Цикл: «Традиции и обычаи употребления шадди в Золотых землях»

Размер: драббл, 553 слова Пейринг/Персонажи: Квентин Дорак, Ги Ариго Категория: преслэш Жанр: повседневность Рейтинг: G Наедине, вне блистательного общества, Ги ведет себя развязно — вертится в кресле, устраиваясь удобнее, открыто и с живым, явным любопытством оглядывается по сторонам, а когда наконец приносят поднос с шадди — наклоняется вперед и беззастенчиво принюхивается. — Отравлен? — без всякого интереса спрашивает он. Кардинал Талига вздыхает и передвигает чашки, меняя их местами. Ги недоверчиво смотрит на него, а потом, подумав минуту, ловко переставляет чашки обратно. Кардинал снова вздыхает. Если бы кто-то хотел отравить этого бахвала, сейчас он был бы уже мертв; отправить на тот свет можно и с помощью запаха. Интересно, можно ли дожить хотя бы до тридцати при дворе и сохранить такую незамутненную беспечность? Впрочем, Ги Ариго везет — убивать его никто не собирается. По крайней мере, не сегодня и уж точно не здесь. Это во времена Диомида можно было травить врагов в личном кабинете и закапывать трупы в монастырском саду. — Не отравлен, — неизвестно, с чего Ариго это взял, но шадди он пьет с явным удовольствием. — Тогда я даже не знаю, ради чего я вам понадобился. Нет, погодите. Неужели вас манят мои голубые глаза? Мне бы это так польстило! Вот ведь хам. Но хам обаятельный и неглупый. На людях его хватает и на светскую непринужденность, и на притворную любезность, так что же это — сомнительный, но комплимент, Ги решил не притворяться при враге, который видит его насквозь? — На самом деле я скорее рассчитываю на вашу светлую голову. Думаю, нам давно стоило бы попытаться прийти к взаимопониманию, по крайней мере, с вами. Семья королевы — опора для трона, раз уж у короля осталось не так много родни, особенно при дворе. Думаю, вы согласитесь, что крепость трона в наших общих интересах. Чашка с шадди замирает в воздухе — Ги обдумывает услышанное. Ну что ж, посмотрим… вряд ли, конечно, он поверит, да и кто бы на его месте поверил, особенно если учесть, что верить и не стоит, на уме у кардинала вовсе не спонтанный союз с Ариго. Хотя… Если построить некий сказочный план, предположить, что все получилось бы, и как бы это ослабило позиции Штанцлера… Квентин Дорак, а ныне кардинал Сильвестр, позволяет себе задуматься об этом почти полминуты. Ему даже нравится. Нет, правда, чем дальше, тем больше… — А ведь правду о вас говорят. Губы Ги вздрагивают, едва заметно дергаются вверх уголки, вот сейчас он держит себя в руках, но кардинал когда-то был епископом, а до того выслушал немало исповедей — в Олларии исповедуют лицом к лицу, — чтобы читать правду по самой тонкой, призрачной ряби, которую оставляют за собой чувства. Поэтому ответ, который дает ему Ги Ариго, очевиден кардиналу так же, как очевиден закат за витражным окном. — Что говорят? — переспрашивает Сильвестр. Он еще не потерял интерес к разговору и все еще смотрит на собеседника. Даже странно, но ему, кажется… — Что у вас самый лучший шадди в Олларии. Ну, вот это уж вряд ли. А Ги уже освоился в его кабинете, сидит, небрежно откинувшись на спинку кресла, такого высокого и широкого, что щуплый Ариго может в нем утонуть. Сильвестр смотрит, как Ги пьет его шадди: жадно вдыхая запах и щурясь от удовольствия. Уж слишком он живой для политика и дипломата. Хороший притворщик и талантливый интриган, да и то сомнительно. Он даже не понимает, что Сильвестру достаточно уже того, что Ги Ариго сейчас, после Совета меча, здесь. Отказ Ги ничего не меняет в его продуманной схеме, и, конечно же, нисколько его не удивляет. А вот что удивляет кардинала, так это то, что ему, похоже, действительно жаль.