Последняя надежда человечества

Драко лежал на нарах, отвернувшись лицом к стене, стараясь не принюхиваться к вони, исходившей то ли от полного ведра в углу камеры, то ли от его собственного, давно немытого тела. Он находился в карцере уже вторую неделю. Благодаря лечебным мазям шрам от кесарева сечения уже почти не беспокоил его, превратившись в нитевидный, еле заметный след, пересекавший низ живота. Иначе обстояло с душевной болью, порой терзавшей его столь сильно, что он беззвучно выл в тонкий вонючий матрас. Сын! Их с Асторией долгожданный ребенок был десять дней назад передан в приемную семью. Инспектор Уинслоу лично сообщил об этом Драко, а затем не преминул напомнить, что в начале следующего месяца, после того как пленника отмоют и приведут в человеческий вид, собирается провести новую Церемонию оплодотворения. Малфою понадобились все его душевные силы, чтобы не плюнуть в лицо мерзавцу. Его останавливала лишь перспектива сексуального насилия, неизбежно последовавшая бы за подобным оскорблением. Вспоминая, что сотворили с Роном Брикс и его подручные, он от ужаса покрывался липким холодным потом. Для него это было куда страшнее пыток и хуже смерти. Драко понимал, что элементарно не выдержал бы изнасилования, лишившись рассудка. Возможно, именно поэтому стоически переносивший все издевательства Уизли теперь выглядел в его глазах чуть ли не героем. Еще со школы он привык считать Рона натуральным придурком и слабаком, а тот на поверку оказался настоящим героем, не свихнувшимся под ударами жестокой судьбы. Несмотря на то, что до самых родов Драко удавалось держаться довольно мужественно, сейчас, в одиночке, практически без пищи – не считать же таковой кусок серого подмоченного хлеба раз в сутки! – он ощущал, как с каждым днем все глубже проваливается в бездну отчаяния. А тут еще эти проклятые охранники, ежедневно напоминавшие пленнику о том, что до Церемонии осталось четырнадцать... тринадцать... двенадцать... дней. Лежа без сна на своей вонючей подстилке, Драко представлял, как Уинслоу станет раздевать его, и с трудом сдерживал рвотные позывы. Он прекрасно осознавал, что его не просто так отправили в карцер и почти не кормили. Уинслоу был здравомыслящим и прагматичным человеком и не собирался убивать способного забеременеть после единственного полового акта волшебника. Однако он великолепно понимал, что совокупление – еще не залог успеха. Без желания самого Драко ничего путного не получилось бы. И именно поэтому его пытались заставить во что бы то ни стало захотеть выбраться из карцера. А цена за весьма сомнительную свободу была только одна: забеременеть от Уинслоу. В противном случае он так и остался бы гнить здесь или еще хуже – попал бы в лапы Брикса. Чем больше Драко думал об этом, тем яснее осознавал: у него нет никакого выхода. Или практически добровольный секс с Уинслоу и девять месяцев относительного покоя, или – Брикс и его подручные. От всего этого Драко чувствовал, что медленно и неотвратимо сходит с ума. Порой его мучили галлюцинации – к нему приходила Астория и упрекала за то, что не сумел сохранить их сына. От окончательного безумия Драко спасали мысли о новорожденном сыне, которого ему даже не дали подержать на руках, и, как ни странно, о Роне. Драко вспоминал их долгие разговоры – в лагерной столовой, в карцере и в блоке «красных комбинезонов», где Уизли так и не успел обжиться – и его сердце наполнялось теплом и надеждой. «Не хватало тебе еще втюриться в Уизела, – издевался он сам над собой за неимением иных собеседников, – и тем самым предать память Астории!» «Астория мертва, а я – нет! – отбивался Драко от своего внутреннего я. – Если бы мне нравилась другая женщина, это можно было бы с натяжкой назвать предательством. Но Рон – ни разу не женщина. И да, он мне нравится!» «Да ты свихнулся, дружок! – не унимался внутренний голос, очевидно, решивший довести Драко до белого каления. – Чему там нравиться? Рыжий. Долговязый. Не отягощенный интеллектом. Да к тому же – прости за грубость и прямоту – в лагере, наверное, нет ни одного охранника, который не поимел бы твоего драгоценного Уизли в задницу!» «Это делает охранников мерзкими насильниками, но никак не превращает Рона в шлюху! – огрызался Драко. – От нас тут ничего не зависит. Я и сам того гляди попаду в такой же переплет. Рон сильный и мужественный человек. А еще он – мой друг! И я буду счастлив, если он не отвергнет мою дружбу, когда мы выберемся из этого ада!» Внутренний голос замолчал, и Драко, довольный этой маленькой победой, повернулся на бок, устраиваясь поудобнее на тонком жестком матрасе. В этот момент тусклая лампочка в самом конце коридора неожиданно погасла, а где-то над головой раздался оглушительный рев какого-то явно волшебного существа. *** Закончив ежедневную тренировку на беговой дорожке, Рон выпил воды, принял душ и, переодевшись во все чистое, опустился на койку, сжимая руками гудевшую от мыслей голову. В последние недели он практически перестал смотреть телевизор. Глупый маггловский ящик все сильнее и сильнее раздражал однообразием восторженных телешоу, поющих дифирамбы военному режиму, и старых комедий. Читать журналы по квиддичу, подкинутые Гермионой, вероятно, в насмешку, тоже не хотелось. Квиддич остался в той, прошлой, жизни, воспоминания о которой причиняли боль. Для Рона он ассоциировался с кружкой пива в компании друзей, но прежде всего – со свободой. Теперь свобода ограничивалась ночной часовой прогулкой под дулом автомата, а лучший друг превратился в такого же узника, как и сам Рон. О том, что здесь, в медблоке, уже второй месяц содержится Гарри, недавно сболтнул один из охранников, похоже, имевший на Поттера какие-то далеко идущие планы. От него же Рон узнал, что Драко разрешился от бремени мальчиком на две недели раньше срока и что его сына уже забрали в приемную семью, а самого Малфоя поместили в карцер. Именно после этого известия на Рона накатила чудовищная депрессия. Драко пару раз упоминал при нем о каком-то плане, призванном помешать их мучителям отнять у него ребенка. Значит, план провалился. Видимо, Малфой все же попытался осуществить его – иначе за что он угодил в карцер? – но не сумел довести дело до конца. Рон представлял себе Драко – чистюлю и эстета – в грязной вонючей камере с отхожим ведром, которое охрана периодически «забывала» выносить, и скрипел зубами от ненависти к окружавшим их военным. От постоянных переживаний за Малфоя его самочувствие, несмотря на диету, прогулки и тренировки на тренажере, ухудшилось настолько, что целитель Блейн поставил ему капельницу с укрепляющим раствором и был вынужден на несколько дней запретить прогулки. – Что ты себе надумал, тридцать пятый? – недовольно поинтересовался он, закрепляя капельницу на штативе. – Показатели плода в полтора раза ниже нормы. Ты что, уморить его решил? Ты помнишь, чей это ребенок?! И что с тобой сделают, если он родится нежизнеспособным? – И что же такого со мной сделают, Блейн? – криво усмехнулся Рон, намеренно избегая называть целителем волшебника, сотрудничавшего с нелюдями. – Изнасилуют? Ну так это я уже проходил. Вдвоем, втроем и даже вчетвером. Стараниями Брикса и его помощников в меня, по-моему, свободно можно запихать биту для квиддича. Приложат элекрическим током? Было. Пробовал. Больно, но не страшнее Круцио. Отрежут еще палец? Выколют глаз? Ампутируют член, который, по словам вашего босса, мне больше вообще не пригодится?! – он выдернул из сгиба локтя иглу, приподнялся на койке и плюнул в лицо Блейну. – Когда я выйду отсюда – а я обязательно отсюда выйду! – я прикончу тебя, Блейн. Задушу собственными руками. Без магии. И получу при этом массу удовольствия! – Глупый мальчишка, – процедил колдомедик, утираясь рукавом и нажимая кнопку вызова. Через полминуты Рона уже намертво прикрутили к койке. – Если понадобится помощь, док, мы неподалеку, – козырнул солдат и, презрительно глядя на Рона, добавил: – Мы уж думали, что эта рыжая подстилка присмирела, а он опять за старое! Ладно, тридцать пятый, у тебя в запасе осталось еще несколько спокойных месяцев. Пользуйся тем, что тебя запрещено наказывать. Пока. Но после того как док вынет из твоего брюха младенчика... М-м-м, – он демонстративно пару раз упер язык в щеку, имитируя минет. – Майор Брикс на очень хорошем счету у начальства. Уверен, он сумеет убедить инспектора отдать тебя нам всего на недельку, перед тем как ты снова будешь готов к Церемонии. Обещаю выебать тебя так, как и не снилось Уинслоу! – Доволен? – Блейн с силой загнал иглу от капельницы в вену Рона, и тот зашипел от боли. – Ты еще не знаешь, что такое настоящий ад, герой магической Британии! Интересно, как ты запоешь, если тебе в самом деле ампутируют член?! – Мертвому смерть не страшна, Блейн, – безжизненным голосом ответил Рон, отворачивая от целителя голову. – Странно, что вы до сих пор этого не поняли! *** Блейн оказался гораздо мстительнее, чем предполагал Рон. Если в дневное время он пользовался относительной свободой передвижения в пределах палаты, оснащенной душем и туалетом, то после обязательной прогулки, непосредственно перед тем, как целитель ставил ему капельницу с Укрепляющим, Уизли опять привязали к кровати, а значит, ему снова предстояла почти бессонная ночь, наполненная дискомфортом, болью в затекшем теле и изжогой. Правда, в этот раз Блейн и сам выглядел не лучшим образом, точно до того, как прийти в палату Рона, был занят каким-то важным и невероятно выматывающим делом. Не удостоив Рона ни единым словом, он воткнул иглу-бабочку в вену, приклеил ее к сгибу локтя пластырем, подкрутил колесико, чтобы капли падали не слишком быстро, и вышел. Тишина давила на уши, и Рон от всего сердца жалел, что не может мысленно связаться с Драко и Гарри. Как было бы замечательно, если бы они могли общаться хотя бы ментально! Рон дорого отдал бы за любую весточку от друзей. «Странно, – размышлял он, – я вот так запросто начал причислять Малфоя к своим друзьям! Вот уж действительно – чудо из чудес! А впрочем, именно Малфой помог мне не сломаться в первые месяцы пребывания здесь. Именно он развязал удавку у меня на шее... Да и сейчас мне остро не хватает разговоров с ним. Никогда не думал, что буду так жутко скучать по Драко!» Дверь тихо отворилась, в палату вошел человек, видеть которого Рону хотелось меньше всего на свете. – Спешу обрадовать тебя, – произнес ненавистный голос инспектора Уинслоу, – у твоего лучшего друга Гарри час назад родилась дочь. Он, правда, к сожалению, предпринял попытку убить и себя, и ребенка, за что непременно будет наказан, но, так или иначе, нам удалось спасти обоих. – Я просто не верю, что ты делаешь это с нами! – Рон презрительно посмотрел на свою бывшую жену под Оборотным зельем. – Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что ты станешь вот такой, я бы рассмеялся ему в лицо. – А вы считали, что только вам, мужчинам, позволено использовать нас?! – холодно усмехнулась Гермиона. – Нет, дорогой мой Ронни! Раз по вашей вине мы лишились способности рожать, то теперь эта почетная миссия перешла к вам. Я, знаешь ли, всегда мечтала о большой семье. Убеждена, мы с Чарльзом вполне можем позволить себе шестерых детей. По двое от каждого из вас. Рыжий, блондин и брюнет! Вы все обладаете замечательным генетическим материалом, а кроме того, не обделены магией. Ты, разумеется, менее талантлив, чем Поттер или Малфой, но… что есть, то есть... В этот момент снаружи раздался ужасающий рев. Рон несколько раз бывал в заповеднике, которым руководил его старший брат, и совершенно безошибочно узнал в этом реве, звучавшем для него как музыка, рык норвежского горбатого дракона. – Откуда тут взялся дракон?! – едва ли не взвизгнул Уинслоу. – А ты напряги извилины, Герми! – с издевкой произнес Рон. – Ты ведь такая умная, вот и скажи, как тут появился норвежский горбатый? Впрочем, я более чем уверен, что здесь не обошлось без нашего бывшего профессора зельеварения. Ты же не думала, что он оставит своего Гарри тебе на растерзание? Полагаю, что он прибыл не один. С ним наверняка Чарли со своими ребятами и Роббинс с отрядом авроров. Тебе и твоему предприятию конец, Грейнджер! В худшем случае ты сдохнешь, а в лучшем – сгниешь в Азкабане. Может, Шеклболт из жалости позволит тебе и твоему любовнику Грегстону делить одну камеру на двоих... – Нет, Рон, – на грани слышимости прошептала Гермиона, – если кто из нас и сдохнет, так это ты. Прямо сейчас. Авада Кедавра! *** Яркая лампа-прожектор над головой Поттера мигнула и погасла, а в следующий миг до них донесся наводящий ужас рык чудовищного зверя. – Ч-ч-что это? – пролепетал побледневший как смерть Блейн. – Что это такое?! – Дракон! Вам никогда не приходилось слышать его рычание? – с наигранным безразличием пожал плечами Гарри. Он выглядел спокойным, но в его душе это жуткое рычание, от которого кровь стыла в жилах, разбудило практически умершую надежду на спасение. – Что вы так побледнели, Блейн? Ведь совсем недавно вы лично угрожали мне пытками и изнасилованием... Или вашей храбрости хватает лишь на то, чтобы издеваться над лишенными магии, да к тому же связанными заключенными?! – Мерлин всемогущий! – не слушая Гарри, Блейн ринулся вон из комнаты, по пути опрокинув придвинутый к койке столик с инструментами. – Неужели ты все-таки нашел меня?! – прошептал Гарри, и на его бескровных губах появилась торжествующая улыбка.