***
Руби Джиллис медленно осела на сырую землю, напрочь пропитанную едким дымом, и закрыла мокрые глаза, не желая встречаться с суровой реальностью — перед ней пылающий дом, проживающая которого является предметом влюблённости маленькой блондинки с розовым бантом на затылке, скрепляющем передние пряди вьющихся от природы кудрей.Глупые мальчишки. Глупая Руби. Глупые чувства
.***
Она чувствовала себя крайне подавлено. Энн всегда воспринимала любые явления близко к сердцу, будь то банальная насмешка; издевательство; коварство или же собственные поступки и оплошности, имеющие побочный эффект отрицательного результата. А ещё девушка ненавидела слёзы. Вовсе не потому, что Руби Джиллис, вечно поднимающая тему «Мне говорили, что я красивая, когда плачу», так настырно убеждала всех в том, что стеклянные глазки после часа страданий выглядят изумительно, а по причине того, что как считала сама Ширли её лицо в этот момент было похоже на шкурку морской звезды или ободранной курицы — такое же красное в крапинку и опухшее, как рыба-фугу к момент защиты. Но сейчас никакие мокрые дорожки на щеках совершенно не волновали её. Рыжие волосы, противно прилипшие к лицу, убирала Диана, шепча нежные успокоения в виде слов, что она так старательно запоминала в речах Энн, в глазах которой до сих пор спустя несколько часов виднелись языки пламени. Яркие, горячие и крайне завораживающие, но такие опасные и губящие, способные сжечь до тла. Зелёные крыши горели. Несмотря на это, семье Катбертов повезло, ведь потушить успели раньше, чем сгорел весь дом. Пожар расходился медленно в силу дождя и совершенно не ветреной ночи, поэтому пострадала лишь левая часть дома, не затронув комнату Энн. Всё происходило быстро: колокола звенели по всему острову, отовсюду слышались крики; скач несущихся лошадей с мужчинами в ночных одеяниях; рыдания Мариллы и столь нечёткая фраза Гилберта «В ЭТОТ РАЗ ВСЕ ОКНА ЗАКРЫТЫ?». Ответ был положительный, но рыжеволосая точно помнила про комнату Мэттью, где окно закрылось крайне сложно. Она вновь рвётся в пожар, смешивая волосы огненного цвета с смым настоящим пламенем. Слышит приёмную мать, отчаянно рвущуюся за ней; слышит Диану, кричащую громко, молящую вернуться, но всё же летит в дом и не ошибается — ставни распахнуты настежь. — Энн? — Гилберт видит её, всё повторяется словно матрица времени, очередной раз она лишь бросает на него уверенный взгляд и рвётся дальше, не волнуясь о последствиях, что грозят ей каждый раз. Как раньше. Только в этот раз всё иначе. Сейчас он не просто удивлён и рассеян, а откровенно зол. Она лезет навстречу смерти её породы. Такой же изящной, завораживающей и опасной — чёрт. Окно, как и комната Мэттью, в самом краю дома, где уже тлеют деревянные доски, что раньше так игриво скрипели под замшевыми ботинками; где лопнуло стекло, так аккуратно наложенное на фотографии ценность которых равнялась чему-то недосягаемому; где такие зелёные крыши потеряли свой цвет за золой; где ползёт Ширли, прикрывая красный нос и побледневшие пухлые губы подолом ночного платья. Силы на этот раз на исходе. В предыдущую «огненную ночь» Энн была готова — бежать до дома Руби Джиллис довольно полезное дело, ведь в нос пробираются самые чудесные ароматы леса с щепотками дыма, слава всему на свете; не успевшими подпалить стройные, могущественные деревья. Кислорода в этот раз было не так много — сложнее, меньше времени, но младшая Катберт всегда справляется. Перебирать руками по опалённому полу очень неприятно, даже слишком, но тело действует быстрее, чем внятное принятие собственных действий. — Ещё рывок и я буду рядом, — тихо, задыхаясь шепчет она, последний раз резко подаваясь вперёд. Большими усилиями ей удаётся встать и подобраться к окну. Сильно дёргает вниз — закрыто, вот только сил идти; бежать; ползти больше нет. Энн опускается на колени и закрывает глаза, — «Слабачка» проносится в мыслях, и она глухо падает на сгоревшие половицы, покрывая костровые волосы грязной золой. В мыслях невольно пролетает лишь сравнение цвета угля с волосами Гилберта.***
Потушенные Зеленые Крыши кажутся совершенно тусклыми по сравнению с уже начинающим окрашиваться пастельными оттенками рассветом небом. Марилла тихо подрагивает, склонившись на плечо подруги. Рейчел бормочет что-то про быстрое восстановление и предлагает пожить у неё, на что Катберт неопределённо перебирает плечами и вновь всхлипывает. Утро обещало быть чудесно красивым и солнечным, что несомненно улучшало ситуацию для мужчин, парней и мальчишек, активно собирающих материалы для восстановления сгоревшей части дома. — Итак, Мэттью Катберт или ваша милая Энн пусть побудут у нас. — гордо объявил мистер Джиллис. — После того, что вы сделали для нашей семьи мы обязаны вам, что ж, примите нашу помощь! Мэттью тихо кивнул, неся сразу несколько досок с мистером Линдом — тем ещё пройдохой, но вполне сносным строителем. — Энн бы могла быть у нас, — уверенно произнёс глава семейства Барри. — Но к нам приехала моя бескудышная кузина и слегла с лихорадкой, так что в силу заботы о здоровье мы не можем оставить даже Диану и Минни Мэй дома. — Говорят у Блайтов есть две свободных комнаты. — тихо начала миссис Барри. — Мы хотели отдать детей тёте Джозефине, но она как на зло уехала во Францию, а оставить-то некому. Я крайне не одобряю проживание моей старшей дочери в доме наедине с одними мужчинами, а уж тем более, когда один из них. цветной! Но семья Эндрюсов отказала в помощи, что вполне ожидаемо, Иесусе, Тилли — одноклассница Дианы, живёт в маленьком домике, да ещё и с тремя братьями. Я готова выть от досады! Марилла, уже несколько минут сидящая в гордом оцепенении неуверенно кивает на слова темноволосой женщины. — Говорят, что невеста Себастьяна приезжает в поместье Блайтов. — всё же дает себе право на разговор миссис Катберт, статно распрямляя плечи. — Несмотря на моё весьма опрометчивое умение избирать верных людей, мы бы могли оставить наших бедных девочек им, если для Гилберта не составит труда. Всё, за что я переживаю — это постройка дома, и, несомненно присутствие мужчин в компании Дианы и Энн. — Ох, мне так не хочется оставлять мою дочь в компании темнокожего мужчины! — миссис Барри жалобно утёрла голубым носовым платочком и тяжело вздохнула, переводя взгляд на плачущую Диану. — Думаю, у нас совершенно нет выхода. Я отправлюсь собрать вещи, но перед этим нам надо узнать у мальчика будет ли он не против. Смотрите же, мисс Катберт, как будто судьба подсылает! Себастьян идёт, давайте же не будем таить до смерти и узнаем то, что спасёт наших юных леди от суровой участи проживания с лихорадочной женщиной. Минни Мэй, я думаю, мы оставим Джиллисам. Они всегда проявляли симпатию к малышке, Иесусе! Мистер Лакруа, прошу вас! — она помахала рукой, будто показывая одним лишь действием «на помощь». — Миссис Барри, — мужчина почтительно снял шляпу, кивнув головой, кладя головной аксессуар обратно. — Мисс Катберт, чем могу быть полезен? Женщины тотчас же принялись обессиленно вздыхать, досадно взмахивая руками, что было совершенно неясно, поэтому Баш вновь снял недорогую шляпку из соломы с грубой лентой, обмотанной в точности по кругу и кашлянул, призывая внимание одновременно тороторящих дам, пожалуй через чур возбуждённо, вызывая искреннюю жалость. — Простите нас, — первой опомнилась мисс Барри, неохотно беря на себя ответственность задать довольно пикантный по её мнению вопрос. — Простите ещё раз, это крайне чрезвычайная ситуация! Мы в глубочайшем отчаянии, и лишь ваша душа может утихомирить наши сущности. Мужчина неловко перевалился на левую ногу, отдавая предпочтение опоры именно ей, а затем вновь натянул шляпу, ожидая продолжение в неком непонимании и замешательстве. — Мы были бы очень признательны, — бойко воскликнула темноволосая, успокаивая душу правом слова женщин. — Если бы Гилберт Блайт и вы…приютили наших дочерей. Это всего на неделю, может чуть меньше. Мы с мужем хотели отдать Диану на попечение почтенной тётушке, но она отправилась в путешествие, а у моего мужа, точнее у нашей семьи, сейчас некие проблемы с финансами, нам просто не удастся уехать во Францию. Всё дело в кузине мистера Барри. Он принял её, а она тотчас же заболела лихорадкой. Очень не хотелось бы оставлять дочерей в доме, полном болезни. А, разумеется, Энн… Как видите, дом сгоревший и абсолютно непригодный для проживания. Знаю-знаю, мы с миссис Катберт ставим вас в неловкое положение, но нам совершенно некуда присвоить девочек. — Конечно, я не думаю, что мой друг будет против. — смущенно кашлянул мужчина, становясь ровно, словно могущественное дерево. — Мы будем рады помочь вам при таких сложных обстоятельствах. К нам как раз приезжает моя дама и её подруга, собирающаяся привести наш дом в порядок.***
Кто-то мягко провёл по щеке горячей тряпочкой, пахнущей новизной. Очевидно, до этого она тронута не была — такая же чистая на ощущение. В помещении пахло жгучим костром, могуче обвивающим Зелёные Крыши, и яблоками — сочными, сладкими совершенно не как мёд, иначе, даже изумительнее на вкус, чуть зеленоватыми в некоторых местах. Глаза не повиновались, отказываясь открываться, будто знаю, что если они хоть дрогнут, такое приятное тепло на личике, руках и шее прекратится. Девушка чуть повернулась набок, ощущая мягкую подушку под головой и простонала от лёгкой боли в ребре, где был небольшой ожог — уж очень знаком ей был известен этот неприятель. Болячий, колющий и даже жёсткий. Послышалось «чш-ш-ш», после которого по коже прошли мурашки, что заставило всё-таки представить миру голубые очи и испуганно встретиться взглядом с… — Гилберт? — голос был хриплым то ли от усталости, то ли ото сна. — Что происходит? Почему ты гладишь меня тряпкой по лицу? Парень еле заметно поднял уголки губ, опуская взгляд к полу, после чего вновь возвращая на девушку, — как бы он не раздражал не признаться, что выглядел кудрявый чертовски соблазнительно было бы сущим грехом, облитым самой фальшивой святой водой. Энн с нескрываемой (такой же ненатуральной) злобой приняла сидящее положение и посмотрела в зелёные, полные уверенной заботы — наверное о собственном достоинстве — правильно посаженные глаза с обрамлением смолистых ресниц, и повторила вновь: — Я, кажется, задала вопрос. — раздражённо передёрнула плечами юная мисс, гордо поднимаясь с кровати, что было не лучшим решением: всё болело и раны на коленях саднили, причиняя не малую ноющую боль. — Потому что вы — Мисс Ширли-Катберт, почему-то решили полезть в пожар, из которого мне пришлось вас вытягивать. Энн закатила глаза, слушая упрекающий тон, с которым Блайт любил говорить в моменты, когда его действительно что-то раздражало. — Полезла и полезла, тебе-то какая разница? — Какая мне разница? — переспросил кудрявый, разочарованно усмехаясь. — Действительно, лучше было бы оставить человека гореть в пламени собственного дома. Да, вероятно — это лучший вариант, не так ли? Голос так и выражал всю саркастичность сказанного, что девушке не понравилось. — Господи, если бы тебе пришлось спасать мать или просто близкого человека — я бы поняла, но зачем доставать меня из горящего дома? Это верх глупости, Гилберт Блайт. Лицо парня озарила невесёлая усмешка, сопровождаемая небрежным фырканьем. Меж бровей пролегло несколько вертикальных складочек, говорящих о непокорности характера. — Ты права, только в следующий раз ты окажешься там же, где и моя мать. Блайт развернулся в сторону двери, покидая девушку на едине с самой собой. — Стой, Гилб....— он проигнорировал её. Энн определённо была виновата, и опять сглупила, обречённо опускаясь на мягкую кровать.***
Ей совершенно не хотелось покидать комнату, хотя за стеной заманчиво звучали новые голоса, сопровождаемые заливистым смехом и усмешливым фырканьем. Конечно же никто не предупреждал голубоглазую о приезде гостей, но одно было ясно - надо пробраться незаметно, вернуться в Зелёные Крыши, где наверняка всё потушили. Колени всё ещё саднило, а в ушах звенел неприятный писк, правда почти прошедший, а голова и вовсе болела, иногда отдаваясь пульсацией в висках, будто Энн пробежала несколько километров без остановки.Сначала Гилберт Блайт испортил её жизнь. После Гилберт Блайт спас её жизнь.
Девушка всё же решилась покинуть комнату, наблюдая двух темнокожих женщин. И если одна была очевидно женственной дамой, то другая походила на мужественную, самостоятельную, уважающую себя мадмуазель. Одна из них повернулась, тепло улыбаясь девчонке, в то время как Гилберт отстраненно смотрел в окно, не замечая ярой суеты в собственном доме. Теперь перед Энн Ширли-Катберт стоит два варианта действий:прощение или извинение.