Чёрный мир. Книга 1

25 декабря. Всего неделя до Нового года. Что он нам принесёт?.. Андрюша не ждёт ничего хорошего. Все мысли у него об армии. Решил переговорить о его беде с Валерой. Может что посоветует. Жаль, не знаю, когда он заскочит, такой внезапный. Андрюшу к режиму я приучил, по крайней мере, уезжает и приезжает он примерно в одно и то же время. А на меня в часы его отсутствия писательский зуд находит. Удивительно даже, как я отказывал себе в таком удовольствии раньше. Хотя, кажется, пописывал что-то после развода и в юности, понятно — стихи. Как пелось в хите моего детства: «По ночам в тиши я пишу стихи, пусть твердят, что пишет каждый в девятнадцать лет». Представляю, как это было наивно. Хорошо, что всё потерялось. За обедом, который только по времени у нас обед, а по существу — завтрак, попросил Андрюшу поискать расшифровку термина «массовый психоз». До аварии я как будто уже искал информацию по этой теме, но позабыл, нашёл ли что, а тут в связи с последним сном вспомнил. Папа, досмотрев премьеру «Жизни Пи» (какой же это был год?), обратился ко мне с вопросом, в реальности всё это с героем происходило или во сне. Помню, я сильно смутился. После неприятия моей духовной практики, я зарёкся обсуждать с близкими такие темы. В том смысле, что первым не заговаривал, услышать что-нибудь такое от семьи было невозможно. Не знаю, по какой причине. Возможно, им казалось, что одного обсуждения хватит, чтобы я взялся за старое. И вот такой вопрос. Не помню, ответил ли я на него. Впрочем, если не помню, то скорее нет, чем да. Андрюша протянул телефон с подчёркнуто кислой миной. Я попросил его изложить свои мысли. Как обычно в это время суток он еле языком ворочал. — Да меня можно не спрашивать, я же этот, как его?.. у меня ещё в профиле было это слово… Ну, это когда не веришь, что в мире есть кто-то кроме тебя. — В меня ты, значит, не веришь? — усмехнулся я. — Ага, но это не мешает мне вас любить! Знаете же, наверное, что нашему мозгу всё равно реальный это опыт или иллюзорный… — Субъективный идеализм это как будто называется, — припомнил я. Отобрав у меня телефон, Андрюша проворчал в него озвученные мной слова. — А массовый психоз! — возмутился я. — После. Ага, вы правы, сон мой — Сева. Я — солипсист. Прочтя статью в википедии, я понял, что обсуждать мои сомнения с Андрюшей и вправду бесполезно. — Метафизический солипсизм является разновидностью субъективного идеализма, основывающейся на положении, что нет никакой реальности, кроме реальности собственных ментальных состояний; индивидуальное сознание представляет собой всю реальность, а внешний мир не имеет самостоятельного (независимого) существования. Это выражается утверждением «Существую только я один», означающим, что нет никакой реальности, кроме собственного сознания. Андрюша слушал меня, подперев кулаком щёку. Глаза его были закрыты. — Слушайте, а читайте мне такое перед сном, а? Усыпляет просто супер, — пробормотал он, когда я замолк. — Не любишь философию? В смысле не только как снотворное? — Заумь не люблю! А философия она и есть. — Но солипсистом же назвался! — возразил я. — Что, кстати, даёт такое мироощущение? — Да ничего хорошего, за любую беду в этом мире чувствуешь себя виноватым! Да и одиноко… Но по-другому ощущать я не могу. Иногда, правда, понимаю, что такого точно не смог бы придумать, что я слишком мелок и туп. Но это быстро проходит. Не часто же с гениальным сталкиваешься. — Баха себе на телефон закачай и при каждом сомнении прослушивай. — Идея — класс, но блин, я же закачаю и забуду! Может я и Баха с его сочинениями придумал и забыл… — «Солипсизм может иметь успех только в сумасшедшем доме» (А. Шопенгауэр), «солипсизм — это безумие» (М. Гарднер), — прочёл я критику с той же страницы Википедии. — Так я разве же отказываюсь от того, что я стукнутый, — улыбнулся Андрюша. Пока он в своём обычном черепашьем темпе приканчивал овсянку, я читал, вернее, перечитывал статью о массовом психозе. Этот отрывок показался мне интересным: «Британский нейрофизиолог Крис Фрит утверждает, что мозг может создавать ложные модели материального мира и внутреннего мира других людей. Ложные модели внутреннего мира других людей проверить не так-то просто. И иногда человек может успешно делиться этими ложными моделями с другими. В случаях двойного психоза два человека разделяют одни и те же бредовые идеи, а иногда подобный психоз объединяет и большее число людей (например, членов семьи до тех пор пока они не обсудят ложность моделей с посторонними людьми).» Я задумался, с кем бы мог обсудить наш психоз на троих. Валерик отпадает по той причине, что с его сугубо материалистичным взглядом на мир, он и слушать таких сказок не станет. Инна Викторовна более подходящий вариант, но с ней я, похоже, расстался, насосем. Минус жизни интроверта. Поговорить не с кем. Можно конечно обратиться в интернет, но я даже приблизительно не представляю к кому и в какой форме. 26 декабря. Андрюша вчера ёлочку принёс. Собрали, украсили, поставили на телевизор. Теперь в направлении ящика нравится смотреть не только папе. Он заметно приуныл, и я знаю почему, уже не надеется, что Тимка позвонит. Не передать, как меня это расстраивает. Отдельное беспокойство вызывает Андрюша. Сейчас ночь, днём не мог писать из-за визита Валеры. Андрюша уже стоял на пороге, когда он как всегда без предупреждения заскочил. Я попросил Андрюшу пока не уходить. Валере прямо в дверях позвонили, и мы услышали песню на его рингтоне — «Фантазёр» Евдокимова. Откуда такое старьё известно Андрюше, ума не приложу, но после звонка он напел его на пару с Валерой. Не хотелось портить ему настроение, но я на это пошёл, спросил Валеру насчёт армии. Валера сказал, что уже сейчас надо начинать бегать по врачам. Я только вздохнул на такой совет. Валера не понял. — У Андрюши фобия, боится он врачей, — объяснил я. — Он, что ли, из тех барышень, что хлопаются в обморок при пробе реакции Манту? — Я в окошко выпрыгивал, — заикаясь, ответил Андрюша. — Ни разу не дал себя уколоть. Валера смеялся, а мне было не до смеха, вот как ему с такой ненормальностью помочь? До конца дня Андрюша был сам не свой, ничего-то его не радовало. Я прижал его к себе, чмокнул в макушку, но только усилил истерику. Он захныкал, приговаривая: — Я же там умру! Умру! Ну, вот опять об Андрюше пишу, хотя дневник личный… Неинтересен сам себе, похоже. Да и какой может быть интерес? Всё идет, как шло. Каждый день, за вычетом часов с мигренью, мучаюсь желанием, тоскую по Саше, переживаю за папу. За окном такая же однообразная как жизнь моя погода — тёплая серость. В Новый год, это уже ясно, снега не будет. Я, правда, только из-за этого расстраиваюсь, Андрюша говорит, что несильно по снегу скучает, одного раза на зиму, чтобы вспомнить, что это такое, ему вполне довольно. Я начал рассказывать ему о зимних забавах, в которых участвовал в детстве, он сказал, что у него ничего такого не было. Единственная забава со снегом, что ему вспомнилась — намыливание лица. Его конечно. «Может, с тех пор я снег и не люблю!» — рассмеялся он. Но потом пояснил, что от снега ему режет глаза, а от сырого воздуха — горло. Прибаливает он, короче говоря, в холодные месяцы. На днях, к слову о болячках, был случай, после которого я устыдился своих мыслей по поводу развратности Андрюши. Он когда что-то не может найти, жутко раздражается. Вот и в тот день, чуть не дым из ноздрей пускал. Я спросил его, что он ищет, он ответил, что зеркальце. «Зачем оно тебе? Прыщи что ли, давить?» Не думал, что мой насмешливый вопрос его так смутит. Не сразу, но он признался, что у него выскочили чирьи на заднице. Каждую осень высыпают при перемене погоды, а тут он осенью ничем не болел, зато сейчас, что ни день, то какая-нибудь болячка. Я конечно предложил ему свои услуги, но он отказался. Так и не найдя зеркальца, воспользовался экраном смартфона. «Теперь у меня как у лягушонка, вся жопа зелёная!» — доложил он, выйдя из ванной. Ну, вот что за стеснительность такая? Хотя он же в меня влюблён, а когда влюблён, не хочется выставлять себя в некрасивом свете. Я прямо роковой мужчина получается. Три разбитых сердца на счету. Инна Викторовна, впрочем, подвела меня к пониманию, как такое могло случиться. Сказала, что в нынешнее время люди в гаджеты всматриваются, а я в глаза и душу. Я заметил, что она занимается тем же самым. «Так мне за это деньги платят, а вы выслушиваете по доброте». Не знаю, как у меня с добротой, но слушать я и в самом деле умею. Жаль, не все хотят поговорить. Саша щетинится, как только я задеваю её мозоли, а ведь возможно я сумел бы ей помочь. Так пишу, словно не сомневаюсь, что она ещё вернётся… 27 декабря. Часто ловлю на себе взгляд Андрюши, он откровенно мной любуется, отчего мне до ужаса неловко. После обеда я не выдержал, спросил, что он так на меня смотрит. — Губы жуёте, сохнут? Я признался, что да, тогда Андрюша посоветовал мне пользоваться гигиенической помадой. — Я пользуюсь, и вам куплю. С каким вкусом хотите? Банановым? Я рассмеялся, после чего спросил, как он ей пользуется — в открытую или тайком. Он улыбаться перестал. Рассказал, как из-за пользования помадой его однажды жёстко высмеяли в школе. Будто он виноват, что у него чувствительная кожа. — С тех пор юзаю так: одной рукой снимаю с тюбика в кармане крышку, намазываю палец, провожу им по губам, потом всё в том же кармане закрываю. Неудобно, конечно, зато никто не палит! — Не только неудобно, но и негигиенично, — заметил я, заставив мальчишку закатить глаза. Терпеть он не может моих замечаний на тему гигиены. Считает мою чистоплотность неврозом, так мне это и сказал. И определённая правда в словах его есть, занимаясь гигиеной, я уменьшаю тревогу. Следом я, что было логично, вывел Андрюшу на разговор о моих достоинствах и недостатках в общении. Конечно, я пытался это выяснить с задней мыслью о Саше. Андрюша-то меня всякого потерпит, а вот Саша, без сомнений пошлёт, как выражается Андрюша в «пешее, эротическое». Андрюша сказал, что я ему нравлюсь, когда смешно подкалываю и сопереживаю без чтения морали, не нравлюсь, когда морализирую и включаю чопорность. Я сказал, что подкалывать от природы мне несвойственно, что это умение я вырабатывал в себе, общаясь с Валериком и Тимкой, и что мне за свои слова часто бывает стыдно. Все, кажется, что я человека обидел. — А тебя я словом ни разу сильно не обидел? Андрюша охотно ответил, удивив меня. Оказывается, его до нежелания жить уязвило, что я назвал его актёром. Я, понятно, спросил его, почему. — Ну как? Я, будучи многомерным космическим существом, играю тут в малолетнего придурка Андрюшу, все силы на это трачу, а тут понимаешь, выискивается человек, который кричит: не верю! — Любишь ты загадочность свою подчеркнуть, — усмехнулся я, — а я думаю дело не в этом. — А в чём? — занервничал он. — Ты и в самом деле играешь, преувеличиваешь свои беды с целью получить своё. — Вы добить меня решили? — Я же восхищение выражаю, что ты! Но тебе, похоже, стыдно за подобные манипуляции… — Вы мне сейчас Инну Викторовну напомнили! Она что-то такое мне втирала. Ещё про юношеский максимализм и прочую психологическую хрень. — Тебе психология разве неинтересна? — Не-а! Она интересна тем, кто в людях ни хрена не разбирается! Не ну всякая конечно… там психология творчества и чего там ещё?.. сновидений, это тема! А вот то, что в школе… Буэ! С чего это я должен незнакомой бабе исповедоваться? И чем она мне поможет? Сама такая же несчастная и стукнутая! — С несчастной ты попал в точку, но почему ты считаешь, что она стукнутая? — заинтересовался я. — Да делилась она со мной историями из жизни, уже не помню, что говорила, давно дело было, но я пришёл к выводу, что она намного долбанутей меня. Я даже подумал, не моя ли это мамаша. — Думаешь всё-таки, кто может быть твоей мамой? — Ага, автоматически. Я сказал, что Инна Викторовна, как и я, бездетна, пусть на неё не думает. — Да я всерьёз и не думал, она не во вкусе моего старика. У него, как у вас был любимый типаж — девушки выше него хотя бы на полголовы. — Если он был такой же невысокий, как ты, найти таких было совсем несложно, — выпалил я, не подумав. Попросил прощения, но Андрюша сказал, что такое ему слышать совсем необидно. — Вам же нравятся низкорослые, да? — улыбнулся он широко, почти сразу прикрыв зубы ладошкой. Как он мне однажды признался, стесняется желтизны эмали и налёта. Я подтвердил, что нравятся, чувствую себя рядом с ними защитником. Долго с ним потом ещё говорили. Час разговора с Андрюшей воспринимается, как пять минут. Хотя не могу сказать, что его разговоры всегда меня расслабляют. Андрюше свойственно провоцировать, тормошить. — Люди спят, я хочу их хоть на миг разбудить! — поделился он как-то. Я спросил, не жалко ли ему их. — Они же сразу засыпают обратно! Моё солнышко, в противоположность Саше, которая вызывает у меня ассоциацию с луной, такая же далёкая, холодная и таинственная. Временами она исчезает с небосклона моей жизни, временами показывается. Пока писал, вспомнил сегодняшний сон. В уже не помню чем вызванном отчаянье, (может невозможностью быть с Сашей), я остановился у одного из трёх зеркал, всмотрелся в отражение, и вдруг услышал льющиеся сплошным потоком мысли. Они не были хаотичными, а складывались в некую поучительную притчу. Перейдя к другому зеркалу, я прослушал стихотворение. Третье зеркало напело мне всё тем же шёпотом песню, похожую на рыцарскую балладу. К несчастью, единственное, что отложилось у меня в памяти, такие вот ассоциации. Ни одного слова не помню, а ведь точно силился ещё во сне запомнить. Что ещё интересно, у первого же зеркала отчаянье моё отступило. Меня так заворожил процесс возникновения мыслей, что я забыл про свои переживания. Теперь думаю, а не нашёптываются ли мысли и здесь? Если так, хотелось бы знать, кто их шепчет.