***
— Скажи мне, моя милая Руби, ты довольна? — казалось, что взглядом Барри можно распилить любое дерево; прожечь любую дыру. Диана оказалась в крайней ярости. Она могла бы подумать, что задумка была самого Гилберта и втайне до сих пор надеялась на такой исход произошедшего, но Джиллис слишком счастливо первая заметила записку «От ГБ» подумав, что он подложил ей данную записку нарочно, захотев позвать на чай в Шарлоттауне в четверг этой же недели, но услышав остальные коментарии и имя Энн, приплетённое к остальным запискам из глаз лынули слёзы, обиды на Блайта в которых не было ни капли. — Но я ничего не делала! Девочка вскричала неестественно, даже слишком грубо для такой натуры как Руби Джиллис. В неё будто вселился тот демон из проповедей, о которых затаив дыхание всегда рассказывала Энн. Подбородок заострился, глаза метали молнии, а губы растянулись в презрительном ожидании последующих упрёков. Руби ни за что бы не призналась, но отвращение и презрение она питала лишь к себе. Мать всегда её убеждала, что брак — это, пожалуй, единственное, что вообще должно волновать любую леди, но Джиллис не леди. Да, она женского пола; да, прав у неё не более, чем у других девчонок, но леди ей быть незачем. Она вдруг натыкается на крошечную мысль о том, что дело возможно не столько в юном Блайте, сколько в Энн, что пугает её не на шутку. Руби, с каждым днём всё сильнее и сильнее убеждала себя в ответной любви Блайта по отношению к ней, потому что если она нравится какому-то Муди Сперджену, но вся проблема была в том, что милой блондинке совершенно плевать на чувства что одного, что другого. А более плевать ей на то, что она осознает одну важную вещь — она чувствует лишь рядом с Энн. Взгляд полный молний уходит, губы теперь лишь дрожат, пытаясь не растянуться в немом крике, брови хмурятся в полном отчаянье — это всё пугает девочку, привыкшую мечтать о себе в паре лишь с Гилбертом. Она будто зависела от него. Всё её рассказы; первые испечённые пироги; неловкие попытки быть ближе и странные чувства были пожизненно отданы кудрявому парню. Вот только появляется большая проблема — все её рассказы она писала с Энн; все первые пироги она выпекала с Энн; все — именно странные — эмоции она испытала, стоило Энн появиться в её жизни. Руби всегда была чувствительной девочкой, но в этот раз всё было серьёзнее. Она тихо осела на пол, не волнуясь ни о каких подолах платьев. Никаких локонов будто и не было, волосы распрямились превращаясь в густой поток водопадов. Джиллис ни с того ни с сего вдруг подумалось, что именно сегодня должен пойти дождь. В несчастных моментах рассказов Энн всегда начинался проливной дождь. — Руби? — темноволосая осторожно подошла к девушке, присаживаясь рядом. — Руби? — Я слишком наивна, Диана. — тихо, почти неслышно подала голос блондинка, разочарованно мотнув головой. — Мне всегда казалось что моя единственная цель в жизни — это Гилберт Блайт. Но это не так. — Что ты такое говоришь, милая? — смягчившись Барри успокаивающе погладила девочку по спине. — Конечно ты не наивна, Руби. Да и в чём же проблема, если Гилберт не твой мир? Кажется именно так выражалась Энн в ситуациях глубокого отчаяния. — Я неправильна, — закачала головой Джиллис, до боли прикусывая губу. — Я НЕПРАВИЛЬНА, ДИАНА! Темноволосая дрогнула, чуть отдёргивая руку, как от огня. Такой завидный крик вызвал тревожность, в следствии чего девушка учащённо задышала, пытаясь не вспугнуть блондинку. В школе остались только они. Другие, очевидно, решили мирно уйти, готовясь на следующий день буйно рассказывать всё мисс Стейси, а после — родителям. — Почему же ты так считаешь, дорогая? Нелюбовь к Гилберту вовсе не означает… — ПОТОМУ ЧТО Я ЛЮБЛЮ ЭНН. Диана замирает. Глупо упирается взглядом в стену, не замечая убегающей Руби, захлёбывающейся в собственных слезах, и не дышит, будто что-то произойдёт, если кислород вновь наполнит лёгкие. Прижимает ладонь к губам, дрожащим сильнее всякого землетрясения и глаза на секунду закрываются, погружая Барри в полную темноту.«Я неправильна. Я люблю Энн».
***
Гилберт врывается в дом, грубо откусывая взятое со стола яблоко, и прикрывает глаза, пытаясь утихомирить нагнавшую злость. В последнее время ему совершенно не нравилось собственное поведение, но кажется мозг юного Блайта устроил настоящую войну с сердцем и внутри всё переворачивалось с ног на голову, стоило ему только увидеть рыжую макушку. Он прекрасно помнит их первую встречу, затем вторую, затем и остальные и вот, в конце — неделя до начала репитирования танца к балу, а Блайт просто ублюдок. — Чем надо было думать перед тем как это провернуть. — он садится, опираясь на сложенные руки. — Чёрт. — Я не знаю что за чертовщина произошла, — в дверях появился Баш с корзиной яблок. — Но кажется очередное сердечное дело застигло моего друга. Рассказывай, что натворил, Блайт? Парень уставляется на листик, сразу же медленно переводит взгляд на чернильницу, спустя пару секунд вновь вспоминает разговор Энн о доске признаний и в голове вдруг появляется идея. Река неловко пытается загладить напряжение, растянувшееся по поляне и троица стоит молча. Коул — пытающийся понять почему Энн и Гилберт вместе, да ещё и мокрые; Энн — молча игнорирующая сладкое тянущее чувство внизу живота; Гилберт — откровенно пялящийся на Ширли то ли со злостью, то ли с сожалением, но совершенно точно там была любовь. Девушка хочет раствориться, превратиться в лужицу и уплыть по течению реки, сливаясь с остальными горячими каналами, но вместо этого лишь подрагивает и борется с желанием ущипнуть себя пару раз. Ну так, для справки. Она сталкивается взглядом с Гилбертом, даже не пытаясь отвести глаз, потому что понимает, что сейчас порция соли на чёртову рану не нужна. Они будто говорят молча, понимая друг друга безупречно.«Ты испортил мне жизнь, Гилберт!»
«Прости Морковка, но ничего не портил.»
«Ты видел как на меня все смотрели? Хоть понимаешь, что подумали скорее всего именно на меня и тебя, не Руби же это писать, чёрт»
«С каких пор тебя стало вновь волновать, что говорят?»
«Тебе не понять, Блайт»
Взгляд первым отрывает он, на пару секунд напрягая скулы, понимая — вновь причинил боль, но самое страшное, что болью Гилберт и наслаждался, и страдал. — Мне надо идти, помогать Башу. — монотонно бросает кудрявый, чуть усмехнувшись Коулу, который старательно закивал, улыбаясь в ответ. — Был рад повидаться, Маккензи. С возвращением. — До встречи, Гил! — через чур громко отвечает русоволосый, переводя взгляд на Энн. — Позволишь прогуляться с тобой, милая?***
— Я приехал как только смог, дорогая. — от последнего слова, произнесённого совсем не в стиле Коула, девушку передёргивает. — Разумеется путь предстоял нелёгкий и кое-что меня беспокоит вот уже пару недель. Они останавливаются на тропинке, ведущей к потайному месту, где Энн, Руби и Диана всё так же приходили писать рассказы. Большими трудами и занозами на нежной коже девочки восстановили всё, придавая новоиспечённому дому изюминку. Маккензи вдруг повернулся к Ширли лицом, беря за руки. Со стороны друзья выглядели совсем как пара. — Что-то не так? — кажется, это был чуть ли не первый случай, когда рыжеволосая была крайне немногословна. — Да, Энн. Я вижу, что ты расстроена. — русоволосый, в привычной ему манере, поджимает губы и смотрит в глаза так нежно, так тепло, но это не то, как смотрит… — Тебя обидели, верно? Катберт всегда поражалась возможности парня так легко распознавать её состояние. Конечно частично она «обвиняла» в этом свою открытость. Возможно, именно в следствии этого Коул сразу стянул с себя дорогой пиджак, который, Ширли могла поклясться, выбирала тётушка Барри и обнял, попрощавшись с Гилбертом, который крайне нездорово кашлянул. — Я лишь не могу понять почему трагичные романы настолько захватывающе влияют на меня, дорогой Коул. — она чуть отошла и глупо, что так странно звучит при таких обстоятельствах, улыбнулась. — Ты хотел мне что-то рассказать. — Да, но может стоит дождаться Диану? — Энн всегда любила улыбку друга. Слегка застенчивая, ассоциирующаяся с ободом цветов на солнце и лёгким бризом, на который её не раз заносило с Барри, правда никто об этом не узнавал. — Это очень важно для меня, понимаешь? Рыжеволосая нахмурилась, но кивнула, беря за руку прибывшего прошлого одноклассника. Ей определённо нравится проводить с ним время, и пусть даже судьба распорядилась быть им не вместе — как пара — но как сердечные друзья они прекрасны. Ей вообще всегда нравилась дружба с Коулом. Было в ней что-то особенное, непроглядное, но такое важное, вот только девушка всё никак не могла понять что именно. То ли врождённая связь, что было крайне глупым, но для мечтательницы Энн самое то; То ли что-то, что никто из них ещё не поведал и узнать этот секрет окутанный плотным слоем ожидания только предстоит, что весьма пугало и её, и его. Девчонка только заметила, что во взгляде Коула с их последней встречи, произошедшей около трех месяцев назад что-то изменилось.Странно чувствовать на себе родной-неродной взгляд.
— Разумеется мы дождёмся Диану! — воскликнула девочка, выразительно взмахнув изящными руками, каковыми она их не считала. — Только вот где она? — Когда прибудет домой — тогда и узнает, а сейчас мне бы хотелось выслушать историю о произошедшем, ибо ваши с Блайтом взгляды друг на друга ввели меня в заблуждение! Энн уставилась на друга, томно выдыхая накомившийся в горе ком воздуха. Ей бы по истине хотелось заявить, что все в полнейшем порядке и она почти счастлива — как и всегда — но Коул, напомнивший о Блайте приписал себе честь быть осведомлённым о крайне неловком случае в школе Эйвонли. — Всё произошло в связи с моим фирменным черничным пирогом. — Тем самым, который ты выпекаешь на каждую среду для всей школы? — тепло вспомнил Коул, пытаясь вспомнить незамысловатый вкус десерта. — Верно, — охотно кивнула девушка, переступая ботиночками с камушка на камушек — им предстояло преодолеть небольшой ручеек, ход через который лишь по столь сомнительному переходу. — Обычно мне помогают Диана и Руби — это ведь наша традиция, но вчера мы так с Дианой так и не дождались Руби. Нам подумалось, что она возможно заболела или родители вновь взяли её в Шарлоттаун, ведь у миссис Джиллис через несколько дней день рождения и они созывают всех на званый ужин. Мы с Дианой чудесно справились и взяли на пробу кусочек, разделив пополам — кажется в этот раз мы превзошли сами себя — черника просто безупречна, тесто мягкое, нежное, но никто так и не попробовал. Нет, кто-то может и взял, но мне этого уже не довелось увидеть. Девочка посмотрела на лицо друга, ярко выражавшее непонимание. Она бы тоже не поняла, и, вероятно рассмеялась, говоря что-то про свою глупость, но сейчас Энн продолжила, чувствуя вторую волну эмоций, собиравшихся обволочь что его, что неё с головой. — Утром, войдя в класс, я вдруг увидела, что все держут яблочную шарлотку в руках. Не могу отрицать, что аромат стоял просто изумительный, да и на вид прекрасна. И честно — мне было бы не так грустно, если бы я не увидела Руби, стоящей рядом с Гилбертом. Нет, я разумеется не заревновала его к ней, ты не подумай. — Энн посмотрела на друга, брови которого подвигались вверх и вниз, сопровождаясь хитрой улыбочкой, совершенно точно подходящей ему. — Хватит, Коул! Возле каждой порции были записки с аккуратным почерком — почерком чёртова Блайта. И там не было ничего милого. Лишь грубые и пошлые слова. Это было самое глупое решение, которое только могла принять Джиллис и Гилберт — это ранило меня до глубины души, понимаешь, Коул? Они стояли вблизи от обширной обитель семейства Барри, где Ширли была немалое количество раз, играя с Дианой в различные сказки, идеи которых, разумеется, сочились именно от рыжеволосой. Лицо Маккензи вдруг переменялось — он часто задышал, но всё ещё нежно оглядывал подругу, как и всегда. — Знаешь, Энни, — парень сел на скамью, предназначенную старшей дочери Барри и позвал Катберт сесть к нему. — Люди часто творят вещи, неподвластные объяснению — и ты в том числе, понимаешь же? А ещё чаще абсолютно не думаем о последствиях, надеясь на положительный конец. Год назад, когда тебе было ещё пятнадцать, я тебе сказал, что Гилберт влюблён в тебя, а ты не поверила мне. Может это и вправду не так, но могу сказать тебе точно — ему требуется общение с тобой. Я не раз видел как он привлекает твоё внимание, милая. То книжка из путешествия, то споры с Билли, где Блайт раз за разом всё доказывает и до сих пор, что ты прекрасный человек — и это так, уж поверь — но скажи, не отвергаешь ли ты все его действия?Ему требуется общение с тобой, Энн.
Волна хлынула.
В голове что-то будто щёлкнуло, давая слезами команду «действовать» — и Энн ведь заплакала. Слёзы были похожи на небо, чересчур быстро набирающееся тучными облаками — такие же лёгкие, наполненные всем подряд и Коул знает, что после дождя последует радуга, а после слез — улыбка, но всё равно прижимает к себе несчастную девушку и кладёт на макушку подбородок, чуть потеревшись им о мягкие волосы Ширли, всегда приходившие ему по вкусу не меньше, чем густые локоны Дианы, цвета того горького шоколада, который он ест каждый вечер с тётей Джозефиной, запивая каким-то дорогим чаем из Франции, что привёз мистер Барри, даже не подразумевая, что тётушка пила его уже далеко не впервые. — И ещё, ты должна знать кое-что, — Маккензи чуть отпрянул, намереваясь посмотреть в глаза подруги. — Ты самая чудесная личность, которую я когда-либо встречал, Энн.Черничный пирог, наполненный слезами.
— Коул? — дрожащим голосом шепчет Ширли, выглядя слегка наигранно, что удивляет парня. — Что случилось? — Я чертовски сильно хочу какао! — все серьёзные разговоры отложены на потом, сейчас они бегут навстречу потерянной Диане, и, хватаю ту под руки мчатся в её дом под первый раскат грома.***
Гостиная, оставленная на попечение Дианы на целых три дня наполнилась приятнейшим ароматом какао и того самого черничного пирога, который она донесла до дома и велела гувернантке чуть подержать его над печью, сделав его тёплым и «живым». Маккензи и Барри в очередной раз выслушивали историю Энн, на этот раз посвящённую девочке, подружившейся с цветком.«Её волшебные кудри цвета златого рассвета засверкали, стоило девочке подобраться к маленькой лилии, растущей в самой середине леса, приходить куда боялись довольно часто, ведь там…там обитают кордавры!»
Диана ахает, нервно прижав тоненькую ручку к аккуратным губам и распахивает глаза, ожидая продолжение.«Кордавр — маленькое существо, похожее на оленёнка с ушами зайца и рогом единорога — совершенно безобидно подошёл к Мэриджен (именно так зовут девочку), чудно поднимая уши. Мэриджен не на шутку пугается! — Энн чуть опускает голову, смотря на друзей с некой ноткой угрозы, отчего Барри прижимается ближе к Коулу и тот охотно принимает её нежное тельце, чуть приобнимая девушку за талию, из-за чего Ширли еле заметно поднимает брови. — Девочка пугается, колени дрожат, губы сжимаются, но вдруг волосы начинают кружить, вызывая лёгкий ветер вокруг. Молочная кожа мерцает, голубые глаза наполняет некая страсть к происходящему, будто что-то питает Мэриджен изнутри, но кордавр не отходит! Наобот — подкрадывается ближе, нежно проводя рогом под одной пряди чудеснейших волос. Цветок, обитающий в паре шагов от места, на котором устойчиво держится девочка, начинает издавать мелодию, успокаивающую душу златовласки.»
Диана облегчённо выдыхает, но от парня не отодвигается ни на миллиметр — лишь крепче хватается за блюдце с кусочком практически нетронутого изумительного пирога и расслабляет брови, до сих пор сдвинутые друг к другу — насколько это только было возможно.«Мариджен вскрикивает, придя в себя и с опаской глядит на существо, до сих пор считавшееся легендой. Подходит чуть ближе, поднимая изящную руку, будто говоря «Я не обижу тебя» и несчастье вдруг покидает юное тело девочки, облегчённо вдыхая воздух так глубоко впервые. С тех пор она приходит туда по сей день, садясь около цветка, поющего ей мелодию, и ожидая кордавра, названного Лордином.»
— Это восхитительно, Энн! — возбуждённо лепечет сердечная подруга, несколько раз утвердительно кивнув самой себе, подтверждая собственно сказанные слова. — Не могу не согласиться! — поддерживает рядом сидящую Коул и улыбается, допивая третью чашечку чая. — Давай я налью ещё? — нежно спрашивает Диана, смотря в глаза Маккензи. — Нет, спасибо. Я пожалуй скажу вам то, о чём размышлял последние несколько дней, а точнее подтверждал, и теперь совершенно точно готов сказать. — Энн, до этого подозрительно оглядывающая друзей, заинтересованно выжидала продолжения истории, и даже оперлась подбородком на собственные ладошки. — Я ни неправильный. Обе девчонки громко ахают, изумлённо смотря на друга. Ширли и Барри явно не были готовы к данному заявлению, но последняя будто оживилась чуть сильнее, чем ранее, и обняла напуганного друга, ожидавшего (к своему стыду) небольшого напора ярости, но в ответ его прижали обе девушки. Гувернантка вошла в гостиную, наблюдая не самую понятную картину и её брови резко взметнулись вверх, так что она поспешила выйти из комнаты, забыв прихватить грязные после крепкого обеда тарелки. Это вызвало смех у заметивших этого подростков, звонко звучавшего на весь обширный дом.***
Энн мирно посапывала, воображая очередной интересный сон, где непривычно долго находился... —ЭНН, ПОДНИМАЙСЯ! — Марилла влетела в комнату, громко закашливаясь. —МЫ ГОРИМ!