще? — раздражился Всеволод. — Ну, может… — вытащил изо рта обслюнявленный банан Андрюша. — Нет, не может! Чтобы я от тебя таких намёков больше не слышал! Я понятно выразился? — Более чем, — потупился Андрюша. Чтобы успокоить нервы, Всеволод принялся освобождать холодильник от пластиковых посудин — Валерик после выписки много готовых блюд принёс. Сам Всеволод их бы съесть до порчи не успел, к тому же большая их часть была мясной, но мальчик с отцом быстро с ними расправились. Андрюша ел как Дюймовочка, но любил, чтобы всё было красиво подано и подходило по консистенции его больным зубам. Отец был менее привередлив, ему отправлялось всё то, что забраковал Андрюша. Радовала Всеволода такая расстановка: еду он, какая бы она ни была, выкидывать не любил. Всегда помнил о голодающих животных и людях. — Выкинешь в контейнер с пластиком, понял? — Да их всё равно в одну мусорную машину сгружают. — Пускай. Хотя бы привыкнешь к раздельному сбору мусора, может когда-нибудь… не при моей жизни конечно… — Ну, вы и зануда! Зануда и нытик! — вздохнул Андрюша, и поспешно, будто боясь, что Всеволод обидится, добавил: — Но я вас всё равно люблю! Всеволод невольно фыркнул, так мальчишка на последнем слове умилительно выпятил губки. Ну как на него можно было долго злиться? Захочешь, не получится. Они давно с отцом поели, и Всеволод, наконец, решил посмотреть, что же Андрюша делает в комнате. — Андрюш! — стукнул он по двери. Мальчик просочился в щёлку, взъерошенный и потный. — Вы любите сюрпризы? — взволнованно спросил он. — Не особенно, — процедил Всеволод. Саша должна была вот-вот подойти. Как будто это уже само по себе не сюрприз. Когда домофон зазвучал, Андрюша потащил деда в ванную. — Идите с Саньком в комнату, Всеволод Анатольевич! И… удачи вам! — Привет, ну как там погода? — спросил Всеволод Сашу с преувеличенной из-за расшалившихся нервов бодростью. — Настоящая весна! — похожим тоном отозвалась Саша. — Плюс десять и солнце! — Плюс десять?! С ума сойти, а я думаю, что в квартире такая жарища. Он помог Саше снять куртку, она не сопротивлялась, но была так напряжена, что защёлкали суставы. Всеволод поразился, — уже с таких лет. У него в последние годы только щёлкать начало, и при Саше он старался не потягиваться, боялся вызвать у неё отвращение, а она как выяснилось, страдает тем же. Саша ударилась в краску, и он не удержался, дотронулся до пылающих щёк губами. — А моется кто? — перешла Саша на едва различимый шёпот. — Андрюша папу моет. — Он здесь?! — Тебя это напрягает? — Нет, но… не знаю… Она будто что-то вспомнила. По лицу пронеслась тень. — Он для нас сюрприз подготовил какой-то. Мне это, если честно, не нравится, но, наверное, нам и вправду лучше в комнату пройти. Под душ и кряканье старика говорить неловко! Из ванной как раз донеслись довольные возгласы отца, — помыться он любил. Всеволод распахнул дверь, и Саша тотчас отпрянул назад, отдавив ему носки. Занавески были задвинуты, над неровно застеленным свежим бельём диваном, горела гирлянда с золотыми звёздочками. На столе стояла бутылка вина с двумя фужерами. И что уж совсем было стыдно: лежала пачка презервативов. Оставалось надеяться, что близорукая Саша их не заметила. — Сюрприз?! — порушила она надежду. — Я не знал… — пробормотал Всеволод. — Ну конечно! Рассказывайте мне! — повысила голос Саша до крика. — Ну, тише, тише! Соседи подумают, что я тебя здесь режу. Клянусь, я ничего не знал. Давай сядем и спокойно поговорим. Саша прямым ходом направилась к столу, потянулась к бутылке. — Нет, — запретил ей Всеволод. — Мне плохо! Я хочу успокоиться. — Давай я тебе чай принесу. — Не поможет. — Тебе плохо из-за обстановки или из-за меня? Саша вдруг посмотрела на него, в глазах плескалась ярость. — Спать я с вами не собираюсь. Никогда! — Могла и не говорить, и так всё ясно. Тебе в одной комнате со мной плохо, что уж говорить о постели, — сглотнув ком обиды, проговорил Всеволод. — Мы могли бы просто дружить, — выдала Саша, продышавшись. — И зачем мне рядом человек, которому плохо со мной? — Переписываться… — Саша, перестань! Мне нужно живое общение. Он подошёл к окну, отодвинул занавески, и, вернувшись к дивану, застал Сашу на прежнем месте, она застыла соляным столбом. — Помоги мне гирлянду снять, — попытался он разрядить обстановку. — Когда Андрюша гвозди-то вбить успел?.. Саша! — оглянулся уже с дивана. — Поможешь мне, отцепишь с другого края? — Сами справитесь! — злобно кинула она. — Уходи, — выдохнул он. — Не нужно мне было влезать! — винился чуть позже Андрюша. — Да нет, наоборот хорошо, что всё так быстро выяснилось. — Она реально больная! — Да, и это меня беспокоит. Она всё чаще тянется к алкоголю, пытается унять тревоги градусом. И ты ещё ей в этом потворствуешь! Ты хоть представляешь, как это опасно для неё?! Ей уже первого день рождения — можно будет свободно покупать сигареты и алкоголь. — Первого января? Не люблю этот день. — А у тебя день рождения когда? — Тоже первого. — Января? — Это был бы кошмар. Нет. Ну, сами угадайте… — Андрюша озорно улыбнулся. — Не знаю, нет у меня настроения сейчас в угадайку играть. — Апреля же! День дурака. — День смеха… — У нас — да, но в Штанах и Европе — День дурака. Вы совсем грустный… даже намёка не ловите. — Что ты дурак? — вздохнул Всеволод. — Я так не считаю. Слушай, давай на балконе посидим? На меня дурнота от жары нашла. Только стулья быстро вынеси, чтобы деда не простудить. Вдохнув сладковатого воздуха, Всеволод припомнил сцену из «Семнадцати мгновений весны». Профессор Плейшнер идёт на конспиративную квартиру. Всегда его удивляло, как можно было весну, её особенный акварельный свет через чёрно-белый кадр передать. Но тут он вспомнил, что и у него это временами получалось. Отражения водной ряби на стволах деревьев в половодье, точно бы светящееся бледно-голубое в действительности и серебристое небо на фотографии. Это он помнил ясно, как и сцены из любимого телефильма. Припомнив на миг сцену с прячущей младенцев радисткой Кэт, даже смог, как в детстве, встревожиться, а на вчерашний рассказ отца никак не отреагировал. А ведь он вчера о самой болезненной странице его жизни последних лет вспоминал: горе после гибели Веры. Он тогда почти из дома не выходил, всё ему на улице напоминало о жене, поэтому позже с радостью переселился в другой конец города. По той же причине, а не только чтобы ублажать сынка, поехал в Москву. Он точно помнил это ещё осенью, просто не признался ни Андрюше, ни Саше, о чём сейчас жалел. Расскажи он о себе побольше, не пришлось бы пытать отца. Расспрашивать его о некоторых обстоятельствах жизни было неловко. О себе Всеволод впрочем, слушал, как о малознакомом человеке, — с вежливым любопытством. Но слушать надо было, в этом у него не было никаких сомнений. Андрюша подоткнул плед. Всеволод так глубоко ушёл в себя, что даже не заметил, как мальчик его укутал. Посмотрел на него, тот нежно улыбнулся ему с соседнего стула. — Мы о кино не договорили, как будто, — пробормотал Всеволод с надеждой, что Андрюша отгонит его тёмные мысли. — Что ты любишь смотреть? — Кино о зверушках люблю, но так чтобы был хэппи-энд. Всеволод тут был с ним согласен, посмотрев в детстве «Белый Бим Чёрное ухо» с тем же Тихоновым, он полночи проплакал в подушку. — Ещё о мистике всякой… Вампиры, привидения, инопланетяне… О шизиках, аутистах, короче всё на психиатрическую тематику. Фэнтези… Да, фэнтези я просто обожаю! «Гарри Поттера» и «Властелина колец» по кадрам знаю! — А о любви? — Пока вы в больнице лежали, много фильмов об однополых отношениях посмотрел. Ну, вдруг какие там фишки, чтобы вас завоевать, — издал Андрюша нервный смешок. — Я же просил — больше никаких намёков! — Ну не дуйтесь, на самом деле я не столько хочу, чтобы вы мне ответили, сколько этого боюсь. — Я тебя пугаю? — Нет. Меня пугает то, как это происходит у мужчин… с женщинами тоже страшно, но у мужчин вообще — жесть! — передёрнулся Андрюша. — А с женщинами-то что страшно? — Ну их надо удовлетворить же, я правильно понимаю? Полчаса дрыгать тазом! — Полчаса? Что-то ты малыш загнул. — Но даже если и меньше… Я дома на подушке минуту попробовал, умаялся. Мужики все накаченные, что ли? Я не понимаю, откуда у них столько сил! — Мужики все разные, большая часть их занимается сексом, и знаешь, не помирает в процессе, по крайней мере, такие случаи не так часты. — Мне кажется, я помру, — серьёзно заявил Андрюша. — Не чувствуешь в себе силы, проси девчонок самих на тебе подвигаться, — усмехнулся Всеволод. — Я вот тоже сомневаюсь сейчас, что буду сильно активным в постели, но мне блин, семьдесят восемь, и я после аварии! — Пятьдесят четыре, не врите. — Я к тому, Андрюша, что в твои годы не этого надо бояться. — Ну, я ещё много чего боюсь! ВИЧ, всякой венеры, залёта, наконец, что меня обсмеют из-за размера и скорострельности. Знаете, почему я из-за Санька-то так расстроился? Она девственница, а значит ей не с кем меня сравнивать, и тыкаться в неё долго тоже не придётся. Она не больна, и залететь сама боится до смерти. К тому же ей ничего от меня не надо, никаких коттеджей. Если бы дала, то из чистой симпатии, ну или из жалости, что меня несильно-то обижает. Короче не девушка, а подарок судьбы! — Может и хорошо, что она с тобой не захотела, мне кажется, что вы бы добрались до постели в невменяемом состоянии. — Ага. Я бы выпил, для храбрости, конечно… и ей бы налил… — Вот-вот! — Мне так стыдно, что я всё это выложил… Вы, наверное, ржёте с меня, да? — Не без этого, — улыбнулся Всеволод, — и мне признаться, стыдно было всё это выслушивать. А с отцом ты на эти темы разве не говорил? — Нет, но он со мной пытался. Я недолго выдерживал, сбегал от него. И было почему! Он однажды, мне тогда кажется, только четырнадцать стукнуло, предложил проститутку снять. Мол, пора уже мужчиной стать, и лучше, если женщина будет опытной. Я, ясное дело, запаниковал. Маленький же совсем был. Не целовался-то ни разу, какая там проститутка! — Да уж, ситуация… Я думал, у вас были более приятные отношения. — По-разному бывало. Я любил его, но и ненавидел тоже! Блин, у меня что-то жопа отморозилась! — резко сменил он тему. — Что же ты себе ничего под зад не подложил? Мне подложил… Что ты так смотришь на мои колени? Хочешь присесть? — Конечно, хочу! Но вам разве не тяжело будет? — Не знаю, попробуй. Андрюша встал, но сесть стеснялся. — Ну… Сашу включил… — прокомментировал его нерешительность Всеволод. Со смешком Андрюша, наконец, уселся, обвил руками шею Всеволода и прошептал на ухо: — Я передумал, можете делать мне больно. — Мне сходить за шприцом? — Сейчас вы меня этим уже не напугаете, не старайтесь! Пока вы в коме были, я думал, что разрешил бы себя от макушки до пяток исколоть, только бы вы вернулись… В голосе послышались слёзы. Солнце передвинувшись, сияющим ореолом окружило светлую голову мальчика. Всеволод пропустил золотую прядь между пальцами. Вот чем можно было его отвлечь. — Твои волосы, Андрюша, они же жидкие, как тебе удалось такую пышную гриву из них состроить? — А! — снова расцвёл Андрюша улыбкой, — это лень моя помогла. Помните, я вам о блондиночке из сна рассказывал? — Такое забудешь! — Ну вот. У неё такая грива была, и я подумал, что тоже хочу такую! И вот однажды я лёг нечёсаным, а когда проснулся, у меня была точно такая же грива, с колтунами, правда, но это ничего, — я их выстриг, и вуаля! Ну, ещё взбивать приходится, начёсывать… А потом шапку опасно надевать… и ложиться. Бедные девчонки… Хотя конечно не все. Саньку, походу, на свой внешний вид плевать! А вам как нравится — с марафетом или без? — Мне естественность нравится, но и марафет, если в меру, тоже. — Боитесь, проснувшись, обнаружить в своей постели страшилище? — Андрюша, я уже в том возрасте, когда этим самым страшилищем с большой долей вероятности окажусь я сам. — Не врите, вы и со сна — красавчик. — Ну, начинается, запел комплименты. У тебя попа-то нагрелась? — А вы проверьте! — Фишка, почерпнутая из фильмов об однополой любви? — Сам выдумываю на ходу! — заколыхался мальчик от смеха. — Ну что, проверите? Вы же уже трогали меня там… — Совсем страх передо мной потерял, да? — Да чего вас бояться-то, пуську такого? — Это ты Саше скажи. — И скажу! Прямо сейчас! У неё мне кажется, тупо затянувшийся ПМС. То рыдала при мне, то вас послала. — ПМС? Я даже не подумал об этом. Так давно не был с женщиной, что забыл о таком явлении. — Я зато полно женщин, спасибо старику, перевидал, и знаете, на них в это период прям реальная шиза находила! — Ты такой знаток женщин, странно, что у тебя с ними проблемы. — Почему проблемы? Нет никаких проблем. Нет женщин, нет проблем! — Твоя правда, — прыснул Всеволод. — Что скажешь-то? Привет, Санёк, у тебя случайно не от ПМС такая дурость? — Ха-а, не знаю. Я заранее разговоры не продумываю! Андрюша осторожно встал, и сбегал за смартфоном. Нажал на вызов, но Саша не отвечала. — Сука! — выругался он. — Андрей! — шикнул Всеволод. — Не хочет, не надо, я, в общем-то, даже рад её решению. Единственно волнуюсь за неё, девчонка она тревожная, депрессивная, будь ты другим, я попросил бы за ней присмотреть, но вы же два сапога пара! — Астральные близнецы, ойе! Вы кстати, знаете, что Санёк сны записывает? Как же она сказала-то?.. Литературно оформляет в блокнот, вот! Спрашивала меня ещё, не записываю ли я… Я ответил — мне в падлу, а она настаивать начала, хоть говорит, на диктофон наговаривай. Может вам этим заняться? У вас-то сны интересные! — Мне Андрюша скоро всё, похоже, придётся записывать… — снова помрачнел Всеволод. — Я вам завтра же кучу блокнотов притараню, выбирайте любой! Или вы в интернете хотите писать? Давайте я вам блог заведу! — Ты знаешь, с какой скоростью я печатаю. Уж лучше по старинке…