Вдребезги

Не смотри так. Не смотри. Не смотри, словно я всё потерял и не заслуживаю прощения. Впрочем, ты из клана Гусу, у вас ни заносчивости, ни высокомерия, а великодушия порой через край. Ты пойдёшь дальше, будешь так же здороваться со мной, соблюдать этикет и даже улыбаться, не натянуто, искренне. А я буду чувствовать себя ничтожеством, потому что ударил лицом в грязь. Не защитил. Не сумел отстоять то, что было у нас, перед дядей. Замолчал, когда должен был заступиться. Стоял и слушал, как из него льётся ненависть и презрение. Не на тебя — на Ханьгуан-цзюня и Вэй Усяня, потому что один твой вид моментально напоминает ему их. Ты — их воспитанник до мозга костей. Впитал лучшее, забрал себе рассудительность и стойкость второго молодого господина Ланя, не забыв о непосредственности и жизнерадостности Вэй Усяня. Ты для дяди — больное место, напоминание обо всех его ошибках и не заживших ранах. Я оплошал, Лань Сычжуй. Не сказал и слова против, пусть во мне и кипела ярость, и больше всего на свете хотелось закрыть тебе уши и обнять. Я упустил момент, а когда спохватился, ты сделал шаг назад. Не подпустил. Провёл между нами черту, переступать которую не позволено. Сложил руки в привычном жесте и поклонился. До тошноты почтительно. Этому вас учат в Гусу? Следовать правилам, как бы ни было противно и мерзко. Дядя кричал что-то в спину тебе, а я оцепенел, не мог пошевелиться. Не смотри. Мне и без тебя прекрасно известно, что я разочарование. Избалованный мальчишка с замашками молодой госпожи. Изнеженный вниманием будущий наследник великого клана. Чего я стою, если ранил тебя, единственного, с кем мне хотелось общаться? Ты — совсем не взбалмошный Лань Цзинъи, и уж точно не похож на учеников ордена Ланьлин Цзинь. Я помню, как ты извинился передо мной в городе И. Просил прощения не потому, что боялся гнева Ханьгуан-цзюня, а потому, что впрямь считал себя виноватым. Мне тогда впервые стало стыдно. За то, что донимаю всех капризами, что не умею вовремя заткнуться, что в такой критический момент меня волнует лишь собственный комфорт. Мой язык без костей не спас, когда дядя выдавал убийственную тираду о том, что он думает об адептах Гусу Лань, о том, что ты мне не ровня. Связки словно склеили тем самым секретным заклинанием. Иронично, не правда ли? Что я мог сказать ему? Подлить масла в огонь и возразить? Или сразу признаться, что ты для меня куда больше, чем друг? Что симпатия, зародившаяся после нашего знакомства, окрепла, разрослась, опутала сердце? Я боялся его реакции, правда ему бы не понравилась. Мне страшно, Сычжуй. Я никогда ни к кому не испытывал подобного. Чтобы дыхание перехватывало от широкой улыбки, от заливистого смеха, чтобы мурашки по коже от игры на гуцине и ловкого обращения с мечом. Ты даже с Феечкой умудрился найти общий язык, а она при всём своём добродушном нраве не очень-то подпускает к себе чужих. Не смотри. Я и сейчас не найду нужных слов. Слабак и тряпка, знаю. Иду по стопам Цзян Чэна вместо того, чтобы наступить себе на горло и объясниться. Ты очень красивый. Обижен, а глаза всё равно тёплые, согревающие. Я так облажался. Что мне сделать, Сычжуй? Что мне делать?