***
После очередной бессонной ночи Ведьмак решил отправиться к озеру. Он непременно должен был выловить сосуд с джинном. В очередной раз закидывая невод в воду, Геральт доставал его пустым. В однообразном действе прошли уже часа три. Вдруг вдалеке послышались шаги, Ведьмак учуял его. Как давно он не видел этого милого назойливого малыша! Несмотря на то, что сердце Волка билось в четыре раза медленнее обычного, человеческого, при виде Лютика казалось, что орган, сидящий в груди, все же выскакивает из нее. Когда Геральт, задумавшись о судьбе и жизни, сидел в таверне, то точно знал, что проведет свои годы в одиночестве. Он не желал ни с кем связываться, не хотел лишних переживаний, и тем более ответственности. Появившийся перед его отстраненным взором местный бард поначалу взбесил его излишней болтливостью, но позже Ведьмак уже не мыслил без него свое будущее. Шаги по лесной тропинке были слышны все ближе, и вскоре перед Белым Волком предстал менестрель. Его обворожительная улыбка притянула взгляд Геральта, и он на минуту позабыл о неводе и джинне. Разговор не клеился: вернее, Лютик снова начал приставать к Ведьмаку с расспросами, на которые отвечать он не хотел. Сосуд появился в сети, когда оба совсем этого не ожидали. Схватив глиняную вазу в руки, бард начал тянуть ее на себя, не желая отдавать его Геральту. Ведьмак молча и ошарашенно ухватился за пробку, и джинн мгновенно был освобожден. Неозвученные споры двоих в мгновение ока прекратились, внезапно налетел сильный порыв ветра, а через секунду Лютик уже схватился за горло обеими руками. Огромная опухоль, обвивашая шею, распространялась быстро, и менестрель не смог произнести больше ни слова. Он лишился голоса. Ведьмак еле успел подхватить его на руки, когда тот чуть не рухнул на землю от испуга и боли. — Я спасу тебя, — своим низким голосом произнес Геральт и с Лютиком на плече помчался к спокойно стоявшей поодаль Плотве. Путь до замка чародейки был недолог, поэтому через час они были на месте. Йеннифер, издалека заметившая сильную и опасную для жизни магию, велела отнести Лютика в комнату, а сама готова была уже озвучить приговор. Следуя бегом за широкими шагами Ведьмака, она почти кричала. — Он хочет полностью одолеть его! — чародейка взволновалась не на шутку. — Этот бард может не выжить! Джинн не отпускает его и не отпустит, пока его хозяин не загадает три желания! Они у тебя есть? Ты готов это сделать прямо сейчас?! — Я должен это сделать при тебе? — Геральт уложил корчившегося от боли барда на широкую кровать и обернулся к Йеннифер. — Не обязательно, — пожала плечами девушка. — Хотя мне все равно до твоих желаний. Но говори их как можно скорее! Потом нужно будет напоить Лютика зельем излечения, я пока уйду и буду заниматься этим. — Хорошо, — Ведьмак знал, что нужно торопиться, но был растерян, хотя старался сохранять полное спокойствие. Неужели сейчас наступил тот момент, когда он выложит свою душу? Вывернет ее наизнанку и раскроет все секреты? Как только Йеннифер скрылась за дверью, Волк взглянул на юного барда. Тот мучился, терзал шею руками, не в силах терпеть оковы магии, и терял постепенно сознание. Как же он был дорог Геральту! Сильный Волк-одиночка сейчас бы все отдал, лишь бы этот малыш был жив. Медлить нельзя ни в коем случае, и Геральт, собравшись с мыслями, решился. Он возвел лицо к потолку и начал вслух произносить слова, которые услышит джинн, поселившийся в теле несчастного певца. — Я желаю, чтобы Лютик всегда был рядом со мной. Я желаю, чтобы Лютик был моим. Я желаю, чтобы Лютик жил долго и был в безопасности. Все, что таил глубоко в израненной и одинокой душе, он выложил начистоту. Все потайные желания он выдал джинну. Лютик в это время уже потерял сознание и не мог внять словам Геральта, и это было к лучшему. Гордый Ведьмак не хотел быть услышанным маленьким бардом, пусть тот остается в неведении подольше. До тех пор, пока желания не выльются в исполненном виде. Как только Геральт произнес нужные слова, ветер, бушующий в замке чародейки, мгновенно утих. Наступила звенящая в ушах тишина. Ведьмак застыл в ожидании. Он осторожно подступил к изголовью кровати и прислушался к дыханию менестреля. Оно стало тихим, мерным, спокойным. Значит, Лютик жив и просто остается во власти магии. Из гортани Геральта вырвался выдох облегчения, и мужчина присел на пол. Обессиленный морально, он желал поскорее вырваться отсюда вместе с любимым бардом. Ведьмак оперся спиной о постель и откинул голову. Прикрыв глаза, он вспоминал свои произнесенные желания. Неужели он сделал это? Спустя минуты в спальне появилась Йеннифер. Она внесла сосуд с питьем, который аккуратно влила в рот Лютика. Приговаривая заклинания, чародейка снимала злую магию с Лютика. Его шея приходила в норму, опухоль спадала, лицо приобретало обычный цвет. Геральт внимательно следил за таинством чар, стоя позади и не мешая Йеннифер. Когда чародейка наконец отошла от барда, то тихо произнесла, пристально глядя в глаза Ведьмаку: — Я догадываюсь о твоих желаниях, — она словно сверлила взглядом мужчину. — Смотри, не сделай ему больно. Ты многое попросил, но будешь ли готов дать все это ему взамен? — Не волнуйся, — Ведьмак скрестил руки на груди и смело смотрел на чародейку. — Я постараюсь, чтобы он подольше ни о чем не узнал. — Это магия, Ведьмак, — улыбнулась Йеннифер. — От нее не скроешься, и уж поверь — не устоишь перед ее чарами. — Спасибо тебе за помощь, — Геральт знал, что еще не раз обратится к этой девушке. — Он скоро придет в себя, — чародейка указала на менестреля. — Так что будь готов. — Мы уйдем сразу же, — Ведьмак кивнул Йеннифер на прощание, и она удалилась из комнаты. Несчастная в юности, теперь она могла владеть всем миром, но не желала этого.***
Солнце нещадно палило, на небе не было ни облачка. Ветер даже не думал сделать ни малейшего шанса на прохладу, его попросту не существовало в это утро. Плотва шла медленно, еле передвигая ноги. Нестерпимо хотелось пить. Геральт и Лютик решили скрыться в тени приближающегося леса, присесть у реки и отдохнуть. Этот день обещает быть слишком жарким. Свежесть почувствовалась сразу, как только путники оказались в тени роскошной листвы деревьев. Шум течения реки действовал как успокоительное. Геральт и Лютик насладились живительной влагой, а Плотва отдыхала в стороне. — Так ты говоришь, что пришлось загадать три желания? — бард утерся рукавом и посмотрел на Ведьмака. — И что за желания? Ты должен их мне сказать, Геральт. Непременно. Я воспою их в своей новой балладе и прославлю моего спасителя. На тебя снизойдет новая волна известности и посыпятся хвалы. — Заткнись, Лютик, — раздался бас Ведьмака. Он прилег на землю, столь приятную и прохладную, и засунул в рот травинку, наслаждаясь ее горьковатым соком. — Ты же знаешь, что ничего тебе не скажу. — Ну почему? Ведь я твой друг, — капризно ответил менестрель, подбоченясь. Даже сидя на траве, он использовал свой приемчик с любимой позой вымогателя. — Уже столько лет я всегда рядом с тобой. А вдруг я обижусь и покину тебя? Кто будет сочинять баллады о доблестном Ведьмаке? О тебе забудут, Геральт. Так и знай. — Не покинешь, — раздался короткий ответ мутанта. — Не получится. — Это почему? — удивленно поинтересовался бард и тут же заткнулся. В его голову ответ пришел как гром среди ясного неба. — Ты пожелал меня? — Что? — Геральт аж приподнялся на локтях, сплюнув травинку. — Я имел в виду, что ты пожелал, чтобы я был рядом? — как всегда, умело выкрутился менестрель. — Отстань, Лютик, — и Геральт отвернулся от юного барда, изумленного и не получившего ответа. Ведьмак не представлял, что будет дальше, но от болтовни этого назойливого малыша он точно не избавится.