Нас, вместе пригвожденных на кресте, Так молит одиночество остаться. Ему солгав, исчезнем мы навек, И больше смерть над душами не властна. И прозвучали тайные слова, И наша начинается война. Тем поцелуем, что ты даришь мне, отравленным, Я убиваю одиночество своё. Спасло от гибели меня и от отчаянья Твоих объятий ласковых тепло. С твоею помощью я убиваю одиночество, Мне сердце, превратившее в могилу, От горя словно лёд оно застыло. Я убиваю одиночество своё… поэтический перевод «Killling Loneliness» гр. HIM
За прошедшие сутки Белле так и не удалось поговорить с Эдвардом. Она почти не пересекалась с ним. Львиная доля времени уходила на подготовку к вечеринке. Ей хотелось, чтобы всё прошло идеально, пусть особо и не для кого было стараться. Уж точно не для тех шалав, о которых упоминал Каллен. В глубине души Белла надеялась, что Эдвард всё равно заметит плоды её усилий, даже если вслух и не похвалит. Добрую половину дня Белла потратила на поиски подходящего платья. Почему-то она заранее решила, что оно должно быть красным. Красным, но при этом элегантным. Таким, чтобы не чувствовать себя серой мышью на фоне пёстрой стайки «фанаток», но и не уподобляться им с их кричащей пошлостью. Подходящего красного платья Белла не нашла, но зато с первого взгляда влюбилась в платье цвета бургунди. Чуть ниже колен, с запа́хом, широким поясом и соблазнительным вырезом декольте, оно село идеально по фигуре, выгодно подчёркивая каждый изгиб. Платье стоило чёртову кучу денег, но сейчас, когда все мысли были заняты Эдвардом, это не имело никакого значения. Ещё какое-то время ушло на поиски «правильного» белья в тон к платью и чёрных чулок с подтяжками. Невероятно легкомысленно и сексуально — как раз то, что надо. В день «Х» Белла два часа проторчала в ванной. Вытираясь полотенцем, она придирчиво осматривала каждый сантиметр своего тела, находила предательский лишний волосок и снова дрожащей от волнения рукой хваталась за бритвенный станок. И так раз за разом. Кровь бешено пульсировала в висках в такт сердцебиению всё то время, пока Белла наносила макияж, стирала его и наносила заново. Ей приходилось бороться с тошнотой всё то время, пока она укладывала длинные густые волосы. Она едва не порвала новые чулки, пока надевала их, что вызывало поток нелепых слёз, из-за которых ей пришлось по новой — уже в шестой раз! — делать макияж. Но всё равно Белла чувствовала себя счастливой. Это было ни с чем не сравнимое радостное предвкушение мечты, которая вот-вот сбудется. Желание покорить и сразить наповал того единственного, кто, по её мнению, этого заслуживал. Мстительное стремление утереть нос каждой девице, что вздумает сегодня залезть в штаны к Его Инфернальному Величеству. Белла надеялась, что окажется не единственной нормальной девушкой на сегодняшней вечеринке, рассчитывая на жену Эрика, Лорен, с которой ещё не была знакома. Но тот явился в гордом одиночестве, сославшись на то, что их двухгодовалый сын внезапно приболел. — Очередная тухлая отмазка, — без обиняков заявил Эдвард, встречая Эрика в коридоре. — Твоя благоверная всегда считала нашу компанию недостойным сборищем. Надеюсь, тебе не велели, как послушному сыночку, явиться домой не позже одиннадцати? Сегодня ты наш ди-джей, а ди-джей обязан оставаться у музыкального руля до последнего гостя, способного держаться на ногах. — Да пошла она. Сука, — зло выплюнул Эрик. Даже Белле стало ясно, что Каллен наступил ему на больную мозоль. — За это стоит выпить, — Эдвард довольно улыбнулся, а Эммет с готовностью протянул Эрику початую бутылку виски «Macallan». — Предупреждаю сразу: сегодня я ставлю только те песни, которые нравятся мне. Никакие возражения не принимаются. Как никак я звукарь в этой чёртовой группе! — сделав три огромных глотка прямо из бутылки, заявил Эрик. Белле показалось, что тот сейчас гордо стукнет кулаком себя в грудь, но, слава богу, обошлось. Он ещё не был настолько пьян. Все присутствующие бурно выказали своё согласие и, подняв парня на руки, словно героя сражения, потащили его в гостиную, громко смеясь и улюлюкая. Несмотря на присутствие расфуфыренных девиц максимально лёгкого поведения, Белла чувствовала себя комфортно. Кругом царило оживлённое веселье, парни то и дело благодарили её, будто она была хозяйкой этого дома, что льстило ей и доставляло огромное удовольствие. Даже косые взгляды девиц не могли подпортить ей прекрасное настроение. Сет сидел почти напротив между двумя девушками: высокой блондинкой с пышными формами и миниатюрной брюнеткой. Весь вечер оказывал им недвусмысленные знаки внимания, но Белла не испытывала ни ревности, ни каких-либо других неприятных чувств. Напротив, она убедилась в том, что их, так называемый, разрыв действительно мало что для него значил. Это помогло Белле окончательно расслабиться и с чистой совестью сосредоточиться на Эдварде. Тот сидел рядом. Много курил, пил мало и совсем ничего не ел. Его рука беспрепятственно путешествовала по её спине, задерживаясь то на талии, то на обнажённом плече. Казалось, он просто не может не касаться Беллы. При мысли об этом она невольно вспомнила видео с «Грэмми», на котором Каллен точно так же вёл себя с Таней. С одной стороны, это вызывало в Белле приступ ревности. Но с другой, вселяло надежду, что и к ней у него есть настоящие чувства, пусть даже не такие сильные, как в своё время к Тане. — Выглядишь на твёрдый стояк, — прошептал ей на ухо Эдвард, как только они сели за стол. — Ты мастер сомнительных комплиментов, — с усмешкой заметила Белла, положив ладонь ему на колено. — Предпочитаешь банальное «Ты выглядишь восхитительно»? — вопросительно изогнул бровь Каллен. — Не люблю банальности. Тем более что насчёт стояка я ни капли не преувеличил. Надеюсь, сегодня ты не скажешь, что мой стояк это только моя проблема? — Эдвард накрыл рукой ладонь Беллы, провёл ею вверх по своей ноге и остановился в опасной близости от паха. — Нет, не скажу, — многозначительно улыбнулась она. Белла старалась казаться взрослой, уверенной в себе женщиной, но всё равно покраснела на этих словах так, что вспыхнули даже уши. К счастью, хотя бы они были скрыты от глаз Каллена за волосами. — Помнишь, как только мы познакомились, я посоветовал тебе перестать каждый раз краснеть? — спросил Эдвард. Белла кивнула. Она помнил тот их разговор у открытого окна вплоть до мелочей, до каждого сказанного им слова. Помнила выражение его глаз: они смотрели на неё с изучающим любопытством и лёгким чувством превосходства. Наверное, именно тогда она влипла по самые уши, но даже не заметила этого. — Забудь и не вспоминай! Помнишь, я сказал, что это мило? Тоже забудь! Это ни черта не мило. Это охренеть как сексуально. Эдвард замолчал и обнял её за талию. Пробежался пальцами вдоль рёбер, задержавшись на потайной молнии платья. Белла улыбнулась в ответ и на секунду прислонилась щекой к его плечу. Спорить с ним она не собиралась, хоть и не была уверена в том, что Каллен прав. Особенно сейчас, когда цвет её лица слишком уж очевидно гармонировал с цветом платья. Уже через час стол отодвинули к стене, и весь оставшийся вечер каждый из гостей то и дело совершал на него небольшие набеги. Однако по мере всеобщего опьянения, набеги становились всё реже и короче. В какой-то момент Белла стала всерьёз опасаться за судьбу ёлки, которая наполняла комнату праздничной атмосферой и, переливаясь разноцветными огнями, выполняла роль светомузыки. Эрик уселся на пол возле ёлки, прихватив с собой ноутбук, и клятвенно заверил, что ни одна «пьяная сволочь» даже близко к ней не подойдёт. Белла хмыкнула, покосившись на полупустую бутылку виски в его руке, но вслух высказывать свои сомнения не стала. Вскоре же она и вовсе успокоилась: Эрик настолько увлёкся обязанностями ди-джея, что напрочь забыл о выпивке. Далеко не все песни, которые он включал, воспринимались одинаково благосклонно. Однако на возмущённые крики и грубое требование выключить «это дерьмо» Эрик только широко улыбался, показывал средний палец и делал звук громче. Ещё в начале вечера Сет рассказал о том, как круто Эдвард поёт «Jingle bells». — Словно грёбаный Санта, восставший из ада. Клянусь! Вы должны это услышать! Каллен немного поломался, но всё же уступил просьбам повторить свою недавнюю импровизацию. Какая-то рыжеволосая девица нахлобучила на него идиотский рождественский колпак, и Белла едва справилась с желанием вцепиться ногтями в запястья этой нахалке. Ей казалось, что та улыбается Эдварду слишком двусмысленно, наклоняется к нему чересчур низко и непозволительно долго поправляет чёртов колпак на его голове. Каллен исполнил «Jingle bells» на самых низких нотах, водя в воздухе рукой в такт мелодии. От его хриплого голоса по коже Беллы бежали мурашки, а в животе закручивался уже знакомый узел желания. Слова «женщины любят ушами» вдруг приобрели для неё новый смысл: ничего эротичнее, чем голос Эдварда, ей слышать не доводилось. Только когда тот замолчал под общий смех и бурные аплодисменты, Белла поймала себя на том, что всё это время безотчётно теребила в руках подол платья. Под шумок Джаспер сунул Каллену гитару и попросил его спеть «About a girl» Nirvana. На этот раз Эдвард не стал ломаться. Пару минут он перебирал струны, подбирая нужную мелодию, а затем с видимым удовольствием исполнил песню Курта Кобейна. Когда же Эммет предложил ему спеть «Wasting love» Iron Maiden, тот протестующе замахал руками. — Я ещё слишком трезв для этого. Попробуй попросить через несколько часов. Если, конечно, к тому времени всё ещё будешь в состоянии изъясняться членораздельно, — рассмеялся Каллен, возвращая гитару Джасперу. Дождавшись, когда все снова отвлекутся на выпивку, Белла стянула с Эдварда рождественский колпак, который всё это время не давал ей покоя. Вышло грубо, с намёком на злость. — Что это только что было? Надеюсь, не глупый приступ ревности на пустом месте? — голос Каллена звучал тихо и спокойно, но глаза сузились и зелень в них потемнела, словно на весенний луг, залитый солнцем, набежала грозовая туча. Чёрт! Теперь Эдвард решит, что она ревнивая истеричка. Это явно не прибавит ей очков. — Конечно нет, — как можно равнодушнее пожала плечами Белла, поправляя его растрёпанные волосы. — Просто ты выглядишь в нём как клоун. — Супер. Потому что я не перевариваю подобные закидоны, — Эдвард улыбнулся, но его взгляд ещё какое-то время оставался мрачным и задумчивым. Было видно, что он не поверил ей ни на секунду. Ближе к полуночи Майк жестом фокусника достал из кармана пакетик с белым порошком и умело сделал несколько дорожек на журнальном столике. Эдвард подошёл, макнул мизинец в порошок, нарушив идеальную белую полоску, и сунул его в рот, чтобы убедиться, что это кокаин, а не героин. Больше на происходящее он никак не отреагировал, позволяя друзьям веселиться так, как они считают нужным. Всем, кроме Сета. Тому он жестом дал понять, что следит за ним в оба. Сет закатил глаза и демонстративно отвернулся к сидящей рядом с ним брюнетке. Видимо, часть кокаина перепала и Эрику, потому что в какой-то момент ему пришла в голову «гениальная» мысль включить рок-н-ролл шестидесятых. Однако, к удивлению Беллы, все поддержали его одобрительными криками. Кто-то дёрнул её за руку, стаскивая с дивана. Только оказавшись на ногах, она поняла, что это Джаспер. — Давай, детка, покажи, на что ты способна, — заплетающимся языком прокричал он, а затем прижался губами к её уху и многозначительно добавил: — Его Чёртово Величество смотрит на тебя. Пусть он охуеет от восторга. Повернув голову в сторону Эдварда, Белла убедилась в правоте Джаспера. Каллен не сводил с неё глаз, плотоядно улыбаясь и потирая пальцами подбородок. Это подстегнуло её, вернуло недавнее желание свести его с ума, чтобы он и думать забыл о других женщинах. Они с Джаспером отплясывали как сумасшедшие. Никогда прежде Белла не танцевала твист, но изо всех сил старалась копировать движения Джаса — получалось неплохо. Во всяком случае, ей хотелось в это верить. Она чувствовала на себе взгляд Эдварда. Он прожигал её насквозь, заставлял кровь кипеть в жилах, отдаваться танцу — страстно, без остатка. Когда музыка наконец смолкла, Джаспер быстро поцеловал её в щёку и, показав большой палец в знак одобрения, ретировался. Белла запыхалась. Ноги дрожали от напряжения. Волосы растрепались, а платье перекрутилось, так что одна грудь почти вывалилась из выреза декольте. Вряд ли в таком виде она могла показаться Эдварду соблазнительной. Белла поспешила скрыться в ванной, чтобы привести себя в порядок. Поправила платье, намочила ладони в холодной воде и прижала их к раскрасневшимся щекам. Расчёсывая волосы, она поняла, что те насквозь пропахли сигаретным дымом. На полочке очень кстати стояли духи, подаренные ей Сетом на Рождество. Они показались Белле слишком сладкими, но сейчас это было как раз то, что нужно. Уж лучше пахнуть целой оранжереей, чем пепельницей. Она дважды брызнула духами на волосы и один раз на шею. Придирчиво осмотрела себя в зеркале и осталась довольна. Белла входила в гостиную, когда Эрик включил «The moment of our love» Negative. — Я пытался убить боль, Но она не отпускает меня… Трудно от неё избавиться. Я снова тебя чувствую, Ты со мной… Любовь — это слово, Которому ты дала имя… — зазвучал приятный хрипловатый голос Йонне Аарона, и Белла поймала себя на мысли, насколько же ей всё-таки нравятся финские рок-группы. — Теперь моя очередь танцевать с тобой, — Эдвард, которого она безуспешно пыталась отыскать взглядом в толпившихся посреди гостиной парочках, вырос перед ней будто из-под земли. Одна его рука перехватила руку Беллы, а другая по-хозяйски легла на талию. — Правда, я не умею. Но ведь главное не техника, а чёртов порыв души. Он прижал её к себе и стал медленно раскачиваться из стороны в сторону. — Мне кажется, под эту музыку нужно двигаться быстрее, — глядя на него снизу-вверх, с улыбкой заметила Белла. — Я же сказал, что не умею. Но, если ты хочешь… Эдвард наклонился вперёд, заставляя Беллу прогнуть спину. Она охнула от неожиданности и ухватилась за его шею. Впилась ногтями в кожу. Встретилась с ним взглядом. В обрамлении чёрного карандаша зелень его глаз казалась ещё ярче и выразительнее. Глубже Марианской впадины. В ней можно было утонуть. Заблудиться, словно в диких джунглях, и уже никогда не вернуться назад. Эдвард дёрнул Беллу на себя, развернул и прижал спиной к своей груди. Теперь он двигался быстрее, без стеснения блуждая ладонями по изгибам её тела. Их бёдра плавно вращались и покачивались в такт музыке. — Так лучше? — прошептал он. — Так идеально. Белла почувствовала, как возбуждённый член Эдварда упирается ей в поясницу. От этого открытия захватило дух. Разорвало в клочья остатки смущения. Дразня, она прижалась к нему ещё плотнее и потёрлась о его пах. Каллен издал короткий стон. Он повернулся и вместе с Беллой медленно двинулся в сторону выхода, продолжая танцевать. — Просто позволь мне любить тебя, И я буду учиться любить тебя правильно. Я жил только ради этого момента, Этого момента нашей любви С тобой… — тихо пропел Эдвард вместе с Йонне, касаясь губами макушки Беллы. Романтичная песня Negative сменилась какой-то дикой композицией Black Sabbath, но это не имело значения. Они были уже в коридоре. Каллен развернул её к себе лицом, подхватил под ягодицы и поднял на руки. Она обвила его ногами. Её пальцы запутались в его непослушных волосах. Их взгляды сплелись. Схлестнулись в молчаливой сексуальной борьбе, в которой не могло быть ни победителей, ни проигравших. Губы Беллы первыми нашли его губы — тёплые, чуть обветренные. Эдвард ввалился в её спальню, пнув дверь ногой. Прижал Беллу к той же стене, что и два дня назад. И только после этого углубил их поцелуй. Его язык ворвался ей в рот. Жадно и напористо. Дыхание перехватило. Жар внизу живота превратился в сладкую, тянущую боль. Эдвард поставил Беллу на пол. Его ладони с нажимом скользнули по её бёдрам, задирая платье. — Ты так долго держала меня в подвешенном состоянии, — прерывисто прошептал он ей в приоткрытые, пульсирующие после поцелуя губы. — Ослабь уже этот чёртов узел на моей шее. Он снова поцеловал её — грубо и больно, оттягивая зубами нижнюю губу. Белла окончательно потерялась в Эдварде. Всё в нём возбуждало её, как ничто и никогда прежде. Каждое его прикосновение, ладонь, проникшая в вырез платья и теперь ласкавшая грудь через кружева лифчика; его острые, жалящие поцелуи. Вкус его языка. Даже его учащённое, хриплое дыхание. Всё подталкивало её к краю. Она чувствовала себя неумелым канатоходцем, балансирующим на грани. Одно неловкое движение — и сорвётся, полетит вниз. Но ей не было страшно. С Эдвардом — не было. Его пальцы резко оттянули в сторону её трусики, которые она так придирчиво выбирала, — послышался жалобный треск порванных ниток. Его пальцы скользнули внутрь, попутно лаская клитор, — Белле стало глубоко плевать на испорченное бельё. Она качнула бёдрами вперёд, застонала и, закрыв глаза, откинула голову назад. Рассеянный полумрак комнаты сменился кромешной темнотой. Эта темнота кричала басами рока, который доносился из гостиной. Эта темнота шептала шелестом её платья, которое оказалось на талии. Эта темнота отдавала металлическим звоном пряжки ремня на брюках Эдварда. Белла сжала в кулаках волосы Каллена, до боли закусила губу, но всё равно не смогла сдержать очередного стона. — Не так быстро, Белль. Его пальцы выскользнули из неё. Он снова подхватил Беллу под ягодицы, приподнял и опустил на член. Она всхлипнула и распахнула глаза. Обвила руками его плечи. Издав короткий, тихий вздох, Эдвард медленно вышел из неё и снова резко вошёл, заполняя собой. А потом ещё раз и ещё. Волна оргазма накрыла Беллу, сотрясая тело. Каллен ускорил темп. Она почувствовала себя пригвождённой к стене спальни, распятой и опалённой зноем его ласк. Белла попыталась двинуть бёдрами навстречу Эдварду, но поняла, что ничего не выйдет: она оказалась полностью в его власти, подчинена ему. Всё, на что Белла была способна, — просто наслаждаться каждым его движением, каждым толчком. Ощущением наполненности и единения. Так восхитительно и так правильно. Продолжая ритмично двигаться в ней, Каллен мягко коснулся губами её шеи и продолжил путь вверх, посасывая и покусывая кожу. Медленно, сводя с ума. Он поцеловал Беллу за ухом и втянул в рот мочку — дрожь удовольствия пробежала по телу и вырвалась на свободу коротким вскриком. Эдвард до боли сжал её ягодицы и сделал ещё несколько быстрых резких толчков. Его тело содрогнулось в оргазме, он протяжно застонал. Она ласково провела руками по его спине, обтянутой рубашкой — зелёной, в цвет глаз. Нежно поцеловала шею — туда, где неукротимо бился пульс, и едва удержалась от того, чтобы прошептать ненужное сейчас и поспешное «я люблю тебя». Каллен замер, не говоря ни слова. Его дыхание звучало прерывисто и хрипло. Он что-то невнятно пробормотал, вытащил член из Беллы и поставил её на ноги. Рывком натянул штаны и стремительно вышел из комнаты. Сбежал — по-другому это было не назвать. Сбежал, бросив её в одиночестве. Всё случилось так внезапно, что Белла, потеряв опору, безвольно соскользнула вдоль стены и неловко подвернула ногу. Боль в щиколотке рикошетом отозвалась в груди. Маленький уютный мирок, который Белла успела себе нарисовать, рухнул. Беспощадно и, кажется, безвозвратно. Она ещё не успела это осознать, а внутри неё уже что-то оборвалось. А чего ты ещё ждала, дурочка? Чего угодно, но не этого. Не этого. Потому что поверила Эдварду — не сразу и не с лёгкостью, от чего сейчас стало лишь больнее. Полёт оказался недолгим, а приземление жёстким. Убийственным. И теперь Белла лежала поломанной куклой на самом дне. На глубине всё той же грёбаной Марианской впадины. Использованная, униженная и выброшенная на помойку кукла. С губ Беллы сорвался нечленораздельный звук. Тихий и жалобный. Это не были рыдания, но уже что-то близкое к ним. Она закрыла лицо ладонями. Прижала их ко рту, запечатала, чтобы больше никакие слезливые звуки не смогли прорваться наружу. Марианская впадина… глаза… Эдвард… Чёртов сукин сын! Злость острозаточенными когтями расцарапала грудь, раздвинула рёбра и добралась до сердца. Ужалила. Не будь тряпкой, поднимайся! Сейчас же… немедленно! Белла проворно соскребла себя с пола, наспех собрала воедино и вышла из комнаты. Громко хлопнула дверью, однако этот зашифрованный крик яростного отчаяния слился с оглушительной музыкой. Снова что-то из Nirvana. Курт Кобейн надрывно призывал: «Эй, подожди! У меня есть ещё одна жалоба!..» Однако Белла не могла ждать. Она со всех ног бросилась в ванну. Открыла воду и едва успела склониться над раковиной, прежде чем её вывернуло наизнанку. Кажется, вместе с содержимым желудка Белла выблевала и злость, потому что от неё вдруг ничего не осталось. Только тупая боль между рёбер. Умывшись холодной водой, она опустила крышку унитаза и села. Невозможно медленно и устало. Лицо горело как при температуре. Тело колотило в ознобе, а кожа… Кожа всё ещё помнила его прикосновения. Его губы и руки. Там, где они касались её, кожа теперь зудела и горела, словно от ожога ядовитым пдющом. Белла посмотрела вниз, на коленки, которые нервно тряслись и подрагивали. Она изо всех сил прижала пятки к полу — колени перестали дрожать. В распахнутом подоле платья было видно уродливую стрелку на чулках от начала бедра до кружевной резинки. Это Эдвард зацепил своими кольцами. Беллу скрутил внезапный приступ необъяснимой паники. Твёрдым кулаком ударил в солнечное сплетение. Задыхаясь, она выбежала из ванной. Ей нужно было найти Каллена, поговорить с ним и убедиться, что всё действительно так, как кажется: он просто трахнул её, удовлетворил свою похоть, и больше она его не интересует. Как та брюнетка. Как десятки или даже сотни других до неё. Не стоит даже какой-нибудь пошлой, до ужаса банальной фразы, вроде «Это был хороший трах, детка». В голове возник резонный вопрос: почему тогда он не сделал этого раньше? Хотя бы два дня назад, в её спальне? Ответ тоже пришёл незамедлительно. С металлическим привкусом логики и ядовитой горечью. Потому что Его Добродетельному Величеству не пристало трахать девушек своих друзей. Вот и всё. Так просто. Белла остановилась на пороге гостиной и стала лихорадочно шарить по ней глазами в поисках Эдварда. Грудь высоко вздымалась, но воздуха по-прежнему не хватало. Гости продолжали веселиться, не замечая её, но Эдварда среди них видно не было. Прямо сейчас Эрик развлекал всех ещё одной финской рок-группой The Rasmus и их песней «No Fear». — Девочка, Ты жила своей жизнью, как спящий лебедь, Но пришло твоё время Идти дальше, — голос Лаури застиг Беллу врасплох. Она вздрогнула: на какое-то одно, безумное мгновение ей показалось, что он обращается именно к ней. Призывает оставить всё позади и двигаться вперёд. — Девочка, Твоё последнее путешествие только началось, Но судьба уже выбрала для тебя Жнеца… Убедившись, что Эдварда здесь нет, Белла развернулась и пошла в сторону музыкальной комнаты, попутно заглядывая во все спальни, но те были пусты. И лишь в одной из них при тусклом свете ночника Эммет и какая-то девица столь самозабвенно трахались, что даже не заметили маленького вторжения Беллы. — Никакого страха, Место назначения — тьма, — подгонял её в спину солист The Rasmus. Дверь в музыкальную комнату была закрыта, но там горел свет. Белла подергала за ручку — заперто. Каллен закрылся и отгородился от неё. Спрятался. Запертая дверь кричала безмолвными, но при этом красноречивыми словами: «Убирайся и оставь меня в покое!» Белла почувствовала себя маленьким одиноким зверьком, который никому не нужен. Даже собственной матери. Никакого страха. Место назначения — тьма… Вероятно, настало время собирать свой чемодан и прощаться. Вот так вот, через закрытую дверь, которая даже не пропускала ни единого звука. Белла отпустила дверную ручку и закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Никакого страха. Место назначения — тьма… — И не говори, что я тебя не предупреждал. Белла обернулась на голос, едва пробивавшийся через заключительные аккорды сингла The Rasmus. Совсем рядом с ней стоял Майк, но она не заметила, как он подошёл. — Дерьмово, конечно. Но я бы сильно удивился, если бы вышло иначе, — тот пожал плечами и растянул губы в сочувственной полупьяной улыбке. Что удивительно, выглядело это вполне искренне. — Пойдём на кухню, там потише. Тебе нужно что-нибудь выпить. — Да, кофе. Горячий и крепкий, — отчётливо клацая зубами, пробормотала Белла и пошла первой. Зайдя в кухню, она села за стол и уставилась на кофемашину гипнотизирующим взглядом, будто ожидая, что та сама возьмётся за дело. Но чуда, конечно, не случилось. Сегодня вообще был явно не день чудес. — Кофе не поможет, — тоном бывалого знатока заявил Майк, устраиваясь на стуле напротив неё. — Что тебе сейчас действительно не помешает, так это дорожка хорошего кокса. — Нет, — твёрдо отказалась Белла, зажав ладони между колен. — Да брось, это всего лишь кокаин. Только одна маленькая дорожка, чтобы взбодриться и прочистить голову. Белла отрицательно качнула головой. Если бы сейчас она сказала ещё хоть слово, то уж точно расплакалась бы. Слёзы быстро набухали в глазах и готовы были вот-вот перелиться через край. Плакать Белла не хотела. Только не при Майке. — Ну, как знаешь. Он встал и деловито загремел дверцами шкафчиков. — Выпей хотя бы. — Майк поставил на стол два пузатых бокала и щедро плеснул в них виски. Белла неуверенно передёрнула плечами. — Тебе это нужно. Без дураков. Тебя всю трясёт. Он был прав: и в том, что Беллу жестко колотило, словно её только что вытащили из ледяной воды; и в том, что немного спиртного могло ей помочь согреться и расслабиться. Она взяла бокал двумя руками, поднесла его ко рту — зубы стукнули о край — и сделала несколько больших глотков. Виски обжёг пищевод и желудок. Дыхание перехватило, и Белла закашлялась. Однако по венам почти мгновенно заструилось приятное тепло — то, что надо. Сейчас она впервые пила крепкий алкоголь, и в голове непривычно быстро зашумело. — Я ведь не зря тебя тогда предупреждал насчёт Эдварда. Теперь ты это понимаешь. Но уже вроде как поздно. — Майк отхлебнул виски и задумчиво пожал плечами. Белла согласно кивнула, сделала ещё один обжигающий нутро глоток и прижала бокал к губам. — Жаль прощаться с тобой так скоро. И в туре без тебя будет уже не так весело. Гномики привыкли к своей Белоснежке, — он улыбнулся, но тут же стёр с лица улыбку и тяжело вздохнул. Белла почувствовала, как внутри всё снова сжимается под тонкой коркой наледи. Она сделала ещё несколько маленьких, торопливых глотков виски. — Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но дело не в тебе. Серьёзно! Это не твоя вина. И, наверное, даже не Эда. Просто… — Майкл замолчал и отвёл взгляд от Беллы. Заглянул в свой бокал, словно в нём могли прятаться нужные ему слова. — Понимаешь… Таня… Она была рехнувшейся сукой. Помнится, мы за глаза её так и называли. Эд не возражал: он и сам знал, с кем связался. Но всё равно любил её. Я никогда не видел, чтобы кто-то кого-то так любил. Она была такой… даже не знаю. Такую не забудешь. Если уж залезла под кожу — не вытравишь. Из тех, кого хочется придушить и трахнуть. Причём одновременно, — Майк хохотнул, однако смех вышел злым, неприятным. У Беллы закружилась голова. — Она могла такое сказать, что тебе казалось, будто тебя мордой в дерьмо макнули. А через минуту она говорила что-то совсем другое, и ты уже чувствовал себя лучшим мужиком во вселенной. Вытирал с морды дерьмо и улыбался как конченый дебил. Её можно было или любить, или ненавидеть, но остаться равнодушным — ни хрена. Мы все её ненавидели. А Эд любил. Но лично я ещё и восхищался её поразительным талантом ебать мозг. Все бабы ебут мозг, но так умело и со вкусом — единицы, — Майк улыбнулся и снова наполнил опустевшие бокалы. Какая-то часть Беллы хотела, чтобы он заткнулся и перестал мучить её рассказами об Эдварде и любви всей его жизни. Другая же — бо́льшая — часть ловила каждое слово с жадностью мазохиста. А кухня медленно, но верно начинала плыть перед глазами. Покачивалась на мягких волнах алкоголя. — Таня вытравила из Эда душу и порвала его на Британский флаг. После такого ни один нормальный мужик больше не захочет связываться с бабой. Вот в чём твоя проблема, детка… А Эд нормальный мужик. Хоть и диктатор. Великодушный диктатор, мать его, — губы Майка скривились в язвительной усмешке. — Но раньше он таким не был. С Таней так уж точно. Всё прощал. Даже когда она его чуть не угробила, простил. Ну как простил… сделал вид, будто ничего не случилось. Нет, не думаю, что эта сучка действительно желала ему смерти. Просто не подумала, — Майк постучал указательным пальцем себе по голове, — и малость не подрассчитала. Но я бы всё равно за такое шею свернул. А Эд нет. И если бы Таня не трахнулась с Райли, то он так и остался бы с ней до самого конца. Держал бы за руку, пока подыхала, а потом пошёл и повесился бы с горя на ближайшем дереве. Но справедливости ради стоит сказать, что и она любила Эда. Как умела. Знаешь, такая любовь, которая хуже цианида и серной кислоты, вместе взятых. — Таня трахнулась с Райли? — переспросила Белла, пытаясь осознать сказанное Майком. В голове стелился туман, через который слишком медленно, с трудом продирался смысл фраз. Язык тоже едва повиновался. Он будто распух и стал неповоротливым. А кухня всё плыла и плыла перед глазами. — Да-а-а, — пьяно протянул Майк, — прямо здесь, в этой грёбаной кухне. — Он рассмеялся и покачал головой. — Чуть не сказал, что на этом самом столе, но нет. Тот стол Эд выбросил. Беллу передёрнуло. Она залпом допила плескавшийся в бокале виски. Рот наполнился горячей слюной, но содержимое желудка всё же осталось при ней. «Прямо здесь, в этой грёбаной кухне…» Она вспомнила себя и Сета. В этой грёбаной кухне. Что почувствовал Эдвард, когда увидел их, почти как когда-то Таню с Райли? Да он должен был возненавидеть её после этого! Может, он и возненавидел? Может, как раз в этом всё дело? — Вот тебе и вторая твоя проблема. Ты совершила большую ошибку, когда связалась с Сетом, — словно прочтя её мысли, продолжил вещать Майк. Однако теперь его вкрадчивый голос звучал будто издалека. Он растягивал гласные и время от времени спотыкался на согласных. — Это же чёртово дежавю. Понимаешь? Из-за Райли Эд тогда на грани был. Думаешь, теперь он станет рисковать своим милым щеночком Сетом из-за какой-то девки?.. Майк ещё что-то говорил. Говорил, говорил и говорил. Но Белла почти не слушала его. Едва различала слова. Она медленно, пошатываясь, плелась по краю сознания. Увязала в собственных мыслях — густых и тягучих, словно трясина. В какой-то момент в кухню заглянул Джеймс и спросил, что они тут делают. — Болтаем об этой дерьмовой жизни, — подперев голову рукой, ответил Майк, хотя на самом деле болтал только он. Реальность вышла из-под контроля Беллы. Она сама вышла из-под собственного контроля. Вероятно, именно поэтому, когда на столе перед ней пролегла маленькая дорожка белого порошка, Белла не почувствовала ничего, кроме странного, болезненного любопытства. Любопытства, которое невозможно не удовлетворить. Однако никакого особого удовольствия, о котором все вокруг твердят, Белла не испытала. Или просто была не в состоянии осознать его? Никакой радуги и золотой пыльцы в воздухе, никакой эйфории. Просто в голове вдруг появилась удивительная ясность. Тело по-прежнему плохо слушалось её, но мысли стали такими яркими, чёткими, почти осязаемыми. Вместе с этим к Белле пришло внезапное понимание, что ей больше нечего тут делать. Нет, не в кухне — в квартире Эдварда. Ей нет места в его жизни. Эти мысли принесли ей боль, но слишком далёкую, эфемерную. Уверенность же в самой себе и в том, что она без труда со всем этим справится, казалась железобетонной. Она не поддавалась никаким сомнениям. Нужно было просто найти в себе силы и гордость спокойно уйти. И того, и другого было в ней сейчас в избытке. — Я сниму тебе квартиру на первое время. В обмен на небольшую женскую ласку. Ну, знаешь… ты — мне, я — тебе… — пьяный голос Майкла настиг её. Слова вернули себе свой смысл. И этот смысл Белле совершенно не понравился. Более того, он её взбесил. Майк положил ладонь ей на коленку и стал медленно поглаживать. Это было уже последней каплей. — Убери долбаную руку, пока я не сломала тебе пальцы, — зло процедила Белла. Язык заплетался, но это не имело значения. Тот замер, явно не собираясь выполнять эти требования. Белла схватила его указательный палец и с силой потянула вверх. Майк тут же отдёрнул руку, вскрикнув от боли. — Засунь себе свою квартиру знаешь куда?.. — Белла показала фак, поднимаясь со стула. Тот с грохотом опрокинулся, но и это не имело никакого значения. Путаясь в собственных ногах и время от времени опираясь о стену, она двинулась к себе в комнату, ни разу не обернувшись на Майка. — Ты ещё пожалеешь об этом, сука! — с угрозой крикнул он, но Белла этого даже не услышала. Все её мысли были заняты необходимостью собрать чемодан и уехать. Найти какой-нибудь дешёвый хостел. А ещё обычную работу. Любую. Только зайдя к себе в комнату Белла поняла, что сейчас ни на что из этого физически не способна. Чемодан подождёт до утра. В спальне было темно и душно. Пахло чёртовым Эрл Греем. Или это было всего лишь галлюцинацией? Жестокой игрой её затуманенного разума? Белла открыла окно и вытерла с лица слёзы, с удивлением осознав, что плачет. Нет, она справится. Справится со всем сама. И начнёт прямо завтра. Ну а сейчас… сейчас… Белла сдёрнула с кровати покрывало и повалилась на неё прямо так, в одежде. Однако заснула далеко не сразу. Она не могла перестать думать об Эдварде. Не могла перестать чувствовать его на своей коже. И даже под ней. Каллен будто стал ещё одним слоем её мышц, прирос к костям. Он тоже был из тех, кого не так-то просто вытравить из мыслей и сердца. Но она справится. Обязательно. Она должна…♫ ♪ ♫
Я видел, как ты вдохнула жизнь в самое слабое из сердец, И слышал, как ты громко рыдала над самым милым стихотворением, Отдаваясь эхом через океан, напоминая мне, почему я все ещё стараюсь Держаться, несмотря на то, что осталось от тебя и меня. Вернёшься ли ты обратно в постель? Завтрашний день трепещет При виде тебя и меня. Сбрасывая оболочку умирающей души, Мы напеваем вечернему солнцу до тех пор, пока нас не станет. Маленькие смерти под песню смерти - Очень похоже на жизнь и любовь, жизнь и любовь… Жизнь и любовь, (Песня смерти) Вместе с тобой… «Dying Song» by HIM
Единственный охуенный вечер за несколько лет обернулся таким дерьмом, какое Эдвард не смог бы вообразить даже в худших своих фантазиях. Первый звоночек прозвенел, когда ему категорически не понравились новые духи Беллы. Их аромат растёкся по гортани горьким тёплым воском, когда они танцевали. Но лишь потом Каллен запоздало понял, что дело не только в их навязчивой приторности. Виной всему была аллергия. Хотя и за это он не смог бы поручиться. Эдвард просто надеялся, что дело именно в ней, а не в тех эмоциях, что зашкалили из-за долгожданного секса с женщиной, которую он захотел по-настоящему. Впервые после Тани. Где-то на краю помутившегося сознания возникла безумная мысль, что если в момент их следующей близости с ним снова случится подобный приступ, то будет лучше оставить всё, как есть, а не пытаться цепляться за жизнь. «Задохнулся от счастья и оргазма. Завидуйте молча, неудачники!» — отличная бы вышла эпитафия. Но нет, это не мог быть обычный приступ астмы: слишком внезапно стало трудно дышать. И никакого кашля. Эдвард не смог бы закашлять, даже если бы очень захотел. Для этого нужен был хоть какой-то кислород, а его как-то сразу вдруг не стало. Уже позже, восстанавливая в памяти секс с Беллой, Каллен пришёл к выводу, что всё произошло после того, как поцеловал ей шею. Именно тогда он почувствовал, как аромат духов физически перетягивает ему горло и давит, давит на кадык. Сейчас же Эдвард думал только о том, что не может дышать — ужасное, мучительное ощущение, к которому не привыкнуть даже за двадцать лет. Каллен выбежал из комнаты Беллы. Объяснить что-либо он был не в состоянии, а пугать её не хотелось. Но даже если Эдвард был бы способен говорить, что бы он сказал? Что иногда секс с ним может заканчиваться ингаляторами, шприцами и лицезрением того, как он стоит на карачках, пытаясь вернуть себе способность дышать? Или лучше было бы спросить Беллу, ещё прежде чем вынуть из неё член, не умеет ли она делать уколы? Предпочтительней в вену, но можно и в жопу. Вот уж хрен! Трудно представить себе что-то более отвратительное и унизительное. К тому моменту, когда Эдвард ввалился в репитиционную и захлопнул за собой дверь, у него перед глазами всё поплыло. Ни о каком ингаляторе не могло быть и речи. Для этого ему как минимум нужно было сделать один глубокий вдох — нечто за гранью возможного. Он рывком выдвинул верхний ящик комода, едва не вырвав тот с корнем. Разворошил его содержимое в поисках шприца и коробочки с ампулами преднизолона. К счастью, они нашлись быстро. Эдвард спустил штаны, которые остались не застёгнутыми, и хотел сесть на пол, но вместо этого просто рухнул. Со стуком прислонился спиной к двери. Вся кровь прилила к голове и теперь грохотала там товарным поездом, заглушая звуки и мысли. Каллен зубами разорвал упаковку со шприцем, трясущимися руками надломил ампулу — острый край стекла порезал палец, но он этого даже не заметил. Только с третьей попытки ему удалось попасть иглой в ампулу с лекарством: та плясала и расплывалась перед глазами вместе с рукой. Последние силы ушли на то, чтобы собрать кожу на бедре и почти наугад вколоть шприц. Ни о стерильности, ни о том, что может попасть иглой в нерв он уже не думал. Ни единой мысли не осталось — только противный липкий страх, стекавший по спине вместе с холодным потом. Даже не помышляя о том, чтобы надеть брюки, Эдвард неуклюже завалился на бок и с трудом разжал сведённые судорогой пальцы, выпуская пустой шприц. Каллен не первый раз делал себе укол, но впервые за несколько лет ему было так хреново. Хреново настолько, что он не был уверен, успеет ли подействовать лекарство. Если он умрёт… если умрёт сейчас, это будет неправильно… глупо и неправильно… в одиночестве… Перед глазами расплылась темнота, подсвеченная редкими люминесцентными вспышками. Эдвард ещё долго лежал в этой странной, потусторонней темноте, мелко вздрагивая всем телом и бездумно вслушиваясь в свои слабые хрипы, подтверждавшие, что он всё ещё жив. Всё ещё где-то здесь. Лежал до тех пор, пока темнота не стала абсолютной и не накрыла его мягким бархатным полотном.♫ ♪ ♫
Он проснулся в шесть утра. Его разбудил собственный кашель. Анафилактический шок ему больше не грозил, но астма никуда исчезать явно не планировала. Даже недавний укол преднизолона был ей нипочём. Эдвард не без труда поднялся, чувствуя в каждой мышце слабость и дрожь — последствия кислородного голодания. Голова кружилась. Он натянул позорно спущенные штаны и с удивлением уставился на разбросанные по полу вещи. Блоки сигарет, старые ручки, блокноты с набросками песен, гитарные колки и даже три пакетика кокаина, которые он прятал в пустой сигаретной пачке — всё это должно было лежать в ящике комода. Эдвард помнил, как искал там преднизолон со шприцами, но в упор не помнил, чтобы что-то бросал на пол. Так или иначе, но наводить порядок прямо сейчас он был не в состоянии. Выцепив взглядом в куче барахла ингалятор, Каллен поднял его и вдохнул лекарство, сжав зубами пластиковую насадку. При мысли о Белле и о том, что бросил её сразу после секса, как какой-то мудак, в нём закипал бессильный гнев. Однако ни о чём другом он думать не мог. И не хотел. Уходя вчера от Беллы, Эдвард был уверен, что вернётся максимум через полчаса. Но вышло так, как вышло. Он всё испортил. И испортил бы, даже если остался. Грёбаный придурок! Каллен со злостью пнул один из блокнотов — тот отлетел к дивану, шелестя крыльями страниц. Эдвард ещё раз вдохнул лекарство из ингалятора и облокотился о комод. Терпеливо дождался, когда оно отправит астму в нокдаун, и только после этого вышел в коридор. Пустая квартира утопала в предрассветных сумерках и тишине. О вечеринке напоминали только разбросанные повсюду бутылки, грязная посуда да белёсая кокаиновая пыль на журнальном столике. Эдвард не отдавал себе отчёта в том, куда и зачем бредёт, до тех пор, пока не оказался перед дверью в комнату Беллы. Это было правильно. Слишком поздно, но правильно. Он попытался придумать речь, которая смогла бы всё объяснить, а ещё лучше — оправдать его. Речь короткую, но ёмкую. Желательно красивую, но не пафосную. Однако в голове с раздражающим упорством крутилось единственная, никуда не годная, фраза: «Прости, я повёл себя как козёл». Что поделать, извиняться он не умел. Когда древесный узор двери уже почти отпечатался на радужке его глаз, Эдвард вдруг осознал бессмысленность своих мучений: в столь ранний час Белла наверняка спала и не могла оценить всю глубину его раскаяния. Конечно, это не отменяло необходимости в объяснениях, но хотя бы давало ему запас времени. А ещё позволяло примерить на себя роль сталкера. Эдвард усмехнулся этой мысли и тихо вошёл в комнату. Белла спала на животе, подмяв под себя одеяло. Соблазнительное платье цвета красного вина задралось до талии, обнажив идеальные, по мнению Каллена, ноги и попку. Он вспомнил, как совсем недавно эти ноги обвивали его, вспомнил приятную тяжесть Беллы в его руках. Эдвард с силой провёл ладонями по своим бёдрам, словно стремясь стереть с них внезапное ощущение пустоты. Не вышло. Он шагнул было к кровати с недвусмысленным намерением восполнить эту потерю, но в последний момент наступил на горло своему порыву и свернул к открытому окну. Прямо сейчас любовник из него был херовый. Холод наполнил собой комнату. Выстудил воздух морозной свежестью. Эдвард выглянул на улицу и глубоко вздохнул — изо рта вырвались клубы пара. Далеко внизу бурлила жизнь мегаполиса, который никогда не спал и даже не замедлял своего рутинного бега. Здесь же, на высоте двадцать третьего этажа, царило сонное спокойствие. Небо казалось ближе и важнее пустой суеты. Именно поэтому Эдварду любил сидеть у окна, особенно по ночам. Особенно когда шёл дождь. Это помогало принять себя таким, каким он был, и найти вдохновение. «Стареющий меланхоличный ублюдок», — в такие минуты мысленно усмехался Эдвард, но отказываться от этой привычки не собирался. Сейчас никакого дождя не было, а темнота уже сменилась серой дымкой позднего зимнего рассвета. Но он всё равно стоял и смотрел на небо, наблюдая за тем, как бледнеют и гаснут звёзды. Холод бодрил и прояснял голову. Только продрогнув до костей, Эдвард закрыл окно и, подойдя к кровати, осторожно сел рядом с Беллой. Провёл кончиками пальцев по её бедру вдоль кружевной линии чулок и очертил контуры треугольника, образованного маленькими родинками. Улыбнулся, заметив, что его прикосновения оставляют на матовой коже след из мурашек. Эдвард поднял с пола шёлковое стёганое покрывало и укрыл им Беллу. Она завозилась во сне и повернулась на бок, высвободив одну руку. Лоб прорезала хмурая складка, но быстро разгладилась. Каллен мягко убрал с её лица волосы. В рассеянном утреннем свете те выглядели темнее обычного, лицо же, напротив, казалось бледным, почти обескровленным. Тушь размазалась и осыпалась. На нижней губе алела крохотная ранка. Эдвард вспомнил, как в порыве сводившей с ума страсти прикусил её. Эти воспоминания вызвали не раскаяние — возбуждение. Сейчас спящая Белла выглядела как девушка с готической открытки. Она была очень хороша. И тот факт, что теперь Белла принадлежала Эдварду, делало её в его глазах ещё восхитительней. Самой лучшей. Будь иначе, разве он впустил бы её в свою жизнь? «Ты прекрасна», — погладив Беллу по обнажённому плечу, подумал Эдвард. Он ещё раз мысленно повторил эти слова — теперь нараспев. В голове неожиданно возник пока слабый, но уже различимый отзвук мелодии. Каллен выпрямил спину и замер, уйдя вглубь себя. Он ухватился за край этой мелодии и притянул её поближе. Вслушался. Отбарабанил пальцами по коленке ритм — нет, не то. Эдвард досадливо поморщился, закрыл глаза и попробовал снова — да, вот теперь оно! Оно, чёрт возьми! Мелодия выходила незамысловатой, но приятной и тягучей — как секс. Забыв на какое-то время, где находится, Каллен задумался о словах, которые могли бы лечь на эту музыку, уже заигравшую в его голове. Это должно быть что-то простое, но честное. Маленькая ода женской красоте и мужской потребности обладать этой красотой. Песня о его потребности обладать Беллой. И самый доступный для него способ извиниться. — Ты так прекрасна, моя дорогая, ты так прекрасна, — шёпотом пропел Эдвард на мотив уже рождённой, но ещё не задышавшей в полную силу мелодии. Поцеловав спящую Беллу в висок, он торопливо вышел из комнаты. Ему нужна была гитара. Срочно. ____________________________________________ От автора Я долго думала, нужно ли это небольшое авторское послесловие. И в итоге решила его написать. В этой главе мы впервые по-настоящему затронули тему наркотиков. Не могу сказать, что меня саму эта тема сильно привлекает. Скорее, наоборот. Возможно, как раз поэтому я и решила её затронуть. Звучит парадоксально, но те, кто меня знают, поймут)) Сразу скажу, что эта тема будет иметь большое значение для истории. Но также хочу сказать, что никаких законченных наркоманов тут не будет (во всяком случае, в лице главных героев). Никаких «приходов» и уж тем более никаких «ломок». Спасибо за ваше внимание!)