* * *
Музыка разливалась в таверне звонкими нотами, смешивалась с разговорами и стуком кружек. Но среди всех звуков громче всех слышался голос Варрика. Их стол, испещрённый царапинами и рисунками Сэры, сегодня снова стал центром внимания. Юноши, девушки и даже дети рассиживались за столами, на подоконниках или на полу, внимая очередной истории о приключениях Инквизиции. — И вот наступила ночь, и на перевале наш отряд остался один на один с темнотой и холодом. Нас всего шестеро, а до спасительного Скайхолда ещё день пути, — старясь сохранять загадочность, говорил Варрик. Макс впервые не слушал историю, участником которой являлся. Не вставил он и ни одного ехидного слова, не притронулся к кружке. Мысли его занимало совсем другое, отдававшее горечью в горле и наводящее неясную грусть. — И вдруг из темноты вышел отряд магов, превышающий нас в два, нет, в три раза! Варрик рассказывал эту историю, как сказки на ночь рассказывают маленьким детям. А его слушатели, все от мала до велика, внимали, раскрыв рты. — И они полыхали от красного лириума. Мариден перестала играть, прислушиваясь к разговору, и лишь бесцельно водила кончиками пальцев по струнам. Варрик отхлебнул из кружки и продолжил: — Но что же делать бравым героям, у которых были и мечи, и стрелы, но ничего, против магов? «Хватать оружие и сражаться до окоченелых на морозе пальцев», — подумал Макс, но промолчал. — Призвать дракона! — воскликнула сидящая на полу девочка с торчащими в разные стороны хвостиками и укутанная в огромный походный плащ, судя по всему, отца или брата. — Инквизитор же может призвать дракона? Все обратились к Максу, который в любой другой день уже давно бы присоединился к рассказу, развеивая своей иронией всю напускную загадочность Варрика. Вынырнув из мыслей, Макс заговорщически взглянул на девочку и приложил палец к губам — всё, на что он был сегодня способен. — Я знала, я знала! — пропищала та. Краем глаза Макс заметил стоящих у стены Лелиану и Жозефину. «Отчётов им не хватило, пришли послушать из первых уст» — гневно подумал он. — Но дракон не всегда приходит и вызывать его нелегко, — продолжал Варрик. — А вот кто нам и правда был нужен, так это Искательница. Только она могла бы снести магов лишь щелчком пальцев. Но она была далеко, в отделяемом от мира снежной бурей Скайхолде. Кассандра тихо усмехнулась, но именно сейчас терпение Макса иссякло. Всё вокруг было для него пыткой: и сама история, и голос Варрика. Оттолкнувшись от стола, он с шумом поднялся, привлекая к себе внимание. — Ты это куда? — удивился Варрик, обрывая рассказ. — Много дел. Ты справишься и без меня. Девушки сникли, понурив головы, но Варрик быстро вернул их внимание. — И вот мы взяли оружие… — было последнее, что расслышал Макс, прежде чем захлопнуть дверь. Мороз ударил в лицо, заполонил колючим воздухом грудь. Метель укутывала крепость ещё с утра и, судя по всему, останавливаться не собиралась. Снег скрипел под ногами. Макс шагал без цели, не замечая отдававших честь солдат и изредка пробегавших мимо людей. В голове его билась лишь одна мысль: Какой ценой? Очнулся Макс, обнаружив себя перед дверью в кабинет Каллена, и ни капли не удивился. Если и искать совета, то только у того, кто сможет понять, кто сам пережил это. Или всё ещё переживает. Внутри царил полумрак, рассеиваемый тусклыми огнями свечей. Каллен склонился над столом, лица его видно не было, но сама эта поза излучала мучительность. Макс не успел промолвить и слова, как Каллен яростным жестом смахнул со стола коробку, и её содержимое металлически звякнуло о пол. — Думаю, поделом ей, — вымученно улыбнулся Макс. Каллен поднял голову и окинул его мутным взглядом. Этот взгляд был Максу знаком. Давно нужно было поговорить с Калленом. Слишком долго он ждал. Слишком просто было не замечать. — А, это ты, — выдохнул Каллен, потирая лоб. Макс поднял прикатившуюся к ногам лириумную склянку. — Кажется, я вовремя. По крайней мере ты не успел всё тут разгромить. Каллен устало качнул головой. — Тебя Кассандра послала? — Я сам всё вижу, — ответил Макс, возвращая коробку и склянку на стол. — Меня-то уж точно не нужно посылать. — Да, конечно, — выдохнул Каллен. — Я и забыл. В блеклом отблеске свечей на его лице проступали круги под глазами и усталые морщины, что делало его лицо старше, а вид измученным. Однажды Макс уже видел такое. В зеркале. — Скверно выглядишь, — разбил тишину он. — Я… в порядке, Инквизитор. — Кажется впервые командор мне солгал, — невесело усмехнулся Макс. Каллен провёл ладонью по лицу, будто хотел стереть всё, что на нём отражалось. — Всё хотел спросить: как ты это пережил? Макс помолчал, задумавшись. Его откровения сейчас явно Каллену ни к чему. И лучшим решением будет сказать ему то, что он хочет услышать. — Я взял волю в кулак и заставил себя выбраться из этой ямы. — Я просто… — начал Каллен, но Макс и без того знал, что он скажет дальше. — Эти сны не покидают меня, разве может быть по-другому? — Может. Рано или поздно они уйдут. Всё проходит. — От нас столько всего зависит. Судьба Тедаса на плечах Инквизиции. Я должен быть в строю, но я… — он запнулся, в бессилии махнул рукой. — Я должен снова принимать его, иначе толку от меня… — Ты не можешь и не должен выносить Инквизицию на себе. Но в твоих руках твоя собственная судьба. Возьми себя в руки, Каллен. Ты можешь обойтись без этого. — Неужели тебе никогда не хотелось сдаться? — Никогда, — твёрдо ответил Макс, и ложь ещё ни разу не давалась ему так тяжело. Каллен кивнул. — Значит, мы в самом деле правильно выбрали Инквизитора. На твою силу нам нужно равняться. — Я не тот, с кого нужно брать пример, — покачал головой Макс. — Я делал и ужасные вещи. — Как и все мы, — согласился Каллен. — Но глядя на тебя никто и не подумает, что когда-то ты был на моём месте. Значит, вернуться к нормальной жизни всё же возможно. И ты это доказываешь. — Если тебе так будет проще — это приказ. А командор Инквизиции не нарушает приказов. Каллен выпрямился, явно через силу. — Простите, Инквизитор. Этого больше не повторится. Макс ободряюще хлопнул Каллена по плечу, тот в ответ благодарно улыбнулся. Холодный вечерний воздух вновь захватил Макса в сети, заставляя поёжиться под порывами ветра. Он хотел отыскать в Каллене поддержку, а в итоге самому пришлось стать советчиком. По крайней мере, самому Каллену от этого легче, пусть и всё, что говорил Макс, было ложью. Макс остановился, всматриваясь в льющийся из открытой двери таверны свет, в котором снова разливалась музыка и плясали тени. Наверху, в длинных витражных окнах, виднелось отражение Сэры и сидящей рядом Дагны. Зрелище это вызывало улыбку. Макс выдохнул облачко тёплого пара и перевёл взгляд выше, где открытой пастью стеклянных дверей темнотой приветствовала его собственная комната. Слишком роскошная для бывшего храмовника, слишком просторная для Макса Тревельяна. Он поморщился, представляя, как долго придётся разжигать огонь в камине и ждать, пока покинет комнату выстудивший её стены мороз. Всё вокруг от пола до потолка заполняла густая чёрная масса. Распространяющийся в ней гул не стихал ни на мгновение. И сквозь этот шум, как сквозь толщу воды, глухо пробился родной и знакомый голос: — Макс! Макс, ты меня слышишь? С трудом он поднял насквозь проткнутую железными прутьями голову и едва смог разлепить залепленные дёгтем веки. Мир вокруг плыл, троился и расслаивался, и Макс едва мог рассмотреть бледное пятно перед собой. Он оторвал от пола налитую свинцом руку и коснулся её плеча, убеждаясь, что та не мираж. Она обхватила его ладонь, и её руки оказались такими тёплыми, будто то был огонь замерзающему. — Настоящая, — тихо повторяла она. — Настоящая, не сон. Макс по-прежнему видел лишь её тень, а уплывающий мир закружился и начал медленно крениться в сторону. Она удержала его, снова посадила ровно и, обхватив за плечи, прижала к стене. — Макс, соберись! Посмотри на меня. Макс не знал, сколько прошло времени, прежде чем комната приняла прежние очертания, и он рассмотрел перед собой её бесцветные глаза и белоснежные волосы. — Эв… Эвелин? — тяжело ворочая языком выдавил Макс, и тут же все прутья в голове разом зашевелились, принося боль. — Не закрывай глаза, — в её голосе не осталось и капли прежней нежности и терпимости. — Это важно. Макс поднял голову. Мир перестал раскачиваться. Эвелин аккуратно, будто то был самый ценный в мире предмет, достала пузырёк голубой жидкости. Такой желанный. Манящий. Способный остановить раскачивающийся мир и вернуть ему краски. Вернуть вкус и запах. Вернуть голос и чувства. Лекарство чумному. — Это последний, Макс. Я больше не смогу достать, — Эвелин вложила ему в руку пузырёк и сжала его ладонь. — Я отдаю его тебе. Пообещай, что не притронешься к нему. Пообещай, что оставишь. — Я не смогу. — Нет, сможешь! — она рукавом вытерла катящиеся по щекам слёзы. — сможешь, сможешь, сможешь! Только прошу тебя не надо. Ты сможешь сам, а я буду помогать, как и раньше. Макс поднял пузырёк, рассмотрел. Эвелин сидела тихо, а по щекам её катились слёзы. Впервые за этот месяц он увидел её так чётко и ясно. Маленький пузырёк способен убирать боль и сны, растворить горечь. Эвелин окружало почти осязаемое отчаяние. Её глаза молили. Мир вокруг и без того превратился в кошмар, как он может разрушать дальше ещё и её мир? Он сжал пузырёк в кулаке. — Больше никогда, — решительно сказал Макс. — Больше никогда, — обхватила его ледяную руку Эвелин. Боль снова пронзила голову сотней стеклянных осколков. Эвелин села рядом, опустила его голову себе на колени, гладила по голове и шептала что-то успокаивающее. Рассказывала новости про отца и братьев, про отплывшего в Антиву контрабандиста, про предупреждение из Круга, но всё это слилось в единую массу и снова заполонило комнату толщей воды. Спасение теплело в ладони, но было недосягаемо. — Ночь скоро закончится, — прорезали океан слова Эвелин, — выглянет солнце. Новый день всегда забирает всю боль, приносит новое. Скоро рассвет. Макс в это не верил. Хватая ртом воздух, Макс вынырнул из сна как тонущий выныривает из-под толщи воды. Подобно чёрной массе из кошмара, комната была заполнена ночным мраком. Было холодно. Макс подошёл к окну и долго размышлял, глядя на заснеженные верхушки гор. Рассвета всё не было. Устав ждать, он подошёл к столу и достал из ящика лириумную бутыль на длинном шнурке что сейчас была похожа скорее на драгоценный кулон. — Пора заканчивать это, — сказал Макс себе. — Надеюсь, ты простишь меня.* * *
Жозефина, прислонившись плечом к холодному камню стены, растирала пальцами висок и мысленно просила Создателя даровать ей терпения. Гном-поставщик Горим между тем не замечал настроения леди-посла. Он деловито расхаживал между стройных рядов уложенных ящиков, то и дело указывая на лириумные склянки. — И это безобразие творится уже не первый день. Покрывала лежат не на своих местах, ящики сдвинуты. — Они стоят так же, как и вчера, — попыталась вразумить его Жозефина. — Я их составлял, и мне лучше знать, — сурово заявил Горим. — В Скайхолде творится настоящее безобразие, если и вы ничего не сделаете, то я обращусь прямиком к Инквизитору. — Инквизитор занятой человек, не стоит докучать ему. — Именно поэтому я и пришёл к вам, леди Монтилье. А что, если кто-то сливает по капле лириум, а после сбывает контрабандой? — Вы уже обращались к Сестре Соловей, и её люди никого не обнаружили. — Откуда мне знать, может они заодно. Или их подкупили, — не унимался Горим. — В конце концов следить за поставками — ваша задача. Жозефина устало выдохнула. Горим несколько дней донимал Лелиану, а затем пришёл к ней и, видимо, мириться с собственным бредом не собирался. — Хорошо, я разберусь. — Разберётесь? — недоверчиво прищурился Горим. — Точно разберётесь? — Посмотрите, я даже запишу, — она чирканула на листе бумаге заметку и продемонстрировала ему: — Ну? Довольны? — Буду доволен, когда вы поймаете вора. Своих мыслей на этот счёт Жозефина не высказала. Недолгого общения с Горимом хватило, чтобы понять, что спорить с гномами — себе дороже. День был насыщен на встречи и документацию. Днём горный ветер принёс с собой мороз и снег такой силы, что в некоторых уголках Скайхолда огонь уже не спасал от цепких лап холода. К концу дня Жозефине уже не хотелось ничего, кроме как укутаться тёплым одеялом в хорошо протопленной комнате и сладко заснуть. Но, выйдя в главный зал, она наткнулась на суровый взгляд будто поджидающего её Горима и тут же пожалела о своём утреннем обещании. Пускай бы лучше Инквизитор разбирался с этим, у него хорошо получается быть убедительным и ставить людей на место. Запахнув крепче плащ, Жозефина, скорее для вида и успокоения совести, чем из доверия к Гориму, спустилась на нижний уровень. Здесь, внизу, между колоннами разгуливал мрак и холод, ещё более сильный, чем наверху. Жозефина не сомневалась, что все опасения Горима не более, чем глупые выдумки. Так же думала и Лелиана. Ещё издали Жозефина рассмотрела закрытую дверь в лириумную кладовую и уже начала раздумывать, что скажет Гориму утром, когда раздавшийся голос заставил её вздрогнуть. — Так-так, — сказал Макс, водя рукой над огнём свечи свечи, осветившей его лицо и колонну позади. — И кто же тут ходит по ночам? — Ты меня напугал, — выдохнула Жозефина, плотнее укутавшись в плащ. — Что ты тут делаешь? — Поставщик Горим рассказал о проблемах, вот я и пришёл искать вора. И зачем же леди-послу понадобился лириум? — Перестань, я здесь поэтому же. Горим донимал нас с Лелианой дня четыре. — Думаешь, он всё выдумал? — Уверена. Но раз уж ты здесь, удачи в поисках. — Что же, доброй ночи. Жозефина не придала значения его насмешливому тону и поспешила уйти из этого холода и мрака. Не было настроения разговаривать и шутить, хотелось быстрее уйти в тепло, и поскорее заснуть. Она была уже на последней ступени, когда мысль стрелой поразила её. — Подожди, — обернулась Жозефина. — Горим сказал мне, что пока не обращался к Инквизитору. Макс усмехнулся, глядя на неё снизу вверх. Он продолжал водить ладонью над пламенем там близко, что казалось огонь вот-вот опалит его. — В самом деле? — притворно удивился Макс. — И что же теперь? Посадишь меня в темницу? Проведёшь суд? — Что за глупость, Макс, — воскликнула раздражённая Жозефина. — Если что-то надо, то просто возьми. Горим сам чуть с ума не сошёл и едва не свёл с ума нас. — Охотно верю. Но тебя я не думал здесь встретить. Могла бы просто отправить кого-нибудь, их легче отвадить. — Я понимаю, что в Скайхолде сейчас тебе нечем заняться, но не мог бы ты найти развлечение, которое не коснётся нас с Лелианой. — Ничего, сегодня я здесь последний раз, — тихо бросил Макс. — Доброй ночи, леди Монтилье. Больше я вас не потревожу. С этими словами он открыл, как оказалось, незапертую дверь склада, и огонёк свечи растаял в темноте. Жозефина решительно отправилась наверх, но остановилась на полпути. Извечное любопытство подстёгивало её неясной тревожностью. Жозефина вернулась в зал и осторожно скользнула в приоткрытую дверь кладовой. Свеча стояла на полу, освещая тусклым ореолом. Подпирая спиной стену, Макс бросил на Жозефину короткий равнодушный взгляд, будто ожидал, что она вернётся, и снова вернулся к рассматриванию ящиков, накрытых большим покрывалом. — А зачем тебе, — Жозефина бросила взгляд на ящики, — столько? Зачем тебе вообще лириум? — Я думаю, — был короткий ответ. — И над чем же? — Ты не поймёшь, — сказал Макс и тут же усмехнулся, будто знал, что она могла подумать. — Не поймёшь, потому что ты не храмовник. Жозефина проглотила обиду и встала рядом, опираясь о стену. Какое-то время они молча смотрели на ящики. — И долго нам так стоять? — не выдержала Жозефина. — Пока тебе не захочется уйти. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — Нет, — ответил Макс. — Но одному принять решение мне будет легче. — Какое решение? — нахмурилась Жозефина и бросила взгляд на лириум. — Макс, ты что задумал? Макс помедлил, будто раздумывал, стоит ли вообще говорить. В конце концов, он достал из кармана склянку на шнурке издали напоминавшую драгоценность. — Как ты думаешь, что это? — Лириум? — склонила голову Жозефина. — Правда склянка не такая как у нас. — Это обещание. — Обещание? Обычно дают клятвы. Макс покачал головой. — Клятвы так часто нарушают. Это надёжнее. — И что же это за обещание? — Больше никогда, — не сразу ответил Макс. — Эвелин вытащила меня с самого дна. Если бы не она, побираться мне сейчас на улицах Вольной Марки. Она всегда добивалась чего хочет, но это ей было не по силам. Жозефина слышала о лириумной зависимости. Да что там говорить, бледный призрак Каллена ходил по коридорам Скайхолда, напоминая об этом. — Эвелин платила контрабандисту, бегала за лириумом в башню Круга. Уж не знаю, как она его оттуда таскала, но однажды её поймали и предупредили, что в следующий раз расскажут тэйрну. Отец бы ей не простил. Не столько потому, что она брала лириум, сколько из-за того, для кого она его брала. В тот же вечер она пришла ко мне, показала последнюю оставшуюся бутыль и умоляла пообещать, что её я не открою. В то время я ничего не видел, не знал, не чувствовал. Лириум был единственным желанием. Но как я мог ей отказать? После обещания пришлось взять себя в руки, иначе я бы подвёл Эвелин. И в тот момент как никогда захотелось дышать, но не ради себя — ради неё. Эта склянка — обещание. И это обещание я собираюсь нарушить. — Ты — что? — взгляд Жозефины невольно снова метнулся к ящикам. — Зачем? — Потому что я бесполезен без него. — С чего ты взял? — Мы сражаемся с магами, а ты не знаешь какую силу против них даёт лириум. Не представляешь, как щелчком пальцев можно лишить их всей магии и насколько легко одолеть. — Но ты пережил весь этот кошмар и теперь снова хочешь вернуться? — Ты слышала историю Варрика, но поверь мне всё было не так прекрасно и просто, как он рассказывает. Мы бы вышли из боя без царапины, будь у меня лириум. — И как быстро он вызовет привыкание? — Мгновенно. — И ты уверен, что это того стоит? — Что значит один бывший храмовник в сравнении со всем Тедасом? — Но это неправильно! Ты не можешь вынести на плечах всю Инквизицию! Макс усмехнулся. — То же самое я вчера сказал Каллену. Но кому ещё это делать, если не мне? Кто ещё защитит солдат и друзей на поле боя? В обители обо мне ходили легенды. Я был тем, кто глотал лириум не поморщившись. Я всегда делал то, что должен. Если кто-то и мог сделать дело точно и чётко, это всегда был я. Жозефина молчала. Всё это было безумием. И в то же время она понимала, что Макс в чём-то прав. Он не боялся лириума и последствий, но так страшился подвести всех вокруг. — Ты правда думаешь, что так будет правильно? — Это не просто правильно. Это необходимо. И я должен был сделать это намного, намного раньше. Когда Корифей напал на Убежище, я должен был противостоять его армии. Когда в землях Редклифа кипела война, я мог помочь. Но не сделал ничего. — Ты прав, — пожала плечами Жозефина. — Конечно, ты прав. Ты Инквизитор, мы признали тебя лидером, а люди считают тебя мудрейшим и сильнейшим из многих. С чем-то я даже согласна. Ты всегда мог принимать решения, когда другие не могли. Не зависимо от того, как это было трудно и чем это было чревато. Ты всегда делал то, что должен, это правда. Без раздумий и сомнения. Жозефина замолчала неожиданно даже для себя. Хотелось сказать что-то ещё, но слов не было. Макс выдержал паузу и коротко кивнул. — Что же, тогда решено. Я и так затянул с этим, — сказал он весело, но веселье это отдавало обречённостью. Макс поднял пузырёк и открыл его. Лириум не имел ни запаха, ни звука, как можно было подумать. — Да начнётся новая жизнь, — иронично усмехнулся Макс. Только сейчас Жозефина поняла, что натворила. Чувства смешались. С одной стороны, Макс был прав, но с другой… Нужно ли калечить себя и снова ломать жизнь за возможность гасить магов? Нужно ли снова переживать лихорадку за возможность вынести всё на собственных плечах, не позволяя другим рисковать собой? Жозефина вдруг разглядела, что Макс вовсе не был так решителен, как хотел показать. Он смотрел на голубую жидкость в сосуде, и рука его дрожала. Он не хотел. Не хотел предавать Эвелин. Не хотел вновь опускаться на дно боли и забвения. Не хотел снова сжимать горло цепью. Макс хотел дышать, хотел жить, но приносит себя в жертву. Ради чего? И что будет с ним после Инквизиции? Жозефина перехватила его руку в последний момент. — Или можно быть Инквизитором без самопожертвования. Силён духом тот, кто принимает решения несмотря ни на что… или не принимает. Никакая сила во всём мире не стоит свободы. И возможности дышать. Макс смотрел на неё так внимательно, будто приговорённый к смерти слушал помилование из уст палача. Он припал спиной к стене, шумно выдохнул и покачал головой. — Я идиот, правда? — Вовсе нет. Ты просто хочешь всё сделать сам, думаешь так будет лучше всего. И, возможно, не доверяешь друзьям. — Я им доверяю. Просто мог бы сделать больше. — Каждый делает столько, сколько может. На этой войне и без того хватает жертв. Макс усмехнулся. Закупорил бутылку. — Эвелин я всё равно предал. Одними лишь мыслями об этом, — он протянул бутыль Жозефине. — А ты меня спасла. Возьми. Может быть в этот раз мне удастся сдержать слово. Жозефина не противилась, взяла тёплую от его ладони бутыль. — Пусть теперь это будет обещание тебе, — Макс помолчал и добавил: — Спасибо. Эвелин вытащила меня со дна, а ты не позволила снова туда опуститься. Принимая бутыль, Жозефина почувствовала, как становится теплее. Будто бы окружающий Макса лёд начал таять. Слабо и медленно, едва заметно, это была не весна и даже не оттепель, но всё же было приятно, что именно она смогла помочь ему, понять и не позволить совершить ошибку. — Больше никогда, — сказала Жозефина. — Больше никогда, — улыбнулся Макс. — Я солгал тебе, — сказал Макс, едва Каллен шагнул на порог своего кабинета. — Что, прости? — растерялся тот. — Я солгал тебе, — терпеливо повторил Макс. Каллен закрыл дверь, сложил отчёты и только тогда заговорил: — И о чём же? — О лириуме. Я думал, тебе так будет лучше. Но никому не будет лучше от лжи. — Но разве ты не справился с этим? — Я — нет. Моя сестра справилась. Она вытянула меня. — Тогда тебе повезло с сестрой. — Ты сделал больше меня. Ты по-настоящему взял себя в руки и справлялся со всем сам. Я же мог только сидеть и плакаться о том, как мне тяжело. Ты обходишься без помощи. Это ты сильный, а не я. Каллен вздохнул и отвернулся к окну. Он долго молчал, а когда заговорил, поведал историю, которую Макс частями и так знал. Об ужасах в круге Ферелдена и о Мередит и Киркволле. Слушая его, Максу и самому захотелось поведать ему свою историю, не менее мрачную и ужасную, но порыв этот длился мгновение. — Я думал, — продолжал Каллен, — что, отказавшись от лириума, смогу обрести свою цель, личную. Не служение Церкви и Ордену. Но это… — Это тяжело, — признал Макс. — Но даже я думал вернуться к этому. — И что тебя держит? — Желание жить, — сказал он и признался себе, что немного слукавил. Теперь держит его не только это. И даже не обещание. — Но сейчас мы говорим о тебе, а не обо мне. — Ты всё ещё думаешь, что лучше без лириума? Что все эти страдания того стоят? — Свобода, Каллен, стоит многого. Но ты больше не будешь один. Мы все поможем. Мало кто может устоять в этой борьбе в одиночку. — Спасибо, Макс. За правду. За всё. — Я надеюсь, ты найдёшь свою цель, Каллен, — сказал Макс. — Макс, — окликнул его у выхода тот. — Тебя держит желание жить, но есть ли у тебя цель? Макс улыбнулся, но не ответил.