Нечаянные гости

      Доктор тоже переболел этим вирусом у свободовцев и идти с нами не может. Когда становится понятно, что ни артефакты, ни лекарства не могут помочь ему быстро восстановиться — он с тяжелым сердцем отпускает нас, потому как видит, что Пэр на грани срыва. В таком состоянии бедолага может в любой момент броситься бежать, куда глаза глядят, и погибнуть в первой подвернувшейся аномалии.       Мы собираемся почти весь день, остаемся на ночь и выдвигаемся только рано утром. Сундстрем — странная фамилия, (Йоаким все-таки проболтался), — оживился в дороге. Нет, не стал болтать и размахивать руками как поначалу, но потухшие было, глаза его немного ожили — в них загорелась надежда и предвкушение возвращения. Йоаким тоже приободрился.        Казалось, что сам Черный Сталкер нас вел в тот день: мы проделали большое расстояние и уже поравнялись с Агропромом, хотя аномалий по дороге попадалось немало. Оба шведа шли за мной след в след, как и положено, иногда первыми подмечая ловушки по пути, а иногда — показывая дорожку, как обойти особо большое их скопление.       Когда из очередной низины нам навстречу выкатилась стая плотей — они не запаниковали, а просто разбежались в стороны с дороги, пропуская мутантов, которые мигрировали из одного места на другое, не замечая нас. Чуть позже, когда с заброшенного хутора за нами увязались два кровососа — расстреляли все патроны в рожках до железки, но уложили гадов, пока я как последний придурок копалась с заклинившим ВАЛом. Пэр после этой встречи весь обратился в слух и озирался по сторонам на малейший подозрительный шорох, что было не полезно на покрытом прошлогодними бурьянами пространстве.       — Пэр, не суетись. Мы заметим, если кто-то снова увяжется. — Я не оборачиваясь, обратилась к мелкому шведу. Он тяжело вздохнул, негромко бормотнул:       — Не могу. Ну и дрянь, твою мать! — И продолжил ругательство уже на шведском.       — Он прав. Ну и страхоебище эти твои кровососы. Особенно когда близко к тебе подберутся. — Йоаким тоже сразу не понял, но теперь дошел до него страх от увиденного.       — Да ладно, отвратительнее гнилей с хлорных болот я пока ничего не видела.       — Гнили? Это те, что прыгают? — Пэр. Любопытный, как кот, хотя и боится. Ничем не перебить этого в нем.       — Нет, то снорки. — Бросая иногда по пути болтики, я стала объяснять, чем гнили отличаются от снорков. Шведы снова стали ругаться и возмущаться тому, как земля на себе носит такую пакость, но я не могла им на это ответить, потому что не знала ответа на вопрос. Как и на тот, как вообще Земля терпит то, что появилась на ее теле такая зараза, как Зона.       Негромко переговариваясь, двигаясь размеренно и неторопливо, мы к вечеру дошли до разрушенной деревни. Заходить туда на ночь глядя было самоубийством, поэтому заночевали мы на чердаке какой-то сторожки на окраине. Караулили по очереди, на утро после стандартного завтрака из консервов и галет с чаем снова выдвинулись в дорогу.       За деревней тянулось давно одичавшее поле, а за ним — еще одна деревня, но более целая. Оттуда нужно было забирать строго на запад и, тогда, не заходя на южные болота, можно было выйти к кордону в том его месте, где стояли натовские вояки. Как они последнее время караулили Периметр — можно было не опасаться попасться им на глаза.       Почти половина личного состава свалила со своих мест, а те, кто не сбежал — пили до полусмерти, потому что, если верить сталкерской болтовне, ночами по этим местам чуть ли не толпами шлялись призраки. То ли какие-то новые твари, то ли, действительно, неупокоенные души — Зона их знает, но они могли до смерти запугать группу людей, завести их в болото или скопление аномалий. Поэтому, нужно было подгадать так, чтобы за дня пройти там и выбраться за периметр — не хотелось мне встречаться с местной радиоактивной нежитью.       Я боялась произносить это вслух, и оба шведа тоже после нескольких неудачных попыток , но в этот раз, похоже, Зона решила отпустить нас и открыла дорогу. Мы перешли заброшенное поле, наткнувшись только на труп кабана, и уже обошли ту, вторую деревню — в такие места лучше вообще не заходить даже днем, — и ушли довольно далеко на запад, как наша удача разом кончилась — похоже, даже думать о ней в таких случаях нельзя.       Пошел дождь — вроде бы уже привычное явление этой осенью, но только не в этот раз. Вдали от исхоженных дорог и привычных мест с их запахами, я острее ощутила этот, новый: еле уловимый, сырой и сладковатый. Отвратительно знакомый, оставляющий во рту гадкий привкус и ощущение покалывания.       — Снова дождь… ну что за прорва, а? — Вяло ругнулся Йоаким. Пэр вздохнул, надвинул глубже капюшон комбеза на голову и спрятал руки.       Я присмотрелась получше к куртке от комбеза — так и есть: там, где падали капли, прорезиненная материя становилась чуточку светлее. Твою мать! Это же кислота, причем из тех, что не обжигает сразу. Бывают иногда в Зоне такие дожди, под который, если попасть — сразу не заметишь, а уже к вечеру кожа иногда с мясом слазит там, где попала такая водичка.       — Надевайте маски и бегом за мной! — Не оборачиваясь, бросила я, сама натягивая на лицо противогаз — доктор достал у свободовцев новые, те, которые со стеклом и закрывают лицо полностью.       — Что? Зачем? — Пэр, шедший за мной, остановился и обернулся к Йоакиму. Тот пожал плечами.       — Дождь кислотный! Спрячьте руки, застегните воротники и не снимайте маски, пока не найдем укрытие.       — Да как? — удивленно округлил глаза Йоаким.       — Вот так! — Я показала ему ствол своего автомата — мелкими пятнами на нем проступала ржавчина.       — Твою-у-у мать! — Протянул Пэр, лихорадочно натягивая на голову маску.       — А я так надеялся, что уже все, убежали! — Йоаким тоже засуетился.       — Отставить разговоры. Бегом за мной! — Когда они оба справились, я побежала, увлекая их за собой.       Если верить карте в ПДА — неподалеку находилось деревенское бомбоубежище. По моим прикидкам до него было минуты три, если бегом. И помоги нам Черный Сталкер, чтобы ни одна тварь не попалась по пути.       В чем дождь оказался нам на руку — он выявлял все аномалии, скрытые в бурьянах, поэтому мы бежали так быстро, как только позволяла размокшая земля и все те же бурьяны под ногами.       — Куда бежим? — Окрикнул Пэр.       — В укрытие! — Не было сил объяснять: свободовские маски были чем-то средним между респиратором и обычным противогазом, и, хотя и были легкими, система фильтров все же не была рассчитана на учащенное от бега дыхание.       С очередного пригорка мы почти скатились, чудом не вляпавшись в здоровенную воронку, которая под дождем выглядела как прозрачная, ощетинившаяся брызгами сфера подвижного воздуха. Свернули за холм, на котором монументом ушедшем веку застыл ржавый трактор — как раз за ним по прямой должно было находиться предполагаемое бомбоубежище.       Дождь усилился, от частого дыхания запотели стекла масок и видимость упала ниже плинтуса, поэтому мы и не поняли, что в сырой мгле нам не показалось впереди ничего похожего на насыпь убежища.       Бежали на автомате, а у меня в груди холодело от мысли, что завернула не туда в этой чертовой размокшей холмистой степи и теперь придется нам на открытой местности мокнуть под проклятым дождем. Благо, прорезиненные комбезы пока держались, но никто не знал, сколько продлится дождь (в эту осень они иногда сутками не прекращались) и какая в нем концентрация кислоты — надолго ли хватит нашей защиты? И каково было наше облегчение когда впереди замаячила какая-то постройка. И каково было разочарование, когда мы поняли, что вместо бомбоубежища из мглы все четче вырисовался силуэт какой-то покосившейся халупы. Сарай, что ли? Развали его гравиконцентрат...       Но выбирать не приходилось, и мы все ринулись к нему в надежде переждать ядовитую стихию хоть под какой-то крышей. И едва не в десяти шагах от укрытия нам пришлось со всего ходу шмякнуться мордами в грязь, потому что из сарая грохнула короткая очередь и буквально в нескольких сантиметрах от нас лужу пропахали пули.       — Не стреляйте! — Гаркнула я, не особо ожидая ответа. — Мы нейтралы!       — С тъего ради? — Ответ на удивление послышался сразу и я узнала и голос, и кривую манеру произношения.       Бункер, мать его ети! Этот полубезумный сталкер перекочевал снова, но накой ему эта халупа сдалась?       — Не стреляй, Бункер! Пусти переждать дождь! — В этот раз вместо ответа грохнула новая очередь. Уже перед самыми моими глазами пули выбили фонтанчики грязи и стекло маски мне заляпало брызгами. Рядом задыхаясь, отчаянно выругался Пэр.       — Пошли к дьявлям! Следующий раз моя стрельять на пораженье!       Я знала, что он меня не впустит: мы уже черт знает сколько времени вели тихую вражду, но и убить нас он не убил бы — не настолько псих. А вот подстрелить — запросто, поэтому надо было как-то выкручиваться, чтобы кроме ожогов не схлопотать лишнюю дырку в мягком месте. Йоаким, упавший поодаль, зашевелился и стал перебираться ближе к нам, но вдруг вскрикнул:       — Vatten häller i ärmen! — и тут же: — Я воды зачерпнул в рукав, Сулема, что делать?!!!       Я только зашипела от злости — что делать?! Уматывать отсюда, раздеваться, отмывать все, куда кислота попала, большим количеством воды, искать средства нейтрализации, да только ж этот гад пошевелиться нам не даст.       И как по волшебству вместо очередного выстрела раздался противный скрип и дверь халупы открылась. В проеме показался невысокий человек в камуфляжных штанах и куртке цвета хаки.       — Шведы? — Он произнес одно только слово, и мне открылась одна из старых житейских загадок Зоны: никто не знал, кем был этот полусумасшедший человек. Понимали, что иностранец, но не понимали откуда. Иногда в барах чуть не до драки доходило дело, когда пьяные сталкеры начинали спорить по поводу его происхождения, но в итоге сошлись на мнении, что он немец. А он оказался шведом.       — Ja, svenskarna, än sen? Släpp in oss, vi kommer inte att skada dig! *1  — Что-то в ответ закричал ему Пэр и Бункер отступил в темноту халупы, давая понять, что разрешает войти.       — Что ты ему сказал? — Спросила я, опасливо поднимаясь на ноги — черт его знает, что у него в башке, у этого Бункера. Начнет снова палить.       — Что мы ничего ему не сделаем. — Ответил мелкий попаданец и помог подняться Йоакиму. Вместе они осторожно двинулись к сараю.       — Ну, гдье ты? Долго я мьерзнуть? — Снова послышался окрик из сарая. — Ты тоже может войти!       — Ну спасибо тебе! — Раздраженно прошипела я, и пошла следом.       Когда мы вошли, я увидела у стены в углу открытый люк в подземелье — похоже, бомбоубежище здесь все-таки было. Мы шагу не успели ступить, как Бункер остановил нас.       — Стоять. Пушка на пол, — он снова навел на нас какой-то допотопной модели автомат (обнищал совсем, что ли? Обычно тоже с ВАЛом ходил раньше). Мы подчинились. Сняли автоматы и сложили на пол. — Тепьер три шага в сторону. — Он показал в направлении лаза в свой схрон и мы снова подчинились. Это уже было плюсом. Обычно, этот человек никого не пускал в свою нычку, а если и существовали такие избранные, то их имен никто не знал.       — Не двигаться! — Он дернул стволом автомата, заметив, как Йоаким глянул на меня, спрашивая одним взглядом, что делать.       Потом, не опуская ствола, обошел меня и остановился напротив Йоакима.        — Ta bort masken.*2 — Обратился к шведам, переминаясь с ноги на ногу. Голос у него был очень низким и сильным, никак не увязывался с внешностью.        Я впервые видела его вблизи и с открытым лицом: чуть повыше Пэра, худощавый и жилистый, растрепанные, сильно отросшие светлые волосы и такого же цвета борода придавали ему вид не-то бомжа, не-то — заключенного концлагеря, а огромные, близко посаженные серо-зеленые глаза смотрели одновременно удивленно, зло и немного неадекватно.       Пэр стянул маску с лица и тряхнул головой.       — Se? Jag är ingen zombie. *3 — Йоаким тоже открыл лицо и тоже что-то произнес, от чего Бункер завис на секунду, а потом вдруг заорал изо всех сил, отшвырнул свою пушку и подпрыгнул на месте, хлопнув себя по бедрам ладонями.       — Svenskarna! Svenskarna! — Несколько раз он выкрикнул это слово, вертясь вокруг себя волчком, но потом развернулся ко мне, перевел дыхание и, сияя, как новый пятак, сказал:       — Ты тоже заходит с ними, ботанский отщепьенетс! — И потащил моих попаданцев едва не за руку ко входу в свою нору.        Я несколько секунд обалдело смотрела в их спины, Пэр растерянно оглядывался на меня, опасаясь того, что ждет его там, внизу, и ища поддержки, но я не могла ничего сказать, ибо тоже не знала...       С Бункером мы враждовали давно, но заочно. Несколько раз я мельком и издали видела его на болотах в странного образца броне и респираторе, но это меня особо не спасало. Этот гад был превосходным стрелком, и после каждой встречи с ним мне приходилось таскать у Доктора артефакты, чтобы лечить простреленные части тела.       Он зарабатывал на жизнь охотой: отстреливал и ловил мутантов по заказу, на болотах у нас он истреблял зомби, и, наверное, единственный в Зоне ловил гнилей. Сдавал их ученым за деньги (зачем-то они решили их в живом виде понаблюдать), устраивал ловушки для химер и кровососов причем, располагал их настолько неожиданно и так мастерски прятал, что туда часто попадали люди. Несколько раз он калечил Дым Дымыча, а раз я сама чуть не провалилась в его кровососью яму — тогда спас рюкзак: я зацепилась им за корень и с грехом пополам вылезла.       Но Доктор не выгонял его со своей территории, объясняя это тем, что каждый в Зоне выживает, как может, а раз он не вредит преднамеренно — то незачем ему и мешать, тем более, что зомби и гнили плодятся быстро и их нужно уничтожать. Предупреждал только сталкеров об опасности ловушек и помогал тем, кто калечился, если успевал, но я не обременяла себя такими условностями. Пыталась гонять сумасшедшего охотника от дома Доктора, но у меня это плохо получалось — ему мои выпады были, что слону дробина.       Если верить байкам Зоны, то он был одним из первых туристов-экстремалов, появившихся здесь еще чуть ли не во времена жизни Димки Шухова. Иностранец, только непонятно какой, вроде как даже военный. Пришел на поиски приключений с небольшой группой себе подобных, под руководством проводника двинулся в тогда еще не обжитую и не изведанную Темную Долину.       Да только проводник оказался курвой и стал использовать этих придурков в качестве отмычек. Что было потом — уже не понятно, ибо история так обросла слухами, что правду уже и забыли, но самой распространенной была версия, что Бункер грохнул этого проводника и попытался сам вывести выживших туристов да не смог, а сам остался жив благодаря случаю.        Когда начался выброс, они бросились драпать кто куда, а он провалился в канализационный отстойник, потому и остался жив, но кукухой все-таки повредился.       Окопался надолго в бомбоубежище на окраине Темной Долины, наворовал и натаскал туда всякого добра, и как змей Горыныч охранял свою берлогу днем и ночью, отстреливая всех, кто подходил близко. Его пытались выбить оттуда, но бункер он себе выбрал крепкий и ни дверь пробить, ни выкурить его дымовухами оттуда не получилось. Тогда-то и прилипла к нему его кликуха.        Со временем он остепенился и стал выползать из своей нычки в «общество», но это происходило крайне редко. Он в то время плохо понимал и еще хуже говорил по-русски, и тогда-то все и задались вопросом: кто он такой? Но он сам не говорил, выживших, кто знал бы его, не было, чтобы рассказать, потому и решили, как в старину, что немец, раз не говорит по-нашему.       А он, поняв, что за воровство и грабежи когда-то таки застрелят, стал перебиваться мелкими заказами на артефакты и тварей. Но потом, помыкавшись по аномальным полям и получив свою охапку пендалей от Зоны, бросил собирать арты и стал делать то, что умел лучше всего. Охотиться.       На этом вскоре заработал славу и стал довольно известным персонажем в Зоне, но компанией так и не обзавелся, потому как был все-таки тронутым.       Почему я ему так не понравилась — до сих пор не понимаю. После нечастых пересечений в Зоне наше общение могло продолжаться еще в переписке на ПДА и состояло оно в основном из пикирования в остротах и издевках.       «Смотри лутьйше под ноги, ботанский тряпка»       «Проваливай с болот, а то я тебе мозги вышибу!»       «Снатьяла автомат держат утьйись! И беретьй своего урода. Он мешать мне зарабатыват».       «Не трогай Дымыча, сволочь! Он не урод, а друг Доктора. Док тебя кастрирует, попадись ты ему живым!»       «Как моя испугаться! Док, не против меня присутствия на болотах. А ваш урод мне кровососа прогнать, которого я сторожить вторые сутки!».       «Так тебе и надо! Меньше будешь лазить по нашей территории».       И тому подобное, и так без конца, но, несмотря на неприязнь, дело до смертоубийства не доходило. Он несколько раз стрелял в меня, но я уже поняла, что эта сволочь настолько мастерски умеет это делать, что даже с закрытыми глазами может стесать мне кусок кожи на руке, ноге или заднице (был случай), и на том удовлетвориться. Нравилось ему издеваться надо мной, что ли? И именно поэтому меня так удивило то, что он впустил и меня в свое жилище.       Спустившись по шатким скобам в его схрон, мы обалдели. Внутри было тепло и довольно светло — красно-оранжевый свет заполнял небольшое помещение. По углам под потолком и на полу в железных решетках мерцали большие огненные шары — артефакты, порождаемые жаркой или похожими аномалиями. Они же давали и тепло. Посреди вытянутого приземистого бетонного короба стоял грубо сколоченный стол; впритык к нему, возле самой стены — койка хозяина, сложенная из ящиков. В стенах — ниши, заставленные коробками и боксами, на стенах — полки со всевозможным барахлом: банки с краской, проволока, коробки с патронами, трехлитровая банка шариков от подшипников, мотки паракорда и еще черт пойми что в невероятных количествах. Вдоль левой от входа стены вместо лавки — низкие длинные ящики от патронов, высокие — с консервами и еще чем-то; в углу — самодельная установка для очистки воды, а рядом с нею — батарея пластиковых канистр с чистой водой, рукомойник, собранный из железного таза, стула, ведра и осколка зеркала.       Под другой стеной — два закрытых железных шкафа, сверху на них — части разных комбезов и какие-то громоздкие свертки. Что в них — уже не понятно. Как не понятно и то, как он припер сюда эти шкафы. Наверное, здесь есть еще одна дверь. Должна быть, это же бомбоубежище. Может, за одним из шкафов? Или за вытертым одеялом на стене возле койки? Хрен его знает.       Я оглядывалась, а Бункер, не обращая внимания ни на меня, ни на Пэра, сгреб Йоакима, что-то торопливо говоря, потащил к своему самодельному санузлу. Йоке стал лихорадочно расстегивать комбез и Пэр тоже.       — А ты тьего стоять? Надо снимать комбез, он заражен! — До меня сразу не дошло, что вода с комбезов не стала чистой, когда мы сюда спустились, и нужно было первым делом от них избавиться. Я стала распаковываться, понимая, что теперь, без дезактивации мы, скорее всего, останемся голыми на утро, в одной только одежде. Черти бы его забрали этот дождик.       Первым освободился Пэр — стряхнул с себя комбез, как ящерица старую шкуру и бросил его на полу у входа в убежище. Затем Йоаким — он стащил еще и промокший на руке свитер, оставшись в одной футболке, показал руку Бункеру. Тот нацепил резиновые перчатки, осторожно повертел предплечье попаданца и свистнул.       — В лутъем слутъяе пиздетс твой татуировка, — он поскреб лохматую макушку, — Полный рукав воды, высокая концентрация. — Он повернул Йоакима к нам так, чтобы мы увидели пострадавшую руку: рисунок на ней размылся, кожа покрылась белыми разводами с припухшими красными краями.       — А в худшем что? — Спросила я, не в состоянии выдержать растерянного, непонимающего взгляда Йоке. Ему сейчас не больно, эта дрянь действует не сразу.       — В худшем? — Бункер подтащил самую большую пластиковую канистру с водой.       — Кожа слезет до мяса — дэто фтороводородная кислота. Ты лутьйше меня знает, как дэто действует.       Все-то он знает, паразит. И что я химик — тоже. Вытянув руку Йоакима над умывальником, он стал обливать ее водой. Тот сунулся помочь свободной рукой, но сталкер что-то гаркнул ему на шведском и треснул бы, если бы обе руки не были заняты. Пэр осторожно пробрался к ним и заглянул из-за плеча на руку друга, тихо охнул и что-то проворчал неразборчиво.       Когда половина воды была израсходована — охотник снова сказал что-то и Пэр пробрался к ним с другой стороны, перехватил у него из рук бутыль с водой, стал лить. Йоаким стал осторожными движениями обмывать руку, а Бункер подобрался по узкому проходу между столом к одному из шкафов, открыл и стал в нем копаться. Потом выгрузил на стол длинный коробок с медикаментами, а я увидела, что же стояло в шкафу: батареи склянок на полках, боксы с артефактами, упаковки бинтов, научные аптечки, коробки с лекарствами…капец он затарился. Теперь понятно, чего он так берлогу свою сторожит — тут добра на миллион. Интересно, где он это берет? Ну да и черт с ним, с добром, какая разница, где он это достает, главное, что оно у него есть и он нам помогает.       — Что там у тебя? — Я осмелилась подать голос, когда сталкер вынул из коробка пластиковую банку с чем-то и сверток темной, похожей на эластичный бинт, материи.       — Долго объяснят. — Он отвел Йоакима от умывальника, усадил на ящик возле стола и, промокнув ему руку куском чистого полотна, стал наносить на кожу что-то из банки. То был какой-то местный состав, пахнущий сладковато-сыро, мутный и вязкий.       — Объясни. — Я хотела знать. Сталкер смерил меня подозрительным взглядом, при этом прищурив один глаз и скривившись, потом что-то спросил у притихшего Йоакима, который в ожидании боли или просто неприятных ощущений, напрягся и настороженно следил за его действиями.       Пэр снова подобрался к ним и заглянул через плечо.       — Mm! Det svider! *4 — охнул Йоке, когда сталкер нанес свою химию ему на кожу в сгибе локтя. — Что это за дрянь? Что он со мной делает? Почему не отвечает? — Он завертелся, глядя то на Пэра, то на меня.        Бункер почти коснулся его взглядом, узкая крепкая рука его застыла на миг с дрожащими сгустками состава на пальцах, но потом он фыркнул и продолжил свое занятие.       Йоке дернулся, и, похоже, потребовал объяснить, какой-такой дрянью его обмазывают. Сталкер что-то недовольно проворчал, Йоаким возмущенно кивнул на меня головой, продолжая требовать объяснения.        Бункер тяжело вздохнул и глянул на меня.       — Дэто силиконовый крем, смола соснодуба, толтъеные русалотъи слезы и живьильные бусины.       «В рот мне аномалию», — подумала я. Никогда бы не догадалась смешать артефакты-сорбенты для очистки воды, хиленькие лечебные артефакты, которых хватает разве что на снятие синяков и мелких ссадин, и смолу мутировавшего дерева, имеющую слабую щелочную реакцию. Я объяснила Йоакиму и Пэру то, из чего состояла эта мешанина, на что они недоуменно переглянулись.       — Ты бы с Доктором нашел общий язык, Бункер. Ему нужны толковые помощники. — Обратилась уже к занятому сталкеру. Тот отвлекся и глянул на меня, а я заглянула ему в глаза. Действительно, очень большие, близко посаженные, и какие-то…добрые, что ли? И в то же время фанатичные, безумные.       Он только хмыкнул и перевел взгляд на руку Йоакима — теперь она вся от кисти до локтя была покрыта тонким слоем мази.       — А это что? — Обратился ко мне Пэр, когда Бункер стал бинтовать руку его друга тем самым темно-коричневым, широким бинтом.       — Не знаю, у него спроси.       Бункер по-английски не понимал, но с грехом пополам говорил по-русски, поэтому все вместе общаться мы не могли, но спрашивать не пришлось. Витки бинта, соприкасаясь с кожей Йоакима, слипались между собой и образовывали что-то вроде эластичного гладкого металлического рукава, от чего оба мои шведа обалдело вытаращились на сталкера, который, сосредоточенно разворачивал остаток свертка.       — Detta är också en artefakt? *5 — Эту фразу я уже поняла — слишком часто это слово звучало в Зоне и на разных языках оно было похожим. Бункер стал им отвечать.       Я знала, что это такое. Никакой это не артефакт, а разработка монолитовских ученых — металлотканевые нити и магнитная основа, расположенные определенным образом, и образующие сплошное покрытие при наматывании на что-либо. Что-то среднее между гипсовой повязкой и броней с обеззараживающим свойством.       — Ты где это достал? — Я не устояла перед своим любопытством, но не рассчитывала на ответ. Бункер, закончив перевязку, глянул на меня и скривился снова, прищуривая один глаз, а потом медленно проговорил:       — Я снять дэто с дохлый фанатик. Неужели такая недогадостная?       — Недогадливая. — Поправила я его, на что он только снова фыркнул и обратился к растерянным, дезориентированным попаданцам. Глаза у них обоих от его слов стали еще больше.       — Что он говорит? — Спросила я, подозревая, что этот паразит затеял какую-то пакость, ибо глаза у него заблестели как у нашкодившего кота.       — Он…предлагает выпить с ним за встречу. — Ответил Пэр. Я сама разинула рот от удивления, а Бункер, похоже, того и ждал. Увидев мою рожу, хлопнул себя по колену и истерично рассмеялся глухим хриплым смехом, стуча по столу раскрытой ладонью. Выглядело это странно.       — Эй, ты чего? — Окликнула я сталкера.       — Видеть ты себья! — Простонал он, переводя дыхание. — Но ты можешь пить с нами.        — Мы, вообще-то спешили. Они возвращаются домой, — я кивнула на ютящихся на одном ящике Пэра и Йоакима.       — Да? Ты хотеть вытащить их под дождь без брони? Он не контьйился, слушай!       Бункер, видимо, сказал моим попаданцам замереть и замолчать, потому что они застыли, как изваяния на полувздохе. Он и сам затаил дыхание, давая прислушаться. Я стояла как раз у люка, через который мы залезли, он был открыт и сверху приглушенно слышался шум и стук капель по железной крыше сарая, который был над нами.       — Вот. Знатьйит вам придется задержаться.       — И ты станешь делить свой схрон и пить с врагом? — Скептически поинтересовалась я, и тут он снова засмеялся, прикрывая лицо ладонью и глядя на моих подопечных из-под растопыренных пальцев. Спросил у них что-то, закончив фразу вопросительно-коротким а? Типа, «Вы видели этого врага, а?».       Пэр и Йоаким только переглянулись — они не до конца понимали ситуацию и были ошарашены тем, что тут вдруг оказался еще один швед, какой-то ненормальный, странный, но вроде бы не такой и плохой, каким хотел бы казаться.       Подтверждая мою догадку, Бункер, снова, перебравшись через стол, убрал обратно в шкаф свою мегааптечку, скинул куртку и подошел ко мне очень близко.       — Ты мне не враг, Сульема. Ты… Как дэто сказат? Жопа на репей?       — Репей на жопе, Бункер, все наоборот. — Я мрачно глянула в его бородатую ухмыляющуюся физиономию, в его светлые глаза, которые сейчас ехидно щурились, и от этого на переносице у него собиралась мелкая складка.       — Ну и хрен с ним! Все равно ты понимать менья.       — Как же тут не понимать? — Я безмятежно пожала плечами, почесала репу, копируя жест задумавшегося излома. — Досадная помеха под ногами. Ладно, раз так — тогда я забираю их и мы уходим. Спасибо тебе за перевязку, дальше мы как-нибудь доберемся. Комбезы у нас путевые, должны выдержать, тем более идти тут всего-ничего осталось. — Я полезла в карман за деньгами, чтобы расплатиться.       — Нет! Не надо! — Странную реакцию вызвали мои слова. Сталкер вскинул руки в примиряющем жесте. — Не надо… — Замялся, глядя на меня умоляющими глазами. Я на миг обалдела, заглянув в них. — Не забирай. Я…потьйти забывать, когда слышать последний раз свенскан… Они вернутся, а я уже нет.       И тут я мне открылся совершенно другой Бункер. Смирившийся со своей участью, сломленный тоской по дому и пониманием того, что он уже не сможет туда вернуться - Зона убила в нем человека, которого знали его близкие, усталый и отчаявшийся.       — Йоке, Пэр, что скажете? — Спросила парней. Они переглянулись. Дорога выдалась трудной и они уже порядком устали, у Йоакима непонятно, что с рукой, да и влазить обратно в уделанные кислотой комбезы сомнительное удовольствие.        Они между собой что-то тихо обсудили, бросая тревожные взгляды на сталкера, который стоял передо мной зажмурив глаза и закусив губу, как в ожидании приговора. Йоке заговорил первым:       — Если можно…мы останемся. Ненадолго. Отдохнем и я… — он показал покрытую повязкой руку. — Пусть оно заживет или, что там с ним должно быть. Он мне сказал, что может случиться в плохом случае.       — И он здесь почти семь лет, — добавил тихо Пэр. — Не видел наших, и я…мы не можем отказать ему, — он как-то сокрушенно пожал плечами, стыдливо пряча взгляд. — Он наш!       Последнее слово он произнес неожиданно севшим голосом.       «Понимаю я тебя, Пэр», — подумала я, — «Если бы ты знал, как я тебя понимаю».       Весточка из далекого дома всегда важна была в тяжелые времена, пусть даже запоздалая, а человек из родных мест на чужбине так и подавно. Я давно потеряла надежду на это благо, поэтому только кивнула, отвечая:       — Пусть будет по-вашему. Ваша дорога и вам решать, как быстро идти. — И уже Бункеру:       — Мы останемся, если ты разрешаешь.       — Оставайтесь. И ты с ними тоже. Но пусть они сказать, тьйто остаться, — попросил Бункер и тихо добавил: — Säga. *6        Он произнес это так осторожно, будто слова были хрустальными. Едва дрогнули его губы и горло, произнося короткое чужое слово.       Йоке что-то ответил. Пэр негромко добавил, ерзая на месте и теребя замок куртки.       Только тогда Бункер обернулся к ним и заговорил. В неярком, но ясном свете артефактов я заметила, как кожа у него на плечах и руках покрылась мурашками — что он чувствовал сейчас, этот странный человек? Радость? Облегчение? Надежду? Что он способен чувствовать после всего, что пережил?       Но он быстро совладал с собой и, обойдя стол, подобрался к своей койке, сдвинул постель и стал копаться в одном из ящиков, заменявших кровать. Пэр стал расстегивать куртку, Йоаким растерянно смотрел то на него, то на меня, будто опасаясь полностью доверять сталкеру.       — Ты боишься? — Спросила я его.       — Не знаю. Можно ему доверять?       — Никому здесь нельзя доверять полностью, Йоке. Но у тебя сильная чуйка, надеюсь, она тебя не подведет в этот раз. Да и на крайний случай у меня есть это. — Я тронула кобуру с пистолетом на бедре.       — Тебе оно не понадобится, — Бункер, торча кверху задом в ящике (как он только видел?), тоже коснулся своей ноги, где был пристегнут пистолет. Потом высунулся из своих ящиков, поставил на стол три больших зеленых бутылки.        — Я снимаю оружие. — Он отстегнул кобуру с ноги и бросил за свой лежак. Я ничего не стала снимать — это его территория и откуда мне знать, где он прячет еще одну пушку. Мрачно хмыкнув, Бункер глянул на меня, а потом обратился к Пэру. В голосе его слышалось одобрение, и моя мысль подтвердилась, когда мелкий сказал, что я правильно делаю.        — Никому нельзя доверьять. Только себе, и то… Твои отьйущения может тебя подводить. — Уже копаясь под столом, продолжал сталкер. — Никому не верь, тогда выживешь.       Он вылез с полными руками и уронил на стол пачки с сухпайками, четыре больших банки консервов и шоколад, печенье и банку консервированных персиков, и снова исчез. Когда вылез снова  — в руках у него был завернутый в бумагу кусок копченого окорока.       Неудивительно. Как это охотник мог не отхватить себе чего-то от очередной туши плоти — мутировавшие свиньи были частым заказом в Зоне. Я сказала об этом шведам, они переглянулись, потом глянули на Бункера и что-то Йоаким спросил. Возясь с банкой консервов, сталкер им что-то очень спокойно ответил, усмехаясь в усы, и те совсем растерялись.       — Так можно это есть или нет? — Йоке протянул перевязанную руку к куску мяса и тут же получил по ней от Бункера.       — Я же говорить! Здесь нельзя никому доверьят! И мне особенно! — Он крикнул это мне, но наклонив на бок голову, посмотрел на Йоке и состроил жуткую рожу, сильно оттягивая вниз краешки рта и безумно тараща глаза.       — Холера ты, а не человек! Так что мне делать? Запретить им есть? И если ты никому не доверяешь, то как впустил нас сюда?       — Я не бояться нитьего! — Он едва не подпрыгнул на месте. Ощерился и дернул воротник майки в сторону, открывая беззащитную шею и ключицы. — Стреляй, если хватит смьелости!       — Псих! — Я отстегнула кобуру с ноги и швырнула ее на пол, ко входу. Почему-то моё оружие ему мешало, а то, что у Йоке и Пэра тоже было по пистолету — его ничуть не смущало. Придурок.       Но и они тоже, видя нашу перебранку, поспешили избавиться от стволов.       — Дэто уже лутьйше. Теперь падайте за стол. — Он снова сунулся под стол и достал оттуда три большие железные кружки, четвертую вытащил из ниши в стене, дунул в нее, выгоняя пыль и тоже грохнул на стол. — Теперь вы совсьем мои гости.