Восемь мужчин

      — Что мы всё обо мне, — махнул рукой Логан Хендерсон, явно не желая вдаваться в подробности по поводу своей личной жизни, — давай лучше ты рассказывай. Как дела? Как Аманда?       Кендалл Шмидт, услышав это имя, несколько напрягся и даже втянул голову в плечи — так его тело сообщало о том, что ему стало некомфортно то ли от слов друга, то ли от собственных мыслей.       — Честно говоря… — начал Шмидт, разбалтывая остатки кофе на дне своей чашки, — мы с ней уже несколько дней не виделись. Так что не знаю, как у неё дела.       Логан и Кендалл завтракали вместе в их излюбленном месте. Оба они любили плотно и вкусно поесть даже в завтрак, а таких сочных стейков и настолько вкусной жареной картошки, как в этом ресторане, они больше нигде не встречали.       На данный момент их завтрак уже был окончен, и парни допивали кофе: как обычно, у Логана двойной капучино с кусочком горького шоколада, у Кендалла — обезжиренный мокко на альтернативном молоке.       — Поругались? — понимающе покивал Хендерсон. — Да, такое случа…       — Нет, в том-то и дело, — перебил друга Кендалл. — Мы не ссорились. Просто как-то в один момент всё стало… не так. Во всяком случае, для меня.       — Рассказывай.       Шмидт вздохнул и какое-то время помолчал, собирая мысли в кучу. Ему непривычно было так много и мучительно размышлять над собственной жизнью (в последнее время он только этим и занимался), а уж высказывать эти размышления кому-нибудь — это казалось вовсе невыполнимой задачей. Объяснение своих мыслей другим, пусть даже самым близким, представлялось ему попыткой пронести воду в сите. Пока донесёшь, вся вода выльется на землю, часть впитается, часть обретёт новые свойства, и попробуй потом докажи, что в том сите вообще была вода.       — Не знаю, в чём конкретно дело, — наконец начал Кендалл, — просто мне в один момент начало казаться, что я… повзрослел. Перерос все эти вечеринки до утра и литры пива в одного. А Аманда нет. И это в одно мгновенье разверзло пропасть между нами.       — И давно ты это понял?       — Не помню, когда конкретно это случилось. Мне кажется, фоновое беспокойство или даже настороженность по поводу Аманды была со мной ещё чуть ли не с моего момента знакомства с ней... Но недавно на вечеринке я заговорил с одним чуваком, который знает Аманду с колледжа, и он сказал, что она совсем не изменилась с тех пор. Колледж она не закончила, но как будто так и осталась в нём, вот как он сказал. И для меня это впервые прозвучало… пугающе. Будто открыло мне глаза. Я подумал: а ведь действительно, мы с Амандой только и делаем, что без конца тусуемся, видимся с её друзьями и пьём пиво. А что ещё в ней есть, кроме этого? За два года наших отношений я, кажется, так этого и не узнал…       — Да брось, вы же кучу времени проводите вместе и наверняка много о чём разговариваете… Ну вот о совместном будущем, к примеру?       — Нет, — беспомощно покачал головой Шмидт и усмехнулся. — Для неё обсуждение нашего совместного будущего сводится к планированию очередной вечеринки. Она даже музыкой моей не интересуется, да и сама особо ничем не увлекается… Чёрт, Логс, как я два года мог не замечать этой пустоты вместо своей девушки? У меня чувство, будто я только что проснулся…       — Но ты любишь её, — начал Хендерсон и, заметив взгляд друга, неуверенно уточнил: — Ведь любишь?       — Я уже ничего не понимаю. Ещё недавно мне казалось, что она любовь всей моей жизни, а теперь мне кажется, что я придумал это. Взял и убедил себя в том, что должен кого-то любить, и этим кем-то оказалась именно Аманда. В сущности, она ничем не отличается от всех тех, с кем я встречался до неё… Да и о какой истинной любви может идти речь, если мы состоим в долбаных свободных отношениях?       — Свободных отношениях? — переспросил Логан и озадаченно заморгал. — То есть… э… вы это обсуждали вообще изначально?       — Нет, и у меня нет никаких прямых доказательств того, что она спит с кем-то ещё, кроме меня, но… Чуйка говорит, что так оно и есть. А она меня редко подводит. У Аманды есть парочка слишком уж близких «друзей», с которыми она часто проводит время без меня. И что-то мне подсказывает, что, если я напрямую спрошу её об этом, она ответит что-то типа: «А что такое, папочка? Ты учил меня делиться с близкими, вот и делись. А люблю я только тебя».       Кендалла передёрнуло от воспоминаний о детском голоске Аманды и её манере вести себя как ребёнок.       — Я даже и не знаю, что сказать, — растерянно проговорил Логан, глядя на друга, — но одно могу сказать точно: осознание тобой этой проблемы уже о многом говорит… Это значит, что ты развиваешься и готов идти вперёд, несмотря даже на горечь от осознания того, что тебе придётся оставить любимого человека за спиной…       — Не уверен, что могу теперь называть её любимой, — поправил друга Шмидт. — Это первое. И второе: я не испытываю от этого никакой досады или разочарования. Я как будто… просто ничего не чувствую. Или это настолько необъятно для меня, что мой диапазон эмоций действительно не может охватить всю широту этой ситуации.       Они помолчали немного, и тишину между ними в это время нарушали лишь звуки отхлёбываемого ими кофе.       — Самое нелепое, — снова заговорил Кендалл, и Логан заинтересованно посмотрел на него, — что Коллин много раз пытался заставить меня осознать это. Он напрямую говорил: «Мне кажется, Аманда похожа на людей из твоего прошлого, и она снова утянет тебя на дно».       — Признаться, я тоже сначала думал о чём-то подобном, — виновато улыбнулся Хендерсон, — понимаю, что это было безосновательно, но когда ты нас с ней познакомил… Не знаю, что-то в ней будто настораживало. Прости нам с Коллином нашу паранойю, ведь она в итоге не подтвердилась на практике.       Кендалл как-то странно посмотрел на друга и сказал:       — Да, я яростно отрицал слова Коллина, но… кажется, больше всего я пытался убедить в этом не его, а самого себя.       — Стой, что ты этим хочешь сказать? Что Аманда…       — Да, — прервал друга Шмидт и бросил на него быстрый, словно виноватый взгляд, — чёрт, да, я… Я от тебя с парнями кое-что утаил… Нет, будем называть вещи своими именами: я откровенно ссал вам в уши. История моего знакомства с Амандой не понравится ни тебе, ни остальным.       — И что же ты скрыл от нас? — настороженно спросил Логан и задержал дыхание, боясь услышать правду.       Кендалл тяжело вздохнул. По внешнему виду молодого человека было очевидно, что предмет разговора был мало приятен ему.       — Мы познакомились гораздо раньше, чем я вам рассказывал, — начал он, хмуро глядя на стол, — это произошло почти ровно два года назад, а не полтора, как я говорил.       — Погоди, — начиная понимать, к чему клонит друг, произнёс Логан, — то есть Аманда пришла в твою жизнь не после… той ночи… а до неё?       Шмидт медленно покивал.       — Ке-е-ен… — разочарованно протянул Хендерсон.       — Я знаю, — закрыв глаза ладонью, забормотал он, — знаю, знаю, знаю… Мне не следовало вас обманывать. Но вы в то время так яростно меня опекали и от всего огораживали, что я не смог рассказать правду. Вы бы назвали меня уёбком и сказали, что я больной на голову, если решил связаться с такой девушкой. А мне казалось, что мои чувства к ней — самые настоящие. И что никто не сможет помешать нам быть вместе.       «Той ночью» парни называли ночь, когда Кендалл в последний раз употребил кокаин. Тот случай, произошедший почти два года назад, стал поворотным в жизни Шмидта, и именно он убедил его начать лечиться от зависимости. Той ночью он переборщил с дозировкой и оказался на грани жизни и смерти... Врачи совершили чудо, вернув к жизни парня, буквально стоявшего одной ногой в могиле, и с тех пор он решил, что мимолётное расслабление и наслаждение того не стоили. И именно с тех пор он был трезв.       — Мы познакомились буквально за неделю до той ночи, — начал рассказывать Кендалл, стыдясь посмотреть другу в глаза. — На какой-то вечеринке, уже очень смутно помню тот период… И, короче, мы начали много тусоваться вместе. Про наркоту в эту первую неделю знакомства у нас даже не заходил разговор: это не то, что хочется обсуждать на первых свиданиях, знаешь... А потом я решил позвать её на ежегодную «Вечеринку Ангелов». Помнишь такую?       — Помню, — отозвался Логан с каким-то пренебрежением, — два года назад ты всех нас уговаривал пойти на ту вечеринку…       — Уговаривал, ещё как! Для меня это было чуть ли не главным событием года… А вы всемером упёрлись и начали придумывать отмазки, лишь бы не ходить.       — Да потому что это сложно назвать вечеринкой. Слово «блядюшник» намного точнее описывает эту самую «Вечеринку Ангелов». И тебе тоже туда ходить не стоило, как в итоге оказалось…       — Стоило, не стоило, уже не важно. Ошибок не исправить, зато они многому меня научили. В общем-то, мы приехали на ту вечеринку, потанцевали немного, а потом она отвела меня в уединённое место и достала из лифчика пакетик с белым порошком. Чёрт, у меня мозги тогда как будто отключились… На тот момент я не употреблял уже пару месяцев, так что считал, что был в праве наградить себя небольшой дозой. Да и Аманда таким обманчивым обаянием тянула меня к себе… Я смотрел на этот пакетик в её руках и уже с наслаждением представлял, как мы насыпаем дороги, вместе втягиваем, торчим всю ночь и просто наслаждаемся друг другом в бешеном кайфе… Мне действительно казалось, что не будет ничего страшного, если мы поторчим с ней вдвоём. Это просто новые ощущения, способ особенного сближения…       — Это ужасно, — проговорил Хендерсон с пустым взглядом, — боже, это просто… Ты сейчас говоришь это, и я во всех подробностях вспоминаю то ужасное время. Ты казался таким безнадёжным, и я до последнего не верил… Я думал, мы с парнями в итоге тебя потеряем…       — Это всё далеко в прошлом, дружище, — ободряющим тоном начал Кендалл и похлопал друга по плечу, видя, какое впечатление производили на него его слова. — Знаю, что раньше я действительно много врал и давал поводы усомниться в моих словах, но сейчас… Сейчас я другой. И я чист уже два года, клянусь тебе.       Логан молча кивнул, дав этим понять, что верил ему.       — Но всё оказалось не так радужно, как мне представлялось, — продолжал Шмидт, допив кофе и играясь теперь с пустой кружкой. — По одной дороге мы сделали прямо там, на вечеринке, и меня так сильно зацепило, как не было ещё никогда… Может, переборщил с дозой, а может, Аманда достала такой кокос, что от него я улетел в одно мгновение. И у меня уже тогда всё очень сильно смешалось в голове, и начались галлюцинации. Помню, я сидел на диване, а мне казалось, что я на самом деле сижу на огромной цифре семь. Музыка казалась не музыкой, а какой-то глупой детской считалочкой. Аманда сидела рядом в таком же кумаре, а я почему-то видел её без одежды, постоянно пытался прикрыть её тело руками и громко просил кого-то достать из духовки сгоревший пирог. А потом передо мной начал плыть караван образов. Мне казалось, что все вы, парни, в итоге пришли со мной на вечеринку, и я будто на самом деле видел вас там. А ещё с вами будто бы пришли девчонки: я видел Алексу, Аделин и Сандру… Но это всё было полным безумием, ведь никто из вас не согласился туда приезжать. Потом вы исчезли, и я более-менее осознал, что мы с Амандой были на тусе только вдвоём. Тут я услышал, как какой-то парень неподалёку от нас говорил своим друзьям, что не прочь был бы завалить вон ту девку и трахнуть её всей компанией по очереди. Я мало что понимал, но решил, что они говорили о моей Аманде, поэтому взял её за руку и увёл с той вечеринки. На улице мы немного пришли в себя и решили поехать ко мне. Там мы сделали ещё по одной дороге, шлифанули сверху не самым лучшим алкоголем, и… итог ты знаешь.       Логан тяжело вздохнул, пытаясь переварить всё услышанное. Новая правда, открывшаяся ему, казалась страшной, но вместе с тем она касалась пережитого прошлого. Следовательно, опасаться было уже нечего, но послевкусие было горьким. Два года он и остальные парни жили в обмане, наивно полагая, что Кендалл встал на путь исправления, в то время как он встречался с девушкой, чуть не доведшей его до могилы. И это только в первую неделю их знакомства!       — Тот случай должен был произойти, — снова заговорил Кендалл, видя, что Хендерсон ничего говорить не собирался, — рано или поздно всё должно было к этому прийти… И та ночь действительно стала поворотной для меня. Я понял, что если не остановлюсь сейчас, то наверняка сгорю. И я остановился.       — Аманда тоже?       — Да. То есть… Я думал, что да. Её стаж употребления был гораздо меньше моего, и она не на шутку испугалась. Тогда мы всё обсудили и решили, что завяжем с этим, потому что не хотим распрощаться с жизнью в двадцать шесть лет. Я лёг в лечебницу, она прошла короткий курс реабилитации в каком-то анонимном клубе… И мы не прикасались к этому дерьму всё то время, что были вместе. Даже не говорили об этом. В том числе и о травке.       — Но нас с парнями ты всё-таки не посвятил в историю вашего знакомства.       — Да, я… Наверное, я сделал это больше для себя. Мне хотелось самому себе показать, что в моей жизни начинается новая глава. И вот в ней есть Аманда — девушка, которую я люблю и которая никаким образом не связана ни с наркотиками, ни с моим прошлым. Расскажи я вам всё, как есть, вы бы позаботились о том, чтобы Аманда исчезла из моей жизни. А я этого не хотел.       — Хорошо, — проговорил Логан, глядя на свои сложенные замком руки, — хотя и нет в этом ничего хорошего… Но что же изменилось теперь?       — На последней нашей вечеринке она предложила мне поехать к её другу и сказала, что у него есть что-то новенькое. А потом сразу поняла, кому это сказала, и принялась оправдываться. Я разозлился на неё и велел делать всё, что ей захочется, лишь бы меня она снова туда не втягивала...       — И ты… просто позволил ей поехать туда одной? И принять дозу?       — Да. Для других это может прозвучать жестоко, но я сам через это проходил, Логс. Отговаривать и останавливать её нет никакого смысла. К тому же это явно не первый её проёб. Видимо, она уже давно вернулась к веществам, только ей каким-то образом удавалось скрывать это от меня.       — И что же теперь, ты просто оставишь всё, как есть? Ваши отношения… окончены?       — Не знаю. Я не ощущаю никакой жалости к ней, никакого участия или желания вытащить её… Мне одновременно и страшно от собственного равнодушия, и совершенно плевать на это. Но одно я чувствую наверняка: я ни за что, блять, на свете не захочу вернуться в этот ад. И если ради этого мне придётся принести в жертву Аманду, что ж… Я готов к этой жертве.       Слова Кендалла несколько пугали Логана, но в то же время он не мог не заметить, как рационально и по-взрослому рассуждал Шмидт. Наконец-то в нём проснулась осознанность и ответственность за собственную жизнь. В прошлом ему приходилось несладко, но, если такова была цена за полученную мудрость, оно однозначно того стоило. Кажется, именно в этот момент Хендерсон окончательно убедился в том, что Кендаллу можно было доверять. Да… Два года его трезвости были не так убедительны, как этот утренний разговор.       — Ого, что-то мы засиделись, — сказал Шмидт, посмотрев на часы. — Я обещал Мике, что приеду сегодня на её занятие по йоге и мы сделаем пару фоточек. Так что я помчал позориться и обливаться потом на коврике для йоги в живописном парке.       — Да, мне тоже уже пора.       Друзья распрощались и разошлись в разные стороны. Логан собирался заехать домой и немного поработать в мастерской, а на время обеда у него была запланирована встреча с одним начинающим музыкантом. Теперь, отойдя от «дел» и прекратив выпускать собственные песни, Хендерсон зарабатывал тем, что писал тексты и музыку для других исполнителей.       Дома его ждала Эми. Они всё-таки помирились после той ссоры, которая первоначально казалась им последней. Около недели назад Эми сама позвонила Логану, они всё обсудили и решили, что оба не хотят отпускать друг друга из своих жизней... Однако стоит отметить, что это нежелание для каждого из них было связано с корыстным интересом и не очень честным поведением по отношению к партнёру. В связи с этим их отношения превратились во что-то очень странное.       Если для Логана возобновление этих отношений было связано с желанием доказать самому себе, что он мог быть хорошим парнем для влюблённой девушки, то для Эми их воссоединение означало превращение Хендерсона в доброго волшебника. Иными словами, у неё на руках оказались все козыри для успешных манипуляций над партнёром, и она собиралась по полной этим воспользоваться.       Картина получалась следующая. Логан считал, что Эми была безнадёжно влюблена в него, и хотел сделать всё, чтобы она почувствовала себя рядом с ним счастливой. Видит бог, Хендерсон слишком часто отказывал девушкам в прошлом, и ему пришлось за это поплатиться… Больше таких ошибок он допускать не собирался. В то же время Эми, наблюдая сильное желание Логана вернуть её и их отношения, также полагала, что он был безумно в неё влюблён. Кроме того, недавно он посвятил её в одну свою маленькую тайну, а это о многом говорило. Эми была единственной хранительницей этой тайны. И это означало только одно: Логан будет готов ради Эми на всё…       Как итог, в их отношениях не было любви. Зато было полно манипуляций, игр, стратегий и затаённой неприязни к партнёру.       Первым «требованием» Эми в их новых отношениях стал её переезд к Логану. Привыкший к умеренному одиночеству Хендерсон встретил эту идею без энтузиазма, однако не мог сопротивляться искреннему желанию возлюбленной быть рядом с ним. Так что теперь Эми переехала из своей студии в большой и просторный дом Логана с прекрасным ухоженным садом и головокружительным видом из окон.       — Ура, ты приехал! — восторженно воскликнула Эми, как только Логан вошёл в дом. — Я уже соскучилась.       — Меня не было от силы два часа, — натянуто улыбнулся он, снимая обувь.       — Да, но этого уже достаточно, чтобы начать скучать по тебе.       — Даже за три недели нашей ссоры ты не так сильно по мне истосковалась.       Хендерсон сразу же пожалел, что сказал это, когда увидел, как изменилось лицо Эми. Дело было в том, что за период их ссоры (которая больше казалась если не расставанием, то перерывом в отношениях) девушка успела провести одну ночь со своим бывшим молодым человеком. После примирения с Логаном она сразу в этом созналась, оправдав свой поступок желанием скорее забыть Хендерсона. Ну и, кроме того, ей казалось, что их отношения с Логаном закончились и она была вольна делать всё, что ей заблагорассудится.       Хендерсон, признаться, был задет этим. Не столько фактом измены Эми (да и можно ли было назвать это изменой?), сколько осознанием того, что сам Логан не значил для Эми больше, чем её бывший. Но всё же, придерживаясь избранной им стратегии, он смирился с этим её поступком, рассудив, что у них действительно был перерыв, а значит, технически Эми ему не изменяла.       — То есть ты хочешь сказать, что я тебя сейчас обманываю? — обиженным тоном спросила Эми.       — Нет, крошка, нет… Я просто… Забудь. Я ляпнул, не подумав.       Эми остыла так же быстро, как рассердилась. Она снова надела на лицо улыбку и с любопытством заглянула в пакет, с которым приехал Логан.       — Что тут? Какие-нибудь сладости для меня?       — Нет, тут новые холсты. Ты не говорила, что хотела сладкого…       — А об этом обязательно надо было говорить? Я никогда не откажусь от кусочка торта, ну или от шоколадного круассана…       — Буду знать.       Хендерсон вздохнул и, взяв пакет, направился к мастерской.       — Ты идёшь работать? — спросила Эми, засеменив за ним следом. — Я хочу посмотреть, как ты будешь работать.       Логан замер на месте, задержав у двери в мастерскую руку с зажатым в ней ключом.       — Я люблю работать в одиночестве, — проговорил он неуверенно. — Да и… У меня там бардак и пыль. Я никому туда не позволяю заходить.       — Я не боюсь пыли. Посижу тихонечко в углу, ты даже не заметишь, что будешь работать не один…       — Нет, Эми. Моя мастерская — моё личное пространство. И для него я не делаю никаких исключений.       Брови Эми сердито нахмурились, и она над чем-то задумалась.       — Я думала, что достаточно много значу для тебя, — наконец заговорила она, — а ты даже не хочешь пускать меня в свою мастерскую, будто там есть что-то секретное. Я думала, ты доверяешь мне, ведь я единственная, кого ты посвятил в кое-какую свою тайну…       У Логана пробежал холодок по спине, когда он это услышал. Если до этой минуты манипуляции Эми имели более-менее скрытый характер, то сейчас это прозвучало прямо в лоб. Он без лишних слов, равнодушно глядя на девушку, открыл дверь мастерской ключом и толкнул её.       — Можешь посмотреть с порога, — сказал он, не сводя взгляда с возлюбленной, — заходить не надо. Это действительно большее, что я могу сделать.       Логан и сам бросил быстрый взгляд в свою мастерскую. Здесь действительно было не убрано, но его на заботило это. Главное, что большинство «голых» портретов его бывших возлюбленных были припрятаны: если бы Эми их увидела, очередных её возмущений было бы не избежать…       Девушка какое-то время рассматривала мастерскую с порога, повиновавшись наказу Логана не заходить, затем задала пару вопросов по поводу его работ и, успокоившись, отправилась в сад читать. Хендерсон с облегчением выдохнул, закрылся в мастерской и принялся распаковывать новые холсты. Всё это время он размышлял о словах Эми и не мог не признавать, что они несколько… пугали его. Закончив с распаковкой, он сел на свой скрипящий барный стул и принялся изучать начатую вчера картину. Затем он взялся за кисти и через несколько минут так увлёкся процессом, что перестал думать об Эми.       Но он ещё не понимал, что такое её поведение и намёки на шантаж не стоило оставлять без внимания…       Кендалл, попрощавшись с Логаном, действительно отправился в парк, чтобы посетить очередной занятие по йоге, которое вела Микаэла. Два раза в неделю она собирала вокруг себя неравнодушных людей (преимущественно это были девушки) и проводила для них расслабляющее занятие по йоге. Шмидт уже два раза посещал их — не столько для здоровья или любви к йоге, сколько для того, чтобы поддержать Мику и сделать ей небольшую рекламу в своих соцсетях. Нельзя было сказать, что во время таких занятий он расслаблялся: скорее, наоборот. Он кряхтел, краснел, потел и падал, когда пытался встать в очередную асану. И ему казалось удивительным, как и сама Мика, и её ученики с такой лёгкостью вставали в эти позы и стояли в них несколько минут… Шмидт иногда шутил, что у Мики есть невидимая нога, которая позволяет ей так виртуозно удерживать равновесие.       Сегодняшнее занятие не было исключением. Кендалл заметно выделялся среди прочих учеников своей неуклюжестью и неустойчивостью. Мика, бросая время от времени взгляды в сторону друга, незаметно посмеивалась и продолжала вести занятие как ни в чём не бывало: ей не хотелось смущать Шмидта. Однако нельзя было сказать, что Кендалл обиделся бы на неё за излишнее внимание. Ему, в сущности, было всё равно на мнение окружающих. Он просто пытался заниматься йогой в третий раз в своей жизни и, несомненно, мечтал в этот момент о бутылочке холодного пива… Так было намного легче вставать в ту или иную позу.       — Сложим руки у груди, — проговорила Мика, как и всегда в конце занятия, — поблагодарим себя и своё тело за эти волшебные минуты. Послушаем, как оно тоже благодарит нас в ответ.       Ученики, сидевшие на коленях каждый на своём коврике, сложили руки, как показывала Мика, склонили головы и замолчали на несколько секунд.       — Занятие окончено, — наконец объявила девушка с улыбкой. — Спасибо, что пришли, увидимся в пятницу!       Когда все, кто принимал участие в занятии, потихоньку разошлись, Кендалл, вытирая пот со лба и улыбаясь, подошёл к Мике.       — Ты сегодня почти и не падал, — заметила она и глотнула воды из бутылочки. — Делаешь успехи!       — Да? А мне кажется, это ты подобрала сегодня позы немного полегче.       — Не позы, а асаны. И нет, они те же, просто ты уже начинаешь к ним привыкать.       — Какие у тебя планы? — спросил Шмидт, посмотрев на часы. — Я бы не отказался сейчас пропустить по кружке пива в каком-нибудь баре.       — После йоги нельзя наказывать своё тело токсинами, — остудила его пыл Микаэла и улыбнулась. — Тем более ты же знаешь, что я не пью пиво.       — Знаю, но солнце такое жаркое, и я так вспотел… Хорошо, а что не возбраняется делать после йоги?       — Можно съесть или выпить что-нибудь полезное. Тут неподалёку есть отличный смузи-бар, можем заглянуть туда.       — Смузи-бар, — повторил Кендалл с натянутой улыбкой, — у-у-у, как же я всю жизнь мечтал его посетить…       — Не вредничай, ты не пожалеешь. Там вкусно. И ещё там продаются протеиновые печеньки без сахара.       — Ладно, печеньки звучат более убедительно. Это не пиво, конечно… Но так и быть, я согласен.       Они добрались до смузи-бара, и Мика выбрала им напитки на свой вкус. Смузи Кендалла со вкусом банана, манго, личи и папайи показался ему не таким уж ужасным. Особенно если запивать им протеиновое печенье без сахара.       — Давненько мы не выбирались куда-нибудь вдвоём, — заметила Мика, размешивая свой смузи металлической соломинкой, которую она всегда носила с собой. — Да и вообще давно не разговаривали. Как дела у Аманды?       Кендалл хорошо подумал, прежде чем отвечать на этот вопрос. Он уже не впервые возвращался к мыслям о том, что Мика что-то чувствовала к нему. Сам он этих признаков в её поведении не обнаруживал, но слова Коллина почему-то не шли у него из головы. И если Томпсон оказался прав насчёт Аманды, мог ли он ошибаться по поводу чувств Мики?..       — Тут такое дело, Мика… Мы с Амандой расстались.       Он сам не знал, зачем выдал ей такой лживый (или наполовину лживый) ответ. Видимо, ему очень хотелось проверить, как Микаэла отреагирует на эту новость и сможет ли он сам что-нибудь почувствовать…       Сам Кендалл от этой новости, высказанной вслух, ничего нового не ощутил. Зато Мика изменилась в лице. Она замерла на несколько секунд, растерянно глядя на собеседника, а затем опустила глаза.       — Мне жаль это слышать, Кендалл. Вы так долго были вместе, и тут… Но почему?       — Оказалось, мы очень по-разному смотрим на этот мир, — уклончиво ответил он. — Я пока не хочу вдаваться в подробности. Но я не жалею, что так получилось.       — Не жалеешь? — с удивлением переспросила девушка. Кендалл не мог не заметить странный блеск в её глазах, будто её озарила какая-то надежда или счастливая мысль.       — Нет. Мне кажется, продолжение наших отношений ни к чему хорошему меня не привело.       — Но тебе всё равно, вероятно, понадобится немного времени, чтобы пережить это…       Шмидт не совсем понял, к чему она сказала это. Намекала ли она на его новые отношения или хотела узнать, остались ли у него чувства к Аманде? Уточнять он не стал. Реакция Мики на новость об их расставании уже сказала Кендаллу о многом.       И он впервые задумался о том, смог ли он быть вместе с Микой. Раньше эта мысль даже не посещала его голову, ведь они были друзьями на протяжении долгих лет. Но теперь он попытался представить её рядом с собой в качества партнёрши, и ему этот образ вероятного будущего показался… комфортным. Он не мог сказать, что что-то чувствовал к Микаэле. Он теперь не мог сказать, что вообще смог бы когда-нибудь кого-нибудь полюбить. Но ему подумалось, что он мог бы сделать Мику счастливой. Она была таким открытым и жизнелюбивым человеком, что он не смог бы не сделать её ещё счастливее своим пребыванием рядом. Да, он сумел бы быть рядом. Не любя её, но чувствуя себя хорошо в её компании и просто позволяя всем вещам происходить самим по себе. Кто знает, может, в этом и состоял секрет спокойной счастливой жизни… Оставив все эти размышления на время, он предложил Микаэле подвезти её домой, и она согласилась.       Пока они ехали, Мика включала музыку через телефон Кендалла, и они вместе подпевали старым песням из 90-х годов. Они оба любили музыку ушедшей эпохи, а потому не упускали момент насладиться ею вдвоём.       — Тебе тут уже миллион сообщений пришёл, — сказала Микаэла, протягивая телефон Шмидту.       — Посмотри, что там, — разрешил Кендалл, не желая отвлекаться от дороги. — Я скажу, что ответить.       — Я что, твоей личной ассистенткой нанималась? — засмеялась Мика и провела пальцем по экрану, выдвинув шторку уведомлений. — А вдруг я увижу там что-то личное?       — Тогда тебе придётся это развидеть. Да ничего страшного, читай.       Вероятно, Мика опасалась прочитать сообщения от Аманды, которые явно не предназначались для её глаз. Однако Кендалл слишком хорошо знал Аманду и понимал, что она не станет ему ничего писать. Так же хорошо он знал Мику и понимал, что она не соврёт ему о том, что увидит в его телефоне, и не удалит по-тихому что-нибудь из того, что прочитает.       — Это парни в вашем групповом чате, — ответила Мика, открыв приложение мессенджера. — Карлос просит всех отозваться и проголосовать за дом, в котором вы встретите Рождество. Тебя он даже два раза отметил, потому что все остальные уже проголосовали.       — О, интересно, решит ли мой голос что-нибудь. Посмотри, если в этом голосовании есть вариант Джозефа, двухэтажный коттедж в Монтане, то проголосуй за него.       — Да, есть. Голосую. Ого, его семь человек выбрали!       — Ну и отлично! Семеро одного не ждут. Значит, едем в Монтану.       Мика закрыла мессенджер и переключила песню.       — Что у вас за планы на Рождество? — поинтересовалась она с улыбкой.       — Карлос предложил встретить его ввосьмером среди снегов, в каком-нибудь уединённом местечке. Джозеф нашёл отличный вариант: затерянный в горах и спрятанный среди елей коттедж «Монте-дель-дьябло». Со всеми удобствами. Правда, до Монтаны придётся добираться самолётом, а до самого коттеджа нас довезут хозяева на снегоходах, но я уверен, оно того стоит.       В мессенджере тем временем началось бурное обсуждение выбранного варианта, рассматривание фотографий дома и выяснение того, какая погода прогнозируется на 25 декабря. Каждый из парней с почти детским волнением предвкушал предстоящий праздник, однако они ещё не знали, что для одного из них «Монте-дель-дьябло» станет последним пристанищем…       Этим утром Карлос ПенаВега сидел в церкви, слушая проповедь священника своего прихода, и задумчиво глядел на высокий потолок. Несмотря на то, что он не пропускал ни одного слова священника, мыслями он находился где-то далеко. Вчера перед сном он прочитал 16 главу Третьей книги Царств, в которой упоминалось самоубийство Замврия, и, возможно, впервые глубоко задумался над тем, как христианство относится к самоубийцам. В самой Библии он не нашёл прямого ответа на свой вопрос, хотя, разумеется, понимал, что самоубийство наверняка расценивалось как грех. Но ему хотелось конкретики. Что конкретно говорит христианство о таких людях, как Аделин? Есть ли им оправдание? И, наконец, можно ли было как-то помочь их душам?       Всё это как-то разом возникло у него в голове, и ночью он плохо спал. Ему снилось, что Аделин страдала и даже горела в озере, объятом огнём. Карлос понял, что все эти полтора года в его сознании фоном всё же звучали вопросы: почему? зачем? что теперь делать? И почему-то он был уверен, что религия даст на них ответ.       Однако он решил не искать ответы на эти вопросы самостоятельно. По завершении проповеди Карлос подождал, пока другие люди переговорят со священником Фостером, и подошёл к нему последним.       — Карлос, рад вас видеть! — развёл руки в стороны священнослужитель. — Сегодня без супруги?       — Да, отец Фостер. Сегодня я один.       — У вас есть какой-то вопрос ко мне?       ПенаВега помолчал немного, обдумывая, как лучше сформулировать то, о чём он хотел поговорить.       — Видите ли, отец, вчера я впервые по-настоящему задумался о том, что совершила Аделин и… и захотел узнать, как церковь на это смотрит. Я знаю, что самоубийство не жалует ни одна религия, но мне хотелось бы узнать об этом от вас.       Фостер задумчиво покивал. Он довольно близко знал семью Пена и, конечно, знал о том, что случилось с Аделин.       — Это прекрасно, что вы задумались над этими вопросами, Карлос. Вероятно, вы опасаетесь того, что душа Аделин утратила шанс на спасение в объятиях Господа и обречена теперь на вечные муки в огне… Но хочу вас успокоить. Конечно, не будем отрицать, что самоубийство — большой грех. Это преступление против Господа Нашего, который умер на кресте за все наши грехи. Не нам, рабам Божьим, дано решать, кто и когда простится с жизнью. Совершая самоубийство, христианин словно отрекается от Господа, пренебрегает Им и берёт в собственные руки управление своей судьбой. Самоубийство подобно вторжению в Царство Небесное без приглашения, а Господь не жалует непрошенных гостей. Но при этом будем помнить о первом послании Иоанна, глава 5, стих 13, в котором говорится: «Сие написал я вам, верующим во имя Сына Божия, дабы вы знали, что вы, веруя в Сына Божия, имеете жизнь вечную». Аделин верила в Иисуса Христа, значит, душа её получила вечную жизнь. Ничто не может отделить истинного христианина от Божьей любви. Господь милостив, Он любит и прощает всех, за чьи грехи Он умер. Я знаю, что у Аделин были свои причины сделать такой страшный выбор… Но душа её от этого страдать не будет. Я молюсь за неё каждый день, Карлос, и вам советую делать то же самое. Нашими молитвами душа её обретёт вечный покой в Его Царстве.       Домой Карлос шёл спокойный, но будто бы не вполне удовлетворённый. Слова священника Фореста прозвучали для него довольно убедительно, и он рад был их разговору, однако…       ПенаВега понял, что мысли об Аделин не давали ему покоя по одной простой причине. Он так и не сумел понять её за эти полтора года. Как и не сумел простить.       Именно поэтому ему сложно было молиться за её душу и её упокоение. Внутренне Карлос сопротивлялся этому, потому что, чтобы помолиться, он должен был простить Аделин. А чтобы простить — вначале понять.       Он пришёл домой как раз в тот момент, когда Алекса сварила утренний кофе и поджарила тосты с сыром. Они обменялись поцелуями и принялись за поздний завтрак.       — Ты выглядишь каким-то задумчивым, — заметила Алекса, когда их приём пищи подошёл к концу.       — Да, я… Я сегодня немного поговорил с отцом Форестом об Аделин.       Лицо девушки несколько изменилось, и она медленно кивнула. Прежде она всегда первая заводила разговор с мужем о его почившей сестре, так что его реплика не то, чтобы напугала Алексу, но несколько… насторожила.       — И о чём же именно вы говорили? — спросила она.       — Просто немного обсудили то, как церковь относится к самоубийцам, но это не так важно. Я теперь хочу спросить у тебя, что говорит об этом психология.       Алекса молча смотрела на него какое-то время. Вопросы Карлоса казались ей немного странными.       — А почему ты вообще задался этими вопросами? Зачем тебе нужно знать отношение какой-либо сферы знаний к… к самоубийцам? Ты пытаешься сформировать собственное мнение на этот счёт, потому что своего чёткого понимания у тебя нет?       — Не знаю, возможно… — задумчиво протянул Карлос, но тут же опомнился: жене удалось разгадать его мотивы за считанные секунды и даже объяснить их ему самому. Неужели её психологические «штучки», как он их называл, на самом деле работали?..       — Ты хочешь, чтобы религия или психология объяснила тебе то, чего ты не понимаешь? Ты хочешь немного успокоить самого себя, просто чтобы… чтобы не ненавидеть её?       Карлос изумлённо молчал. Алекса и в самом деле копнула очень глубоко, и ему почему-то это не совсем нравилось. Сейчас он начинал осознавать, что всё это время так сильно отталкивал от себя любое напоминание об Аделин, потому… потому что ненавидел её за то, что она сделала.       — Я бы точнее и не смог выразиться, — сдался он и внимательно посмотрел на жену. — Форест тоже ходил вокруг да около, но так и не сумел в полной мере понять, каких именно ответов мне хочется. А ты поняла.       Алекса сдержанно улыбнулась, но внутри её почти разрывало от счастья. Все эти полтора года она пыталась вызвать мужа на откровенный разговор, помочь ему сначала своими силами разобраться с его душевной травмой и затем мягко подтолкнуть к посещению специалиста. А тут он пришёл к ней сам и признал в конце концов силу психологии в решении подобных вопросов… Это казалось ей первым полноценным шагом к его исцелению.       — Ты ищешь ответы там, где их по определению не может быть, — сказала она супругу, подсев ближе и взяв его за руку. — Ни религия, ни психология в их абстрактных формах не дадут тебе ответа на самый главный вопрос. И, конечно, не скажут, как ты должен относиться к Аделин. Секрет в том, чтобы отбросить все предрассудки. Если тебе кажется, что ты ненавидишь её за это, то не подавляй в себе это чувство исключительно из-за того, что кто-то не велит говорить о мёртвых плохо. В твоих чувствах нет ничего плохо и неправильного. Позволь им овладеть тобой, признайся самому себе в том, что чувствуешь, и тогда — я уверена — ты самостоятельно найдёшь ответы в самом себе. Тебе никто для этого не нужен. Даже я не нужна.       Карлос с благодарностью смотрел на Алексу и чувствовал, как в груди у него из пустоты формировалось что-то более-менее определённое, но ещё уязвимое. Он осознавал, что с этой самой минуты начинался его путь к принятию и прошению Аделин. И чтобы пройти его, ему необходимо было разобраться в причинах, подтолкнувших её к самоубийству.       — Спасибо, дорогая, — сказал он очень тихо и поцеловал её руку. — Не знаю, я на самом деле не знаю, что бы я делал без тебя…       Они вместе убрали со стола и поговорили ещё немного о разных пустяках. Потом Карлос взял в руки телефон, разрывающийся от уведомлений, и, прочитав сообщения в групповом чате с друзьями, с ужасом вымолвил:       — О боже…       — Что случилось?       — Дерок пишет, что директор школы временно отстранил его от работы.       — Отстранил от работы? — нахмурилась Алекса. — Но за что?       — Одна из учениц сказала, что он приставал к ней. А сейчас полицейские обыскивают его дом…