***
Энн боится открывать глаза, и опять из-за несносного наглеца, так смело согласившегося провести с ней ночь просто лежа рядом. Марилла предупреждала, что парни, порой, могут действовать совсем по-зверски, но Гилберт Блайт просто заключил её в объятья и закрыл глаза, позволяя Ширли упереться спиной в его грудь, а после тихо посмеяться, когда всё же удастся перевернуться на другой бок и увидеть лицо кудрявого, освещаемого небесной луной. Она вдруг отважно признала, что провела бы так и завтрашнюю ночь, а позже осознала: они могут быть друзьями. От этой мысли сердце значительно участило ритм биения, но Гилберт смешно сморщил нос во сне, обхватив Энн за талию, чем немало озадачил её — такого на опыта ещё не было, но она всё же придвинулась и уловила знакомый запах яблок и ещё чего-то, кажется, это был морской бриз. Туда бы она тоже сходила, без колебания бегая по тёплому песку, хотя предпочитала холодный; было в нём что-то загадочное, необыкновенно-непроглядное. И всё же в окне уже блестит солнце, так удивительно заполняющее кухню, где уже суетятся Барбара и Мэри, готовя чудесный завтрак, вкус которого обещает быть энергичным, наполняющим положительными эмоциями. Энн уверена, что спустись она с Гилбертом — получила много любопытных взглядов без капли осуждения: темнокожие мадам показались крайне понимающими. Тем не менее Ширли решила спуститься в одиночку — спящего рядом будить желания не было, он выглядел слишком умиротворённым. — Доброе утро! — дежурная фраза, услышанная рыжеволосой сразу после появления на кухне. — Доброе утро, — Энн не нравится отвечать точно так же — ей это кажется глупым, но всё же она сказала, вдыхая чудесный запах мягкой овсяной каши на молоке. — Великолепно пахнет! Барбара ей тепло улыбнулась, приветственно ставя тарелку на стол. Видимо только Мэри имела привычку «доброго утра!» как это называла Ширли, тихо улыбнувшаяся в кружку чая. — Энн… — вдруг остановилась от готовки тостов Мэри, чуть наклоняя голову в бок. — Ты готова к школе? Глаза девочки моментально распахнулись. Она подорвалась с места, чуть ли не крича про учебные принадлежности, сгоревшие где-то в страшном пожаре, совершенно одинокие и не найденные спасительными-глазами. И Энн была готова вопить от негодования, когда в комнате появился сонный Гилберт, мигом откидывающий всякую злость, хотя досада ещё осталась под сердцем, заставляя рыжеволосую рухнуть на скамью и приняться за свою овсянку вновь, бормоча про одинокую душу в миллионах вселенных, подкидывающих бедной Ширли-Катберт слишком много проблем. Парень лишь в привычной манере недоуменно поднял брови*, неловко садясь напротив огнедышащего дракона женского пола, который он не понимал совершенно, и взялся за ложку, блаженно слизывая с неё остатки первой пробы завтрака. Сейчас у него было желание лишь поговорить с Муди — единственным верным другом, идущим на любые передряги с Блайтом, несмотря на результат, зачастую являющийся отрицательным. А ещё он понял, что придётся объясниться перед другом, почему же не соизволил рассказать о своём «гениальном» плане насчёт Энн.Энн.
Гилберт вспомнил как он провёл вечер, несомненно гордясь собственными успехами, и усмехнулся, ожидая как Сперджен поведает ему историю о внеземной любви к очередной девчонке. Ему вдруг почему-то подумалось на Джейн Эндрюс, отношения с которой далеко однозначно не зайдут, ведь её брат не самый завидный человек, которого бы хотелось принять в родственники. Джейн Сперджен хоть и вполне сносно звучало, но казалось чем-то не тем, будто будет лучше, если вместо этого будет стоять… Его мысли прервала рыжеволосая милая девочка*, через чур серьёзно смотря на него. Кажется, свою трапезу она либо окончила, либо глубоко задумалась, походя на солнечную принцессу. Блайт совершенно не любил сентиментальности — это казалось глупым и сопливым, а в особенности для парня-будущего-врача-не-в-деревне, но Энн так и тянула на странные мысли, бывшие не всегда приличными, из-за чего он себя одёргивал и постыдно прятал взгляд где-то в весенней траве, невольно думая каковы губы рыжеволосой на вкус. Ему почему-то думалось, что они приходятся черникой, ведь персики слишком сладки, а клубника бывает и вовсе безвкусной. Именно лесная ягода казалась идеально подходящей. Всё же разговор начать хочется, поэтому он выдаёт: — Доброе утро. — ловит чуть разочарованный взгляд девочки, окончательно переставая понимать что же произошло в кухне за время его отсутствия. — Как…дела? — У кого именно вы спрашиваете? — поддакивает взгляду голубоглазой Барбара, переставая чистить морковь, что выглядит очень даже символично в этот момент: Энн тоже стирает по слоям. Гилберт измучено после попытки понять лишь протягивает «э-э-э» и берётся за завтрак, хваля овсянку, получающуюся у него явно хуже, чем у женщины, после чего отвечает на счастливое потрёпывания по его кудрям улыбкой, сопровождаемой отсутствующим взглядом Энн. — Всё в порядке? — и Барбара, как ни странно, на этот раз молчит, даже не слушая разговор. Видимо парень перестал её интересовать вовсе, как и, не в полной мере, но на данный момент, Ширли-Катберт. — Моя доска, — они оба чуть усмехнулись, вспоминая тот случай, когда она ударила его, а тот лишь усмехнулся и протянул своё «заговорила», — И всё остальное сгорело в пожаре, а ко всему этому сегодня я должна плестись в школу. — Но ты можешь посидеть ещё пару дней дома. — возразил парень, наворачивая овсяную кашу, на что получил выразительный взгляд. — Думаешь, я позволю тебе обойти меня? Брови девушки выразительно поднялись, заставляя обоих засмеяться, что к сожалению не понял никто, предпочитая подумать на усталость после работы над Зелёными Крышами, коей ещё не было, и школу. Тут на пороге из гостевой комнаты появилась Диана, неловко подходя ближе — к собственной тарелке с кашей. На кухне из окна, к которому были прикреплены персиковые шторы, развивающиеся от утреннего ветерка, виднелся чудесный луг, на который засмотрелась Мэри, бросая на плите чай совершенно случайно, и блаженно вздохнула, переводя любящий взгляд на Гилберта, озадаченно смотрящего на тарелку юной голубоглазой красавицы, быстро покинувшей помещение. Женщина вдруг чувственно обняла Гилберта, испытывая материнский инстинкт, и тут же почувствовала мужские руки, обнимающие её в ответ. Кажется, для него всего за день она стала второй матерью, уж настолько она позаботилась о том, чтобы поменять постельное бельё в его комнате, а после взбить подушки и поменять догоревшие свечи. Услышав тихое «Спасибо», он улыбнулся окну, на которое был обращён его взгляд — и вправду красиво, и отошёл на пару шагов, говоря про то, что ему надо к Ширли. Сидящая с тарелкой каши Диана словно и ничего не замечала, бесчувственно уставляясь на чёрную кастрюлю, хранившую в себе ещё несколько ароматных порций овсянки. — Я положила платье в комнату, которую мне показали, — видимо девушка ещё не полностью проснулась, помято почесав глаза кулачками, и грузно опустилась, мирно принимаясь за завтрак. — Одежда для… Энн, в школу. А позже мы должны были поехать с ней выбрать ей новые платья. Она ведь разбогатела после наследства. Девушка упала головой на выставленные перед собой руки и заплакала, молча содрогаясь, на что Барбара тревожно опустилась рядом, отодвигая тарелку с едой, чтобы юная леди ненароком не столкнула тарелку, и принялась гладить Барри по волосам, спрашивая что произошло. Энн взаправду получила огромное количество денег с наследства от далёкой родственницы, разузнавшей о дальней племяннице, выжившей после смерти любимой троюродной сестры Берты. Ширли-Катберт ещё долго жалела, что не успела познакомиться с великодушной женщиной, проведя полдня в рыданиях, а после благодарила бога, читая любимую молитву. Темноволосая и не заметила, что вроде-как-бывшая-сердечная-подруга несколько минут назад покинула комнату, не желая выслушивать голос предательницы. Гилберт поднялся с места, окунаясь в утренние лучи солнца, пробивавшиеся сквозь слегка потёртое стекло в раме, и, поблагодарив за вкусную трапезу отправился на поиски Энн, которой очевидно стоило показать, что за комната ей нужна. Он увидел полуоткрытую дверь, не задумываясь заходя в неё, и услышал девичий крик, резко закрывая глаза. — Гилберт Блайт, ты настоящий идиот! — восклицает девочка, натягивая платье. — Увидеть юную леди в таком виде позволительно лишь мужьям и любовникам, что конечно более трагично и менее романтично, нежели красивый брак, но хотя бы правильно! Гилберт Блайт тоже считает, что он настоящий идиот, поверь, Энн. Парень видел её в одной лишь шёлковой сорочке, и был бы настоящим лжецом, если сказал, что фигура Энн Ширли-Катберт далека от идеальной, потому что противоречили тому формы, набравшиеся у рыжеволосой за последний год, и конечно же, красивая талия, не требующая корсета, держащаяся как и всё остальное тело на красивых ножках. — Ты предлагаешь стать твоим мужем или любовником, Морковка? — ухмыльнулся парень, перехватывая летящую в него подушку. Красивое платье Энн, выглядящее на ней крайне прекрасно, заставило его замолчать, таращась на одноклассницу. — Нет, Гилберт, я предлагаю тебе перестать смотреть на меня так, словно я могу быть красивой, — и тут же дополнила, — И пойти в школу. Я не горю великим желанием опоздать. Парень нахмурился, складывая руки на груди, и возмущённо опёрся на дверной косяк, смотря на недоуменно поднявшую брови Энн, будто спрашивающую «что ты так смотришь на меня, Блайт?» — Ты красивая, Энн. — закатывает глаза кудрявый, и перекатясь с правой части спины на левую выходит из комнаты полностью, кидая напоследок: — Я жду тебя около дома, иначе опоздаем в школу. А девушка стоит в ступоре, на секунду усаживаясь на кровать, а после поворачивая взгляд в сторону: к зеркалу во весь рост. В мыслях возникает вновь «Ты красивая, Энн», заставляя её чуть наклонить голову в сторону, оглядывая себя оценивающим взглядом, и вдруг признать, что волосы стали гораздо гуще и даже чуть потемнели, начиная ей нравится. Она поднялась на ноги, и выходя из комнаты наткнулась на Барри, осуждающе обходя её, даже не задев гордым плечиком. Глаза у той чуть подпухли и банта не было. Энн думает: всё с ней в порядке. Думает: ей всего-то нужен поцелуй Коула. думает: и правда скучает, но не подойдёт к предательнице. Думает о Диане Барри, тихо признавшей проигрыш. У них на кону последний учебный год, а дальше будь что будет, ведь у темноволосой на примете Королевский колледж для леди во Франции, а у Энн на языке вертится «Квинс-квинс-квинс». Вот только первая ни в какое Королевское училище не хочет, мечтая помчаться с подругой за знаниями в простой Квинс, а вторая тихо распускает крылья, ища в книгах мелочной библиотеке острова Принца Эдуарда способы «как остановить время», вот только это больше не надо, потому что речь Мэри въелась в мозг, заставляя убедиться ещё раз — можно быть мечтательницей, проживающей невероятно интересную жизнь до конца своих дней, и теперь Ширли медленно становится недоженщиной-передевочкой, нося гордое «девушка» повсюду. — Ну что, готова? — весело басует Блайт, вкладывая в голос максимум оптимизма. А Энн вдруг решает, что больше не будет плакать и грустить, будто это ей вовсе непозволительно. Получает кудрявый кивок, галантно предлагая локоть, и чувствует как их руки на уровне сгиба переплетаются. Враги идут под руку. — Вот и хорошо, а теперь не могла бы ты пояснить: почему Диана рыдает на кухне, не стесняясь показать весь эмоциональный диапазон? — Ты переживаешь за неё? — девушка ляпнула это случайно, испуганно останавливаясь на месте, а Гилберт лишь улыбнулся, отчётливо уловив странные нотки в голосе. Казалось, будто он слышал их ранее, но ни разу не задумывался об чудном обозначении «особенности» голоса. — Кажется, это твоя подруга, если я не ошибаюсь. — насмешливо отвечает Блайт, пытаясь решить труднейшую головоломку в виде ноток в девичьем голоске. — Ты что, ревн… — Думаю, нам лучше пойти раздельно. — холодность голоса его поразила не менее самой Энн, тут же мысленно давшей самой себе ладонью по лбу: всё казалось слишком правильно-хорошим, чтобы быть жестокой реальностью. И она, разумеется, всё испортила, будто ещё не проснувшись. — Иначе пойдут ещё слухи, и тем более после того случая. Слова казались действительно неверными, и, пожалуй, самыми отвратительными за всю сознательную жизнь рыжеволосой. В её руке отданные кудрявым слойки с яблочной начинкой — те самые, что он так бережно укладывал в корзиночку за день до этого, — а в глазах опасливые огоньки. Они не хотели, просто так вышло. — Ладно. — вдруг соглашается Блайт, уходя вперёд, а Ширли бормочет под нос «глупая», сверля взглядом мужественную спину одноклассника. Теперь всё кажется таким как надо, вот только в классе сидит Руби Джиллис, липнущая к сожителю-с-которым-заснула-в-обнимку-голубоглазая-Энн сегодня ночью, а где-то сзади плетётся Диана Барри, гордо показывая миру огромный бант на затылке. От младшей Катберт исходят «волны» знаний, но всегда возвращаются обратно, принося с собой словно выпавшие с кораблей вещицы в виде новой информации, и в её случае корабль — это школа, а Энн всегда хотелось попасть на настоящий путешествующий корабль. В этом она смело могла позавидовать Гилберту, обогнувшему полмира. Но сейчас ей почему-то казалось, что стоит ей лишь взойти на водный транспорт, как её укачает, захлёстывая морской болезнью, испробовать на себе которую не хотелось от слова совсем. Ширли не хотела в школу. Не то, чтобы это было действительно проблемой, нет. Это было сущей катастрофой. Тем не менее проиграть кудрявому вовсе не хотелось, поэтому она смело переступала по утрамбованному песку, предпочитая представлять, что это трясина, которая может её задержать — надежда, как говорится, умирает последней. — Кстати, — слышится где-то вблизи. Видимо, он всё же шёл не так уж и быстро. — Я еду в Шарлоттаун на два дня, мне нужно встретится с доктором Уордом. У Энн сердце уходит в пятки — зачем ей это говорить? — Прекрасная новость, а мне-то что? — стойкое ощущение «будет скучно мне без тебя» замирает где-то в горле. Конечно «не будет». — Ты можешь поехать со мной. — улыбается парень, будто это что-то очевидное, а Энн поднимает лишь брови, чуть открывая рот. — Тебе нужны были платья? Возьмёшь и Диану с собой. Говорит это так, словно они живут вместе — и не так как сейчас — а скорее семейная пара, и разумеется Ширли не понимает: с чего же такие глупые мысли? Реальность бьёт в голову, когда до неё доходит окончательно «возьмёшь и Диану с собой». — Мы с ней не друзья, не приятельницы даже. — ей больно глаголить такие слова. Мужское тело останавливается, поворачиваясь на неё — идущую жалкую сзади, мечтающую попасть в трясину — как глупо. — Что случилось, Морковка? — действительно интересуется, неопределённо нахмурив брови. Она не хочет идти в школу ещё больше, мечтая оказаться у тёплого бриза — как раз предлетняя погода, так умело вытягивающая из настоящего времени, где порой ещё холода, но Энн грезит оказаться на ветке дерева, как в книжке свесив ноги ожидая прихода приторного принца. Вот только Ширли не принцесса, а на острове однозначно нет принцев. У неё — кажется — будущее только с Чарли Слоуном, неумело подмигивающем каждый раз при «касании» глаз, которые она сразу отводит недовольно морща нос, сжав несколько веснушек выступающей складочкой на переносице. Младшая Катберт вдруг в ужасе замирает, смотря на одноклассника округлыми глазами. — У принцесс никогда не было лучших подруг! — до неё доходит случайно, когда она начинает перебирать все варианты. — Боже, ни в одной сказке нет сердечных друзей главных героев — принцесс. Я, как и они, осталась без родственной души, хоть и по её вине. Диана поцеловала Коула, не сказав мне про их отношения. И так второй раз, а после будет третий — я не удивлюсь, честное слово. — Давай ты объяснишь поподробней? — Гилберт в непонимании щурится, пытаясь разобраться в речи. Диана Барри во второй раз не говорит лучшей подруге об отношениях; у принцесс нет лучших подруг; Коул что-то сделал не так. — Например, после школы, собирая вещи в Шарлот… — С чего ты взял, Гилберт Блайт, что я поеду с тобой в Шарлоттаун? — у девушки глаза сощурены, и она, по правде говоря, и сама не совсем понимает что говорит. — Нет, я-то поеду, забудь мои слова. «Он теперь считает меня глупой.» — в её голове свои тараканы. «И в итоге, чувствую глупым себя.» — их мысли схожи, но слишком различны. Они раньше не общались так много, даже наоборот — слишком мало. Несмотря на маленькое количество схожих интересов и взглядом на мир: Энн — мечтательница; Гилберт — реалист, казалось, будто те три года совместного пребывания в школе и на ярмарках — те самые, когда Ширли-Катберт и Блайт не общались, настырно игнорируя присутствие друг друга, были так не окуплены вечными спорами и бессмысленными перепалками, продолжающимися и по сей день, что хотелось капризно топать ногами, моля прекратить, но во всём этом и была прелесть: со временем во время споров на лицах обоих была не агрессия, а губы, чьи уголки старательно пытались не подняться вверх. Теперь их игра превратилась в «кто первый не сдержится, даря другому улыбку». Она не замечает, когда её тельце оказывается у школьной двери, за которой секретов больше, чем пожалуй у тёти Жозефины. Смелость, набранная за несколько дней отсутствия в учебном заведении резко испаряется, заставляя Энн вздрогнуть, когда сзади чувствуется запах лаванды — Диана Барри неловко топчется на месте, пытаясь пройти. Ширли всё же проходит, встречаясь с уверенным кивком Гилберта, имя которого слышится со всех сторон класса — кажется, ситуация с голубоглазой забыта. Теперь же она замечает Руби Джиллис сидит в полном одиночестве, задумчиво глядящую в окно, словно может разглядеть что-то новое. Школьное помещение ничуть не изменилось: ещё бы, её ведь не было меньше недели. Зато Тилли, заметившая младшую Катберт неловко подвалила к ней, упираясь локтями о поверхность отполированного — пусть и матового — стола-парты, за которым всегда сидели привычные «Барри и Ширли». — Привет, подруга! — пищит та — она никогда не была искренней, лишь в отношении вкусной еды эмоции брали верх. — Ну так что там, ну ты поняла, с Гилбертом? Вы всё же вместе? Я хочу знать всё! Вокруг Энн собирается вся женская половина класса, с интересом уставляясь на рыжеволосую, потерянно смотрящую куда-то в сторону. Что произошло всего за несколько дней отсутствия? Она посмотрела на Гилберта, непонимающе хмурящего брови — так, словно ему только что сказали то же самое, и в следующий момент ловит его ответный взгляд. Тихо пожимает плечами, говоря одним только видом «Что за ужас?», а тот лишь хитро вдруг улыбается, отводя взгляд от Ширли-Катберт. — Всё же? — неловко переспрашивает голубоглазая, начиная вести игру, потому что в части, где собрались все парни, слышится синхронное одобрительное «О-О-О» и Билли Эндрюс хоть и удивлённо, но хлопает Блайта по спине: что ты им сказал, дурак? Но кудрявый не услышит мыслей рыжеволосой, ловящей на себе ожидающие взгляды девчонок. — Ну да, всё же. — охотно кивает Джейн, усаживаясь рядом. Она пусть и не была лучшей подругой Энн, но оскорблять — не оскорбляла, даже наоборот — смотрела с глубоким уважением, и, что называется, проявляла женскую солидарность, помогая в крайних случаях. В этот же раз она ущипнула Ширли за бедро под столом, стреляя предупредительным взглядом. — В тот день, когда произошла ситуация с пирогом, не вы ли с Гилом мне рассказали, что это была непонятная шутка, а записки вам кто-то подкинул? Вместо этого вы как раз собирались спокойно пойти на тайное свидание, взяв с собой один из пирогов? Энн удивлённо подняла брови, но тут же взяла себя в руки, улыбаясь крайне тепло «спасительнице». — Ну да, разумеется! — Ширли всё же кидает смеющийся взгляд на Блайта, уверенно что-то говорящего, и чуть прикусывает губу; так, чтобы девчонки заметили. И они замечают, одобрительно хихикая. — То есть, мы просто погуляли. Гил вёл себя как настоящий Джентельмен: солнце светило, уже склоняясь в прекрасный закат, играющий красками тёплых оттенков. Он вёл меня за руку по берегу, там, где речушка небольшая с каменной тропинкой, а после взял заранее припрятанную корзину, и достал ароматные слойки с яблоками, разложив лежавший в той же «сумке из дерева» плед, и я рассказывала ему свои истории, написанные лишь недавно, а Гилберт изредка на меня посматривал, улыбаясь своей, знаете такой фирменной, улыбочкой. Девочки запищали, восторженно рассаживаясь рядом. Джози Пай сразу же начала трезвонить про недавнее свидание с Билли Эндрюсом, закончившееся сладким поцелуем, на что Джейн неприязненно закатила глаза, тихо фыркая, а после и сама начала рассказывать про тайную прогулку с Джерри, работающим на семейство Катбертов, из-за чего Энн смешливо открыла рот широко, медленно растягивая в улыбку, на что младшая Эндрюс рассмеялась, мягко толкнув рыжеволосую в бок. Лишь Руби Джиллис и Диана Барри сидели где-то в стороне, повторяя школьный материал — Энн, как ни странно, была готова ко всему, хоть и понимала, что мисс Стейси в связи с произошедшими обстоятельствами в виде сгоревшего дома её не будет напрягать, кидая лишь сочувственные взгляды. — Как хорошо, что Руби теперь нравится другой человек. — тихо прошептала Джози, ловя заинтересованные взгляды. Лишь рыжеволосая напряжённо вздохнула, говоря, что ей требуется отойти ненадолго. Она подошла к Блайту, тут же слыша очередное синхронное «О-О-О» и увидела улыбающегося парня, оттаскивая его за руку от толпы одноклассников. — Мы здесь кажется самая завидная пара. — смеющимися глазами прошептал он ей на ухо, всё же вызывая мурашки. Глупец. — Что они тебе сказали и что именно ответил ты? — если у них будут сильно различные варианты, то скорее всего будет крайне неловко, ведь вторая Рейчел Линд — Тилли, ни за что не будет молчать, рассказав обо всём своим кавалерам. — Я сказал им, что мы не вместе, — у Энн дыхание замерло, но она тут же выдохнула, услышав следующие слова: — Ну, мы приближаемся к новому этапу отношений и уже гуляли. Не переживай, кажется всеобщее мнение едино. И…кое-что ещё, — собирающаяся уходить к своему месту девочка замерла, вновь обращая взгляд к кудрявому. — Поговори с Руби, она всё же не виновна. В комнате вдруг появилась мисс Стейси, сразу встречаясь со взволнованным лицом Энн. Та очевидно боялась, что упустила много материала, и теперь быть может у неё в конкурентах не только Гилберт. Поздоровавшись с учениками женщина села на место, решая начать с истории, и сразу же заметила как лицо лучшей ученицы расслабляется — Ширли-Катберт знала и этот материал, в течении лекции поднимая руку для дополнения интересными фактами, которые хоть и знала Мерюэль, но предпочитала не озвучивать их, называя в частности лишь самое интересное. Пожалуй, мисс Стейси могла назвать Энн своей маленькой напарницей, порой помогающей ей самой. Учительнице вообще нравилось, когда рыжеволосая девочка звала её родственной душой, ведь в эти моменты сердце пробирало тепло, включая материнский инстинкт: девушка была той самой будто-дочерью, которую женщина не могла иметь. Как только прозвучал первый звонок, говорящий об окончании истории, на которой заснул Муди Сперджен, встречаясь лицом с руками, лежащими на парте словно подушка, все ученики выбежали во двор, вызывая на лице женщины улыбку — скоро они разбегутся, найдя своё призвание, и встретятся возможно нескоро, а пока у них ещё несколько месяцев и мешок подростковых ошибок, в будущем станущих весёлыми историями для следующего поколения. Мерюэль боялась умереть, не увидев детей определённых учеников. Например, больше всего её конечно интересовали дети Гилберта или Энн, Дианы и, почему-то, Джози Пай. — Мисс Стейси, я могу поговорить с вами? — растерянная голубоглазка потерянно мяла подол платья, и это была вовсе не Руби Джиллис, слушающая на заднем дворе школы глупый рассказ какого-то одноклассника на год старше её самой. — Разумеется, Энн! Признаться честно я порядком соскучилась по нашим беседам. — конечно же женщина уже слышала историю про Блайта и Ширли, якобы взобравшихся на новый этап отношений. На кроткое душевное приветствие последствовал лишь кивок, и посмотрев девушке за спину учительница увидела Гилберта Блайта, как-то по-новому глядя на обладательницу рыжих локон. — Мне кажется, я нахожусь в безвыходной ситуации, понимаете? — девочка опустилась на мягкий пуфик, смотря в глаза рядом приземлившейся дамы. — У меня ведь всё прекрасно, за исключением дома, а теперь на моих плечах сразу несколько масштабных проблем, от которых хочется сбежать, ведь у Коула получилось, вот только он тот ещё предатель, как и моя названная лучшая подруга. Они целовались, а ведь я не знала ни о первом романе Дианы по её вине, не о втором. Кажется, мне не дано выбирать правильных людей. — Правильных людей? — улыбнулась женщина, увидев уверенный кивок ученицы. — Знаешь милая, не думаю, что такое понятие вообще существует. Разве можно назвать человека правильным? Никто не может быть не то, чтобы идеальным, а банально…верным, как ты назвала Диану и Коула. Вы говорили после того, что произошло? — Я не готова к этому, мисс Стейси. — пожала плечами девушка, вдруг подрываясь с места. — Прошу меня извинить, я кажется не сделала кое-что действительно важное и мне требуется успеть сейчас, пока ещё не поздно. И она выскочила, так и не увидев гордый взор Мерюэль Стейси.***
— Так ты помирилась с Руби? — усмехнулся Гилберт, смотря на крошечную Энн, болтающую ножками вперёд-назад с довольной улыбкой на лице. Он уговорил её на прогулку под одно из самых странных деревьев в Эйвонли, победно задирая подбородок повыше. И Энн действительно была почти счастлива, проводя маленькой ладошкой по шершаватой коре массивной ветки, напоминающей одну из тётушек в приюте: такая же сморщенная, но где-то в глубине души всё ещё процветающая в надежде показать Посмотрев на парня на фоне нежного неба — в глазах его что-то мелькало — Ширли вдруг подумала о том, что ей нравится больше всего на этом прекрасном свете. Наверное, треск костра под ночным небом, когда смотря на звёзды можно провожать их в лучший мир, ведь где-то там — в космосе — она давно мертва, но для Энн всё ещё горит, указывая куда идти. Тот самый звук, когда щепки разрываются одновременно со вспышкой чуть хриплого после через чур горячего чая смеха. И дождливые дни, когда словно летя по длинному пшеничному полю тонкие кисти царапают золотые колосья, капают осадки, медленно стекая вниз по лицу, разбиваясь об мягкую поверхность, будь то тёплая земля, или же гладкая девичья кожа. А ещё запрокинутую голову, когда уголки губ растянуты кверху и чувственный смех вырывается из тела прочь, даря миру чуть радости, так сильно нужной скучным аристократом и людям лишённым всякого счастья. И локоны, так легко развивающиеся на ветру, пока глаза глядят прямо на полную луну и гордый месяц. Может, ещё и запах книг, оставленных на ветхих полках следующему читателю. Когда маленькие пятна на буквах и замятые уголки страниц шершавят по пальцам, медленно переворачивающим их. И голоса такие разные, когда один вздыхает от восхищения, замирая на месте, а другой в разочаровании закрывает лицо руками, шепча хриплым голосом что-то невнятное. Когда с губ срываются важные слова, или полная бессмыслица — и в обоих случаях эмоции ярче всякой выдумки. Касания, наверное лёгкие, как и от приёмного отца, когда он невесомо обхватывает двумя пальцами рукав её платья, как бы говоря «я всегда рядом». У Энн кожа словно фарфор, и не тот обычный, стоящий в виде столового сервиза, а с крапинками, словно на тех цветах, что Гилберт видел в Праге, когда корабль остановился за погружением крайне тяжёлого груза. Кажется растения носили гордое звание «Орхидеи», и на их лепестках красовались маленькие точки. — Мои веснушки — это истинное проклятье самого Дьявола! — в негодовании воскликнула девочка, хмуро болтая ногами на ветке величественного дуба. Кажется, одного из самых древних в Эйвонли. — Но Энн, — парень, надкусив спелый плод яблони, цветущей в фамильном саду, вдруг хитро улыбнулся. — У меня ведь тоже есть веснушки. Пусть и немного. Глаза у рыжеволосой полезли на лоб от удивления, вызванного столь смелым заявлением: будь у неё не так видно проклятые пятна на лице, она ни за что никому не рассказала! Ширли-Катберт не задумываясь спрыгнула с ветки, находящейся настолько близко к сухой земле, что каждый раз ей казалось, что она вот-вот заденет небольшим каблучком башмака траву. — Ты шутишь, Гилберт Блайт! — она подалась вперёд, приближая лицо к парню, чьи глаза от ошалело распахнулись от неожиданности. Долго ждать не пришлось — солнечная принцесса отпрянула, непонимающе разглядывая кудрявого настолько тщательно, что он даже неловко кашлянул, пряча взгляд в лежащей у коленей книге. — И как я раньше этого не замечала? Вопрос был явно риторический, поэтому Гилберт лишь покрепче обхватил пальцами книгу, пытаясь понять информацию о чем-то в сфере медицины; буквы так и плыли, отказываясь составляться в одно слово, что его неимоверно раздражало, пока сидящая рядом с интересом сменяла эмоции на лице, бегая глазами по строчкам рассказа из книги, включающей видимо не один сказ. Вот она перевернула страницу, заинтересованно кусая губу: Гилберт определённо позже расскажет ей, что узнал результат мёда и сливочного масла на губах — нежные и мягкие, правда на себе он этого не проверял, лишь нашел в старых записях матери, разбирая старые шкафы с нетронутыми вещами. Ничего Блайт разумеется так и не убрал, любуясь на портрет юной миссис Блайт, нарисованный художником во Франции до рождения её сына. — Гилберт. — зовёт Энн, склонив голову набок. — Можно я расскажу тебе историю, которую придумала только что? А он кивает, смотря на костровые волосы, кажется светящие ярче любого солнца, а в голове тянется «солнечная принцесса». Скоро звёзды осветят весь мир, а золотой диск уступит серебряному. Но пока сидят лишь дети, играющие будто бы взрослых. — Когда-то давно, когда печатный станок ещё не был порождён великим умом, была на свете маленькая принцесса. Совсем юная, но настолько серьёзная, что родителям порой казалось, словно они выявили в мир что-то совершенно новое. Они не позволяли ей заниматься тем, что она любила больше всего: звук пера в чернилах, ведущего по старому пергаменту, и слова, составляющие шедевральные предложения. Отец запрещал маленькой Беатриссе писать истории, восхищающие любых гувернанток, слушающих великолепные рассказы. Пока мать звала это вычурным делом, маленькая принцесса глаголила «великое искусство». И вот, спустя года Беатрисс повстречала принца, ни капли не верящего в чудеса. Но он слушал всё, не забывая попросить ещё одну, ведь без них он заснуть больше не был способен. Порой, ночью Ричард сбегал из замка к юной деве, взбираясь по сюжету сказки: по лиане вверх, прямо к её окну. Она, смеясь впускала его, и освобождала место рядом с собой, придумывая новую историю. Однажды, когда отец всё же обнаружил дочь не в одиночестве, влюблённые решили сбежать… — Энн замолчала, смотря на задумчивого парня напротив. — Как же это глупо! — вдруг воскликнул он, опираясь спиной на ствол дерева. — Как родитель может ограничивать собственного ребёнка от его главной мечты? Это несправедливо. Мой отец ни за что бы так не поступил, и надеюсь, что принцесса продолжила писать, иначе смысла нет. А Ширли-Катберт увидела парня совершенно с новой стороны: он был действительно заинтересован, горящими глазами смотря вдаль — на ночное поле. Гилберт Блайт был вовсе не тем, каким она представляла его в начале: пустым, глупым мальчишкой, не способным ценить что-то невеликое, но крайне важное для других. Нет, кудрявый был вовсе не таким. — Это лишь предстоит узнать, когда будет придуман конец. — Энн становится холодно, ведь солнце покидает их, оставляя место луне, и теперь ей приходит странная мысль, которую она никогда не озвучит. Гилберт словно луна. И ведь ей не известно, что тот сравнивает её с солнцем. Солнечная принцесса и Лунный принц. — Уже темно, нам стоит идти. — заявляет парень, поднимаясь на ноги. — Ты совершенно прав, — кивает девочка, мечтая повторить этот день хоть однажды. И с Руби они помирились, правда совсем неоднозначно: блондинка подорвалась с места, моля простить её, а рыжеволосая лишь обняла Джиллис, чувствуя кое-что важное — дружбу. Дом кажется слишком родным, будто Энн проживает здесь не два дня, а всю сознательную жизнь, идя под руку с Блайтом — ещё мальчишкой, но уже и парнем, имеющим амбициозное будущее. В этом её уверенность превышает всякую чужую. Зайдя в кухню она сразу же видит подпухшее лицо подруги с кружкой в руках, откуда исходит пар, и Барбару, тихо подпевающую себе под нос. — Господи, ну и где же вы были? — слышится за спинами обоих. — Мы гуляли. — отвечают в тон девочка и мальчик, будто им по десять лет. Будто всё как раньше. — На дворе уже ночь, ну что же вы так? — сдерживает улыбку Барбара, подмигивая рыжеволосой девчонке, всё ещё держащейся локтем об локоть кудрявого. Диана, сидящая на скамье, чувствует себя плохо. Ей хочется сейчас же обсудить поход сердечной подруги с самым завидным парнишкой класса, а после закатиться смехом, лёжа на мягкой кровати поперёк. Хочется рассказать о Коуле, которого сегодня чуть ли не выгнала из временного дома со слезами на глазах, крича «не готова», а после отвечала зашедшей в гости Марилле, что Энн пошла всего-лишь прогуляться, скрывая всякие подробности. Барри была той самой потерянной душой, так часто мелькающей в рассказах рыжеволосой. — Завтра мы едем в Шарлоттаун. — заявляет младшая Катберт, чувствуя, что Гилберт всё же чуть отодвинулся. — Втроём. Диану берём с собой, мне ведь нужны новые платья. На подругу голубоглазая не смотрит, но знает, что та улыбается сквозь радостные слёзы, не решаясь подняться. — Спокойной ночи. — вдруг улыбается кудрявый, уводя за собой веснушчатую прочь. — И тебе, Энн. Она знает, что он гордится ей. Она знает, что сегодня вновь останется с ним, деля кто какую подушку возьмёт. Она вообще много что знает, вот только в комнате Гилберт оставляет её на едине с собой, и прошептав «спи спокойно» уходит.И всё же, Гилберт Блайт сплошная загадка.
1*) Меня всегда смешили неловкие моменты с Гилбертом, в момент которых он странно поднимал и сдвигал брови. 2*) Cute girl it's cute girl — условно фраза Гила из первого-второго сезона, когда он говорил про Энн.