Цикл: «Традиции и обычаи употребления шадди в Золотых землях»

Размер: драббл, 761 слово Пейринг/Персонажи: Робер Эпинэ/Альдо Ракан Категория: преслэш Жанр: романс, повседневность Рейтинг: G Горький, бодрящий запах заполняет комнату еще до того, как он открывает глаза. Должно быть, ему это снится: солнце, шадди, судя по запаху, отменный, проснись, Робер, ты в Агарисе, а твоя комната может пахнуть разве что вареной морковкой, ну может, еще немного — спаржей и горохом. Робер вздрагивает и просыпается. Шадди пахнет одуряюще, комнату уже залило жарким ослепительным светом, на его стуле сидит Альдо и щурится на солнце, как кот. Он видит и источник запаха: две чашки на глиняном подносе. Робер стонет и закрывает глаза. — Я что, так много выпил вчера? — Изрядно. Но я был лучшего мнения о твоей стойкости. Спать почти до полудня — по-моему, это хамство, так ведь можно проспать лучшие годы! Лучшие годы Робера Эпинэ остались в Талиге, в фамильном имении, в заснеженной Торке. Но вряд ли таким воспоминаниям здесь время и место. — То есть ты настаиваешь на том, что ты мне не снишься? — Решительно настаиваю. Нет, я не против, если ты хочешь видеть меня во сне, но у меня тут шадди, и он вот-вот остынет. К тому же, я и наяву хорош. Робер потягивается всем телом, одеяло неумолимо уползает, он подхватывает беглеца, а Альдо между тем бессердечно смеется над его попытками сохранить видимость хороших манер. Кто его вообще сюда впустил? Но вслух Робер спрашивает совсем другое. — Откуда шадди? Да еще и отличный шадди! Эсперадор победил морисских язычников, и в честь победы во всех тавернах угощают трофейным морисским орехом? — Было бы неплохо, но нет. Этот шадди мне пришлось заработать честным трудом. Внутри что-то щелкает, как чуткий механизм, предупреждающий об опасности, и радость от хорошего дня гаснет. Неужели Альдо все-таки взял гоганское золото? Вчера он так решительно отказался даже от «бескорыстных даров», заявил, что ему нужно подумать… Ну, может быть, он уже подумал. — Не смотри на меня так. Я сказал — «честным трудом», я никого не грабил. Подвернулся какой-то вопящий торговец, пришлось отогнать от него пару разбойников, кстати, исключительно бескорыстно — а там уж он заплатил мне за то, чтобы я сопроводил его до бакалейных складов на окраине города. Еще и шадди отсыпал. Не смотри на меня так, говорю же. Да, нужно поработать над моим гардеробом, да и брать деньги в моем положении не солидно, а с другой стороны — шадди не пахнет. То есть пахнет, конечно же. — Отлично пахнет, — повторяет Робер. День снова окрашивается цветом, запахом и вкусом, особенно когда он представляет себе, как Альдо со шпагой наголо охраняет заезжего купца. Но мысль, поднявшаяся со дна памяти, не хочет оставлять его, бьется в голове, как противная скользкая рыба. — Альдо, — серьезно спрашивает он. — Ты думал о… вчерашнем? — Думал, — неохотно говорит он, и его лицо из солнечного становится сумрачным. — Думал. Все это звучит, конечно, так сладко, даже слишком… Но сначала мне нужно посоветоваться. С тобой. — Со мной? — Ну да. А с кем же еще? Сам понимаешь, все эти истории с Талигом и Талигоей… я и Талиг-то не видел никогда. А Талигойю, насколько я знаю, не видел вообще никто из ныне живущих. Ты единственный, кто участвовал в противостоянии с Олларами, сражался за наше дело и вообще… — Альдо вдруг смущается и замолкает на этом «вообще». — Что ты думаешь? — Я… — Робер начинает собирать мысли воедино, но тут Альдо вспархивает со стула, легкий, быстрый, как диковинная птица, и садится на постель рядом с Робером. — Нет, — он качает головой. — Не тот вопрос. Не нужно говорить, что ты думаешь, а то мы до вечера просидим. Ты хочешь вернуться? Хочешь снова драться за корону против Олларов, Алвы и прочих? Хочешь ли ты этого, Робер? Робер ищет и не находит нужных слов. Альдо так близко, сидит, дышит, смотрит в упор, и это не способствует плавному течению мыслей, зато их странная близость будто ломает плотину в его памяти. За три месяца до начала их праведного восстания он был счастлив. Они все были счастливы — вся его семья, братья и отец, полные надежд на лучшее будущее. Они принимали в Эпинэ марикьярскую невесту, звучала музыка, повсюду стояли свежие цветы, и вот так же пахло шадди — только тот шадди был не чета местному. Марикьярка танцевала, как танцуют только красавицы из сказок, и казалось, сказка будет длиться вечно. Но продлилась лишь два месяца. И еще два месяца длилось их падение в бездну. Теперь у него не осталось ничего — ни друзей, ни семьи, ни будущего. Он только-только научился дышать, оттолкнулся от дна, и за это, возможно, ему стоит благодарить того, кто сейчас сидит рядом — Альдо с его бесшабашной, веселой, солнечной улыбкой тащил его наверх столько лет, а теперь вместе с ним как будто всплывала Талигойя — мрачное чудовище из далекого прошлого. Сколько ей понадобится, чтобы утопить их вновь? Альдо вглядывается в его лицо. — Я так и знал, — говорит он. И кажется — Робер хочет, но боится в это верить — Альдо нисколько не разочарован.