Нечаянные гости

      Я сдался первым. Залез на импровизированную кровать из ящиков, забился к стенке и задремал. Йоке выпил больше, чем я, но как-то смог продержаться дольше; Сулема, взвинченная нашим…братанием почти совсем протрезвела поэтому тоже какое-то время еще сидела с Йоке и Бункером, о чем-то разговаривая с ними на три языка. Холера, как же это было неудобно. Особенно, когда ты пьян и слова на родном языке не можешь связать в кучу, не то что на чужом. А еще повторять, как попугай, кто и что сказал. Но потом и они стали собираться — я сквозь пьяное полузабытье слышал их возню.       Вдруг Бункер, особо не церемонясь, оттащил меня от стены и лег сам на моё нагретое место. С другой стороны легла Сулема — умащиваясь, она несколько раз ткнула меня локтем в спину, но у меня не было сил даже пошевелиться. Тело отяжелело и не хотело подчиняться, остатками рассудка я понял, что завтра мы никуда не пойдем, ибо будем умирать с похмелья, но на большее меня не хватило. Тяжелой душной периной на меня навалился сон и я выпал из реальности.       Душно и тесно, не пошевелиться ни развернуться. Тело затекло и от этого пришли кошмары. Не помню, что именно, но не местные, хотя моих впечатлений от встречи с кровососами хватило бы на сериал ужасов. Что-то из дома, тяжелое, муторное, заставляющее сердце судорожно трепыхаться… Я пытался проснуться, но не мог, как ни старался: вязкой черной пленкой дурной сон облепил меня, сковывая движения и дыхание, разнылись ненормально быстро зажившие раны… сон превратился в горячечный бред…       Холодно. Как холодно. Рядом кто-то теплый, живой, но не могу дотянуться: вокруг холодный кисель, облепил меня со всех сторон, затекает рот и горло, начинаю задыхаться       Поворачиваюсь на бок, сжимаюсь в комок, тру ладонями лицо — они теплые и противная мерзость убирается с лица, прижимаю к новым шрамам — больно. Мой стон слышат и тот живой, теплый, что рядом и обнимает меня. Притягивает к себе за плечи — ближе, под одно одеяло — тепло — бережно гладит по голове. Приятно… Откуда и знает об этом? Но если знает-значит кто-то из близких. Никому не говорил об этом…да, никому.       Перебирает волосы. Так хорошо… Хорошо… Ощущение это как из склизкого кокона чужого вытаскивает меня на свободу, я вздыхаю и слышу… Странный звук, заполняющий темноту вокруг — мерное шаркание ног. Оно где-то надо мной, вверху. И еще один звук — тревожно-скребущий, металлический, настойчивый, но… Мне теперь тепло. Чья-то рука гладит по спине… Согреваюсь…засыпаю…       — Подъем! Вставай, хватай оружье, к нам гостьи! — Бункер не кричит — шепчет, но его напряженный голос будит не хуже крика в ухо — тревога звенит в нем набатным колоколом.       На автомате я продираю глаза, не понимая, что происходит: Сулема тоже не спит, сидит рядом, что-то спрашивает у сталкера, но тот не отвечает. Двумя слитными движениями быстро перебирается через нее, меня и просыпающегося Бродена, вскакивает босой на пол держа в руках обрез (откуда только и достал?) и неторопливо подходит к лестнице наверх. Прислушивается — сверху кто-то настойчиво скребется в закрытый люк.       Вот что оно было. Прежнее ощущение из сна накатывает на меня, но я отгоняю его и встряхиваюсь, сползаю с ящичной койки.       — Ну, курвы ротатые, заходьите! — Бункер злобно шипит сквозь зубы какое-то ругательство и взбирается на несколько ступеней вверх.       — Йоке! — Сулема указывает взглядом Бродену на автомат. Она стоит рядом с лазом со своим в руках.        Мы тоже, стараясь не шуметь, разбираем оружие.       — Собрались, черепахи? — Негромко окликает нас Бункер. — Я думал, вы снова спать легли!       — Я бы с удовольствием. — Ворчит Йоаким. — Но эти твари мешают.       — То-то же! Если мне сейчас башку снесут — отстреливать их уже без меня будете. — Сталкер выкрикивает это со злобным азартом.        Ни я, никто из нас не видит, что происходит наверху. Бункер стоит на скобе, упершись спиной в стенку трубы-входа, руки его заняты пушкой — он осторожно подталкивает стволом люк входа.       — Ну, падлы, чего тянете? Я здесь! — Яростно рычит и откидывает крышку люка.       Железный резкий скрип, лязг и…тишина. Ни звука.       Только нечленораздельное, нетерпеливое ворчание сталкера.       — Эти твари, не ожидали таких грозных воплей от предполагаемой жертвы и разбежались? — Йоаким вопросительно смотрит на меня, я — на Сулему. Она пожимает плечами.       А дальше все происходит почти мгновенно: Бункер поднимается еще на одну ступеньку и высовывается из люка.       — Ох бля! — Его вскрик сливается с резонирующим визгом и грохотом выстрела. Он оступается и почти падает со скобы, на которой стоит, но хватается одной рукой, перехватив ствол в другую. Успеет-нет перезарядить?       Не успевает. Снова вибрирующий вой раздается сверху, с ним — шум падения, вскрик сталкера, страшный скрежет и нам под ноги падает сплетенный дергающийся комок тел: что-то человекоподобное, длинное и бледно-серое вцепилось в Бункера по-обезьяньи цепкими ногами и руками, сжало и пытается вцепиться зубами в лицо. Тот орет и сопротивляется — ствол отлетел в сторону, не достать, — дергает ногами и извивается, пытаясь сбросить тварь с себя — Йоке и Сулема вскидывают свои автоматы, но останавливаются — оба понимают, что если выстрелят - убьют и сталкера.       Я не успел взять свой автомат и вообще безоружен. Что делать? Лихорадочно оглядываюсь — тяжелый свинцовый артефактный бокс на полу для особо фонящих артов попадается на глаза. Еще не осознавая действий, хватаю его за ручку и одним рывком бросаюсь к твари, терзающей нашего неожиданного друга.       Короткий замах — тяжеленный зараза, — и я обрушиваю бокс на голову и шею существа. С мерзким хрустом неожиданно легко крошатся кости и рвется кожа, грязно-бурая жижа мозгов забрызгивает мне руки, а Бункеру — лицо и грудь.       Сталкер давится криком, хрипит и кашляет — воздух заполняет невыносимая вонь разложения, я шарахаюсь назад — невозможно дышать рядом, а сталкер судорожным движением пытается спихнуть с себя обмякшую тушу твари — Йоаким закрывает нос рукой и помогает ему вместе с Сулемой.       — Ненавижу их! Мразь, гнилье ходячее! Мешок с потрохами! — Поднявшись на ноги и переводя дыхание ругается тот, дрожа от ярости и отвращения. Шатаясь, подходит к какому-то рычагу в стене и дергает его вниз — с ржавым скрипом что-то открывается в недрах бомбоубежища, нарастает глухой вой. Вентиляция.       Решетки воздухозаборников подняты и в подземелье тянет сквозняком. Бункер переползет к своему умывальнику и лихорадочно начинает смывать с лица всю мерзость, но тут же с яростной руганью бросает это дело и бросается к туше мертвой твари — хочет вытащить ее наверх, дергает, переворачивает харей кверху, но тут же бросает, зло пинает и, подобрав оброненный обрез, снова вылезает наверх. Мы растерянно оглядываемся, стараясь дышать через раз. Воняет несусветно.       — Ты понял хоть что-то? — Спрашиваю у Бродена.       — Да. Почему этих существ зовут гнилями.       — Они на редкость непрочные, но настолько же злобные и настырные, — Говорит женщина-сталкер и встает рядом с Йоке. Тот разглядывает дохлого мутанта с выражением отвращения на лице. Премерзопакостнейшей наружности оно: кожа, как старая высохшая резина, маленькие глазки заросли мутной пленкой, залитая черной жижей дыра вместо носа и огромный, круглый и мясистый рот-присоска с мелкими загнутыми внутрь зубами. Как у угря-миноги.       — Тьфу бля. — Ругается Броден и поспешно отворачивается, отходит к ближайшему вентиляционному люку. От миазмов, исходящих от трупа, он побледнел до синевы и на миг мне кажется, что его вот-вот вывернет. Понятное дело: мало того, что с похмелухи мутит, так еще и эта мерзость.       Свалившийся обратно Бункер спас и меня и Бродена от очередного позора.       — Черт возьми, ну чего вы встали? Помогите, или нравится это нюхать? — он говорит с нами на шведском, не обращая внимания на сталкершу и пытается сам поднять дохлого мутанта — не получается. Оно длинное, как шпала, хоть и тощее.       Йоаким, переведя дыхание, снова подошел к нам, молча подхватил тварь за длинные, невероятно тощие ноги и помог Бункеру вытолкать ее наверх, выбрался сам, пока мы с Сулемой бесполезно вертелись вокруг. В узком лазе наверх худощавый сталкер с еще более тощей тварью в руках еле поместились, Йоке прощемился тоже с трудом, а мы уже просто были лишними.       — Нужно будет осмотреть его. — Тихо говорит Сулема. — Возможно, эта дрянь его ранила. От одного укуса этой гнилой мрази гангрена обеспечена. Тьфу… Меня передернуло от мысли, каким образом та круглая присоска вместо рта могла кусать.       — Пэр, Сулема, подайте канистру воды! — Спустя некоторое время послышался сверху окрик Йоакима.       — Зачем? — Я отупело удивился — похмельная одурь и прерванный сон накатили на меня тяжелой волной.       — Отмыться. Тебе тоже не помешает. — Сталкерша указала взглядом на мои руки и вытащила от фильтра с водой две канистры. Я взял одну, она — другую и стали передавать их наверх. Муторное занятие.       Не то, чтобы сильно тяжело, но изрядно неудобно поднять пятнадцать литров в одной руке выше головы в узком тоннеле, но я справился. Йоке забрал обе канистры и потащил их куда-то на улицу.       Чувствуя, что снова начинаю задыхаться от перегарной духоты подземелья и вони дохлой твари, я стал сам выбираться наверх. Сталкерша последовала за мной.       — Держи! Никогда не вылезай наружу без него — Наверху она сунула мне мой автомат в руки, я схватил его, но толком не видел ничего перед собой — плотная красная пелена висела перед глазами. Несколько секунд я молча сидел на полу сарая, жадно вдыхая холодный сырой воздух, отдающий какой-то химией, потом, когда меня отпустило все же произнес:       — Спасибо, Сулема. — Хотел еще что-то сказать, что после пьянства не слишком хорошо думаю, но не успел. Она перебила и предугадала.       — Понимаю. Тяжело с похмелья соображать. Но ты и так герой дня сегодня, спас Бункера. Нельзя нам было стрелять, а ты сориентировался. Иначе лежал бы этот псих с вырванными глазами и разодранным горлом.       — Что? — Я дернулся от ее слов.       — Гнили вырывают людям глаза, чтобы добраться до мозга. Они могут пить кровь, но больше любят мозги. У них рты не приспособлены для твердой пищи. — Как ни в чем не бывало, стала говорить она, вставая на ноги. — Могут когтями разодрать жертве глотку и напиться крови, а могут так. У них вместо языка длинная такая трубка, засунут ее в дыру на месте глаза и высасывают мозги.       — Не надо, пожалуйста… — От ее слов у меня рот заполнился вязкой слюной и в горле застрял горячий ком.       — Хорошо, что их оказалось только две, иначе мы бы не отбились. — Продолжила она, будто не слыша. — Они просто замечательно лазят по всяким норам и тоннелям, могут своих жертв достать где угодно, и…       — Замолчи! — Я попытался крикнуть и удивился тому, как сипло прозвучал мой голос — не удивительно, рвотный спазм перехватил мне горло — не выдержу. Успел только отклониться к пустой бочке, брошенной рядом со входом.       — Вот-вот. Теперь легче станет. — Женщина вдруг подсела ко мне и погладила по спине — мне не хотелось поворачиваться к ней лицом — чертова баба, специально все сделала. Ну да ладно, оно, вроде, и правда легче. Перевожу дыхание, вытираю лицо и все-таки оборачиваюсь.       — Все нормально, Пэр, это вполне естественно. Пойдем, приведешь себя в порядок. — Она тащит меня на улицу.       Там неожиданная картина: на листе железа стоит на коленях голый как младенец Бункер, Йоке обливает его водой из канистры и он матерясь и дрожа, лихорадочно смывает с себя гнилую кровь тварей.       Замечаю взгляд Сулемы, прилипший к сталкеру, и сам тихо офигеваю. От холода и дрожи он весь напряжен и мышцы как в анатомическом атласе прорисовываются под кожей, все тело в шрамах — черт пойми какого они происхождения, но этот человек ходячая энциклопедия травматолога. Сколько раз он калечился? Как выжил после всего? Но сейчас на нем нет крови и новых ранений. Уже лучше — значит, та мерзость ему не причинила вреда.       — Чего? Хватит пялиться! — Окрик его прерывает мои мысли. — Что вы тут не видели?       — Да…ничего. Извини. — Я отворачиваюсь — мне тоже не понравилось бы такое.       Изгадиться с ног до головы в дохлятину, мыться на холоде в холодной воде и еще кто-то на тебя вылупился как на пингвина в зоопарке. Бр. А если серьезно — мне просто стыдно, когда кто-то посторонний меня видит голым.       — Оставьте и мне немного воды. — Говорю скорее Йоке, чем Бункеру.       — Оставим-оставим. А ты не подглядывай! — Броден обращается к Сулеме, которая вроде как и отвернулась, а вроде и не совсем. Полубоком стоит как-то и украдкой бросает косые взгляды на сталкера.       Тот опять матерится и ворчит, что пришлось сжечь одежду вместе с трупами тварей. Черт, а я и не заметил, что они и второго успели утащить.        — Куда вы их дели? Их только два было? — Сталкерша обращается к Бродену.       — Да. Второй такой же точно. В низине за бомбоубежищем есть огненная аномалия. Туда бросили.       «И как тебе такие гости?» — хочется мне спросить у него, но не знаю как. На шведском поймет Бункер, на английском — эта чертова баба. Мне хочется услышать его настоящее мнение, понять, одному мне только так страшно или нет, но не хочу, чтобы они, эти аборигены знали. Ты же не трус, да Пэр? Поэтому молчу. Жду, пока позовут. У самого руки и лицо заляпаны черно-бурой мерзостью…       После наших «банных» процедур спускаемся в убежище лихорадочно быстро. На улице сыро и холодно — пар валит при дыхании, сумрачно — только-только начало светать. Интересно, в этой зоне всегда так пасмурно или только осенью?       Бункер, совсем посиневший от холода, как папуас обернул вокруг бедер какие-то лохмотья, мне повезло больше — всю одежду удалось сохранить. Йоке расстался с курткой и штанам — изгадился, пока переносил трупы; Сулема не пострадала — она близко с гнилями не общалась.       Заходя в сарай над бомбоубежищем успеваю понять, что мне еще так не понравилось в обстановке вокруг на улице: после прошедшего дождя остатки листьев на деревьях осыпались и грязно-коричневой массой теперь лежали на земле, а кое-где с деревьев сползла даже кора и теперь висела скользкими, длинными и тянущимися лохмотьями. Меня обжигает мысль: что бы случилось с Йоке, не наткнись мы на этого Бункера?        Спрашиваю об этом спускающуюся вниз Сулему, но она только ворчит что-то.       — Как рука, Йоаким? — Спрашиваю, когда снова оказываемся внизу. Уже почти не воняет, но из-за сквозняка ненамного теплее, чем на улице.       Сталкер закрывает вентиляционные люки и, дрожа от холода, раскапывает наше спальное место, ища в ящиках одежду. Йоке тоже, сцапав одеяло, заворачивается в него, но это мало помогает.       — Где эти твои греющие шутки? — Спрашивает сталкера и срывается с места поискать горячие артефакты.       — Подожди, стой! — Хватаю его за край одеяла, не пускаю. — Что с рукой?       — Не знаю. Не чувствую ничего особенного. Блин, ну где они? Холодина же! — Он все-таки вырывается.       — С-сейчас д-достану. — Стуча зубами, отвечает Бункер. Он натягивает на себя штаны, футболку, и свитер. — Не голым же мне лазить?       Сулема наблюдает за нами со странным выражением на лице — хорошо ей. Сухая и одетая.       — Как это снять? — Спрашиваю у нее, указывая на странную повязку на руке Бродена. Она тоже поглядывает на нее с подозрением.       — Не знаю. Спроси у Бункера, он знает.       Услышав свое имя, сталкер, к тому времени уже достающий горячие артефакты из боксов, говорит странную фразу:       — Бункер-Бункер… я что, хрен тебе, чтобы все знать?       В итоге оказывается, что он видел только, как сталкеры, которые придумали эту шутку, надевают ее, а вот как снимают — нет. В итоге битых полчаса времени уходит у нас на то, чтобы снять эту странную девайсину.       Сулема снова ругается с Бункером, снова едва не до драки, но мы ничего не понимаем из их речи. Йоаким нервничает — его не радует перспектива застрять в этом тканеметаллическом гипсе — через него не почесаться ни помыться ничего нельзя, к тому же непонятно, что стало с его рукой после контакта со вчерашним дождем.       На улице уже окончательно рассвело, когда оно все-таки открылось. Отчаявшийся уже в конец Броден увидел в одной из банок на полке на стене отвертку. Подошел, взял, повертел в руках — она оказалась с магнитным кончиком, и стал бесцельно тыкать ею в перевязанное предплечье.       Сулема и Бункер сидели в разных углах убежища, мрачно смотрели друг на друга и молчали.       — Смотри-смотри! — Вскрикнул он, а мы от неожиданности дернулись и обернулись к нему. — Оно открылось!       Подойдя к нам, Броден всем показал свою руку — действительно, на ней снова висели широкие витки темно-коричневой плотной ткани, а не сплошное покрытие.       — Как ты это сделал? — Сулема осторожно тронула странный материал — он был мягким и податливым, хотя до этого напоминал скорее бронированный наруч какого-то супергероя.       — Не знаю, тыкал его и оно открылось.       — Покажи, что там? — Бункер тоже подошел. Губы у него еще были синими, но дрожь прошла — в помещении ощутимо потеплело, когда он открыл боксы с артефактами. Йоаким осторожно снял хитрый бинт с руки, свистнул и выматерился.       — Моя татуха… Столько страданий коту под хвост! — Жалобно простонал он, скривив несчастную мину.       Там, где на руку попала ядовитая водичка темно-синий четкий контур рисунка выцвел до еле видного грязно-серого. Кожа слазила тонкими прозрачными лохмотьями, как после солнечных ожогов. Йоаким осторожно потрогал свое запястье, почесал.       — Почти как от солнца. — Растерянно хлопая глазами промямлил и глянул на Сулему.       — Ага, конечно. От солнца. Смотри! — Она, закатив рукав куртки выше локтя, показала ему руку — сбоку на локте темнел глубокий грубый шрам-вмятина, как если бы горячим предметом прожгли дыру в коже. Даже Бункер удивленно огокнул.       — В свое время еще по учебе не заметила, что влезла во фтороводородку. Такие вот она оставляет следы. Так что если бы не Бункер с помощью — тут не по татуировке горевать пришлось бы.       От этих слов Йоаким растерянно глянул сначала на меня, потом — Бункера, и снова на нее. Быстрым коротким движением приблизился к сталкеру и крепко обнял его — тот коротко охнул, затем к Сулеме. Тоже обнял ее, но уже осторожнее. Женщина, все-таки.       — Эээ… — Неожиданно растерялся сталкер, глянул на свою напарницу по оружию — та тоже стояла, разинув рот.       — Спасибо, что выручили. — Броден вздохнул и улыбнулся, как иногда на сцене улыбается. Очень устало, но довольно.       — Да ладно. — Не ожидавший такого сталкер все-таки замялся.       Еще некоторое время мы отогреваемся после неожиданного купания на холоде, Бункер достает из своих заначек сначала штаны и куртку для Йоакима, затем местные комбезы уже нам обоим и Сулеме. Ворчит, что за время хода от бомбоубежища к кордону мы не успеем их угробить и все равно вернем, когда будем уходить.       — Ты собираешься сегодня выходить? — Видя его приготовления, что-то озадаченно спрашивает Сулема.       — Да. Им нельзя еще ночь быть тут. — Отвечает сталкер. Они говорят по-русски и я не понимаю, ничего. — Если бы твоя лутьйше знать гнилей, то понимать дэто. Их прийти много, они настырные, они добиться всегда свою жертву.       — О чем вы говорите? — Меня напрягает их тон и я вмешиваюсь в разговор.       — О том, тьйто моя нужно вас отводить отсюда. — С большим трудом выговаривает он по-английски, чтобы мы поняли все и сразу. — Дэти тварь мотьй назад все вместе. В нотьйное время.       — Да ладно, Бункер, отстреляем. — Уверенно говорит Сулема. — Неужели лучше идти на кордон к призракам? Мы засветло туда не успеем, а ночью — сам знаешь, что там творится. Она снова обращается к нему по-русски. Видимо, ему говорить на нем легче, чем на английском, хотя это странно. Эта мысль заставляет меня усмехнуться, но тут же я вздрагиваю от вскрика сталкера.       — Я не хотеть, тьйтоб они воевать с гнилями! Твари придут нас достать отсюда, и если мы ждать утра — нотьй не пережить. Их много рядом на болотах! — Он гневно и громко высказывает что-то женщине, размахивая руками и щерясь, она молчит. Похоже, ждет когда тот остынет.       Йоаким смотрит на меня, спрашивает взглядом, мол, что дальше? Я пожимаю плечами.       — Кажется, скоро домой. — Произношу одними губами.       — Кажется, да. — Отвечает он так же. — Надеюсь.       — И я надеюсь. — Отвечаю, но от чего-то на душе неловко. Грустно. Почему-то этот странный человек, Бункер, и мне и Йоакиму кажется до боли знакомым. Где-то видели мы его. Давно, лет семь назад, такого нельзя перепутать. Его тоже звали Пэр и мы с ними здорово отыграли на одном из многочисленных фестивалей, но потом он пропал.       Я делюсь с Броденом своими мыслями, он удивляется и озаренно вытягивается, забыв и об облезлой татуировке и о предстоящей дороге.       — Пэр! — Обращается явно к сталкеру, а не ко мне, но тот не реагирует. Продолжает что-то объяснять Сулеме.       Забыл? Нет, скорее, отвык отзываться на это имя. Смирился со странной кличкой.       — Пэр! — Йоке повторяет настойчивее и сталкер переводит на нас взгляд.       — Он погиб, Йоаким. Давно погиб. А меня зовут Бункер. — Говорит он глухо на шведском и снова поворачивается к женщине. Та коротко выглядывает через его плечо, смотрит на нас — в глазах какое-то горькое сочувствие и я отвожу взгляд, не хочу задевать это в себе. Ничем хорошим это не кончится.       Броден, будто предсказав мои дальнейшие мысли, спрашивает у Сулемы, о том, что будет, если попробовать все-таки уговорить его вернуться домой?       Он говорит воодушевленно, но глаза холодные. Понимает все. Понимает, что действительно, тот парень-гитарист с таким же именем как и у меня давно погиб, и дома его уже все похоронили. Не сможет он больше спокойно ходить по земле, по шумным улицам, тем более ночью, ездить на машине, жить в такой уютной и такой незащищенной квартире, где под рукой нет ни одного ствола. Зона перекроила его полностью, оставив прошлой только внешность.       На несколько секунд повисает неловкое молчание, Бункер чувствует, что все взгляды направлены на него и сердится.       — Чего уставились? Я вам не химера в клетке! И вообще, давайте жрать и собираться, если хотите уйти сегодня.       После вечернего пьянства еда дается с трудом. Размоченный кипятком суп-концентрат вроде бы даже и вкусный, но есть не хочется абсолютно. Сулема и Бункер настаивают, чтобы мы с Йоке поели, потому что неизвестно, когда удастся поесть в следующий раз.       За «завтраком» молчим. Атмосфера скомканная какая-то, как и все начало дня. От вчерашнего благодушия и даже…единения остались горькие смутные переживания. Нам жаль оставлять его здесь, ему больно нас отпускать. Поэтому мы молчим. Йоке раз только заикается и говорит просто, как о прогулке в парк:       — Поехали с нами, а? На что сталкер устало отвечает:       — Не хочу. Там будет еще хуже.       Сулема смотрит на нас непонимающе, Броден спрашивает и ее, на что она только отмахивается.       — Здесь теперь мой дом. Там мне делать нечего.       Мне хочется высказать массу вопросов, массу вариантов событий, но она не хочет ничего слушать и заставляет меня замолчать.       После сытной горячей пищи и всего нескольких часов сна нас снова нагребает. Бункер справедливо решает, что час времени нам погоды не сделает, а час сна — может помочь дойти быстрее и мы снова сползаемся на наше общее спальное место. Зарываемся в одеяла и спальники и засыпаем, как опоенные сонным зельем.       На несколько секунд я просыпаюсь — напротив меня спит Броден как всегда в позе звезды. Оборачиваюсь — за спиной Сулема спит, крепко вцепившись в плечи сталкеру, который отвернувшись лицом к стене тоже основательно отключился и не пытается стряхнуть ее с себя…