Восемь мужчин

      — Доброе утро, солнышко!       Аллен Уилсон совершал свой обычный утренний ритуал. Он поднялся с постели по будильнику, выпил воду, которая всегда стояла на тумбочке рядом с кроватью, сделал несколько подтягиваний на турнике, чтобы окончательно проснуться, и уже вошёл в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. Здесь он и встретился со свой женой Сандрой, которая стояла у раковины и напряжённо смотрела на своё отражение в зеркале.       Поприветствовав жену, Аллен тоже подошёл к раковине и коротко поцеловал девушку в плечо.       — У меня с утра на удивление хорошее настроение, несмотря на то что сегодня мы едем навещать отца. Ой, зубная паста кончается, надо не забыть заехать в магазин на обратном пути…       Так он проделал несколько действий и бросил ещё пару замечаний, прежде чем заметил, что Сандра непривычно молчалива сегодня.       — Что-то не так? — спросил он и внутренне напрягся, ожидая услышать нечто такое, что вновь разожжёт огонь ссоры, вспыхнувшей между ними пару недель назад.       — Не знаю, — призналась девушка и, переведя дыхание, повернулась к мужу лицом. Только теперь он заметил, как сильно она была бледна. — Не уверена, поеду ли с тобой к Биллу сегодня... Что-то меня тошнит.       Аллен изменился в лице. Вся его утренняя бодрость и хорошее настроение в одно мгновение испарились, и он медленно опустил руку, которой держал зубную щётку. Сандра заметила эти преображения в муже и, нахмурившись, холодно заметила:       — Мог бы хотя бы сделать вид, что тебя беспокоит моё состояние не только потому, что ты подумал о беременности.       — Я… — попытался тут же оправдаться Аллен, — я и не… Я на самом деле беспокоюсь о тебе, солнышко, и не только потому, что…       Эти попытки оправдать своё изменившееся настроение обернулись для Аллена провалом. В частности, потому что его реакция как раз была обусловлена страхом перед перспективой стать отцом.       Данный вопрос всегда стоял ребром в семье Уилсонов и часто являлся поводом для ссоры. Сандра и Аллен не сходились мнениями в вопросах родительства: девушка давно считала себя готовой для материнства, парень же с ужасом представлял тяготы жизни семьи, в которой есть маленький ребёнок (а возможно, даже не один). Конечно, Аллен хотел детей и хотел иметь их именно от Сандры, но… в перспективе. Несмотря на то, что ему было 28 лет, он всё ещё считал себя слишком юным, а свой возраст — неподходящим для того, чтобы обзаводиться детьми.       Вот и сегодня утренняя тошнота Сандры напугала Аллена, а его реакция в свою очередь разозлила Сандру. Девушка не раз, идя на поводу у эмоций, называла мужа ребёнком — глупым, несамостоятельным и не готовым взять на себя ответственность.       — Ну извини, что не умею скрывать свои эмоции, — тоже начиная злиться, сказал Уилсон, — и слишком явно показываю свою неготовность стать отцом. И что мне теперь делать? Заставить свою психику резко перестроиться? Или сначала завести ребёнка, а потом ждать, когда проснутся мои отцовские инстинкты?       — Да успокойся, Уилсон, смысл разыгрывать тут спектакль, если я даже не беременна?!       Парень, услышав это, сразу немного успокоился.       — Нет? — тихо переспросил он.       — Нет. Я знаю свой организм, и один симптом — это ещё не показатель.       — И что же это тогда?       — Обычное отравление, — ответила Сандра всё тем же холодным тоном, — вчерашнее молоко было не первой свежести.       — Давай я дам тебе лекарство… Может, приляжешь?       — Теперь уже поздно изображать заботливого мужа, Аллен. Я и сама справлюсь.       Она открыла шкафчик с лекарствами и принялась искать нужное, а Аллен, раздражённо закатив глаза, продолжил чистить зубы. Он знал, что сейчас лучше всего было замолчать, хотя у него, конечно, ещё было, что сказать. Но сейчас её невозможно было переспорить.       Они завтракали в абсолютном молчании: Сандра ещё злилась, а Аллен из принципа не хотел заводить разговор первым. Наконец, когда завтрак подходил к концу, парень решился заговорить первым:       — Ну что, тебе полегчало?       — Полегчало, — ответила Сандра, не вложив в свою реплику никаких эмоций. — Можешь выдыхать, тебе не придётся ехать к Биллу в одиночестве.       — Да, пожалуй, эта перспектива испугала меня куда больше, чем перспектива стать отцом, — попытался разрядить обстановку юмором он.       Девушка взглянула на него исподлобья, и Аллен понял, что для шуток ещё было рановато.       — Я вижу в этой ситуации мало смешного, Аллен, — сказала миссис Уилсон, когда они уже собирались в поездку. — С каждым годом нашей семейной жизни мне это кажется всё менее забавным… Разве ты не видишь? Мы не можем договориться в основополагающих семейных вопросах, чего уж говорить о разных бытовых мелочах… Может, нам стоило обсудить это всё раньше, ещё на берегу?       Аллен угрюмо нахмурился.       — То есть обсудить и разбежаться, пока не поздно? — спросил он. — Могла бы сказать, что не хотела за меня замуж, ещё два с половиной года назад, когда я сделал тебе предложение. А сейчас уже поздно, ты дала клятву перед богом, что будешь со мной и в болезни, и в здравии, и в горе, и в радости. Или ты думала, что сможешь воспитать меня под себя? Это тоже уже поздно делать. Меня воспитали родители — может, плохо, как смогли, но воспитали.       — Ты слышишь то, что хочешь слышать, — оборонялась девушка, — я не сказала, что из-за этого нам нужно срочно бежать разводиться. Я имела в виду, что нам нужно было заранее подготовиться к таким расхождениям во взглядах на жизнь. Отношения — это не просто, и, конечно, нам необходимо над ними работать. Компромисса в этом вопросе достичь практически невозможно, но знаешь… Если наши отношения так и не позволят мне реализовать мои планы на жизнь и… семью, то, пожалуй, я бы предпочла выйти из них. Я люблю тебя, но не могу позволить нашей любви разрушить меня изнутри.       У Аллена оборвалось что-то в груди, когда он услышал эти слова. Долгое время ему казалось, что он и Сандра созданы друг для друга, что они никогда не смогут встретить других людей и быть с ними так же счастливы, как друг с другом. А теперь выходило, что Сандра стремилась совершенно к другому счастью. И это счастье никак не было связано с Алленом…       — Я тоже люблю тебя, — вполголоса проговорил парень, не глядя на жену, — и не могу позволить, чтобы наши отношения разрушили тебя или меня. Когда-нибудь я обязательно буду готов к детям, обещаю… Но сейчас ещё рано.       — А как ты поймёшь, что тот самый момент настал? Что, если до этого момента мне придётся ждать годами, десятилетиями?..       — Я не знаю, Сандра, и не могу ничего обещать. Просто помни одно: у нас будет ребёнок. Я тебе это обещаю.       Они собрались, сели в машину и отправились в гости к Биллу, отцу Аллена. В оставшееся время тема их разговора больше не заходила в сторону детей.       — И всё же я не люблю приезжать к нему без предупреждения, — сморщил нос Аллен, выйдя из автомобиля и взяв с заднего сиденья пакет с покупками. — Он и в очередные встречи не особо рад нас видеть, а если нагрянуть неожиданно — так тем более.       — Это только внешние проявления. — Сандра не переставала верить в глубинную чистоту души Билла. — Глубоко внутри он радуется, как ребёнок, каждому нашему посещению.       Они поднялись по ступеням крыльца, и Аллен нажал на звонок. Прошло какое-то время, но дверь никто не открыл. Не слышалось даже привычного шарканья старых тапочек за дверью, не слышалось раздражённого ворчанья и неторопливого звона связки ключей…       Аллен нахмурился и нажал ещё раз, только на сей раз надолго задержал палец на кнопке звонка. Сандра с волнением переминалась с ноги на ногу.       Прошло ещё около минуты, а на звонок так по-прежнему никто и не отозвался. Аллен и Сандра с волнением переглянулись.       — Держи, — сказал парень, передав жене пакет с продуктами. — Билл! — закричал он, заглядывая в окна, и принялся колотить кулаком по двери. — Билл! Ты слышишь нас? Билл! Открой дверь! Или дай знать, если тебе нужна наша помощь!       На несколько секунд они замерли в тишине, чтобы расслышать какой-нибудь звук, пусть даже тихий, которым Билл сообщил бы им, что он попал в беду. Но за дверью по-прежнему была тишина.       Аллен, не зная, что делать, снова принялся колотить по двери. Брови его были озабоченно сдвинуты.       — Отец! Откроешь ты или нет?!       — Не стучи, — послышался из-за двери ворчливый голос Билла, и Аллен с Сандрой услышали, как загремела связка ключей. — Если ты ещё хоть раз своей рукой ударишь по этой чёртовой двери, я тебе эту самую руку сломаю.       Дверь отворилась, и семья Уилсон, увидев живого и невредимого Билла, с облегчением рассмеялась.       — Мы уже начали волноваться за вас, Билл, — сказала Сандра с нервной усмешкой.       — Да, я думал, придётся дверь выбивать, — поддержал её муж, — где тебя черти носили? Неужели так сложно было ответить нам?!       — Мне уже в собственном доме посрать нельзя спокойно? — возмутился старик, как обычно, в своей бестактной манере. — О визитах заранее говорить надо, я же не ждал вас! Ну ладно, заходите, раз уж достали меня из сортира.       Аллен с лёгким укором посмотрел на жену, как бы говоря этим взглядом: «А я говорил, что он не любит визиты без предупреждения». Они вошли, и Билл закрыл за ними дверь.       — А ты прям распереживался, как я вижу, — с насмешкой сказал мужчина и пихнул сына локтем в бок, — почти расплакался от того, как папку звал!       — Ничего я не распереживался, — поспешил защититься Аллен, — просто напредставлял всякого, да и не хотелось бы возиться в спокойное воскресное утро с твоим трупом.       — Ну да, ну да, ты аж отцом меня чуть ли не впервые в жизни назвал, во до какой паники всё дошло! Эй, негодники, вы сдурели, что ли? — возмутился Билл, наблюдая за тем, как Аллен и Сандра принялись доставать покупки из пакета. — Вы зачем опять столько мне еды понавезли?       — Здесь не только еда, Билл, — ответила девушка с улыбкой, — тут ещё вот плед, новые тапочки, несколько новых тарелок…       Она продолжала рассказывать о том, что ещё они привезли, но Аллен особо не слушал. Он не сводил с неё влюблённого взгляда, слабо улыбался и думал о том, как хорошо ему было с ней. Вернее, не только с ней, а вообще здесь, сейчас, в этом самом моменте.       Он перевёл взгляд на отца. Да и Билл, надо заметить, в какой-то степени был прав: Аллен, хоть и не питал к нему нежных чувств, всё же испытал страх от мысли, что может в одно мгновение его потерять… Это было ново для него. И именно из-за неизведанности этих эмоций Аллен так яростно их отрицал.       Сейчас, глядя на жену и отца, разбирающих покупки, он впервые подумал о том, что эти два человека и были его семьёй. Кроме них, у него больше никого не было. А если не будет их, выходит, Аллен останется совершенно один…       Тогда, вероятно, стоило покрепче задуматься над словами Сандры о детях... Они не смогут быть вечно вдвоём, им нужен будет ещё кто-то. Кто-то, кто в определённой степени встанет между ними двумя и в то же время укрепит их нежную любовь друг к другу.       Джеймс Маслоу, невольно издав стон от напряжения, поставил семидесятифунтовую штангу на место и отёр пот со лба. Сегодняшняя тренировка в зале задалась на славу. В заключение Джеймсу хотелось ещё пробежать пару ярдов, поэтому он взял свою бутылку с водой и, переводя дыхание, отправился к беговым дорожкам.       Взгляд его быстро пробежался по присутствующим и остановился на молодом человеке, который в тот момент делал жим лёжа. Увидев его, Джеймс поперхнулся водой и остановился на месте, как вкопанный. Из-под майки-алкоголички у этого парня выглядывала уже знакомая татуировка дракона.       С того необъяснимого случая в клубе прошла уже неделя, однако Джеймс до сих пор весь напрягался от воспоминаний о нём. И что было сложно признать: кроме непонятного напряжения, при воспоминании о той ночи он чувствовал ещё несильное, но… возбуждение…       Чёрт. Конечно, Маслоу должен был ожидать, что они ещё встретятся в стенах этого спортзала, однако эта внезапная встреча всё же произвела на него сильное впечатление. Он сам не мог верно истолковать собственных сложных чувств, но отчётливо понимал одно: сейчас ему не хотелось, чтобы Дракон тоже заметил его.       Поэтому Джеймс прошёл мимо беговых дорожек, решив, что тренировка на сегодня окончена, и направился в сторону душевых. Уже заходя в душевую, Маслоу обернулся и вдруг поймал на себе заинтересованный взгляд Дракона.       К душу он подлетел пулей. «Чёрт, чёрт! — мысленно ругался Джеймс, в спешке снимая с себя одежду. — И кто меня просил оборачиваться в самый последний момент?!»       Он вывернул рукоятку смесителя и подставил лицо холодным струям. Тщательно мыться он не собирался, хотелось по-быстрому уйти, пока Дракон тоже не закончил тренировку: у Джеймса не было никакого желания встречаться с ним лицом к лицу ни в душевой, ни в раздевалке…       Быстрыми движениями вытираясь полотенцем, Маслоу остановился вот на какой мысли: а что, если Дракон не узнал его? Почему-то это ни разу не приходило ему в голову. Его, Дракона, Джеймс узнал без труда благодаря татуировке, но тело самого Джеймса не имело никаких ярких опознавательных признаков. Если только…       Если только Дракон изначально не заприметил Маслоу в зале и не отследил его походы в «Бора-Бора», а потом уже сам стал участником этого клуба.       Такая картина происходящего пугала ещё больше. Если всё так, нет сомнений в том, что Дракон знает Джеймса и тогда, в клубе, тоже делал всё осознанно…       Так, без паники, можно просто сменить спортзал. Уходить из «Бора-Бора» из-за одного неприятного случая не хотелось, этот клуб Джеймсу очень нравился, но, если ситуация примет более серьёзный оборот, возможно, стоило бы задуматься и о смене клуба… Следующее посещение будет только через месяц, стоило понаблюдать, как за этот месяц всё может измениться.       Джеймс вошёл в раздевалку и, без труда открыв свой шкафчик, принялся доставать из него одежду. Когда он взял футболку, то заметил, что из неё выпал небольшой листок бумаги, и сердце его замерло от ужаса. Он огляделся, наклонился, чтобы поднять лист, и развернул его.       «Позвонишь? Я ничего не имею против встречи тет-а-тет»       Снизу был написан номер телефона и изящно набросан рисунок острова, пальмы и заходящего солнца — в точности такой логотип имел анонимный секс-клуб «Бора-Бора».       Маслоу, только прочитав записку, тут же смял листок и выбросил его в мусорное ведро. Сомнения прочь, Дракон узнал его. И у него были какие-то планы на Джеймса, которые самому Джеймсу категорически не нравились… Чёртов «Бора-Бора»! Анонимность, которую гарантировал клуб, оказалась ничем не защищена!       Так быстро, как только мог, он собрал свои вещи и быстрыми, нервными шагами направился в сторону выхода.       Работа, как всегда, должна была спасти его от надоедливых мыслей. Он направлялся в студию, в которой работал музыкальным продюсером, и лелеял в голове мысль, что работой он будет занят до позднего вечера. И у него не будет времени думать о всякой чепухе.       Первую часть рабочего дня он занимался написанием музыки и работой с музыкантами лейбла, а во вторую половину дня посвятил взаимодействию с маркетинговым отделом. Сегодня на своей первый рабочий день вышла новая сотрудница отдела — Долорес Джонс, и её представили Джеймсу. Когда их взгляды пересеклись, в глазах обоих вспыхнуло какое-то лукавство. Однако они сдержанно поздоровались друг с другом и принялись за работу.       Когда в перерыве Джеймс вышел за кофе, Долорес улучила момент и тоже вышла вслед за ним.       — Какая приятная встреча, Джеймс, — улыбнулась она, и Маслоу тоже одарил её улыбкой.       — Могу сказать то же, Долорес. Сколько лет, сколько зим!       — Около шести… Или семь, если быть точной.       — Да, точно, семь и есть. Ну и время летит!       Дело было в том, что Джеймс и Долорес состояли в отношениях семь лет назад. Продлились они недолго, около девяти месяцев, а затем молодые люди расстались из-за работы Маслоу: тот слишком много работал, и девушке это, несомненно, не нравилось.       — Я знала, что твоё упорство в итоге доведёт тебя до больших высот, — призналась Долорес, когда они ждали свой заказ в кофейне. — Посмотри на себя: музыкальный продюсер!       — Да, но и ты тоже высоко забралась. Я тоже, знаешь ли, был уверен, что твоё безупречное образование позволит тебе стать успешной.       — Да, мы оба хорошо поработали… и до сих пор работаем. Именно поэтому мы, очевидно, не вместе.       Джеймс посмотрел на неё и улыбнулся. Ему показалось, что в эту фразу девушка вложила примерно такой смысл: работа была единственным, что мешало нам быть вместе, а так мы идеально друг другу подходили. Теперь же мы оба на высоте, и, вероятно, сейчас у нас найдётся гораздо больше времени друг для друга.       — Долорес, я хотел бы предупредить, — деликатным тоном начал Маслоу, когда они забрали свой заказ и двинулись к выходу, — у нас в компании не жалуют служебные романы.       — Да? И хорошо, потому что я отнюдь не собиралась заводить с тобой роман. И так, к слову, у меня есть любимый человек.       — Хорошо, — хохотнул Джеймс, — извини, я просто должен был удостовериться… Ну и просто, на будущее: не стоит распространяться среди коллег, что когда-то мы с тобой были вместе. Это лишняя информация. Злые языки болтают всякое и перевирают всё на свой лад. Не хватало ещё, чтобы люди думали, что к нам в компанию можно попасть через постель…       — Сколько самолюбования в твоих словах, — рассмеялась Долорес. — Но хорошо, я поняла тебя. Буду молчать, хотя я и без твоих советов не планировала об этом всем подряд разбалтывать…       — Отлично. Я рад, что мы друг друга поняли, Долорес.       — Долорес? — возмутилась она, когда они уже подходили к зданию студии. — Не помню, чтобы мы переходили на неформальное общение, мистер Маслоу!       Он засмеялся в ответ.       Остаток рабочего дня прошёл спокойно, в рутинной суете, и домой Джеймс ехал уставшим, но удовлетворённым. Мысли его были обращены целиком к работе, но стоило ему проехать мимо какого-то китайского ресторанчика, как в сознании сами по себе всплыли воспоминания о Драконе.       Сейчас Маслоу даже капельку жалел о том, что так поспешно и опрометчиво выбросил записку, которую нашёл сегодня в своём шкафчике. Возможно, из этого всего и могло получиться что-то любопытное… Во всяком случае, чем больше времени проходило с той памятной ночи в «Бора-Бора», тем больший интерес Джеймс начинал испытывать к личности Дракона.       Неизведанное всегда притягивало к себе исследователей. И сейчас Джеймс чувствовал, что желает отправиться на поиски самого главного сокровища — настоящего себя…       Джозеф Карсон открыл заднюю дверцу своего автомобиля, достал оттуда большой букет белых лилий, после чего дверца плавно захлопнулась. Мужчина поднял хмурый взгляд на каменный дом, что высился в два этажа прямо в нескольких шагах от него. Ему доводилось бывать здесь не раз, но сегодня для визита был особенный повод — сегодня был организован прощальный вечер в память о Стивене Бейтсе.       Джозеф чувствовал себя странно в связи с этим мероприятием. Да и, честно признаться, его самочувствие в последние дни с трудом поддавалось оценке. Они с Сарой не виделись всё то время, что прошло с момента смерти Стивена до настоящего вечера, лишь один раз он написал ей, поинтересовавшись положением дел в доме, а она довольно односложно ответила, что всё было нормально. Джозефа в глубине души не мог не напрягать этот прохладный стиль общения с возлюбленной, но он решил дать ей немного времени. Всё же у Сары умер муж, к которому она явно не питала ненависти, и ей нужно было это пережить. А Джозеф решил, что просто будет рядом с ней в качестве надёжной опоры.       Мужчина легко поднялся по бетонным ступеням крыльца, остановился и неспешно надавил на кнопку звонка. Дверь открыла Меган, и её глаза блеснули каким-то неоднозначным светом. Джозеф нервно и несколько печально приподнял уголки губ и произнёс:       — Добрый вечер, мисс Бейтс. Ещё раз примите мои соболезнования.       Он немного помялся, думая, отдать лилии ей или Саре, и в итоге протянул букет Меган.       — Спасибо, доктор Карсон, — сказала девушка, приняв лилии, и сделала шаг назад. — Проходите. — Когда он перешагнул порог дома, Меган встала на цыпочки, чтобы быть ближе к его лицу, и прошептала: — Я очень рада, что вы сегодня здесь.       Джозеф не знал, как реагировать на эту реплику, поэтому сделал вид, что не расслышал её. К счастью, в прихожей сразу же появилась Сара, и Джозефу не пришлось вести долгий диалог наедине с её дочерью.       — Добрый вечер, доктор Карсон, — сказала Сара, многозначительно глядя на него.       — Добрый вечер, — ответил он, чувствуя, как сердце взволнованно бьётся в груди: во-первых, от того, что он впервые за долгое время видел свою любимую; во-вторых, от того, что она по-прежнему называла его доктором Карсоном, а не Джозефом. Как бы там ни было, видеть её было безумно приятно. Он еле-еле удерживал в груди желание прижать эту женщину к себе и зацеловать её до головокружения. — Соболезную вашей утрате…       — Спасибо, — с благодарностью склонила голову женщина, а затем посмотрела на дочь. — Меган, поставь цветы в вазу и отнеси их к остальным цветам в гостиной.       Девушка бросила быстрый взгляд сначала на мать, затем на доктора, и медленно удалилась. Вероятно, ей очень не хотелось оставлять новоприбывшего гостя без внимания.       — Как ты, Сара? — спросил Джозеф, понизив голос, как только они остались в прихожей вдвоём. Он слегка приблизился к ней и испытующе поглядел на женщину сверху вниз. — Правда, как ты?       — Держусь, — ответила Сара, почему-то бросив опасливый взгляд в сторону гостиной. — В теории мне всё это представлялось гораздо тяжелее, поэтому…       Она замолчала, увидев, что Джозеф наклонился к ней для поцелуя, и резко отпрянула от него.       — Не сейчас, Джо, — прошептала она с сожалением и ужасом во взгляде, — не сейчас… Поговорим наедине чуть позже. Нам есть что обсудить.       Женщина жестом пригласила его в гостиную, и он с растерянным видом, совершенно машинально, последовал за ней. Джозефа смущало и тревожило её поведение, ведь в его представлениях после смерти Стивена он и Сара могли свободно, никого не боясь, заявить о своих отношениях… А Сара сейчас вела себя по-прежнему скрытно и даже больше: будто ещё сильнее боялась быть пойманной. Мысленно Джозеф пытался успокоить сам себя: наверняка вечер памяти был не лучшим местом и временем для того, чтобы афишировать наличие любовной связи между ними. Да и к тому же, вероятно, Саре всё же нужно было больше времени для того, чтобы смириться со своим новым статусом — статусом вдовы. Но это пугающее «Нам есть что обсудить»… Что они должны были обсудить? Не могла же Сара принять решение порвать с ним?.. Нет, нет, не может быть! В конце концов, она назвала его «Джо», а это всё ещё говорило о наличии у неё чувств к нему…       Все эти мысли одолели Джозефа одновременно, и ему стало несколько дурно. Но вокруг было много людей. Нужно было взять себя в руки и, ведя себя так, словно всё было нормально, терпеливо ждать обещанного разговора с Сарой.       В каком-то полузабытьи Джозеф провёл около часа. Он разговаривал с несколькими знакомыми людьми, которые иногда навещали Стивена в его палате, участвовал в общем разговоре с Сарой, Меган и ещё парой мужчин из их семьи, слушал прощальные речи родственников и коллег Стивена, которые временами звучали печально, а временами казались даже забавными, — но всё это время Джозеф мыслями был далеко отсюда. Как бы он ни заставлял своё тело включиться в ситуацию и жить здесь и сейчас, разум одолевал его и уносился в сторону нервно ожидаемого разговора с Сарой.       Но этот час в конце концов наступил. В один момент, когда Джозеф одиноко стоял у окна и наблюдал, как свекровь Сары перебирала многочисленные букеты и поправляла широкоформатное фото своего сына, к нему подошла сама Сара и легонько коснулась его локтя.       — Найди меня на кухне минуты через две, — проговорила она вполголоса, — только не иди сразу следом.       Через две минуты, как и было условлено, Джозеф вошёл в кухню и застал Сару суетившейся над тарелками с десертом.       — Закрой дверь, — сказала она, не отрываясь от десертов.       Мужчина повиновался ей, закрыл дверь на замок и молча посмотрел на возлюбленную. Взгляд его напоминал взгляд преступника, терпеливо ожидавшего своего приговора в зале суда.       — Извини, что была так холодна с тобой весь вечер, — произнесла Сара, наконец оставив в покое десерты, и подошла к доктору. — Но я вынуждена быть осторожной, потому что я хорошая мама.       — Что? — не понял Джозеф, нахмурившись. — Как связана твоя осторожность с…       — Сейчас объясню. Но умоляю, сначала поцелуй меня, Джозеф.       Мужчина без лишних слов притянул её к себе за талию, и их губы надолго соединились в жгучем поцелуе.       — Так гораздо и гораздо лучше, — прошептала женщина, прижавшись щекой к его груди.       — Не могу не согласиться, — сказал Джозеф и, отстранив Сару от себя, внимательно заглянул ей в глаза, — так ты расскажешь наконец, что стряслось?       Сара убрала волосы от лица и вздохнула несколько тяжело.       — Да, видишь ли… Я думала, что моя дочь умна и сообразительна, я думала, она уже давно догадалась о нас с тобой и с умом и обходительностью делала вид, что ничего не замечает... А на деле оказалось, что она совершенно слепа, и, пожалуй, даже наивна!       У Джозефа участилось сердцебиение. Он с неожиданной проницательностью понял всё, о чём Сара собиралась сказать дальше.       — Вчера вечером она разоткровенничалась со мной, — продолжала женщина с нервной улыбкой, — и призналась, что по уши влюблена в доктора Карсона.       Джозеф не знал, как следовало отреагировать на это. С одной стороны, он не был удивлён, потому что то, о чём сказала Сара, не было новостью для него: он уже и сам догадывался обо всём. Но с другой стороны — высказанное вслух подтверждение его опасений ударило его под дых и на несколько секунд лишило возможности сделать вдох.       — Не-е-ет… — только и смог протянуть мужчина и с тяжёлым вздохом опустил голову.       — Я была расстроена и удивлена не меньше твоего, — поддержала его Сара, сжав своими руками его руки, — и всю ночь думала об этом, не смыкая глаз.       — Зачем она вообще рассказала тебе об этом? Этим она ведь всё испортила…       — Нет, нет, Джо, она ничего не испортила, — запротестовала женщина, и её взгляд стал несколько озорным, — напротив, я даже рада, что она призналась мне…       — Что в этом радостного?       — Во-первых, я знаю, что она мне доверяет и готова поделиться чем-то сокровенным, это трогает моё материнское сердце. А во-вторых — и в самых главных — я знаю теперь, что нам с тобой следует быть осторожнее, чем прежде. Знаешь, после похорон и прощального вечера я и сама планировала поделиться с ней, как со взрослой, о том, какие отношения связывают меня с тобой, но её признание стало мне предупреждением. Если бы она не решилась сказать об этом, я бы очень сильно ранила её чувства, разбила бы ей сердце, и она наверняка не захотела бы знать меня после этого… А теперь я буду оберегать её любящее юное сердце со всех сторон.       Джозеф смотрел на неё поражённо и растерянно.       — Но ты не сможешь оберегать его всю жизнь, — возразил доктор Карсон, — рано или поздно мы должны будем ей сказать…       — Да, — с готовностью согласилась Сара, — мы и расскажем, когда она переболеет тобой.       — Откуда ты знаешь, что это пройдёт, как болезнь? А что, если она пронесёт это чувство через всю свою жизнь?..       Сара улыбнулась наивности своего возлюбленного и, покачав головой, подошла к столешнице.       — Её влюблённость больше похожа на какую-то истерию, — сказала женщина, протирая столешницу руками, — да и вряд ли это можно называть влюблённостью, скорее, это просто наплыв и наслоение сильных эмоций... Меган только что потеряла отца и нашла ему замену в лице сильного взрослого мужчины, который поддержал её в сложной ситуации.       Джозеф и сам как-то раз думал об этом с такой точки зрения, поэтому молча согласился с любимой.       — Рано или поздно её эмоции потеряют свою свежесть, — продолжала Сара, — и она постепенно перестанет думать о докторе Карсоне как об объекте своего обожания. Пойдёт в колледж, переключится на ровесников, а через пару лет вовсе перестанет о тебе вспоминать.       — Ты вчера и ей то же самое говорила? — тихо поинтересовался он.       — Нет, конечно! Вчера я постаралась поощрить её за такое смелое признание, и мы немного поговорили о тебе, что именно её в тебе зацепило, что именно она чувствует по отношению к тебе…       — И что же она тебе рассказала?       — А это уже наши женские секретики, доктор Карсон, — загадочно улыбнулась Сара, — в которые я не стану вас посвящать.       Джозеф шумно выдохнул и принялся мерить шагами кухню, закинув руки за голову.       — Я думал, теперь в наших жизнях станет намного больше ясности, — признался он, не глядя на неё, — но на деле всё стало гораздо сложнее…       — Знаю, Джо. Я тоже не в восторге от того, что нам по-прежнему придётся скрывать наши отношения.       — И что нам теперь делать? Как мне себя вести?       — Оставайся самим собой. Не нужно делать вид, что что-то поменялось… Я верю, что ты не поступишь с Меган слишком жестоко и в то же время не дашь ей никаких ложных надежд. Так что я доверяю тебе сердце своей дочери.       Он приподнял уголки губ, но понял, что теперь вся ответственность за дальнейшее развитие отношений между ними тремя полностью легла на его плечи.       Сара снова занялась десертами, и Джозеф принялся ей помогать.       — А знаешь, — вдруг заулыбалась женщина, — мы с Меган так похожи… Может, ты и не заметишь между нами особой разницы? Кроме того, у неё есть явное преимущество передо мной: она моложе почти в два раза. Тебе понравится.       — Очень смешно, Сара, — улыбнулся в ответ доктор Карсон и быстро поцеловал женщину в щёку. — Если ты продолжишь говорить о своём возрасте как о недостатке, я и в самом деле начну присматриваться к Меган.       — Да? А я тогда расскажу ей, какой ты ветренный и непостоянный, и её интерес к тебе быстренько остынет.       Через несколько минут десерты были готовы, и Сара с Джозефом вернулись к остальным. Джозефу показалось, что Меган заметила их совместное длительное отсутствие и встретила их несколько ревнивым взглядом.       А возможно, это у него начиналась паранойя на фоне новых достоверных знаний о чувствах Меган… И, возможно, эта паранойя останется с ним надолго.       — Хорошо, что ты вовремя заметил, что цыплёнок был под ореховым соусом, — со смехом сказала Шарлотт, невысокая и миловидная брюнетка, которая составила Коллину Томпсону компанию за ужином сегодня вечером, — если бы я съела его, меня бы сейчас откачивали в машине неотложки.       — Да, о таких вещах лучше предупреждать официантов заранее, — улыбнулся парень и, открыв дверь ресторана, пропустил девушку вперёд. — Иначе наше первое свидание могло бы закончиться в больнице.       Коллина и Шарлотт познакомил Аллен около недели назад. Всё произошло естественно и незамысловато, как Коллин и хотел. Шарлотт показалась ему милой девушкой, они сразу подружились на Фейсбуке и договорились как-нибудь встретиться. Внутренне Томпсон ощущал противоречие. Внутри него переплетались между собой потребность двигаться дальше и нежелание заводить новые знакомства с девушками, которые со временем могли перерасти в большое и сильное чувство. Однако Коллин в их недолгих отношениях с Шарлотт избрал для себя стратегию смельчака, о которой ему как-то говорил его психолог. Шарлотт ещё не знала Коллина, не знала, какой он, а поэтому у неё ещё не было ожиданий по поводу того, как он будет вести себя с ней. Значит, Коллин мог вести себя как угодно. И он решил быть смелым, смелее себя настоящего. При этом он не расценивал это как самообман: он просто примерил на самого себя роль уверенного и бесстрашного молодого человека. «Скажи сам себе, что ты смелый, и станешь им, — говорил ему психолог. — Скажи сам себе, что ты знаешь, чего хочешь от жизни, и после этого пойди и возьми от жизни то, что тебе нужно!»       На удивление, эта стратегия сработала. Коллин и сам поверил в то, что он смелый, и в течение всего вечера даже не вспоминал о настоящем себе. Поэтому, когда они дошли до дороги и Коллин вытянул руку, чтобы поймать такси, он задержал на своей спутнице заигрывающий взгляд и сказал ровным голосом:       — Поедем ко мне.       Судя по реакции Шарлотт, ей это предложение вовсе не показалось оскорбительным и не прозвучало слишком рано для первого свидания. Это снова удивило Коллина, но внешне он этого не показал. Выходит, ей понравился и он, и его несколько бесцеремонное поведение… Уму не постижимо!       — Не знаю, было это вопросом или утверждением, — ответила девушка с улыбкой, заинтересованно глядя на спутника, — но мой ответ — да.       Они за четверть часа добрались до квартиры Коллина, и пёс встретил хозяина и его гостью заливистым лаем. Бутч обнюхал Шарлотт и, решив, что ей можно доверять, начал лаять, вскакивать на задние лапы и тянуться к ней. Хвост его при этом метался из стороны в сторону со скоростью света.       — Какой он дружелюбный! — засмеялась Шарлотт, начёсывая пса за ушком. — А как радуется твоему возвращению!       — Да уж, радости полные штаны. Бутч, место! Уж слишком он возбуждён. Надо будет не забыть сводить его на прогулку перед сном. Бутч!       Коллин еле оттащил питомца от Шарлотт и утихомирил, бросив псу его любимую косточку. Тот оттащил лакомство в излюбленное место в углу и, ворча, принялся его грызть.       — Ну всё, на ближайшие полчаса мы свободны от его дотошного внимания, — улыбнулся Коллин и жестом пригласил девушку в гостиную. — Выбирай фильм, а я пока принесу что-нибудь выпить.       Алкоголь был для него под запретом из-за лечения, поэтому парень принёс газировку. Ну, и в дополнение к ней захватил чипсы: этого добра в его доме всегда было навалом. Пока он возвращался в гостиную, к нему в голову попыталась заползти какая-то неприятная мысль, но он тут же прогнал её.       С начала фильма не прошло ещё и десяти минут, когда правая рука Коллина словно сама по себе коснулась подбородка Шарлотт и повернула её голову. Их взгляды встретились. В глазах Шарлотт было заметно некое беспокойство, волнительное ожидание и восторг. Глаза Коллина выражали абсолютную уверенность. Парень нежным движением коснулся волос своей гостьи, заправил прядь за ухо и одновременно с этим приблизился к её лицу. Шарлотт не сделала никакого движения навстречу, но покорно, с замершим дыханием, ожидала его дальнейших действий. И Коллин не стал медлить: он закрыл глаза и без колебаний поцеловал девушку.       Она ответила. Сначала поцелуй был лёгким и нежным, а затем, когда Коллин положил руки на её талию и пылко притянул к себе, поцелуй стал более страстным. Оба начали шумно дышать. Руки Шарлотт крепко прижали парня к себе, пальцы взъерошили волосы у него на затылке. Сердца начали стучать чаще, в комнате стало невыносимо душно…       Уже через полчаса они спокойно лежали в постели: Коллин на спине, Шарлотт — у него на груди. Тела их были обнажены и блестели от пота, пальцы его правой руки нежно гладили её плечо.       Коллин бессмысленным взглядом смотрел в потолок. Мозг будто бы отказывался понимать, что только что произошло между ними: словно ему долго снился какой-то неприятный сон, и он только что проснулся. Он вроде и понимал, что всё уже кончилось, осталось позади, но гадкое чувство всё же неотступно следовало за ним в настоящее…       Нет, это всё было неправильно.       Окончательно сформировавшись, эта мысль начала пульсировать у Коллина в голове. Чёрт, как же всё это было неправильно! Начиная его желанием пойти с кем-нибудь на свидание и заканчивая этим грязным сексом!..       Нет, секс был превосходный, в меру нежный, в меру страстный, да и вообще, он был первым за последние полтора года. Но Коллин испытывал нестерпимое желание помыться. Ему хотелось залезть в горячую ванную и тереть себя мочалкой до тех пор, пока мочалка не раздерёт кожу до крови.       Внутри стало тесно из-за нахлынувших эмоций. В один миг голова Шарлотт, покоившаяся у него на груди, стала тяжёлой, само её присутствие — неприятным, а липкость её тела сделалась отвратительной. Коллину захотелось сбросить девушку с себя и выставить её из квартиры, лишь бы остаться одному и в одиночестве справиться со всем этим ужасом.       Ему казалось, что Аделин смотрит на него из каждого угла комнаты. Будто её внимательные карие глаза разочарованно глядят на него — него, лежащего голым с другой девушкой в их с Аделин постели… Боже, что же он наделал!.. Он предал её, предал свою маленькую девочку, и нет ему за это прощения!       Услышав, как в соседней комнате тоскливо заскулил Бутч, Коллин не выдержал. Он отстранил от себя Шарлотт, сел в кровати, поставив ноги на пол, и закрыл лицо обеими руками.       — Коллин?.. — озадаченно позвала его девушка. — Что-то не так?       Он не мог говорить. Дыхание начало знакомо учащаться, горло словно сдавила невидимая рука. Он сильнее надавил пальцами на веки, стараясь сдержать слёзы, но ничего не вышло. Из груди вырвался первый всхлип, и Коллин заплакал.       — Ко-о-оллин, — уже с сочувствием и участием повторила Шарлотт. Она подползла к нему сзади и осторожно коснулась его плеч. — Что не так? Что я могу для тебя сделать?       От этого участливого тона ему стало ещё хуже. Слёзы полились с новой силой, и он зарыдал, как мальчишка. Плечи его содрогались с каждым новым всхлипом, и он, желая унять эту дрожь, обнял себя обеими руками. Всхлипы вдруг перешли в самый настоящий вой. Коллину и самому было жутко от этого, но в тот миг он совсем не мог себя контролировать.       Заинтересованный странными звуками, в спальню прибежал Бутч и, вопросительно поскуливая, начал облизывать колени хозяина.       Шарлотт сидела в стороне, испуганно глядя на рыдающего парня, и больше не предпринимала попыток разговорить его. Сначала его слёзы показались ей трогательными и даже милыми (она слышала, что есть отдельная категория парней, которые плачут после оргазма), но теперь она видела, что ситуация приобрела страшный оборот…       — Прости меня, — выговорил Коллин, когда истерика оставила его и он смог взять себя в руки. Он повернулся к ней лицом, и она увидела, что глаза его покраснели и опухли от продолжительных слёз. — Сам не знаю, что на меня нашло… Вернее, нет, всё я знаю. Это реакция моей психики на резкий выход из зоны комфорта. Я весь вечер строил из себя непонятно что, играл чужую роль, а на деле… на деле я на первом свидании не то, что переспать с девушкой, поцеловать её не могу на прощанье…       Голос его снова задрожал, и Коллин сделал глубокий вдох, чтобы вернуть контроль над эмоциями.       — Я полтора года хранил ей верность, — продолжал он, глядя в одну точку на стене. Он уже словно говорил не с Шарлотт, а с самим собой. — Полтора года меня всё устраивало, и я считал, что это единственно верный путь, но недавно… Недавно мне пришла мысль, как озарение, и я сказал самому себе: жизнь не стоит на месте, надо двигаться дальше, надо позволить себе снова кем-то заинтересоваться… И возможно, у меня бы всё вышло, если бы я не прыгнул с разбега в омут с головой… Не знаю, почему у меня получилось всё с таким отчаянием. Но теперь я не могу отделаться от мысли, что то, что случилось, плохо. Я чувствую себя мерзко, чувствую себя предателем и изменщиком. Я так нежно её любил… то есть люблю. И так сейчас низко пал в собственных глазах…       Он перевёл взгляд на свою растерянную гостью и, как бы извиняясь, приподнял брови. Она смотрела на него непонятным взглядом и какое-то время молчала.       — Кажется, это её фото я видела в твоём бумажнике, — наконец заговорила Шарлотт и, медленно потянувшись за одеялом, прикрылась им. Коллин утвердительно кивнул. — Что ж, твои слова о ней… Они кажутся такими искренними, и твоя реакция на отношения с другими женщинами… Это о многом говорит.       — Прости, если задел тебя, — со вздохом проговорил Коллин, уронив голову на руки, — боже, представляю, что ты сейчас обо мне думаешь… Знаю, не такого окончания свидания ты ждала.       — Я не думаю о тебе ничего плохого, — поспешила утешить его девушка, — я вижу, что ты и сам ждал другого, так что…       Они помолчали немного, смущённо улыбаясь друг другу. Шарлотт обладала природной проницательностью, и по разговором Коллина, по тому, как горели его глаза, она поняла, что он говорил не просто о какой-то бывшей, которую он не мог забыть. Он говорил, возможно, о любви всей своей жизни, которая по какой-то причине покинула этот мир... Поэтому Шарлотт, внимательно посмотрев на парня, тихо сказала:       — Мне кажется, тебе надо поговорить о ней с кем-то. Хочешь, этим кем-то буду я?       Коллин, словно не веря в реальность происходящего, медленно поднял на неё взгляд. Он говорил об Аделин только со своим психологом, а Шарлотт не знает о ней ничего, значит, он может говорить о ней долго, вспоминая каждую интересную подробность её внешности, каждую милую привычку!..       — Да, — прошептал Коллин, будто совсем обессилев, — о, я так хотел бы тебе о ней рассказать!       Шарлотт оказалась очень внимательной слушательницей, которая знала, в какой момент нужно было задать вопрос, а в какой — сочувствующе покивать. Коллин рассказывал об Аделин долго, иногда посмеиваясь (когда вспоминал её очаровательную способность пачкаться во время любого приёма пищи), а иногда опуская глаза и понижая голос (когда говорил о последних месяцах её жизни). Шарлотт не перебивала его и позволяла вдоволь наговориться, стараясь не обращать внимания на то, что рассказ парня был непоследовательным и чересчур эмоциональным.       — Почему всё так вышло? — грустно спросила Шарлотт, когда его рассказ подошёл к концу. Она услышала от Коллина многое, кроме ответа на главный вопрос.       Он задумчиво закусил губу, словно размышляя, стоит вдаваться в подробности или нет, и наконец ответил:       — Я не знаю. Она не оставила записки, и для всех это так и осталось загадкой.       Весьма расположенная к эмпатии, Шарлотт почувствовала некоторую недосказанность или даже ложь в его словах. Но, конечно, вытягивать из него правду она не собиралась: бедолага и так сегодня достаточно натерпелся… Да и к тому же, видимо, он не зря решил прятать правду об её уходе от других. Вероятно, в этой правде было скрыто много грязи и зла, которые не должны были увидеть свет.       — Спасибо тебе большое, — сказал Коллин, когда Шарлотт уже собиралась уезжать, — о такой адекватной реакции на мои загоны я мог бы только мечтать... Ты очень понимающая и классная. И мне правда очень жаль, что всё получилось так.       — Ничего, — улыбнулась Шарлотт, — всё было прекрасно. В жизни всякое случается, и у нас вышло по-своему. Знаешь… Я была бы не против остаться друзьями. Раз уж ничего не вышло в романтическом плане, классно было бы продолжить общаться как… как друзья.       — Согласен! Тогда я ещё позвоню тебе.       — Буду ждать звонка!       Он вызвал ей такси, и она уехала.       Оставшись в квартире наедине с Бутчем, Коллин выдохнул с каким-то облегчением, подошёл к окну и посмотрел на небо, которое уже начинало светлеть. Ему было ясно, как день, что он никогда не позвонит Шарлотт и больше никогда её не увидит.       Шарлотт, которая в этот момент ехала домой по предрассветному городу, тоже прекрасно это понимала.