Слеза утопшего

      Смиренная тишина, ни йоты беспокойства. Тело в тепле и ему удобно. Что-то мягкое под и над ним и очень знакомое по ощущениям, по запаху, который всё же перебивает что-то иное, – странно неузнаваемое.       Когда я задумываюсь над тем, где нахожусь, мои веки непроизвольно взмывают вверх. Я сразу выделяю привычную мебель, цветы и помещение.       Я дома? Опять? То есть… ура! Я же рада! Быть здесь в период, когда чувствуешь натугу в собственных движениях и какую-то моральную усталость – это должно восприниматься на позитивной волне... Волна!       Я пытаюсь вскочить с кровати, при первой же мысли о минувшем дне, но что-то меня усмиряет, не насильно, а так, когда едва почувствовав нечто инородное, обвитое вокруг моего живота, подало сигнал мозгу остаться лежать на месте.       Отчего-то лишь сейчас я улавливаю, как на полную мощь работает обогреватель. Он установлен у конца кровати, хотя по окончании морозов, как правило, лежит под ней. Но не от одного него до меня доходит нагретый воздух, а ещё от того, кто дышит мне в затылок, не подавая голоса до тех пор, пока я, переборов себя, не поворачиваюсь к нему всем корпусом.       - Проснулась, – безэмоциональный тон голоса заставляет меня дёрнуться назад.       Брюнет напротив, поддаётся лицом мне навстречу и неясно для чего. Я же итак выбита из равновесия.       - Чимин! – вскликиваю я и толкаю Пака в грудную зону, но тотчас об этом жалею. Она у него, как и вся я, голая. – Так…– выдавливаю я из себя, но мне не дают закончить.       - Нельзя, – сухо делает это за меня Пак и сам, без моих просьб и жалоб, освобождает от своих рук, которыми впоследствии встряхивает ввиду продолжительного пребывания в одном положении. Только когда он отстраняется, я понимаю, что эти прохладные руки, в некоторой степени, меня согревали.       - Ты всю ночь дрожала. Зубы стучали так громко, что я слышал этот противный звук, лёжа на диване. Обогреватель достал, но ты всё тряслась, – говоря это, он будто бурит меня тёмным взглядом, ставшим уже привычным. Однако Пак не просто смотрит, а осматривает, вероятно, убеждаясь, что я достаточно отогрелась.       Насколько я была синюшней и как сильно прозябла, что даже такой как Пак Чимин надо мной… сжалился? Хотя о чём ты, Кей? Он и сжалился? Нет, не до такой степени ты наивна! Не дай себя обмануть! Уясни же это!       - Поэтому ты, пользуясь моей изнурённостью, догола раздел меня, залез в постель и без стыда и совести облапал?       - Да раздел, да позволил себе занять возле тебя место, но я тебя не лапал, а всего лишь обнял. Это разные вещи. И, между прочим, после того как я сделал это, меньше чем через десять минут ты успокоилась.       - Тогда тебе следовало уйти спать на диван.       Если Пака не смущает то, при каких обстоятельствах мы ведём разъяснительную беседу, то меня чересчур. Вдруг он, как и я, весь голый, а мы так близко друг к другу? Нет, мне в отличие от него это не пересилить. Он ведь сильный, опираясь на внешность, взрослый парень со своими потребностями, а я хрупкая и мягкая девушка. Если ему что-то нехорошее взбредёт в голову, то я же себе ничем не помогу.       Я подтягиваю белоснежное одеяло выше своих плеч, в одночасье, прикрыв и плечи Пака, широкие и жилистые, так что наши стопы мгновенно выглянули, за чем Пак пронаблюдал, но отказался высказаться, когда и без моих сопроводительных слов всё понял.       - Думаешь, я не хотел? Ты недовольно мычала и не отпускала меня. Как я, по-твоему, должен был уйти?       Наверняка мои щёки в этот момент заалели. Ведь то, что Пак изрёк, – полностью в моём духе. Обычно, в зимнее время года, когда морозы слишком сильные и мне становится так холодно, что даже обогревателя мало, я, по своей прихоти, зажимаю возле себя Лохматыча и всю ночь мы спим обнимаясь. Правда, кот уже давно к этому привык, но вот Чимин… Я прижимала его к себе этой ночью сама, да ещё и без единой на себе вещи. И как мне верить, что даже при этом, он дальше объятий не зашёл?       - Использовать свою силу и переместиться, – озвучиваю я очевидное.       - Только не на такие близкие расстояния, – тут же возражает он.       Точно. Вчера же его силы были ограничены. Вероятно, их не хватило и на перемещение по дому.       Мне более нечего сказать. Я лежу неподвижно, будто черепаха, скованная панцирем из одеяла, оглядывая от природы вытянутое лицо напротив.       Пак всё ещё остаётся сложным для меня в понимании. Ну, вот как он посмел раздеть меня? Пусть мы – люди и согреваемся быстрее, когда нас избавляют от вредящих здоровью элементов, но оно же – неприлично, если было сделано без ведома, по одной лишь прихоти.       - Завязывай краснеть. Я и без одежды знал, как выглядит твоё нагое тело. Такое же, как и у всех других женщин на планете. Оно ничем не отличается. Чего так об этом волнуешься?       Я потупила взгляд, устремив его в сторону, где приоткрыта дверь в ванную.       Может тело у меня и обыкновенное, но оно моё, личное. Что же, если оно такое же, как у всех, то его можно кому угодно демонстрировать? Тогда мне и спать со всеми подряд? Например, с мордоплюем, которому неймётся? Чего это я упёрлась? Всего-то одна ночь. Пойти на то, что делают все и разойтись. Ничего ж постыдного, да?       От одних этих рассуждений я чуть не заплакала. А всё потому, что Чимин косвенно назвал меня легкодоступной, невзирая ни на моё состояние, ни на то, что я всегда, за исключением случая с Тэхёном, отстаиваю свою честь женщины. Тэхён. Мне вдруг вздумалось позвонить ему, увидеться, спросить, как он себя чувствует, но должна ли я, после того, что он мне рассказал о них с Лимарио? Да что я, в самом деле? У меня же телефона с собой нет! То есть, не только по этой причине мне не стоит звонить ему... Хотя признаюсь, извиниться за то, как жестоко Пак с ним обошёлся, хочется.       - Если тебе от этого станет легче, я ничего не разглядывал. Темно было, да и мысли совсем не об этом были.       Я обращаю мокрые глаза на Чимина, на его нахмуренные брови, затем на глаза, которые опущены вниз под тёмной, разбросанной чёлкой, и мне вдруг кажется, что он этим будто показывает, что виноват, но чувствовал бы себя ещё виноватей, если бы дал мне замёрзнуть. Игра воображения или правда? Я не осмеливаюсь спросить.       - Тебе не жарковато?       Я наслаждаюсь многоплюсовой температурой в комнате, но не забываю о том, что брюнет ей обычно не рад.       - Нисколько.       Соврал же. Зачем?       - Балкон не хочешь открыть? – снова интересуюсь я, пошевелив руками, которые держу согнутыми в локтях у подбородка. Лишь секундное воображение того, как сюда проберётся прохладный воздух, доставляет мне дискомфорт, но что же теперь совсем им не дышать?       - Не вижу, что ты согрелась, – серьёзным тоном голоса произнёс Чимин, вскинув на меня такой же взор.       - Но ты всегда его открываешь.       - Это так. У меня самочувствие лучше, когда в помещении или на улице прохладно. Я же хоть и человек, но частично мёртвый, – напоминает Пак о том, о чём я, время от времени, забываю.       - Тогда дно моря тебя освежало? Потому ты не выплыл? – шучу я, слегка взмыв уголком губ.       - Ага, прелестно там было, – думаю, он подхватил мою шутку. Глумливая улыбка осела на его лице. – Знаешь, рыбки плавают, умиротворённо так, будто бы осерчавшая поверхность воды их не парит. Живут себе там – на тихом дне припеваючи, я и подумал, а почему бы и мне так не жить? Останусь-ка я с ними.       - Ты и на подобное успел обратить внимание?       Может история про его гидрофобию выдумка? Он так легко говорит о своём страхе, не уж-то его уже нет? Или и вовсе не было? Хотя нет, этот его внушительный взгляд и бесследно растворившаяся улыбка практически кричат об обратном. Всё же страшно ему было, а в минувшую минуту он просто отшучивался.       - Почему ты так смотришь?       Пусть Пак разъяснит хотя бы вот этот свой пытливый взгляд. Таким он меня сверлит лишь сегодня.       - Зачем ты прыгнула за мной в воду?       - А зачем ты вернул меня домой, когда мог оставить замерзать на берегу?       Чимин ни единой эмоцией, ни нервом не даёт прочесть то, что у него на уме. Взгляд леденящий, а язык колкий, как мысли. Не отбиться, не увернуться.       - Услуга за услугу, не приписывай мне ничего.       Если это такая признательность, то я не оттолкну её. Выступить против страха Пака вместо него – это самая малость того, что я могла сделать в благодарность за то, что он не единожды спасал меня из всех моих передряг с парнями. И, полагаю, далее уже нет смысла упрекать Чимина в том, каким способом он согревал меня, ведь это было оказано из светлых побуждений.       Звук, доносящийся из другой части комнаты, где слышится то, как отмыкают дверной замок, напугал меня нешуточно. Я, выполняя волю своих эмоций, крепче сжимаю краешек одеяла, что укутывает меня голую, а после, уже свободной рукой, без дозволения Пака нарушаю его личное пространство тем, что с силой хватаю его за локоть и тяну за собой, таким образом, падая вместе с ним вниз спиной за края кровати.       Грохот от нас обоих раздаётся довольно громкий, чтобы попытаться скрыть его от бабушки, переступившей порог своего жилья.       - Кей Драмфорт! Ты ещё не встала?!       Чудно! Пока она заметила только меня, в таком русле и следует продолжать!       - Чимин, дай мне встать, – шепчу я Паку, нависшем надо мной в стойке «планочка» на согнутых локтях. Но он не произносит ни слова и в принципе не перемещается куда-нибудь в сторону. Вот конкретно в этот момент его изумлённые разглядывания ни к чему!       Я толкаю упёртого брюнета в плечо, через плотную пуховую ткань, и только, видимо, ввиду внезапности, он падает на бок, освободив тем самым и меня и подол одеяла, в которое я обёрнута.       - Бессмертной себя возомнила? – в голос наезжает Пак, что я спешу замаскировать покашливанием, одновременно поднимаясь с пола.       - Чимин, не вставай, пожалуйста, – напоследок прошу я на два тона ниже, при этом, ненароком, перебросив милостивый взор на уровень его паха.       Фух, в трусах.       - Добрый день, госпожа Ли! – вследствие задержки ответа на слова бабушки, я это словно щебечу, но несмотря на это она меня без проблем понимает.       - Почему в большинстве случаев, когда я захожу, ты выходишь ко мне в неглиже?! Четвёртый час дня, милочка! Давно пора было уже делами домашними заняться, а ты всё спишь!       Я обхожу кровать, по пути пронаблюдав за тем, что пятки Чимина из-за неё не выглядывают, и выключаю обогреватель.       - Да, госпожа Ли. Простите.       Я решаю не портить настроение женщине в возрасте и просто согласиться, хоть пару часов назад прибиралась и студия была полностью чистой и ухоженной.       По пути к коридору я замечаю, что приготовленная еда Чимину всё ещё не тронута, а раковина пуста. Но это я уже больше отмечаю для себя.       Он вчера в другом месте поел или совсем не ел?       - Уже конец месяца. Платить за проживание собираешься? – бабушка, уже забыв о раздражающих её объектах, озадачивает меня тем, для чего, очевидно, и пришла.       - Эм, да-а… – увидев свой клатч на стуле, приставленном к туалетному столику, под которым растеклась небольшая лужа воды, я подворачиваю губу от подступившей неуверенности.       Хорошо, что наличных в кошельке немного. Вот только надо бы их высушить вместе с картой, но это займёт время.       - Можно на этот раз я переведу всю сумму на ваш счёт? Сегодня у меня не получится снять деньги.       Госпожа Ли недовольно бурчит себе под нос что-то непонятное. Из-за того, что она уже пенсионерка и не такая бодрая, как раньше, поход в банк, неблизко расположенный, отнимает у неё много сил, оттого она ещё при въезде попросила платить наличными.       - Так и быть, разрешаю. Всё равно сегодня выходить куда-либо – решение плохое. Сиди дома и занимайся его уютом.       - Почему?       - Этой ночью у нашего дома обнаружили угнанную машину…       Я сразу же перенаправляю взор с госпожи Ли на столик, на котором не лежат ключи от автомобиля.       - Не помню, какой марки она была. Не запоминала...       Отлично, хоть ключи не пришлось бы прятать, если бы она их здесь обнаружила. Правда, в таком случае я бы, так или иначе, не отделалась вопросом: с каких пор у меня машина и откуда столько денег, что я оформила автокредит?       - …по новостям рассказывали, когда полиция решила опросить жителей нашего района по этому поводу, то, внезапно, прямиком по машине ударила молния. Она тут же загорелась и взорвалась! Слава господи, что никто не пострадал, но сказали, что машина уже не подлежит восстановлению и с учётом произошедшей мистики никто в ближайшее время не возьмётся за расследование, так как сами небеса этому воспрепятствовали, представляешь? Это так страшно и странно!       - Да, странно… – поддакиваю я, мысленно ругая виновника и за вселение страха в жителей города и за то, что обвёл меня вокруг пальца. Если смог молнией выстрелить, то определённо и на то, чтобы переместиться был способен… Если греть меня – было услугой от сердца, то для чего скрывать её за враньём?       - Госпожа Ли?       - Да?       Пока владелица квартиры не разглядела в ней чего-то того, о чём можно было бы сообщить в правоохранительные органы, я мигом проявляю инициативу, чтобы заранее предупредить её.       - Как и в прошлом году, я улечу домой на майские праздники. Но на этот раз попрошу свою подругу кормить кота и поливать цветы, поэтому вам не будет нужды приходить сюда часто.       Я придумала это чтобы убить двух зайцем разом: чтобы Чимин из-за нарушенного уединения вдруг не убил ни в чём неповинную бабушку и чтобы не дать оголодать коту. А цветы… Некоторые я увезу к Соён, остальные… неделю без воды переживут.       - Милочка, я сама решаю, когда мне приходить сюда, а когда нет! Но молодец, что предупредила. Хотя, я бы могла забрать твоего кота себе. В отличие от тебя, он мне нравится.       Как и в любые дни, когда Чимин находится здесь, Лохматыч сидит под диваном и не высовывается. Один мокрый носик выглядывает из-под него, реагируя на запахи и атмосферу в воздухе. А она накаляется, оттого что один человек, которого попросили не сдвигаться с места, встаёт и подходит к нам, предварительно надев на себя махровый, мужской халат, который он, в то время как лежал на полу, вероятно, выудил из нижнего ящика комода, откуда тот торчал.       - Я так понимаю, эта «подруга» будет смотреть за котом?       - Нет-нет, это не так! Это… Этот парень… Он… Ну, в общем, он…       Боже, что мне сказать?       - Здравствуйте! Вы вовремя, миссис Ли! Я как раз хотел зайти и поблагодарить вас за прошлый ужин.       Пак встаёт слева от меня.       Что? За какой ещё ужин? Когда?       - Да-да, здравствуй, Чимин. Свининка хорошо прожарилась?       Так она уже заходила к нам в моё отсутствие? И как далеко продвинулось их знакомство? И чего это у неё такой блистающий вид, как у… ах, нет… заворожённой. Мне знакомо это выражение лица. Та стриптизёрша, Чэён, Джису и ещё немалое число девушек, все они так воздыхающе на него смотрят. Но, госпожа Ли – не перебор? И с чего вдруг «миссис»? Она же его старше, если учитывать и настоящий возраст Пака. Ладно, что разбираться. Она вроде не против.       - Да, – лаконично отвечает Чимин.       - Ох, как приятно слышать! Радуешь старушку! У меня сегодня в меню пибимпап, но я запомнила, что ты его не любишь. Подождёшь немного, я приготовлю тебе кое-чего другого, вкусненького?       - Буду признателен, миссис Ли.       - Ты такой вежливый и очаровательный юноша, Чимин! Вот прям хочется угодить тебе!       При каждой такой ситуации, я начинаю придавать всё больше значения тому, что для всех Чимин – красавчик, а для меня – обычной внешности молодой человек. Может, у меня проблемы со зрением? Может, стоило бы к окулисту наведаться? Прокапаю себе недельку прописанные им капли, а там глядишь возле меня не просто парень, а Аполлон во всей блестящей красе представится.       - Спасибо.       - Тогда я побегу, а то у тебя аппетит проснётся, а кушать нечего.       Перед уходом бабушка оглядывает нас двоих с головы до ног.       - Не буду вам мешать, – добавляет взрослая женщина несвойственным ей голоском, и до меня тут же доходит, о чём она.       - Нет, мы не тем занимались, госпожа Ли! – раскрасневшись, я сильнее зажимаюсь в одеяло.       - Теперь понятно, почему ты оставила домашние дела на потом.       Я замираю как истукан, боясь сказать ещё хоть слово и опустить себя совсем ненужными оправданиями. Как стыдно, а перед старшими ещё больше чем перед одногодками.       Владелица закрывает дверь, уйдя уже в приподнятом настроении и с улыбкой, какой я раньше не видывала.       Вот так день! Столько всего и разом!       - Далеко улетаешь?       Взглянув на Пака, уже смотревшего на меня сверху вниз я несколько удивляюсь.       Зачем ему знать об этом?       - Домой.       - Это же за пределами Кореи, я правильно понимаю?       - Да.       - Ты не полетишь.       - Это угроза?       - Запрет.       - С чего?       - С того! Если хочешь жить, ты должна остаться.       - Что-то с рейсом?       - С нами.       И всё? Если он вот так закончил, то это то, в связи с чем я не должна лететь к семье? Потому что с нами что-то не так? Я не отрицаю, в общем-то, но равновесие в моей душе нарушено. Оно уже не спокойно пребывает в моём теле, а трясётся. Поэтому, если я хочу жить дальше, то вопреки любым запретам мне очень нужно слетать к родным, чтобы восстановить внутри себя гармонию.       - Билет уже куплен, Чимин.       - Верни.       - Он невозвратный! – по наитию прикрикиваю я и зря, далее Пак перенимает изменённый стиль общения себе.       - Значит, придётся смириться с потерей денег!       - Сам мирись! А я полечу.       Что это со мной? Не уж-то я вступаюсь за себя без флегматичности? Это Чимин на меня так влияет? Да нет, если бы это было так, то я бы не далеко ушла от манеры общения мордоплюя или ещё кого несдержанного.       - Ты мне назло перечишь?! – Пак удачно хватает меня за укутанный локоть, когда я поворачиваюсь спиной к входной двери, решив уйти в ванную комнату.       - Объясни по-человечески, без ФСБэшных утаек, почему я не должна улетать, Чимин? Мне твои запреты – как каприз, который у меня нет желания исполнять. Поэтому, будет лучше, если ты выскажешься сейчас.       Брюнет ещё с полминуты дышит так, точно пар из носа вот-вот мне увидится, а за ним и новый, обжигающий уголёк возбранений. И, наверно, если бы я не опустила глаза на обездвиженный Чимином локоть, он бы в таком духе и продолжил, но, к счастью, всё обошлось. Пак отпускает мою руку.       - Нам нельзя быть слишком далеко друг от друга. Это плохо кончится.       Я понимаю, что он говорит о цветке Олеандр, но на данный момент эта информация не связывается в единый узел в моей голове.       - Какое расстояние?       - Предел – двадцать километров.       - Поэтому ты «сделал остановку» в моей квартире?       - И пока мы от этого не избавимся, дальше «не поеду».       Теперь я по крайней мере узнала, какой ингредиент во всём этом «супе» придавал ему специфичный вкус, из-за которого ранее была непонятна истинная причина Чимина жить у меня. Если раньше я лишь могла догадываться, что Чимин нуждался в услугах горничной, то сейчас он раскрыл мне правду, и не самую утешительную.       - Как ты понимаешь, что мы далеко отдалились?       Я выбросила, как шматок пропавшего сала, вопросы про то, в связи с чем нельзя было поселиться в незаселённой, пустой квартире неподалёку, или по какой причине он не хочет, чтобы я здесь ночевала. Если когда-нибудь Чимин изъявит желание заговорить об этом сам, то я его выслушаю, а выуживать это из него насильно не стану. Хватит. С него, с меня. С нас, обоих.       - Кисти рук от кончиков пальцев покрываются чёрным, словно чернила, цветом… – Брюнет, обойдя меня, по-хозяйски ложится спиной на диван, облокотившись шеей на его уголке. – В моём случае, после этого, поражённые им конечности, начинают исчезать, делая из меня не то, что оболочку призрака, а воздух. Но оно и ясно, я же живой исключительно наполовину и появился, не вселившись в чьё-то тело, а обретя материю. Но ты человек, и в твоём случае, кожа просто-напросто…       - Мертвеет, – домысливаю я за Чимина, вслед за чем сажусь на пуфик, стоящий у дивана, но куда скромнее, будто нахожусь у него в гостях.       Надо же, сколько в нас изъянов. Как прочно мы с ним связаны. Но всё ли на этом? Если нет, то, что делать с поездкой к родным?       - Чимин, – окликиваю я парня, успевшего закрыть веки. – Чем ты весь противоположный пол обольщаешь?       Пак концентрирует на мне внимание и без затягиваний спрашивает в ответ:       - А что? Ты что-то заметила?       - Тогда бы не спрашивала. Ты же ничего не делаешь. Ни разу не видела, чтобы ты открыто флиртовал с кем-то, приставал к кому-нибудь. Ты общаешься и всё. Отвечаешь неособенными фразами, не даёшь никакой надежды, а все без перебоя говорят о тебе и, не знаю, но, хотят большего? Ты играешь в «ближе-дальше» – чем значительней отталкиваешь, тем сильней притягиваешь? Так ты действуешь?       Чимин ненадолго замолкает с видом, какой, как правило, появляется у учителей, когда они всё время, из-за твоей молчаливости или безучастности на уроках, считали тебя бесперспективным ребёнком, а тут вдруг ты показал, проявил себя и, таким родом, в глазах учителя, разделил ступень с далеко не глупыми детьми.       - Никак не действую. Но и оно было бы противоестественно, будь я обычным человеком. Некоторые бы и сходили по мне с ума, но не все разом.       - Только если бы ты альхемиллу* не раздавал каждой девушке и не принуждал, есть её горстями, – шучу я, однако Чимин это никак не воспринимает. Вот как раз такие ситуации и показывают мне, что внутренне он меня старше… Или скучнее?       - Это чары, которые на тебе не работают.       - Ты пробовал?! – беспокоюсь я, вскочив с пуфика.       Так, ну и когда это было? На вечеринке мордоплюя, когда мы танцевали? Вчера, когда его загребла волна под воду? Или сегодня утром, когда я проснулась с ним в одной постели? Когда? Когда это было?       - Я ничего не пробовал, – цокает брюнет, поражаясь моему воображению. – Это происходит не по моей воле. Эти чары срабатывают как самодействующая педаль, стоит кому-то не мужского пола появиться рядом.       Получается, я нормальная? Чимин для меня обычный, потому что в нём нет чего-то такого, что бы меня привлекало, а другие всего-то подвергаются его прельщающим чарам? Вот в чём дело!..       - Полагаю, спрашивать, как они тебе достались – бессмысленно?       - Да.       Я вздыхаю от того, что моя любопытность осталась неутолённой и взглядываю в зеркало, в котором отражаюсь. Вот это видок… И давно у меня такие лохмотья на голове? Хорошо хоть макияж в воде оставила, не то можно было бы с лихвой отыгрывать нежить болотную в ближайшем театре.       А это что переливается? Невидимки? Откуда? Я же шла на вечеринку без аксессуаров в волосах, а невидимки, как я помню, лежали в клатче. В таком случае, на них было что-то заколото?..       - Что-то потеряла? – пытает Чимин, вероятно, наблюдая за тем, как резво я припадаю к своему, ещё влажному, клатчу и начинаю суетливо в нём копаться.       - Да, цветок. У меня здесь была заколота роза, – указываю я ладошкой на место, где располагаются невидимки, на которые переключаюсь и принимаюсь вынимать, кладя по одной на столик. – Но это уже неважно... Потеряла и хорошо. Иначе было бы хуже.       - Почему?       - Потому что это был подарок от Тэхёна.       Я до сих пор в неком опустошении. Как так вышло, что меня зацепил такой парень, как он, у которого в сердце целая общага? Невероятно…       - За что ты его полюбила?       Если у Пака имеется желание это выяснить, то и мне всё же стоит над этим поразмыслить, так? Чтобы в будущем не попасть впросак снова.       - Ну… – протягиваю я, анализируя все те дни, когда мы с Тэхёном были вместе. – Хм… - нахмуриваюсь я, осознавая, что и ухватиться особо-то и не за что. – За красивые слова… – углубляясь дальше, я тускнею во взгляде. – Пресловутые знаки внимания.., внешность…       - Только поэтому? – Чимин усмехается.       - Нет! – отрезаю я, замешкавшись. Не нравится мне его насмешка. Всё то, чем я поделилась, остаётся тем, что, однозначно, свою роль сыграло, но самым главным предстало это: – Я влюбилась в него после поцелуя.       Я ловлю на себе бесстрастный взор Пака.       Что же он не смеётся и над этим? Чего не утверждает, что я незрелая в таких вещах? Что же снова не тычет тем, что я «девочка», неприкосновенная, невинная и очень, очень мечтательная по поводу большой, доброй и истинной любви?       В детстве я прочитала много сказок про принцесс. Рыцари, принцы, да и чудовища, все девушки были с ними такими счастливыми, а их возлюбленные настоящими героями. Я, конечно, разграничивала реальность и вымысел, но порой желала, чтобы сказки становились явью, и чтобы хоть один принц, появился в моей жизни. Мне не требовался всем известный герой, а свой, – мужественный, решительный, с безгранично добрым сердцем и правдивыми ко мне чувствами.       - Поцелуй, Кей, слабо связан с влюблённостью. Когда человек целуется, у него стимулируются нервные окончания губ, в итоге чего расцветает его возбуждение. Оно же, в свой черёд, неприметно впитывается обонянием и неудержимо развивает страстное вожделение. Иначе говоря, люди думают, что влюбляются после поцелуя, но это происходит не более чем в процессе него и то, как я уже сказал – и это не оно, они всего напросто в этом путаются. И ты запуталась. Ты не была влюблена в Тэхёна, Кей. Поскольку ты ещё девственница, то очень чувствительна, и он подловил тебя на этом, когда поцеловал. Ты возбудилась. Вот и всё. Тебе просто хотелось от него естественного – секса.       - Ты что такое говоришь? Не хотела я с ним спать!       - К чему отрицать несомненное? Покраснела вон даже. Что такого в том, чтобы переспать с тем, кто тебя возбуждает? Вы же оба получите от этого массу наслаждения.       В чём-то он прав. Мне не было противно с Тэхёном до того, как он не заговорил о них с Лимарио. И сейчас я не испытываю к нему ни грамма чувств. Увидеться хочу, да. Но за тем, чтобы спросить, как он, болит ли что, как он домой добрался и совсем чуть-чуть услышать фразу о том, что он одумался и, поговорив с Лимарио, окончательно с ней расстался. Но почему я хочу это услышать? Если исходить из мнения Чимина, то чтобы заняться сексом, будучи непривязанными ни к кому, кроме нас двоих, людьми? Если так то, чем сейчас хуже мордоплюй? Он же тоже одинок в этом плане. Но такой же тяги как к Тэхёну почему-то не вызывает… Не уж-то это потому, что мы ни разу не целовались? А если это произойдёт, я начну желать и его? Нет, нет, нет и ещё раз нет! Я всё равно откажу мордоплюю в сексе, если он вновь попросит!       - Наверно, я как-то не так воспитана.       …и ещё со вчерашнего вечера надеюсь что, когда мордоплюй отворил ту комнату на втором этаже, то решил, что у нас с Тэхёном всё было.       - Подумала о Мин Юнги?       Я временю с ответом и с подозрением взглядываю на Пака.       - Самую малость.       Чимин, наплевав на мой шок, прикрытый сомнениями, отвязывается от него тем, что смыкает глаза, расслабляясь в удобной для себя позе на диване. Он переворачивается на бок, подложив одну руку под голову, а другую распрямляет вдоль туловища, так что рукав задирается. Из-под него мне сразу показываются маленькие точки на светлой, мужской коже, под которую неоднократно вводилось обезболивающее.       - Чимин?       Он мычит что-то похожее на «м?», но более отрешённое, чтобы, видимо, я перестала надоедать ему.       - Пожалуйста, перестань принимать тот обезболивающий препарат. Если он не вредит сейчас, то обязательно проявит себя потом, и вылечиться от этого будет трудно.       Пак размыкает веки.       - Что же ты не прекратишь принимать свои таблетки?       Вспомнив, что вчера, перед выходом, я оставила успокоительное на туалетном столике, то тотчас на него взглядываю. Оно так и лежит на нём, но перевёрнутое, а я оставляла его лицевой стороной вверх. Значит, Чимин успел осмотреть его.       На этот счёт мне высказать нечего, ведь неизвестно когда ещё настанет тот миг, когда мне всерьёз поплохеет, и я не буду видеть выхода ни в чём другом, помимо того, чтобы принять таблетки. Вследствие этого, я заключаю, что разговор окончен и иду в ванную, так как некая прохлада всё ещё меня окутывает через тёплое одеяло.       - Сделай одолжение, Кей…       Я останавливаюсь, обернувшись к брюнету, который переворачивается от меня на противоположный бок, являя свою спину.       - Не переживай за меня. Со мной ничего не станется. Препарат не вредит мне, не вызывает зависимость. Если не веришь, то я снова повторю – перестань попадать в передряги. Этим ты очень меня порадуешь.       Нисколько ему не пообещав, я ушла, закрывшись в ванной.       Я только могу постараться.       ♠♠♠       Госпожа Ли навестила нас через два часа с гулаожоу**, который мне запретили пробовать. Она и Пак сидели за барным столом вместе, а я прибиралась, надоедая им шумом пылесоса, точнее не им, а конкретно пожилой женщине, так как она постоянно что-то спрашивала у Чимина и что-то ему рассказывала, а он, как мне было видно, не был в этом заинтересован. Он уплетал свининку, наслаждаясь вкусом и обстановкой.       Я закончила с уборкой и поливом цветов спустя час, как раз, когда госпожа Ли ушла к себе, довольная похвалой Пака и благодарственными словами за сытное угощение. Теперь, когда всё стало ясно с тем, что Чимин, невольно, распространяет на других свои чары, поведение бабушки виделось мне нормальным. Любопытно, чего это он не пользуется этим в своих целях? Подошёл и всё, девушка уже его! Для парня это круто же? Но, если он этим не злоупотребляет, похоже, что в его сердце ещё никому нет места кроме Ю Минри.       Я сижу за высоким столом, в трикотажных шортах и футболке, спиной к холодильнику и ем вчерашний кимпаб, не забывая о закусках. Внизу, у своих мисок, Лохматыч уже покончил с жидким кормом и перешёл на сосиски. Пока давали, пока Чимина нет рядом.       В данный момент, Пак стоит в балконном проёме, вкушая, лишённый на несколько часов, прохладный, уже вечерний воздух, и покуривает вторую, меньше чем за сорок минут, сигарету. Сначала он покурил, когда госпожа Ли покинула квартиру, а теперь, лишь бы не видеть мои неудачные подрыгивания, в период, когда я приплясывала под музыку из телевизора, одновременно снимая обёрточную плёнку с сосисок.       Помимо кота, вместе со мной трапезу разделяет лёгкое недомогание от ночного заплыва. И это мне ещё повезло. В душе, несмотря на переохлаждение организма, я достаточно прогрелась, и судя по более-менее терпимому самочувствию, избавилась от таких последствий как: ринит, бронхит, и даже простуды.       Музыкальная программа заканчивается и сменяется вечерними новостями, которые транслируют сгоревший lexus у нашего подъезда, некогда угнанный Паком, затем очередное ограбление продовольственного магазина неподалёку отсюда. Сообщают, что из него украли коньяк и сигареты Marlboro. В процессе уборки, никакой коньяк, в поле зрения, мне не попадался, зато пачка сигарет – да, когда Чимин извлёк её из кармана, надетых на нём, спортивных, тканевых штанов.       Он тоже слышит все новости, но в отличие от прошлого раза телевизор не выключает, наверно, потому что я не докучаю ему, запомнившейся фразой – «так нельзя!».       Пак переоделся не так давно. Халат был снят сразу, как мы остались одни, а ему на смену пришли вот эти серые штаны.       Так как в комнате включен свет, а за окном одна тьма, сквозь которую кое-как пробивается освещение уличных фонарей, фокус на Пака, боком стоящим ко мне, и голыми лопатками опирающимся о дверной косяк, – отличный. Он снова втягивает никотин, ввиду чего приподнимается его грудная клетка и чётче прорисовывается пресс. Затем Пак расслабленно выдыхает скопление дыма в неохватный воздух, но при этом его торс не претерпевает изменений. За его атлетическим телосложением, так долго и пристально, я наблюдаю исключительно сегодня, вслед за чем непроизвольно у себя уточняю: это «это» тело я обнимала всю ночь?.. Недурно.       - Что-то хочешь спросить?       Я, как пристыжённый детсадовец, утыкаюсь взором в тарелки, выставленные перед собой, став шустро и по очереди, палочками, по кусочку выуживать из них еду.       - С кимпабом тоже что-то не так, как было и с пипимбапом? Потому ты его не ешь?       - Свежее было гулаожоу, чем кимпаб. А пипимбап я ненавижу ещё с детства, когда мы с Минри его приготовили и им же отравились.       Ну, благо дело не в моих кулинарных способностях, а то я уже почти нос повесила.       - Что ты знаешь о действии нашего шрамирования?       - Не больше, чем ты.       - Что, например?       - То, что оно доставляет мучения в случаях, когда страх над тобой преобладает. В таких ситуациях, я перемещаюсь к тебе, избавляю от тревог, и ты успокаиваешься. У тебя всё проходит, а у меня длится до тех пор, пока я не приму препарат. Ты не знаешь, но если я боль проигнорирую, то в конечном итоге она убьёт меня.       Как-то ранее я не задумывалась, но если привлечь сюда рассказы профессора Кима, то, по неведомому мне предлогу, Пак не намеревается возвращаться в загробный мир. Ему же незачем бояться умирать? Он уже проходил этот этап и как выяснилось по мифам жизнь по ту сторону существует. Выходит, что Пак «гостит у нас» для какого-то дела, потому и заинтересован в том, чтобы сохранить мою жизнь и свою. Наверно.       - А ты можешь не перемещаться ко мне, если захочешь?       - Нет, цветок поглощает во мне энергию и интуитивно стремится туда, где есть точно такая же. Это происходит подобно магнетизму. Я в силах сопротивляться, но недолго.       - У меня, – начинаю я, обратив тем самым на себя внимание Чимина. Пока есть тот самый момент, когда мы делимся важными вещами друг с другом, это упускать нельзя. – Шрамирование может жечь как зияющая рана, зудеть и покалывать как от иглоукалывания.       Чимин, не перебивая, слушает, и когда я замолкаю, не торопится что-то вставить или уточнить. Он сосредоточен, параллельно стряхивает пепел сигареты в пепельницу на подоконнике.       - Жжёт она, когда я чем-то глубоко встревожена. Зудит, когда лепесток заполняется тёмно-синей краской, схожей с акварелью, а колит в тех обстоятельствах, когда лепесток пропадает с кожи.       Что повторилось и вчера в коттедже мордоплюя. Сегодня, когда я была в ванной, то успела осмотреть своё шрамирование. У меня осталось три лепестка, два из которых закрашены. И в принципе действия которых, я всё ещё мало разбираюсь.       - А в нас есть отличия, оказывается, – вздёргивает губой Чимин, пустив в лёгкие вредный дым. – В моём случае, она может жечь, ещё когда лепесток исчезает.       - Если так, то обезболивающее принимать тоже надо?       - Нет. Жжение пройдёт сразу же, когда контуры лепестка полностью «зашьются» и выведутся, но до этого также придётся терпеть.       - Кстати, да, ты всегда неважно выглядишь, когда такое происходит. Кроме того, у тебя ещё глаза янтарными становятся.       - Что ни день, то открытие.       Я скромно улыбнулась с того, что облачила для него то, о чём он не имел представления. Раньше казалось, что обсуждать такое с Паком бессмысленно, он не будет вести диалог на эту тему, а в реальности всё вышло не так.       - Но у нас есть и те лепестки, которые закрашены…       Отчего-то впоследствии этой фразы Чимин не демонстрирует и малейшей в ней заинтересованности, уведя своё внимание куда-то в вечернюю темноту. Намеренно?       - И пока я не знаю из-за чего они себя проявляют.       В конце концов, Пак поворачивается ко мне спиной.       - Чимин?       Молчание. Сигарета тлеет в его руке, затем совсем пропадает из виду, а где-то от его лица снова плывёт дымок, который Пак выдохнул.       - Я тоже.       - А ещё, – я не намереваюсь завершать наш разговор на этом, но напор своей любознательности всё же смягчаю, чувствуя от собеседника нежелание далее обмениваться информацией. – Как думаешь, подвеску, возможно, из меня достать?       - Одному чёрту известно.       Я поднимаюсь со стула вместе с пустыми тарелками и ставлю их в раковину. Вода из-под крана шумит тут же, как я её включаю, а пена льётся водопадом на грязную посуду из губки, которую я начинаю сжимать.       Ладно. Закончим на этом. Навязывание – никогда не было частью меня, тем более, когда собеседник насытился общением сполна. Раз Чимин не видит какого-то интереса, надобности или, и вовсе, выгоды в нашем разговоре, впервые долго длившимся, который, кстати, оказался небесполезным, то я сама на нём настаивать не стану. Представится ещё шанс, возможно, не один, и мы вновь поговорим.       Под благодарное от кота мурлыкание и ласку у моих ног, я берусь за готовку нового блюда. На это уходит не более чем полтора часа, причём умиротворённых. Меня, занятую делом, стоящую у плиты, не посещает ни страх, ни волнение за свою жизнь. Всё проходит нормально, рядом с ним.       Чимин варит себе свежий кофе, а я, уже собранная, продеваю руки в рукава ветровки, стоя напротив зеркала. Он либо поглощён приготовлением, либо не обращает внимания на мои сборы, потому и не спрашивает «куда я или зачем?». А скорее он держит в уме тот факт, что мне здесь не место и молчаливо, без тех прежних и грубых «уходи!», ждёт, когда я, наконец, покину пределы квартиры.       Я закрываю за собой дверь, как раз когда Чимин проходит на балкон и, отпив небольшую часть крепкого напитка, неразбавленным ничем, даже сахаром, вновь поджигает кончик сигареты.       Выйдя на улицу, тёплую, но слишком опасную для такого времени суток, я второпях шагаю к автобусной остановке, ощущая за собой тот самый взор, одному ему принадлежащий, давящий как многотонный груз, упавший на меня. Я дотаскиваю его вплоть до транспорта, подъехавшего в соответствии с расписанием, и устраняю, когда двери за мной закрываются, а я сажусь на сидения, противоположные дороге дома.       Вот и подошёл к концу диковинный, долгий день. Теперь всё, чего я желаю – это уединиться. Скрупулёзно, до мелочей обдумать каждый свой шаг и определиться, как управлять своей жизнью дальше. Ведь, именно я в ней: и друг, и враг, и подчинённый, и директор, и шут и президент. Только я, никто другой. А так как дорога неблизкая, и телефона у меня с собой нет, – этот миг идеален. Поразмыслю над всем, а по приезду в универ, сразу лягу спать. Надеюсь, ещё не все матрасы расхватали.       Альхемилла* – приворот-трава.       Гулаожоу** – свинина в кисло-сладком соусе.