Вдребезги

Не Минцзюэ обещал себе: он перерастёт это. Сумеет взять под контроль, обуздать и прижечь на корню безумную тягу к Не Хуайсану, избавится от наваждения и будет заботиться, как и подобает старшему брату, опекать, не вылезая за рамки. — Как думаешь, мне стоит надеть белую или чёрную? Он улыбается совсем невинно, крутясь перед зеркалом. Не Минцзюэ отводит глаза. Не помогает. Его переборчивость вполне объяснима — Лань Сичэнь ждёт их к ужину, они вечность не собирались вместе, рутина поглотила, затянула в свои сети. Он хочет выглядеть безупречно, хочет нравиться, его глупый братец, не представляющий, что ему совершенно не нужно прикладывать усилия, чтобы привлечь и расположить к себе. — Минцзюэ? Ерошит волосы ладонью. Сам не осознаёт до конца, сколько в нём живости, что манит, безжалостно тянет на дно его, чёрствого, жёсткого, того, кто не должен думать о брате так. — Чёрную, — бросает не глядя. Он не выдержит больше. Хватит с него примерок, насмотрелся. Не Хуайсан ухмыляется, довольный ответом. Застёгивает рубашку снизу, не спешит. Не Минцзюэ зависает, проклиная себя, вспоминая, как впервые напился вусмерть, лишь бы не озвучивать даже мысленно жуткую, выворачивающую наизнанку правду. Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь тогда тащили его до дома, выгрузив из такси. Не заикнулись о том вечере после ни разу. Он пропускает момент. И это фатальная ошибка — позволить Не Хуайсану приблизиться. Он играет с ним. Забавляется, словно ничего уморительнее просто не существует. Смеётся, запрокинув голову, и Не Минцзюэ сглатывает, когда видит линию изящной шеи, распахнутый ворот, открывающий ключицы и грудь. Не Хуайсан прищуривается. — Не прошло, верно, братик? Замирает в полушаге. Дышит ему прямо в губы. Бастион, казавшийся когда-то надёжным, с лёгкостью рушится.