Чёрный мир. Книга 1

9 декабря. Из притараненных Андреем блокнотов я выбрал самый скромный, с синей, напоминающей небо или море в сумерках, обложкой. Глупо конечно начинать писать с такого, но для разминки, отвыкшей от писанины руки, думаю, сгодится. Не решил пока буду ли этот блокнот прятать, так-то скрывать его кроме Андрюши не от кого, а с мальчиком у меня доверительные отношения, во всяком случае, пока. Возможно, уже сегодня это изменится. Долго меня Инна Викторовна звонками атаковала, а я всё, чтобы не расстраивать Андрюшу, не отвечал, через время отделываясь полными неприкрытого вранья сообщениями. Врачи мне, будто бы, пока говорить не разрешили. Опасно для связок. Но вчера, когда мальчик остался на балконе, не удержался, ответил. Андрюша — настоящий солнцепоклонник, иногда мне кажется, что если бы окна моей квартиры располагались на теневой стороне, он бы в ней днём не показывался, променял бы меня с дедом на солнечные ванны. Все мои мысли о нём и о Саше. Только мысли о Саше меня расстраивают, а стоит мне подумать об Андрюше, как я расплываюсь в улыбке. Сейчас, когда он перестал пить, (за вычетом того ужасного дня, когда он напился на пару с Сашей) и почти не курит, мне не нравится в нём только его не вполне платоническое чувство ко мне. Если бы не оно, я бы не рассорился с сыном, не причинил бы через него боль папе. Тимка по-прежнему его игнорирует, никакой даже самой скромной весточки. Что до меня, то я не без стыда заметил, что нисколько по сыну не скучаю. Не знаю даже с чем это связано, с выпадением из памяти событий прошлого, более ранним отдалением, или тем, что Андрюша рядом. Вцепился он в меня всеми конечностями. Думаю, если бы он, а не Тимка был моим сыном, то никуда бы не уехал. Так бы и торчал возле меня, покуда я бы не отдал богу душу. Домашний он мальчик, и в свете этого я решительно не понимаю, как он умудрился связаться с плохой компанией. Ужасно нервничал, выбирая ему вчера сеанс, боялся, что он его проспит или безнадёжно опоздает, замешкавшись в дороге. Но он успел, сейчас звонил, сказал, что пришёл ровно к началу. Не зная сколько времени займёт свидание с Инной Викторовной, я наказал ему после сеанса заглянуть в супермаркет, написал внушительный список не так уж срочно необходимых товаров (благо, у старика моего — кормильца скоро пенсия). Инна Викторовна звонит, отпишусь чуть позже, как прошло. Прошло, как я и ожидал, так себе. Инна Викторовна не Саша, её ни папе, ни Валере представить не стыдно. Возраст у неё вполне для меня подходящий, — это по молодости разрыв в десять лет кажется гигантским, а ближе к осени жизни, воспринимается уже не так критично. К тому же она женщина опытная. Если у нас всё сложится, мне не придётся проявлять инициативу. До сих пор стыдно за подобное поведение перед Сашей. Я ей, конечно, попробовал всё объяснить, но сам, если честно, от себя в шоке. Кома так меня что ли изменила? Когда получаешь второй шанс, появляется желание взять от жизни если не всё, то многое, иначе проживать свои дни, более насыщенно, что ли. Уж если я что-то чувствую, то не стесняюсь это выражать. Конечно, я поспешил, чем напугал невинную девчонку, с другой стороны, она изъявила желание быть моей женщиной, так чего было от меня ожидать? Что я по-прежнему буду держать её за ручку?! Ну вот, начал о Саше писать, и так разволновался, что почерк сделался неразборчивым. Может, впрочем, оно и к лучшему. Стыдно за такие переживания. С этими детьми, сам уподобился подростку. Проблема в том, что к девчонке у меня чувства есть, а Инна Викторовна меня как раздражала, так и раздражает, единственно теперь к этому примешивается немалая доля сострадания. Как и я, Инна Викторовна бездетна, но не оттого, что у неё проблемы со здоровьем, просто её любовник не хотел детей. Типичная история: годы, отданные женатому мужчине. Держал рядом, обещая развестись, а когда до неё, наконец, дошло, что он никогда этого не сделает, было уже поздно. Стараясь её подбодрить, (она совсем на этом моменте расклеилась), я заметил, что медицина шагнула далеко вперёд, что сейчас здоровых детей рожают женщины и за сорок, но Инна Викторовна от моих слов только ещё горше зарыдала. «Ну, ничего, у меня целая школа детей!» — в конце концов, утешила себя сама. А я подумал, теперь уже с грустью, а не со злорадством, как раньше, что дети эти терпеть её не могут. И вконец помрачнел, вспомнив об относящемся ко мне ничуть не лучше сыночке. Андрюша говорил вчера о воспитании, а я думаю, что его роль сильно преувеличена. По идее с моим воспитанием из Тимки должен был вырасти второй я, но ничего подобного не случилось. Тимка сызмальства демонстрировал крутой нрав, а я только и мог, что попытаться его смягчить. Уверен, что из Андрюши при самом строгом воспитании не вышел бы настоящий мужик. Впрочем, вопрос ещё, кто это такой, особенно в наше время, когда всё так размылось. Немного поговорил об этом с Инной Викторовной, она со мной согласилась. Мужчина её, кстати, мой ровесник. Похоже, Инна Викторовна, как и Саша, ищет себе папу. «Меня ваши седые волосы привлекли, жаль, что вас обрили!» Хорошо, что трогать меня не стала, возможно, вняв моим рассказам о плохом самочувствии. Тут я, конечно, слукавил, — днём я чувствую себя наиболее сносно. Мигрень с утра или ближе к вечеру начинается, и по-прежнему после закатного приступа сна прёт температура. Вчера по расписанию торчал с Андрюшей в душе. Он теперь меня песенками развлекает, передразнивая разные голоса. Удивительно, как много ерунды сейчас пишут, хотя может он сам на ходу сочиняет — творческий же парень. Поделился, что комикс потихоньку рисует, или как он выразился, пилит. Когда я спросил про что, не без смущения ответил, что эротику. «Сублимация, понимаете?» Интересно, почему смутился, не потому ли, что его главные герои он сам и я? Показывать мне своё творение он явно не собирается, наверное, и я, буду прятать от него дневник. Ещё бы придумать куда, он же везде лазит. Чуть не забыл записать, что ходил он на японский мультик. Рассказывал мне, что во время показа и смеялся и плакал. Я сказал, что завидую его чистоте чувств. «В смысле молодости моей»? — удивился он. После чего толкнул речь, которую я не забыл записать на диктофон, посему передаю её в точности: «Иногда мне кажется, как будто всё в первый раз, но чаще, что я прожил уже целый квадрильон жизней! И вас будто не одну жизнь знаю. Бесконечные дежа вю. Может из-за снов… Я столько уже всего в них перепробовал». У него такие глаза были, когда он это говорил! Странный всё-таки мальчик, не менее космический, чем Саша. 10 декабря. Андрюша с самого утра принялся уговаривать меня перебраться к нему. Отец засел в туалете, а на меня желание напало. Быстренько выгнал мальчишку из комнаты, но боюсь, он что-то всё-таки заметил, иначе с чего бы ему заводить разговоры о двух санузлах в своём коттедже? Расписал мне их прелести в красках. «Буль-буль-буль в джакузи я валяюся на пузе, в задумчивом экстазе я сижу на унитазе!» — пропел я рекламный слоган, кажется ещё девяностых годов прошлого века, часто его по радио тогда крутили. Мальчик пришёл от моего напева в восторг. Пристал с вопросом, почему я не пою, при таком-то приятном голосе. «Стесняюсь!» — честно ответил я. Никогда не понимал, как люди отваживаются петь в голос. Даже в школьном хоре только рот открывал, а ведь за другими голосами мой был почти не слышен. И в постели я молчун, что не нравилось моим женщинам. Никак они понять не могли хорошо мне или не очень. Такое вот спонтанное воспоминание, когда думал, что уже ничего из прошлого не вспомню, по крайней мере, из того, что связано с Верой и Юлей. Не знаю по природе я такой тихий или это спровоцированный родителями и стеснёнными жилищными условиями комплекс. Никогда ведь в просторном жилье не проживал. Хочется, конечно, уже переехать в такое, но колется. Если бы Андрюша один жил, то можно было бы попробовать, но при одной мысли о его родственниках мне делается кисло. Наверняка скандал ему устроят, и мне с папой перепадёт. Старик отдельная проблема. Захочет ли он переезжать? К тому же я объяснил ему постоянное торчание мальчишки у нас тем, что ему жить негде. Можно конечно опять ему наврать, но как бы в итоге он не поймал меня на этом, голова-то у него не так плохо варит, как мне до сих пор казалось. Радует только, что со своей старой закалкой он даже представить себе не может, что мальчик способен желать мужчину. Он, правда, до сих пор не понимает, мальчик Андрюша или девочка, особенно теперь, когда он отрастил гриву. Для старика всё чётко — те, кто с длинными волосами — девочки. Не зря он стриженую Сашу за мальчика принял. Мастурбировал я, разумеется, на неё. Фантазии стали откровеннее, но собственно до коитуса я по-прежнему не довожу. Даже в мыслях не хочу делать девчонке больно, хочу окружить её лаской и заботой, и если с первым нет проблем, — я совсем не грубый, то с заботой — другое дело. Не знаю, что я делал бы без Андрюши. Забота в его исполнении конечно далека от идеала, но уже одно его присутствие делает моё нынешнее положение вполне сносным. Ещё бы Сашу сюда, совсем бы счастлив был! Совсем недавно с ней расстался, а уже так по ней тоскую, что она теперь мне всюду мерещится. По дороге к туалету услышал сегодня шевеление в подъезде. Стараясь не делать шума, подобрался к двери, приклеился к щели ухом, но так больше ничего и не услышал. Мне бы на этом успокоиться, но я не удержался, спустился на два этажа. Спуск вышел лёгким, иначе было с подъёмом. Одышка появилась, застучало в висках, чуть в обморок короче не свалился. Ну, что тут можно сказать?.. Инвалид! Дневник теперь уж точно показывать Андрюше не буду, хотя в месте, куда решил его прятать, не уверен. Всовываю его за спинку дивана. 11 декабря. Припомнив со сна вчерашнее нытьё по поводу своей инвалидности, понял, что сам виноват. Всегда таким спортивным был, а теперь моей зарядкой стали уборка и готовка. Немного на кухне или в комнате покручусь, и снова на диван. Пробежки и прогулки мне теперь конечно недоступны, но разминаться-то ничего не мешает, кроме лени! Решил дать ей решительный бой. Как старик мой, подвигался не вставая с дивана. Носками покрутил, потянулся как кошка — суставы щёлкнули, вызвав у Андрюши насмешку. «Я же говорю, песок уже сыпется!» — извинился я перед ним. Он в ответ только хрюкнул в подушку. Ужасно не хотелось продолжать, но заставил себя, а там потихоньку разогрелся. Теперь главное, регулярность. После завтрака снова думал о Саше, как там она, хоть бы написала, что ли. Сам писать не хочу, это всё равно что согласиться на роль друга, а мне теперь это сложно. Перешагнул я границу дружбы, и чувствую, что если встречусь с девчонкой ещё раз, то сделаю это снова. Вспомнил сегодня, как Андрюша спрашивал меня, делал я что-то такое, о чём раньше и подумать не мог. Тогда я затруднился с ответом, а сейчас точно могу сказать, — приставал к ребёнку. Раньше я осуждал стариков, что сходятся с молодыми, самодовольно думая, что со мной-то такого точно не случится, и что? Идя в школу, надо было всё же предполагать, что такое возможно. Столько лет один, а тут девчонки, одна краше другой. Саша, впрочем, сначала и на девочку-то не была похожа, это сейчас расцвела, может и не вполне женщина, но уже и не «свой парень». Как бы я хотел, чтобы рядом со мной спала она! Кожный голод у меня, а мальчишку трогать опасаюсь, понятно же, как он это воспримет. Каждое утро, впрочем, запускаю ему пальцы в волосы. Он щурится, улыбается и начинает подмуркивать. Котёночек такой, какая ему армия! Вчера снова нашёл на него психоз из-за неё. Теперь он решил от военкомата скрываться. Что ни день, то новая идея фикс. 13 декабря. Вчера писать не мог, до вечера мучился страшнейшей мигренью, даже вырвало дважды. Боюсь, что столь острый приступ могли спровоцировать упражнения. Страшно теперь приступать к ним снова. Ближе к сумеркам как это у меня повелось, заснул, а проснулся, что конечно тоже не сюрприз — с температурой. Боль в голове слегка утихла. После душа смог, наконец, поесть. День выдался ужасным не только для меня — Андрюша столкнулся на улице с мамой Максима, та плюнула ему под ноги. Мальчик долго содрогался от рыданий, никак не получалось его успокоить. Он уверен, что не вызывает у людей ничего кроме ненависти, отвращения и презрения. На что я резонно возразил — а мы с отцом, не люди, что ли? «Вы не человек, вы — ангел!» — ответил он. Раньше меня такие слова в свой адрес смущали, теперь привык. Андрюша в своём репертуаре. Снилась вчера тоже гадость. Как обычно, огонь, но не где-нибудь, а в нашем подъезде. Вспомнив, что в квартире остался папа, я кинулся в дверь, но отступил перед дохнувшим в лицо пламенем. Оно объяло деревянный проём, и выпускало сверху языки, могущие слизнуть голову. Лестница за дымом едва просматривалась, я смог разглядеть только горящие перила. Заметив, что пламя немного улеглось, я хотел было прыгнуть в подъезд, как тигр в горящий обруч, но осознал, что выше меня ждёт опасность пострашнее пламени. Угарный газ. Двух минут будет достаточно, чтобы я потерял сознание. Успею ли я добраться до двери квартиры, а главное, откроет ли мне папа? «Он своё отжил!» — уговаривал я себя, а по щекам прокладывали дорожки слёзы. И тут меня попросили посторониться. В глубоких сумерках я не мог разглядеть лица мужчины, только слышал его весёлый голос. В руках незнакомца был зажат пожарный шланг. Отойдя, я услышал сильное шипение. В подъезде под напором воды, становилось всё темнее. Меня завораживала эта борьба воды с пламенем, темноты со светом. Стыдно признаться, но когда пламя потушили, я не сразу вспомнил о старике. Походил по двору, полной грудью вдыхая тёплый летний воздух, и тут только меня осенило — а как же папа? Я так рвался к нему, даже хотел пожертвовать собственной жизнью, и вот совсем о нём забыл. Неловко было теперь подниматься, да и страшно — вдруг он угорел. Сказал Андрюше, что подозреваю во вчерашнем приступе упражнения, он предложил мне в замену их массаж. Я сказал, что идея хорошая, только мне это не по карману. Думал, мальчик посоветует попросить денег у Валеры, а он вдруг плутовато усмехнулся. Тут до меня, наконец, дошло. Конечно, я запротестовал, но Андрюша не сдавался. «Разрешите мне исполнить свою голубую мечту!» Намёк на его ориентацию я, конечно, уловил, но не подал виду. Спросил какую такую мечту — мять кожу динозавра? После душа, впрочем, послушно прилёг на живот. Андрюша как всегда до обеда был вялым и до жути меня стеснялся. Словом массаж получился не очень, зато я вволю повеселился. Началось с того, что Андрюша водрузил мне на макушку телефон, как он сказал, с туториалом. Я спросил, не свалится ли туториал мне на нос, на что Андрюша посоветовал не дёргаться. Тут я, конечно, сразу затрясся от смеха, и, как и ожидал, получил телефоном по носу. «Тысяча извинений!» — пробормотал Андрюша, выуживая телефон из складок простыни. Краем глаза я увидел нечто похожее на порно, что опять же меня рассмешило. Я приободрил мальчика замечанием, что пресс отмассажировался сам собой, дело осталось за малым. Хотя по дальнейшим ощущениям уместнее называть Андрюшу девочкой. Признаться, даже боялся, что у меня от его ласковых прикосновений встанет. Ну, вот… опять пошлятина пошла! От Андрюши, что ли, ей заразился, тот большой любитель обсудить сиськи-письки. И я тоже хорош: «мастурбация», «коитус», «встанет», а ведь возможно дневник — единственное, что после меня останется. Вчера внезапно пришла такая мысль. Хотя кому, кроме Андрюши мои записки-то сдались? Может разве что ещё Саше… Ну вот, снова о ней вспомнил. Писал бы в интернете, поставил бы грустный смайлик. А впрочем, можно же нарисовать! 14 декабря. Полдня благодаря Андрюше размышлял о росте и размере. Андрюша признался, что никак не может понять, как это я потолок макушкой не тараню. «Высота потолка в хрущёвке два с половиной метра, а во мне и метра девяносто нет», — заметил я. Он спросил, а сколько есть. «Восемьдесят семь, может уже шесть. Не молодею же. Так что протаранить потолок я могу разве только в высоком прыжке». Следом я, разумеется, осведомился о цифрах Андрюши, и даже сделал предположение: «Метр шестьдесят»? Мальчик вмиг нахмурившись ответил, что ниже. «Хотя может я немного и подрос. Давно не измерял, не хочу расстраиваться». Я вспомнил, что он то же говорил о размере. Об этом я, конечно, его не спрашивал. Не знаю насколько там всё критично, но это и не суть важно, сама уверенность в наличии проблемы обеспечивает ему сложности с женщинами. Если он конечно с ними строить личную жизнь собирается. С мужчинами это, наверное, не имеет особого значения, если он, разумеется, не претендует на роль лидера, а это с его леностью и застенчивостью вряд ли. Природа о нём тут явно позаботилась. Найдёт себе другого мужчину-покровителя, и будет ему счастье. Хочется, по крайней мере, в это верить. Один он точно не выживет. Что до роста, то он конечно откладывает ощутимый отпечаток на восприятие. Одно время помнится, во всех СМИ кричали об акселерации, потом отчего-то затихли, возможно, потому что поняли, что темпы её сильно преувеличены. Кругом не так уж много великанов вроде Миши Бояркина. Я привык людям, (если они повёрнуты ко мне спиною), смотреть в макушки, а не в затылки. Привык также, что они напрягают шею, в попытке заглянуть мне в глаза. Саша тут разве что исключение, её мои глаза не слишком-то интересуют. Но конечно таким я был не всегда. Рос на удивление долго. Пока служил, был чуть выше среднего роста, будто сама служба на подлодке мешала мне расти, или быть может, моё желание попасть в подводный флот было настолько сильным, что я уговорил гормон роста обождать. Думал уже, что пошёл в невысокую маму, но перебравшись на сушу, вдруг начал прибавлять. Конечно столь высокий рост мне, как человеку не слишком любящему привлекать к себе внимание, не очень-то подходит. Сутулился даже одно время. Хорошо, плаванье исправляло осанку. Сейчас уже с вышиной своей, конечно, смирился. Тем более дело к старости, скоро вниз расти начну. Раньше с отцом мы были одного роста, теперь же он заметно меня ниже. Горло перехватывает спазмом, когда я это замечаю. 15 декабря. Прошла неделя с расставания с Сашей. Уже три раза пытался подловить её у двери. Ничего не вышло, наверное, меня, как выражается, Андрюша, — глючит. Отчаявшись, попросил его выследить девчонку. Он спросил, что ей сказать, если она его заметит? Я ответил, что хочу знать всё ли у неё в порядке. Энтузиазма Андрюша не проявил, но всё же пообещал посторожить её завтра в подъезде, не в нашем конечно, в нашем я не уверен. А следом он выдал такое, чего я никак не ожидал. А что, говорит, насчёт Инны Викторовны, когда вы снова меня выгоните в кино? Хорошо, что в этот момент я не ел, а то непременно бы подавился. Я спросил его, как давно он знает. Он ответил, что всё понял ещё по возвращению из кино. «И как же»? — естественно полюбопытствовал я. «По запаху. Я знаю её духи». Я, кстати, предвидя это, после ухода Инны Викторовны хорошо проветрил помещение, но Андрюша, как выяснилось, блестящий нюхач. «Но почему ты спросил меня о ней только сейчас»? — задался я ещё одним, так и просящимся на язык вопросом. «Сегодня воскресенье, а я заметил, что вы любите, чтобы всё было по расписанию, вот и подумал, что, наверное, у вас сегодня свидание». Я возразил, что назавтра назначил. «А ты уже намылился в кино»? «Нет, просто хотел сказать, что скрываться не нужно. Я же вижу, как вы без женщины мучаетесь, а я не хочу, чтобы вы мучились». Я пробормотал слова благодарности, на что Андрюша махнул рукой. В глазах его стояли слёзы. «Ну что ты плачешь-то?» — спросил я, и тут же сам ответил: — «Боишься, что брошу тебя»? «Конечно, бросите! Какая женщина потерпит меня в вашей постели»? Я задумался — а ведь и правда. «Саша потерпела бы»! — осенило меня. — «Ты поэтому мне её так активно втюхивал»? «Возможно, ещё и поэтому. Но главное тут то, что мы банда»! — рассмеялся он. — «Когда мы втроём, я чувствую себя наполненным. Наверное, то же переживает женщина, когда в ней член любимого». «Ну и сравнения у тебя»! — усмехнулся я. «Разве вам никогда не было интересно, что чувствуют женщины»? «Чисто теоретически возможно», — задумался я. — «Но пережить такое я никогда не хотел». «А я бы хотел! Санёк не понимает, какая она счастливая, что может пережить такое»! «Хочешь сказать, что на её месте лёг бы под первого встречного»? «Лёг бы под вас»! — не задумываясь, ответил Андрюша. Я перевёл дыхание, чем вызвал у него раздражение. «Ой, только не делайте вид, что услышали что-то шокирующее»! Порой он невыносим! 16 декабря. Как только ушла Инна Викторовна, вернулся Андрюша. Сашу он караулил в подъезде аж до четырёх часов дня. Пожаловался, что замёрз. Вот стенограмма нашего разговора: — И всё ради чего? Даже говорить со мной не захотела! Могли бы Инну Викторовну спросить о ней. — Боюсь, я сразу себя выдам. — Ну да, говорите о Сашеньке своей с придыханием, и это после того, как она вас грубо отшила. — Любовь зла… Он рассмеялся. — А с Инной Викторовной что? Приготовить вам любовное ложе? — Ты уже один раз приготовил… Не знаю, не чувствую я к ней ничего. Не уверен даже, что в постели у меня с ней что-то получится. Хотя ты прав, женщина мне нужна. Все мысли уже об этом, не хуже тебя озабоченным стал! — Саню хотите? — Стыдно признаться, но да. — А что стыдно-то? — Чувствую себя педофилом, она же совсем ребёнок. И не надо говорить о восемнадцати годах, может любая другая девчонка к этому возрасту и набирается опыта, тут же полный ноль. — Ха-ха, ага. Хорошо я ей порнушку показал, а то, наверное, она так бы и думала, что детей находят в капусте. — Когда это было? — Не помню уже, в прошлом году может, или в позапрошлом. Нам с Максом в актовом зале скучно было, ну я и предложил порнушку посмотреть, там рыжую девчонку нашпиговали тремя членами сразу. Мне такое нравится, когда целый полк мужчин и все дырки заняты. — Странные предпочтения… Есть мысль, почему такие? — Не знаю, может, хочу тоже одним из полка быть, это же не страшно, когда за компанию, правда? На миру, как говорится, и смерть не страшна! — На миру и смерть красна! — поправил я. — А… никогда цитировать точно не умел. Не Санёк я… — Мужчиной себя представляешь? — вернулся я к теме. — Странно, в свете сказанного вчера. Андрюша так засмущался, что закрыл лицо ладошками. — Дальше-то что было? Показал ты Саше, и?.. — Она пересела, но бьюсь об заклад, видос её возбудил! — Это как же ты определил, по запаху? Он расхохотался. — Нет, нюх у меня не настолько крутой, просто мы же с ней астральные близнецы. То, что нравится мне, нравится и ей. Когда я её целовал, мне казалось, что я целую себя самого. Крышесносное ощущение! А вы что чувствовали, когда её целовали? — Неловкость, что я ещё мог чувствовать? Только позже понял, что это было приятно. А это вообще в порядке вещей у вас — сегодняшних подростков смотреть вместе порно? — наконец озвучил я своё недоумение. — Не знаю, у меня друг-то всего один был. — Что прямо никого до него? — Ну… В началке я сдружился я с одним толстяком. Но там всё плохо закончилось. Я его как-то жиртрестом назвал, не обозвал, а назвал, просто повторил за всеми, ну, вы знаете… как ляпну что-нибудь… А он меня треснул, и больше со мной не общался. — Одноклассник? — Ага. Я прощения у него просил, а он меня только ещё раз саданул в плечо, теперь в полную силу. Видели бы вы его кулачище! Рука ныла так, что я спать не мог. После того случая я сжимался каждый раз, когда бывший друг входил в класс, и вздохнул с облегчением, узнав о его переводе в другую школу. А так я с девчонками обычно общался, с ними легче было, но конечно никто моей подругой не стал… — Почему конечно? — Девчонки чуть повзрослев, с мальчишками дружить не хотят, хотят другого… А в качестве парня меня видеть дур нет… — А парни и девушки из барака? — Ну, они прикольные, да, но домой я бы никого из них не позвал! У меня всё же есть голова на плечах! Стянули бы чего ещё… — Друзьями не стали? — Нет, только приятелями. Собутыльниками, или деловыми партнёрами, если то, чем я промышлял, можно назвать бизнесом. — Странно всё же, что ты при всех своих достоинствах, такой одинокий. — Вы один во мне какие-то достоинства разглядели! Глаза его как это часто с ним бывает, мгновенно увлажнились. — Ну, уж! Максим же дружил с тобой. — Надеюсь, что я ему и в самом деле нравился… Вы можете сказать, что со мной не так? Почему люди ко мне так относятся? — Ну, я же сказал, что удивляюсь твоему одиночеству… Впрочем, наверное, смогу предположить… Как ты сам отметил, ты часто ляпаешь, не подумав, и в целом производишь впечатление человека несерьёзного. Пообщавшись с тобой, можно легко понять, что это не так, но люди обычно ленятся всматриваться. — Да, это я заметил. По той же Саше вашей разлюбимой. Сразу навесила на меня ярлык. — А ты на неё нет? — Ха! Ну, было дело. Она у меня значилась как стукнутая. И не скажу, что мнение моё сильно изменилось… Далее запись обрывается. Андрюша меня, кстати, спросил о дневнике. Ответил, что веду, но ему показывать не собираюсь. — Что так? Там какие-то страшные откровения? Признаётесь, что хомячите ночами мяско? Я так смеялся, что живот надорвал, но Андрюша остался серьёзным. — Кроме шуток, кончали бы вы со своим вегетарианством. Трогал я вас — сплошные кожа и кости… Я сразу погрустнел. Взвешивался недавно. За месяц с небольшим скинул почти пять кило. И в самом деле, ходячий Освенцим. Что до Инны Викторовны, то поговорил я с ней как будто неплохо, но послевкусие всё равно осталось неприятным. Она явно в меня влюблена, я же вожу её за нос. Не хватает духу сказать, что она мне параллельна. Валерик заметил, что я романтик, но боюсь, в отношениях я ничем не лучше него. Держу кругом себя людей в надежде, что однажды они мне пригодятся. Хорошо, что Андрюшу я и в самом деле люблю, не в том смысле конечно, в котором ему бы хотелось, но чувства у меня к нему определённо есть. Он и сам отмечает, что ему со мной повезло. «Представляете, что было бы, если я влюбился, к примеру, в вашего сына, и дал ему это понять? Костей не собрал, вот что! А вы со мной в одной кроватке спите!» В дрёме он порой бормочет моё имя, боюсь, как бы и со мной то же не началось. В уме твержу имя Саши как мантру, может, уже и вслух говорю, только не замечаю.