Песня главы: Suzuki Konomi — Zanzou Mirai
Ликуйте в сумраке ночи — Падший мир обезумел. Непроглядная ночь смеется, Страсть, привыкшая к отчаянию, обратится грехом. Жертва не дождется справедливости.
***
Треск пламени. Комната, окрашенная цветом мака, золото, шёлк и две фигуры. Две несовместимости, соединённые воедино на одной сцене, как огонь и лёд, как серебро и яд. Полуночный Спектакль будет продолжаться, пока ниточки не оборвутся и кукла с грохотом не упадёт на пол, или пока мастер-кукольник, отбив поклон три раза под печальные вздохи зрителей, не объявит об окончании представления. Король гоблинов поправил растрепавшийся воротник после необдуманной атаки юной леди и вернулся на своё место, как и прежде развалившись на мягкой обивке дорогого бержера. Мужчина начал постукивать пальцем о подлокотник, наблюдая, как Сара кусает от обиды губы и потирает ушибленный бок, попутно прожигая Короля изумрудными очами. — Как ты... мог сделать это? — прошипела Сара сквозь плотно сжатые зубы. — Сделать что? — будто не понимая переспросил Джарет, склонив голову на бок и поглаживая большим пальцем выступ подбородка. Злоба, накрывшая Сару от его наигранной бельмесости, вывела существующую в её сердце ненависть на новый уровень, полностью застилая кричащее чувство самосохранения. Картина, где маленькая крошка, самое беззащитное создание во всём мире, со слезами на глазах пытается избежать грубых рук, дарящих ей животные ласки, стирая кожу до кровавых мозолей, подтолкнули Сару выплёвывать наигрубейщие выражения в сторону Короля гоблинов. — Не прикидывайся дураком, Король гоблинов! Ты прекрасно знаешь, о чём я! Как можно быть таким бессовестным ублюдком?! — прокричала она, тыкая указательным пальцем в сидящего напротив мужчину. — Глупая, надоедливая женщина, если ты научишься держать свой острый язык за зубами, это будет самым большим достижением в твоей жизни! — прорычал Джарет, явно не настроенный принимать колкие замечания. Король гоблинов поднялся и мигом преодолел расстояние, разделяющее его и девушку. Сара инстинктивно дёрнулась назад, уперевшись лопатками в стенку и затаив дыхание с вызовом***
Тёплый солнечный свет проникал сквозь прутья решетки, толстые и чёрные, как кладбищенская ограда. С улицы в комнату впорхнула горстка жухлых листьев грязного бронзового цвета и легла дырявым ковром на мягкий пол, обтянутый толстым слоем ткани. Раздался шорох, и Сара приподнялась на локтях. Затуманенный взгляд, головная боль и кровь, бьющая глухими ударами в барабанные перепонки, затрудняли попытки подняться на ноги. Послышался отдалённый и едва различимый крик кукушки. Сара подняла голову. Первым делом она обратила внимание на отверстие в стене, позволяющее осмотреть внешний мир, но срубающее на корню желание покинуть комнату небольшого размера. Сара по-цыплячьи вытянула шею, рассматривая, что находится снаружи. Холм. Из комнаты виднелся холм, накрытый покрывалом иссохших листьев, из-под которого проглядывали зелёные травинки. На самой верхушке расположилась Ива. Она протягивала свои костлявые старческие руки к земле, словно желая выдрать остатки зелени, которые напоминали об утраченной изумрудной накидке. Завывал промозглый ветер. По бугоркам позвоночника замаршировали мурашки. Сара поёжилась. Наступил ранний октябрьский вечер, и серое безжизненное полотно небес неспеша затягивали хмурые тучи. Перестав глазеть на скудный осенний пейзаж, она огляделась. Комната полностью обита мягкой тканью. Дверь с маленьким окошком и абсолютное отсутствие какой-либо мебели. Данная комната явно строилась не для приятного и беззаботного времяпровождения. — Где я? — Сара, кашлянув, устроилась у стенки. Когда она решила подтянуть коленки к животу и обхватить их руками, Сара зажмурилась, ощутив, как боль стрельнула в коленную чашечку. На коленках красовались ссадины. Сара коснулась одной из них и быстро отдёрнула руку. Ощущения не из приятных. К Сариному удивлению, ссадинами всё не окончилось. Подобно боевым отметинам, её руки покрывали маленькие синяки, фиолетовые и светло-жёлтые. Небольшие круги свидетельствовали о чьих-то грубых пальцах, впивающихся в мягкую кожу. Благо, особой боли от них Сара не испытывала. — Чёрт, откуда эти отметины? Сара осмотрела другие открытые участки тела. Ничего. Изувеченными оказались только руки и колени. Перестав считать повреждения, она обратила внимание на свое платье. Сара фыркнула. Серовато-белое, как прибрежный щебень, платье с незамысловатым фасоном. Просто свисающая с худого тела тряпка без карманов и пуговиц. «Да уж, обстановочка и платьице под стать какой-нибудь…» Сара охнула от внезапной догадки. Голова закружилась, и тошнота подступила к горлу. — Неужели я в… нет, быть этого не может. Сара ещё раз осмотрела свою комнату. — Или всё-таки может? Но как? И с чего бы мне быть в подобном месте? Проклятье, я ничего не помню, начиная с дня Рождения Тоби! Сара попыталась осмыслить свои догадки, когда она услышала, как с противоположной стороны двери донеслись быстрые шаги. Кто-то, и явно не в одиночку, спешно приближался к камере Уилльямс. Сара переползла в другую часть комнаты, оказавшись прямо под злополучным окном, из которого даже при самом большом желании не было возможности и носа высунуть. Сто раз пожалев, что она не имеет лба и рогов, как у барана, чтобы выбить ими стену, Сара прижалась к мягкой обивке. Задержав дыхание, она замерла и прислушалась. Посетители остановились рядом с дверью. Чей-то осипший и грубоватый голос произнёс: — Каких только полоумных дебиков в этой халупе не сыщешь! Такие истории травят, хоть смейся, хоть плачь! — Да ладно тебе, Джо, их рассказы похлеще любых бульварных романов и распоследних дерьмовеньких фэнтези-новелл будут! Сиди да слушай, дивись и охай — развлечение на все времена! — крякнув, посмеялся мужчина. — Тебе лишь бы свою бестолковую голову забивать небылицами, Семи, — по-гаденькому прошипел первый. — А ты на меня не огрызайся, — цокнув языком и причмокнув, заявил мужчина.— Гляди у меня, расскажу нашему начальничку, что ты по ночам в бабских камерах вытворяешь, — посмотрим, как запляшешь! — Даже не вздумай, мать твою, а иначе... — Ладно-ладно, успокойся! Давай поторопимся, а то в жральню опоздаем, а у нас, как помнишь, обед по расписанию, пропустим — до конца смены голодными, как два волчары, будем! — Ладно, хрен с тобой, знаешь, на каких струнах играть надо. — И будь настороже: после выходки этой мадемуазели её родственничков пришлось чуть ли не ложкой со стенок соскребать. И откуда только у девки такие силы нашлись? Словесная перепалка закончилась, и за дверью звякнула связка ключей, которая со скрежетом отперла дверь. В палату ввалились двое мужчин. Первый, переступивший порог комнаты, был на две головы ниже своего знакомого. Его объёмные бока еле-еле протиснулись в узкий проход, попутно обтерев собой дверной проем и испачкав белую ткань его костюма. Бледная, немного голубоватая кожа, как личинка, вылезающая из гнилой картошки. Редкие волосы с секущимися кончиками, впалые глаза серого цвета и тяжёлые веки, как у бульдога. Желтоватые, изъеденные кариесом зубы клацнули и соединились в подобии оскала, когда он стрельнул глазами в сторону Сары. Похоже, любовью к гигиене он был явно обделён. Второй же, напротив, не проявил никакого интереса к девушке, со скукой таращась в крохотное окошко. Его вид отличался опрятностью: безупречно выглаженная форма подчёркивала широкие плечи и сильные руки, брюки со стрелками визуально удлиняли и без того длинные ноги. Отполированные туфли и механические часы на левой руке. Мужчина имел хорошее телосложение для своего, как казалось, немаленького возраста. Каштановые волосы, зализанные назад с тронутыми сединой волосками на висках, плавно переходящими в пышные бакенбарды. Зелёные глаза с синеватыми прожилками, отходящими тонкими линиями от чёрного зрачка, и глубокие морщины в области лба и носогубной складки. — Ну привет, красавица. Утро пришло — птички запели. Надеюсь, ты не доставишь нам проблем, как сделала это вчера, кое-кто хочет с тобой поговорить, — начал толстяк. — Сам директор хочет с тобой побеседовать, — грубым басом уточнил второй. — Интересно, с чего такие почести, м? Глаза мужчины сузились, а губы застыли в презрительной ухмылке. Излишнее внимание начальства к девушке его явно не радовало. На секунду Саре померещились клыки, мелькнувшие за вздёрнутой губой, но не успела она присмотреться, как рот вытянулся в тонкую линию, утратив последние намеки на улыбку. — Эх, не будь ты чокнутой, могла бы претендовать на хорошенькие хоромы и неплохие условия содержания, но, увы, не судьба, деточка. — Он оценивающе осмотрел Сару и облизнулся. По спине пробежал холодок, захотелось забиться в дальний угол комнаты и зажмуриться, лишь бы не видеть этого похотливого взгляда и слюну, что была готова хлынуть через край мужского рта, струясь по подбородку и капая на выпирающее отожранное брюхо. — Достаточно пускать слюни на девку, Джо, Профессор уже ждет. — Да знаю я, не тупой, — проворчал жирдяй, закатывая глаза, да так сильно, что радужки полностью скрылись за нависшими веками. Без лишних слов мужчины приблизились к Саре и, подхватив её под руки, поволокли в неизвестном направлении. Не предпринимая никаких попыток вырваться, Сара оглядывалась по сторонам, пытаясь лучше изучить место, в котором она оказалась. Быстро минуя комнату среднего размера с несколькими дверьми по бокам, Сара и санитары вышли на лестничный пролет. Затем по лестнице вверх. Длинный коридор с белыми стенами, украшенными картинами с различными сюжетами, делали из проходной комнаты некую галерею искусств, которую можно было разглядывать часами, если не сутками напролет. В полной мере оценить представленные экспонаты было крайне затруднительно, учитывая быстрый шаг, которым троица сокращала расстояние до точки назначения. Спустя полминуты они оказались у высокой двери с ручкой, покрытой позолотой.На лицевой стороне красовалась вывеска: Профессор Джеймс Ди Хеллуорд (Главный врач Психиатрической больницы «Мисти Холлоу»)
Дверь в кабинет отворилась, и Сару впихнули внутрь, да так, что она чуть не упала, распластавшись на полу, как какая-нибудь лягушка на столе для препарирования. Стоило ей оказаться внутри комнаты, как дверь с грохотом закрылась. — Аккуратнее, леди. Вы не ушиблись? — С другого конца кабинета послышался звенящий своей чистотой голос. Не знай Сара, что такое человеческая речь, она бы подумала о быстро бегущем ручье или песне соловья, но пред ней у огромного арочного окна сидел светловолосый мужчина. Он, опершись локтями на лакированный дубовый стол, осматривал свою гостью с интересом, который обычно проявляют ученые к диковинному экспонату, привезённому из дальних стран. Так же, как сопровождающие Сары, мужчина был одет в белое, только на нём красовался дорогой костюм, а не форма для санитара. Данная одежда очень шла мужчине, хотя ему бы пошло многое. Единственное, что смутило Сару, так это пара перчаток, таких же белых, как и мужская одежда. Человека окружал целый ворох бумаг, где-то хаотично разбросанных по столу, что только владелец мог найти необходимый документ, а где-то сложенных в высокие стопки, да так ровно, что они казались агатовыми обелисками, а не кучкой бумажных листочков. Сара занервничала ещё сильнее и затопталась на одном месте с таким чувством, будто её привели на расстрел и уже приставили к деревянному столбу, попутно связав верёвкой запястья. Сверкнул золотой лучик. Солнечный зайчик на какое-то время ослепил Сару, и она прикрыла глаза ладошкой. Когда солнце вновь скрылось за угрюмыми тучами, Сара приметила предмет, послуживший своего рода проводником светового явления. На столе, по левую руку от мужчины, на серебряной подставке расположился хрустальный шар — тот, что используют гадалки на своих псевдо-спиритических сеансах, разводя особо доверчивых граждан на кругленькие суммы. «И зачем профессору этого заведения понадобилась эта безвкусная вещица?» — Странно. Я где-то это видела... — прошептала Сара. «И этот человек... я его уже...» Кровь с силой ударила в висок. Резкая головная боль. Чёрные перчатки и шар, танцующий на изящных, довольно худых пальцах. Мужчина, облачённый в плащ цвета вороного оперения, его странные нечеловеческие глаза вспыхивают и с блаженным упоением любуются тем, что видят в сфере. Взгляд, свидетельствующий о еле сдерживаемом и лихорадочном волнении. Его губы двигаются, он что-то шепчет, тихо, чуть посвистывая. Появляется первый цвет — оранжевый, как раскалённое железо. Цвет темнеет, становится тёмно-красным, а затем и вовсе превращается в агатово-чёрный. Шею обжигает, Сара тянется рукой, чтобы нащупать ноющую кожу. Тепло исчезает под пальцами, обращаясь в холодную влагу. Склизко. Это течёт вниз по ключицам. Она снова смотрит на предмет, что перекатывается в умелых руках. Мужчина прекращает водить драгоценным объектом перед женским лицом, он подбрасывает его в воздух. Теперь сфера вертится на его безымянном пальце, как танцующий волчок. Внутри проступает картинка. Тошнота. Сара видит своё отражение: изящная шея с обескровленной кожей, а на ней, распускаясь множеством роз, сверкает колье из рубинов, оправа тонкими шипастыми стеблями огибает камни и впивается в плоть. Но нет, из проколов не сочится сок жизни. И действительно, его нет. Словно окаменев, Сара не двигается, её рука по-прежнему покоится на украшении. Уже не болит. Наваждение, сгрызающее больной разум, — не иначе. Раздаётся голос, твёрдый, громкий, приводящий в чувство. Сара вскрикивает и хватается за голову. Взрыв пугающих своей чёткостью слов. Тьма отступает. — Мисс Уилльямс, что с вами? — Профессор с беспокойством осмотрел Сару. — Нет, извините. Кажется, я забыла что-то важное. И когда попыталась вспомнить — резко поплохело. — Вспомнить, значит. Это хорошо. — Он глубоко вздохнул и облокотился на спинку кресла. Кожаная обивка заскрипела. Профессор поправил галстук и потянулся к папке бежевого цвета с несколькими закладками. Зашуршали жёлтые страницы. Он со скучающим видом листал содержимое, пробегая глазами именно в тех местах, где были оставлены пометки. Саре не оставалось ничего, кроме как ожидать, когда Профессор завершит изучение документации. Сара опустила глаза, исподлобья рассматривая папку. На обложке она приметила свои данные: имя, фамилию, дату рождения и номер дела. Чуть ниже надписей, выполненных толстым маркером, было приписано: шизофрения, медикаментозное лечение, психосоциальная... дальше не разобрать. «Да что, чёрт возьми происходит, эта проклятая папка. Неужели я правда... нет, это, скорее всего, какая-то ошибка. Кто-нибудь, да объясните же мне, что происходит!» Сара могла и дальше вести свои размышления, создавая логическую цепочку и терзая свою память тщетными усилиями, как звук отброшенной на стол папки привлёк ее внимание. — Недавно вы меня премного разочаровали своим поведением, да и внезапные провалы в вашей памяти меня сильно встревожили. Раньше с вами такого не происходило. — Профессор, кашлянув, протянул руку к карандашу и чиркнул по измятому листу пару слов. — Я не ожидал столь агрессивного поведения от вас, леди. Из всех моих подопечных вы были самой благоразумной, — выделяя последнее слово и потерев висок, проговорил он. — Доселе вы ничем не очерняли себя в моих глазах, но после вчерашнего инцидента я не могу оставить вас без надлежащего присмотра. Похоже, я бываю слишком... — Мягкосердечен? — Девушка внаглую продолжила неоконченную мысль. — Щедр. — На губах появилась улыбка, терпко-сладкая, как засахаренный фрукт, что совсем не сочеталось с животным прищуром небесно-голубых глаз. — Однако в нашем случае есть то, что продолжает меня поражать. — И что же это? — На многие мои вопросы вы даёте разумные ответы, они трезвы и наполнены здравым смыслом. Тем не менее, ваше описание столь печального происшествия, настигнувшего вашу семью, заставляет усомниться в ранее сказанном. — Профессор. — Сара прервала его на полуслове. — Такое ощущение, что вы меня проверяете или чего-то ждёте. — Откуда такие предположения, Мисс Уилльямс? — Вы говорите мне о происшествии, — Сара помедлила. — Но вы всячески избегаете углубления в его детали. Сара замолкла, когда Профессор начал изучающе всматриваться в её лицо. Саре стало не по себе: казалось, Профессор гипнотизирует её, как змея, заставляя свою жертву впасть в оцепенение. Волоски на теле встали дыбом, и по спине пробежал холодок. — Что ж, тогда я возьму на себя честь освежить вашу память. — Он утомленно вздохнул и, заострив своё внимание на шаре, продолжил. — Месяцы назад вы попали в наше лечебное учреждение по причине выдачи очень странных показаний по делу убийства семьи Уилльямс. Солнце сверкнуло ослепительным светом и в следующую секунду поспешно скрылось за грозовыми тучами. Угольные облака пожрали остатки золотых лучей. Прогремел гром. Все цвета в комнате стали безжизненными и угрюмыми. Голос Профессора показался каким-то далеким, всё глуше и глуше звучали его слова. Сара подумала, что оглохла. Это походило на погружение в летаргический сон или глубокую бездну. Сара пришла в себя и, не сдерживая переполняющих её эмоций, набросилась с вопросами на сидящего с грудой бумаг Профессора. — Нет, вы лжёте! Это невозможно, это какая-то злая шутка! Я права? Ответьте же мне! — Сару затрясло, сначала от страха и лишь затем от злости. Она поджала губы, изо всех сил стараясь не разреветься. Обломанные ногтевые пластины болезненно впились в ладони, оставляя отметины в виде полумесяцев. До безумия ужасающее событие обернулось сущим кошмаром, с головы до ног пленившим Сару в своих силках. Страх и отрицание теснились в её голове, как кусочки льда в стакане с водой. То, что говорил этот человек, было поистине ужасно и жестоко! Как он может произносить это? — Мисс Уилльямс, будьте так добры успокоиться. Рука Профессора медленно потянулась к красной кнопке, расположенной на самом краю стола. Но нажимать на неё он не стал. Слёзы хлынули одной горячей и удушающей волной, пока плечи Сары ходили ходуном, содрогаясь в такт горестным всхлипам. И вот, спустя, как ей казалось, миллионы лет, боль начала затухать. Болезненный раскалённый комок, выжигающий в сердце напоминание о невосполнимой утрате, понемногу стал исчезать. Сара подавила в себе остатки отчаяния, ощущая, как частичка её страданий растворяется в стенах этого кабинета так, если бы это была не комната, а ненасытная пасть, сжирающая самые сильные человеческие эмоции. — Как же так? — Горячие слёзы оставляли следы на одежде, расползаясь по ткани сероватыми кляксами. — Кто это сделал? Сара подняла покрасневшие заплаканные глаза на Профессора. Услышав новый вопрос от своей пациентки, Мистер Хеллуорд вопросительно поднял бровь, пробежавшись по Сариному силуэту. На его лице отразилось лёгкое недоумение. — То есть, хотите сказать, что вы во всеуслышание не кричали, что ваших родственников растерзали чудовища. И что раз за разом, на наших сеансах, позволю себе уточнить, которые длились около трёх месяцев, вы не повторяли одну и ту же историю? Он замолчал, наблюдая, как Сарино лицо теряет все краски. — Я... — Сара не знала, что ей на это ответить. Она не только не помнит ничего с поры празднования дня рождения своего брата, но и напрочь забыла о месяцах, проведённых в стенах этого лечебного учреждения. Неважно, что она ответит, в любом случае исход будет плачевным. Сара вцепилась в подол платья и молчала, упёршись взглядом в ковёр. — Понятно, — продолжил он. — Как я вижу, ваше состояние всё ещё нестабильно после вчерашнего срыва. Мужчина мельком взглянул на наручные часы. — На этой ноте закончим наш разговор, Мисс Уилльямс. У меня ещё есть неотложные дела, так что доброго вам вечера. Профессор нажал на красную кнопку, и в кабинет вошли санитары. — Джентльмены, будьте так любезны, отведите Мисс в столовую. — Как скажете, Сер, — отозвался один. — И ещё кое-что. — Профессор окликнул мужчину, который уже вцепился стальной хваткой в женское предплечье. — Мистер Хендсон, я жду отчёт о сроках годности лекарственных препаратов, и не забудьте сообщить мастеру о неполадках с системой наблюдения и неисправной работе сигнализации — это может стать большой проблемой в будущем. — Конечно, сейчас же займусь этим вопросом. Судя по нарочито серьёзному тону отвечающего, он скорей бы искусал себе язык до крови, изжевал до дыр, чем выказал бы своё недовольство из-за новоприобретенных поручений. Девушка оглянулась на мужчину, который уже погрузился в чтение бумаг. Разговор окончился, а боль от утраты продолжала выжигать слёзы горечи в её глазах. Когда Сара и её сопровождающие подошли к столовой, солёные дорожки успели высохнуть, не оставляя и крошечного намёка на пережитое. Когда Сара вошла в столовую, первым, что она заметила, и что несомненно привело её в ужас, был человек, бьющийся своей головой о шершавую стену. Судя по тёмным пятнам на его лбе и поверхности, которую он расценил как своего злейшего врага, мужчина занимался этим делом отнюдь не пару минут. Его ноздри раздувались громко и с каким-то бульканьем, втягивая воздух. Ещё удар — и из носа потекла красная струйка, бегло украсившая кафель яркими кровавыми пятнышками. Кровь текла всё быстрее и быстрее, и вскоре у мужских ног образовалась небольшая лужица красного цвета, в которой, если постараться, можно было разглядеть бешено выпученные глаза, готовые выпасть из глазниц и укатиться под первый попавшийся стул. Вопрос был лишь в том, насколько стоек его организм и сколько крови он может позволить себе потерять до того, как упасть замертво. В нескольких метрах от нарушителя порядка находился стол, за которым расположились несколько немых наблюдателей. Седоволосый мужчина с блаженной улыбкой наблюдал за вполне успешным процессом самоубийства, попутно суя в рот ложку с картофельным пюре, которое вываливалось наружу сквозь щели между зубами и плохо прилегающими друг к другу в процессе пережёвывания пищи губами. Его сосед, сидящий по левую руку от него, похлопал своими большими стеклянными глазищами, а затем отвернулся от неприглядного зрелища и начал тупо пялиться на стоящую перед ним миску с морковкой и зелёным горошком. Сара прекрасно понимала: останавливать мужчину с расшибленным лбом никто из сидящих не собирался. Да и мало кто согласился бы взять на себя смелость остановить умалишённого, не будучи связанным определёнными обязательствами. От каждого глухого удара Сара содрогалась и старалась смотреть куда угодно, но только не на прилюдное самобичевание. Стоило ей отвести взгляд, как она заметила группку санитаров, в чьи должностные инструкции определённо и входило решение подобных проблем. Однако мужчины были заняты отнюдь не спасением последних хоть сколь-нибудь мыслящих извилин своего подопечного, сколько увлекательной игрой в покер. Игроки абсолютно не стеснялись царящей вокруг обстановки и внаглую делали ставки, при этом не забывая перекинуться парочкой бранных слов, начиная с сукиного сына и заканчивая сексуальными похождениями с матерями своих соседей. «Хоть Профессор и говорил об усиленном надзоре, но сдаётся мне, что едва ли это случится.» Сара глубоко вздохнула, раздумывая, где можно присесть и дать дрожащим от слабости ногам хоть минуту отдыха. Не успела она подыскать подходящий стол, как на её плечо опустилась чья-то маленькая ладошка. Сара вскрикнула, а точнее, пискнула, как мышь, которой наступили на её длинный тонкий хвост, пока маленькая сырная воровка пыталась скрыться в тёмной норке. Сара, часто дыша, развернулась и увидела перед собой молодую незнакомку. Девушка, на вид семнадцать лет; ярко-рыжие волосы, почти как пламя одинокой свечи, с лёгкой небрежностью струились по изгибам плеч. Глаза цвета васильков и болезненно бледная кожа, которую не могла оживить даже крупная россыпь веснушек. Она казалась очень лёгкой, почти невесомой благодаря миниатюрному телосложению. Девушка тряхнула головой, отбросив непослушные кудряшки за плечо, и по-доброму улыбнулась. В глазах заиграл озорной огонёк. На щеках появились ямочки, которые придавали кукольному личику дополнительный шарм и делали улыбку по-детски наивной и искренней. В этот момент Сару обуяла внезапная радость и странная неловкость. Эта девушка казалась ей верной подругой, но подругой по несчастью. Той, кто понимает её лучше, чем кто-либо другой. «Мне впервые приходится ощущать что-то подобное. Кто она?» — Привет, Сара. — Улыбка стала ещё шире. — Давно не виделись.