Нечаянные гости

      Но нам не пришлось никуда ходить, потому что Зона сама к нам пришла домой. Вернее, одно из ее порождений.       После бессонной ночи мы проспали почти до полудня и спали бы еще, но меня разбудило упавшее на ПДА сообщение от Доктора — он спрашивал, на месте я или нет.       Я ответила ему, что на месте и написала о наших попаданцах. Он удивился и попросил написать подробнее о том, как именно они попали в Зону. Я рассказала.       Он удивился еще больше, и даже забеспокоился — было от чего: появление пространственной аномалии в далеком северном городе указывало на нестабильность Ноосферы. В один «прекрасный» день может случиться новый «большой выброс» и неизвестно, какую территорию нашей планеты отхватит себе Зона в этот раз.       Мне стало гадко от этой мысли, противный холодок пробежал по спине поэтому я решила сменить тему. Спросила, что стряслось у фрименов на базе.       Тогда доктор прислал большое сообщение, ради которого, собственно, и написал мне. Оказалось, что свободовцев одолел какой-то еще неизвестный вирус. Он передается через слюну больного человека и вызывает тяжелое поражение легких, схожее с химическими ожогами, а как там у них любят курить один косяк на пятерых и жрать из одной миски — не удивительно, что многих перекачало.       Четверо бойцов у Лукаша уже скончались, сам он заражен и с ним еще десять человек. Доктор объявил карантин и тоже, понятно, не мог выйти. Поэтому и просил меня приготовить все необходимые реактивы и препараты, чтобы определить источник заражения и на базе уже синтезировать необходимое лекарство. Доставить все к анархистам должен был излом — Дым Дымыч, который, по словам Доктора, уже должен был быть где-то на полдороге к нашему дому, поэтому мне нужно было торопиться.       Препараты были не очень сложными, в основном уже готовые изоляты и гидролизаты из артефактов, ряд растворов и порошков, но список был большим, поэтому пришлось выбираться мне из постели и лихорадочно шкандыбать в лабораторию.       Моя возня разбудила шведов. Они, пошарив по дому, нашли меня и оба удивленно уставились на то, как я колдую над дистиллятором для воды — как назло она кончилась.       — Ты…что делаешь? — Первым обратился Йоаким, подошел ко мне поближе и пригляделся к батарее пробирок, стоящих на столе. В некоторые я уже насыпала реактивы.       — Долго объяснять.       — Ладно. Я понял. Ты сейчас очень занята. Мы что-то можем помочь?       Я оторвалась от пробирок и глянула на него. Луч желтого осеннего света с улицы падал через окно ему на лицо, от чего он немного щурил глаза.       — Наверное, нет. Если хотите есть — в коридоре на полу есть в кастрюле суп, где-то там же местные овощи. Можете разогреть или что-то приготовить, но с печью придется самостоятельно возиться. — Они переглянулись. Йоаким пожал плечами.       — Хорошо. Думаю, мы справимся, — он что-то коротко сказал Пэру на шведском, хлопнул по плечу, развернулся и повлек его за собой из лаборатории.Тот только фыркнул что-то невразумительное в ответ.        Через некоторое время из комнаты, которая была и залом, и кухней и моей спальней в доме Болотного доктора я услышала грохот дров в железной чашке у печи, возню и странную, заковыристую речь — попаданцы пытались развести огонь, но на том мое внимание к ним и кончилось.        Я погрузилась в работу и вылезла из нее только через несколько часов, когда на улице уже начало темнеть. В доме заметно потеплело, пахло чем-то вкусным, но не кулешом (они решились есть местные продукты? новички…), и было странно тихо.       Я упаковала все склянки в боксы и в два больших рюкзака, поставила все на входе в лабораторию, вышла в комнату и удивленно свистнула. На моей койке прикорнул Пэр, а Йоаким сидел на полу, привалившись, к стене возле печи. Оба спали. На краю печи стояла сковорода с чем-то вкусно пахнущим (интересно, кто все-таки нахимичил?), а из щели в дверце топки на стены падали текучие красные отсветы пламени. Идиллия, мать ее так.       Я усмехнулась и достала ПДА, отписалась Доктору, что все готово. Будто прочитав мои мысли, он прислал сообщение:       «Я в тебе не сомневался, Сулема. Ты хорошая ученица, поэтому моя душа спокойна за тех бродяг, которые могут прийти к тебе за медпомощью. Но этим хлопцам, которые свалились тебе на голову, нужно больше. Они ничего не понимают, поэтому объясни и покажи. Они не знают, куда идти — поэтому проведи их. Ты в Зоне давно и многое уже умеешь. Если нужны будут деньги — продай артефакты. Эти шведы должны вернуться домой живыми. Нельзя, чтобы они достались Зоне — они просто случайные гости здесь. И, да. Дай им искупаться. Они чужие, поэтому слишком заметные».       Доктор-Доктор… Старый-бывалый сталкер, он предугадал даже такую мелочь, как чужой запах. Что ж. Я постараюсь выполнить все твои поручения. Лишь бы ты не переоценил мои возможности…       «Все сделаю» — я отправила ему короткое сообщение и подалась во двор растапливать баню, которая имелась во дворе Доктора. Если можно было назвать баней крохотную постройку, где от силы два человека вместятся и то стоя.       Когда вернулась — мои попаданцы проснулись и снова набросились на меня с вопросами: «Почему мы ничего не делаем?», «Когда мы будем собираться в дорогу?», «Почему нельзя еще? Я себя уже нормально чувствую»… И еще хренова туча подобных.       Скрепя сердце, я сказала, что в лучшем случае им придется пробыть здесь не меньше двух недель.       Как и предполагала — от этой новости они сначала всполошились, потом скисли.       — Но как? Нас же дома кинутся искать! Подумают, что случилось что-то плохое, полицию на уши поднимут… У нас работа в студии вся остановится, мы пишем новый альбом и нам нужно вернуться… — Пэр расстроился до отчаянья, в голосе его зазвенели панические нотки. Йоке попытался его успокоить.       — Мы вернемся, слышишь меня? Пусть даже через две недели — считай, что у нас неожиданное экстремальное путешествие подвернулось.       Н-да. Хорошенькое путешествие.       — Да ну нафиг! Я не заказывал такого! — Он был того же мнения, что и я. Вскочил с лавки и взмахнул руками в негодовании, но тут же, охнув, скривился от боли в груди и руке.        — Тише-тише, тебе нельзя еще делать резких движений, — Йоаким потянулся к другу через стол, усаживая обратно, — Ты еще не оправился до конца, а уже бежать собрался. Мы вообще могли погибнуть, окажись та фигня шаровой молнией, как мы думали сначала.       Он почесал подбородок, покрывшийся темными колючками щетины и глянул на меня, будто ища поддержки. Я только пожала плечами.       — Черт знает, что могло с вами случиться, окажись эта аномалия не телепортом. Но я пообещала вас вернуть домой живыми, поэтому просто так в Зону сходу не могу вас выпустить.       — Пропал наш альбом… Пропал, — обреченно пробормотал Пэр и ткнулся лицом в сложенные на столе руки, — И группа пропадет, если мы тут надолго застрянем.       — Да ну, Пэр… Крис не даст всем разбежаться. Мы как-то свяжемся с ними…       В ответ длинноволосый парень пробормотал что-то злое и нечленораздельное. Йоаким пересел на лавку к нему и стал тыкать его локтем в бок.       — Не кисни, боец. Слышишь?       — Да. Не кисните. Идите лучше купаться.       — Что? — от этой фразы обалдели оба, но, как мне показалось, это удивление было приятным.       — Где и как мы только не мылись! — Хохотнул Йоаким, когда увидел баньку.       Кривоватая бревенчатая халабуда, которую слепили двое сталкеров в благодарность Доктору за спасение, никак не внушала ему доверия.       — Это да. Но нас даже таким не удивишь. — Пэр усмехался, хотя тоже скептически поглядывал на замшелый порожек бани, покосившуюся дверь без ручки и обломок кривой асбестовой трубы…       Он нормально, а Йоаким — сильно пригибаясь, вошли внутрь и я прикрыла дверь, оставив щель, в которую потом сунула сверток с одеждой, которую смогла найти для них дома у доктора. А через некоторое время они оба довольные, разгоряченные и мокрые вернулись в дом, а уже через каких-то полчаса рухнули спать. После купания их разморило совсем, и я не удержалась тоже. Заснула, но среди ночи проснулась.       Дошел-таки Дым Дымыч к нам. С запозданием, очень неожиданно, но дошел и по дороге где-то покалечился — человеческая рука была изрезана и залита черной кровью. Я не успела его предупредить, чтобы не шумел, и он жалобно загудел на весь дом, едва ввалился в открытую дверь.       — Помоги-и, Сулема!       — Не ори, холера… — Шикнула я на него, отступая от двери и впуская в дом.       Деваться было некуда, он ранен и от его воплей, скорее всего шведы уже проснулись, так что таиться бесполезно.       Я быстро стянула плащ с него и потащила в лазарет, усадила на кушетку, где совсем недавно лежал Пэр, стала возиться с покалеченной рукой. Излом бурчал и жаловался, что оборвался со ржавой лестницы в промышленном комплексе на западе болот пока обходил аномальное поле — после выброса прямая дорога с милитари к нам оказалась перекрыта.       Пришлось мне зашивать его руку (сильно уж он ее порвал) и опять крошить Желтую губку, но сначала промыть и обезболить. Несмотря на жуткую внешность Дым Дымыч, как и многие изломы, имел низкий болевой порог.       Он жалобно скрипел, когда я делала ему уколы.       — Тише-тише, не кричи. Сейчас пройдет.       — Бо-ольно…плохое железо ржавое…поломалось и порезало меня.       — Знаю-знаю. Дерьмовое это дело, ржавые лестницы, но ничего. Сейчас подлатаем тебя.       — Ууу… — Излом горестно загудели закачал головой.       Он выглядел как горбатый и тощий древний дед огромного роста, вел себя как ребенок или слабоумный, но соображал при этом получше некоторых людей. Длинная лысая башка на тонкой шее не была обделена интеллектом, но голосовой аппарат был не приспособлен к человеческой речи, поэтому говорил он плохо.       От того только и издал удивленный хрюк, когда в лазарет бледный как стена, растрепанный и сонный заглянул Пэр. Не проснувшись до конца, он поднял взгляд сначала на меня, а потом перевел его на излома, и тут же сон с него как ветром сдуло.       Ярко-синие продолговатые глаза округлились, на миг застыли и полыхнули смертным страхом. Странно икнув, он попятился назад и пошатнулся, беспомощно разевая рот.       — Это друг! — почти крикнула я, понимая, что он сейчас разорется, но вместо этого парень на миг замер, отступил еще немного в сторону, и тут же дернулся, затравленно оглянулся, ища взглядом дверь, в которую вошел.       — Этот чужой. Боится сильно, — прогудел излом и ткнул в него пальцем громадной многосуставчатой ручищи, не достав до плеча каких-то сантиметров сорок. Швед ахнул и быстрым движением стек по стене на пол, прикрывая голову, как ему показалось, от атаки мутанта.       — Ну! Оставь его! — Я ударила порождение Зоны по гипертрофированной руке, и Дымыч одернул ее.       И тут же Пэр ящерицей выскользнул из лазарета и ломанулся в комнату к Йоке. Послышалась возня, срывающееся дыхание и всхлипы, их витиеватая речь на два голоса, один из которых изрядно заикался.       А через пару минут в лазарет загляну Йоаким, и, судя по интонации, от души выматерился на родном шведском.       — И-ишо один? — Удивленно протянул излом и вытаращился на меня.       — Да, Дымыч, еще. Не дергайся, дай швы наложить, — я взяла кривую толстую иглу с прочной нитью, — И ты тоже, Йоаким! Уйди ради Черного Сталкера. Если надо по нужде — толчок рядом с баней, — уже к попаданцу, который таращился, не зная, сбежать ему, как и Пэру или войти и посмотреть поближе       — Охренеть, — только и выдохнул он.       Я сделала первый стежок, а излом снова загудел:       — Новые люди. Таких еще не было здесь.       — Не было-не было. И скоро снова не станет, если будешь их так пугать.       — Я не хотел. Я поранился. А они смотрят. — Мутант снова протянул руку, я оглянулась и увидела, что уже оба шведа заглядывают в лазарет, как дети из-за двери, не решаясь войти. Дурдом на ножках. Глазищи у обоих горят от страха и любопытства, Йоке зажимает Пэру рот ладонью, а тот что-то бурчит все равно и вырывается. Кажется, он против.       — Уйдите оба. Пожалуйста, — прошу их как можно спокойнее, — Он сейчас уйдет. Я залатаю его лапу, отдам реактивы, и он уйдет.       Они лихорадочно кивают и оба скрываются в полумраке другой комнаты. Излом надсадно сопит над ухом, глядя, как я схватываю стежками кожу на его руке и скребет громадной лапой башку…       Вот и еще одна ночь накрылась медным тазом. Когда же это кончится?       Похоже, что никогда.       Когда ушел излом с рюкзаками — активизировались оба мои гостя. Прицепились с вопросами, как репяхи к хвосту псевдособаки и уболтались только ближе к утру, но и утром местная живность долго поспать не дала.       Ночь в Зоне всегда полнится странными и часто — страшными звуками, но в этот раз гниль разорался совсем недалеко от дома. От его тонкого вибрирующего воя волосы на загривке вставали дыбом и противный озноб охватывал спину. Паскудные существа, не дай Зона им попасться — хуже кровососов будут.       «Чтоб ты сдох, падла», — зло подумала я и встала, прихватив с ящика возле стола Ночную звезду — небольшой светящийся артефакт, который обычно использовала вместо фонарика. На улице только-только начало светать, а в доме было еще совсем темно. Свет включать не хотела — вдруг эта гадина только меня разбудила.       Тихонько зашла в комнатку к шведам — маленькая, узкая, с двумя койками, как в тюремной камере, но с большим окном, поэтому днем светлая. В ней было тихо — парни действительно спали, хоть у них в комнате вопли монстра было слышно гораздо громче. Вымотал их выброс и огромная лавина новых впечатлений, а Пэра еще и ранение…       Я подошла ближе и раскрыла ладонь с Ночной звездой, присела в узком проходе между кроватями, присмотрелась — оба они спали на нижних ярусах двухэтажных кроватей. Йоаким раскинулся в позе звезды, свесив ногу и руку с койки, Пэр свернулся в странной позе — вроде на животе, а вроде и на боку, прижав к груди одну руку и ткнувшись носом в подушку.       Я поднесла звезду чуть поближе, присмотрелась — спит крепко, но что-то его тревожит. Лицо вроде и спокойное, тонкие, как-то даже изящно очерченные веки неподвижны, но между густых бровей, странно темных, контрастных к его светлым волосам, пролегли складки, выдающие напряжение. Маленький рот сжался в тонкую нитку и совсем потерялся в светло-русой бороде. Я осторожно потрогала его лоб и щеки — нормально. Пришлось сильно наклониться к нему, чтобы расслышать дыхание — беспокойное и учащенное. Видимо, его сон хуже, чем отражено на лице. А вот пахнет он теперь так, как нужно. Практически ничем, только его собственный, едва различимый запах.       Шевеление с противоположной койки привлекло внимание. Йоаким переменил положение, высунул из-под одеяла вторую ногу, а та, что свисала — забрал на кровать.       Йоаким. Красивый мужик, этот Йоаким. Когда они вернулись из бани — Пэр вошел, завернувшись в полотенце и прикрываясь чем только можно, пряча голое тело, а он, Йоке, в одном полотенце на бедрах и я успела разглядеть его мощную фигуру. И то, что у него правая рука от запястья до самого плеча покрыта крупноузорчатой татуировкой. По груди тоже растянулись ее контуры, но они были еще не закрашены — видимо, он планировал ее доделать. И тоже кожа светлая и гладкая, и если Пэр уже отхватил своей доли шрамов, то Йоакима Зона еще не коснулась.       Странное дело, но моё внимание привлекали его ноги. Очень…правильные, уместные к его фигуре, крепкие и черт возьми, стройные. Никогда не думала, что так смогу подумать о мужике, но Йоаким слишком отличался от остальных. Был чем-то новым в нашем сером, запыленном и радиоактивном мире. Оба они были чужеродными элементами и поэтому оба притягивали взгляд, но у Пэра красота была своеобразная. Тонкая, ее нужно было разглядеть и увидеть, а Йоке сразу бросался в глаза: прическа, фигура, лицо и зеленые глазищи под выразительными бровями.       Еще некоторое время я сидела и тупо разглядывала их обоих по очереди, не зная зачем. Они были чем-то вроде родника чистой воды, пробившегося в болото, наверное, потому я и не могла от них оторваться.       Болото… Да, именно болото: серое и вязкое в которое если влип — то уже вряд ли вылезешь. Зона… Большая, непригодная для жизни опасная деревня, где все всех знают и друг с другом воюют, а если и сменяются погибшие сталкеры новичками, то вскоре тоже становятся грязными, пыльными и серыми, похожими на остальных. Принимают печать Зоны и сливаются с нею, увязают в ней, как в трясине, и со временем постепенно растворяются. За своими странными мыслями не заметила, как заткнулся гниль, и я заснула снова прямо там, на полу, поцепившись руками на кровать Пэра.        Черти же меня дернули высунуться тогда. Сначала показалось, что это снова галлюцинация, что померещилось мне это все спросонок, но оно что-то забормотало и вдруг ткнуло в мою сторону огромной уродливой рукой. Я едва успел присесть, практически упал, спасаясь от удара и чувствуя, как сердце начинает заходиться безумным ритмом…       А женщина эта заговорила с ним, оно ей ответило и вдруг отвернулось, зажмурило глаза и скривило без того страшную, будто из еловой коры, рожу. Она зашивала ему рваную рану на второй руке, которая была практически нормальной. Человеческой. Костлявой и сморщенной, как у старика, но нормальной. Оно что-то еще отрывисто говорило. Именно говорило, не стонало или ворчало, а будто…жаловалось.        Когда я ввалился обратно в комнату — ноги у меня обмякли так, что едва удавалось стоять. Броден, увидев меня, вскочил с нижней койки, треснувшись башкой о верхнюю, бросился ко мне поддержать, но я уже сел на свою.       — Ты чего, Пэр? — Он внимательно заглянул мне в глаза, видя, что мне поплохело.       — Т-там. Пос-смотри. — Мне с трудом удалось совладать с речью — внутри у меня все дрожало как студень.       Странное дело: никогда не думал, что встретить такого урода наяву даже в обыденной ситуации на самом деле гораздо страшнее, чем в любой игре. А если бы оно выпрыгнуло на меня из темноты? Я бы, небось, сдох на месте от остановки сердца.       Йоаким сунулся в лазарет и почти тут же в четыре этажа выругавшись, вернулся обратно. Сулема сказала ему не высовываться.       Несколько минут мы сидели молча, не глядя друг на друга, потом Броден тихо спросил:       — Как думаешь, что это за херня такая там сидит? — В голосе его было поровну любопытства и страха.       — Не знаю, потом у нее спросим.       — Нет, пошли сейчас. Оно же вроде не опасное? — Он не-то спрашивал, не-то утверждал.       — Ага, конечно. Я туда больше не пойду, будь оно хоть трижды безопасным.       — Не, ну пойдем. Интересно же, что оно за хрень! — Йоке схватил меня за руку и потащил — я не успел ни за что схватиться, поэтому оказался вытащенным в дверной проем, кроме того он, зараза, сгреб меня и зажал рот ладонью, чтобы я не возмущался. Вот же паразит!       Как прирученный волк, существо сидело на койке в лазарете перед женщиной, принюхивалось, и что-то все бормотало и бормотало.       — Ну мы и вляпались… — тихо шепнул Йоаким и на его голос обернулась Сулема.       — Уйдите оба. Пожалуйста, — попросила она подозрительно спокойно, — Он сейчас уйдет. Я залатаю его лапу, отдам реактивы, и он уйдет.       И мы подчинились. Ушли. Затихарились в отведенной нам комнатушке, не зная, что делать. У меня перед глазами не исчезал образ этого существа — какой-то страшно изуродованный старик. Что с ним должно было случиться чтобы вот такое из него получилось?       Я спросил об этом Йоке, на что он что-то предложил версию о радиации и всяких токсических отходах, но я в такое не верил. Такие вещи убивают сразу или делают инвалидом. Обожженным, без рук или ног, но не таким же искореженным…и конечности безразмерными от них не становятся.       — Дурдом какой-то. Такого же не бывает… Обычно.       — Вот именно, что обычно не бывает. Тут, похоже, обычного вообще ничего не бывает       Я одновременно сомневался и нет в реальности происходящего, и голова у меня от этого разрывалась. Я помнил странный ноющий зуд в ранах, когда они нереально быстро заживали под действием предмета, который называют здесь артефактом. До сих пор иногда чувствовал одуряющую слабость, которая накатывала темной волной. До сих пор чувствовал металлический привкус на зубах от лекарства, которым меня вроде как спасали от облучения и странное дело, я не чувствовал ничего, кроме него, хотя смутно и представлял себе признаки лучевой болезни.       И в то же время все казалось плохим сном. Слишком неестественным, киношным и выдуманным… Безумная комбинация былых впечатлений, рожденная воспаленным мозгом, но все было наяву.       Сколько мы уже здесь? Дома, небось, все уже на уши встали, ищут нас. Крис с ума сходит, мать Йоке если узнала, то тоже… Наши песни… Мы записали только три из тех, что хотели, моя басуха… Что бы я отдал, за то, чтобы сейчас оказаться дома с нею в руках?       — Пэр, ты в порядке? — Заметив, что я завис, Броден тронул меня за колено.       — А? Да… — Я вынырнул из своих мыслей, глянул на него, — Просто задумался.       — Давай делись. — Он сел ко мне на койку и несильно ткнул локтем в бок. Я не сдержался и охнул — то, что осталось на месте ран, еще болело при неосторожных движениях.       — Вот черт… Прости, я баран, прости Пэр! — Он неожиданно смутился от моей реакции, хотя дома у нас обычным было отвесить друг другу мощного пендаля и поржать, не задумываясь, сильно больно ударил или нет.       — Нормально. Все нормально, Йоке.       — Точно?       — Да все норм, не паникуй. Я уже окончательно здоров, хотя и сам с трудом в это верю. — Мне удалось усмехнуться, Бродену — не очень. Какая-то кривая гримаса тронула его губы.       Он потрогал мне лоб, шею и руки — как ребенку, ей-богу, потом полапал себя и удовлетворенно хмыкнул.       — Похоже, что на тебя ее ведьмачьи снадобья подействовали. — Он снова хмыкнул и посмотрел на меня уже иначе. Спокойнее.       Хоть и обрывками, смутно, я помнил его присутствие рядом с самого момента моего ранения. Он переживал за меня. Помогал этой Сулеме, доставать из меня осколки, потом поил меня ночью, когда я валялся в бреду.       Почему-то здесь по-новому ощутилось одиночество и родство одновременно. Среди чужих иноязычных людей это было совсем не то, что в турах. Там всегда рядом был кто-то, кто понимал. Много людей, кто знает английский хотя бы как-нибудь, много единомышленников.        Здесь, если верить Сулеме, она была едва ли не единственной, кто нас понимал. И в плане языка и в плане образа мыслей.       Я толком не видел этой Зоны — Йоке довелось увидеть чуть побольше, но один черт ничего не было нам понятно.       — Э-эй, Пэр… — Голос Бродена вновь оторвал меня от размышлений.       — А?       — Ты чего снова завис? — Он заглянул мне в глаза. Что за привычка такая? Ничего не скроешь от него.       — Я… Я боюсь, что мы тут надолго застряли, Йоке. — Все же удалось мне выговорить. Почему-то это оказалось трудно сделать.       Он хотел что-то ответить, возразить, но не успел — к нам вошла Сулема.       — Все, он ушел, — сказала она, едва переступив порог. — Выходите.       И мы вышли, огляделись. Броден, кажись, даже принюхался.       — Что это было? Вот это? — Он скособочился и низко опустил руку, копируя позу того существа, — Это…человек?        Холера… Он всегда стебался и поэтому проще осваивался в непонятной ситуации.       — Что его так изуродовало?       Мне катастрофически хотелось по нужде, и я не стал слушать ответ, выскользнул в коридор и на улицу. Странной конструкции толчок действительно стоял недалеко от бани во дворе, где мы успели искупаться.       Когда я вернулся в дом, Йоаким продолжал обсуждать с Сулемой это существо.       — Так если это мутант — значит, они такими и рождаются?       — Никто до сих пор толком не знает, размножаются они естественным образом или же их выводят в лабораториях из обычных людей. — Флегматично ответила она и подбросила в печь несколько обломков досок.       Йоке матюкнулся.       — Ты слышал, Пэр? Эта штука разумная, и таких, возможно, делают из обычных людей специально. А значит, и нас тоже могут поймать, забрать в лабораторию и оттуда мы выйдем тоже уже вот такими. — Он снова скособочился и скривил страшную рожу, но у меня внутри похолодело от его прикола.       — Кстати, он прав, Пэр, — вдруг серьезным тоном обратилась к нам женщина, распознав мои мысли по выражению лица. Не играть мне в покер, — В Зоне все возможно, поэтому следите в оба. Здесь даже мирные ученые могут тебя подставить.       От этих слов лицо ее стало мрачным. Она сильно стукнула деревянной чуркой по полу и добавила:        — И вообще, старайтесь всегда оставлять один патрон для себя. А вот эта фраза мне совсем не понравилась…       К вечеру того дня мне снова стало плохо. Ночь без сна, какой-то бестолковый, тревожный день, забитый суматошными мыслями повлияли не самым благополучным образом — поднялась температура и навалилась такая слабость, что я не смог даже выползти из кровати на ужин, хотя есть хотелось до головокружения.       Йоаким помог. Принес мне поесть и позвал Сулему, хотя я и просил не делать этого. Отхлебнув прямо из щербатой каменной миски пару глотков супа, который мы днем оптом приготовили, я понял, что больше не смогу и вернул миску обратно.       Вошла женщина-сталкер: хмурая и встревоженная, подошла ко мне и что-то попросила, но я не понял. Мысли уже путались, и я почти не различал ее речь. Йоаким сказал, что она просит снять рубашку.       Я стал расстегивать пуговицы, но, похоже, делал это медленно — она оттолкнула мои руки и сделала все сама. Быстро ощупала бок и грудь, где были раны — боли почти не было. Такое, как если бы шишка от ушиба. Потом ее руки переместились мне на плечо и я понял, что она как-то слишком мягко, почти нежно проводит мне пальцами по ключице, убирает с плеча упавшие пряди волос, трогает шею, щеки и лоб… Хмурится совсем как моя мать, когда я мальчишкой лежал больной с температурой.       Они что-то говорят мне — и она и Йоке, но я уже не соображаю ничего. Быстро же меня нагребает. Морозит настолько, что начинаю дрожать, тяну на себя одеяло, но Йоаким не дает. Вместо этого они меня опять поят какой-то гадостью, от которой во рту становится солоно как от крови, я хочу еще попросить воды запить, но уже не успеваю — отключаюсь неожиданно для самого себя.        Из-за этого случая еще три дня для нас проходят в мучительном безделии: мы спим, едим, слушаем рассказы Сулемы о Зоне и смотрим горы разных фотографий в ее КПК — аномалии, артефакты, мутанты, враждующие группировки, выбросы, снаряжение, оружие — вся эта гора информационного мусора никак не укладывается в голове.        Она нас не выпускает из дому дальше толчка и мысли от этого лезут в голову еще более паршивые: что, если это она на нас эксперименты тут проводит, а мы и не замечаем? Что, если она никуда нас не поведет? Что, если снова напоит меня какой-то дрянью и я тоже так…мутирую? А Йоке тупо прибьет? С ним сладить так просто не получится — тот еще медведь в драке, не то, что я… Что делать? Куда бежать? Если там, на улице шастают такие твари, как та, что приходила — я не хочу без оружия выходить из дому. Да и какой смысл?       Мы не сможем даже дороги спросить, если нам и встретится человек… Мы беспомощны, как слепые котята и поэтому полностью во власти этой странной женщины. Мы слишком доверчивы, поэтому принимаем все, что она дает, а кто знает, что в следующий раз в стаканчике для пилюлей окажется все та же гадость, что и раньше, а не какая-то новая, после которой мы перестанем быть собой?       Черт возьми…я уже даже в такое верю. Делюсь этой мыслью с Йоке, но он только сокрушенно вздыхает и говорит:       — А у нас разве есть выбор? — и от этого мне становится совсем гадко.       Но на третий день кто-то приносит Сулеме какую-то странную форму, она вручает ее нам и для нас начинается такое, чего, по словам Йоакима, не было даже в армии…