Пламя

От одежд Святой Инквизиции пахнет пеплом, гарью и самую малость – кровью. Запах крови уже давно витает в воздухе и остается сладковатым, гнилостным привкусом во рту. Он сопровождает Михаил, куда бы она ни пошла – и ей все меньше хочется куда-то идти. Ей кажется, что чужие взгляды проникают ей под кожу, под шлем, где прячется туго заплетенная коса, под кольчугу, под которой она скрывает совсем не мужское тело. Ей кажется, что она сходит с ума, пытаясь своим пламенем объять огромную, бескрайнюю Тьму. Вельзевул на дознаниях молчит или смеется. Смеется, вместо криков, когда веревки впиваются ей в кожу, а плечи выворачиваются и ослабевают. Смеется, когда к ее коже, покрывшейся десятками плохо заживающих рубцов, подносят раскаленный металл. Смеется, слизывая с губ струйки крови. Смеется Михаил в лицо, когда она начинает читать Священное Писание. - Если хочешь, - как-то произносит Вельзевул, и это уже удивительно, потому что она молчит в последнее время, - я расскажу все ему. Михаил поворачивает голову по направлению ее взгляда и встречается глазами с Гавриилом. Она не слышала, как он вошел. Само его присутствие сжимает ее сердце в стальных тисках, крепче, чем эти же тиски сдавливают пальцы нечестивиц. - Расскажешь мне что, дьявольское отродье? – отрывисто интересуется Гавриил. Он спокоен и весел. Ему не нужно вести дознание у сумасшедшей, у самой отвратительной ведьмы, которую они только встречали. Он отправил на смерть рыжеволосую девушку, которая ничего не отрицала, плакала и просила только о последнем желании – увидеть озеро, у которого она жила. Гавриил с кристальной честностью сдержал обещание. Девушка с камнем на шее отправилась на дно этого озера; а Михаил впервые почувствовала к нему странное, только зарождающееся омерзение. Вельзевул молчит и улыбается, и молчит несколько долгих секунд, за которые Михаил бесстрастно смотрит на огонь свечи. Прервать ее? Своими руками – ведь палач уже ушел? - Спроси об этом… у своего брата, - она хохочет, как безумная, но Михаил на миг прикрывает глаза от облегчения. Гавриил теряет интерес к ведьме так же мгновенно, как получил его – он наслушался всего этого. - Когда они долго ничего не рассказывают, - советует Гавриил, наклонившись к Михаил и глядя через плечо в ее записи, - я обычно беру раскаленный прут… - Не помогает, - нарочито хриплым голосом отвечает Михаил. - Сколько она здесь? Два дня? Три? И все еще жива? – Гавриил оглядывается назад. – Воистину крепок дьявольский дух. И он, и Михаил осеняют себя крестным знамением при упоминании Дьявола – легко, быстро, привычно. Вельзевул смеется еще громче. - Я справлюсь, - Михаил одергивает себя от того, чтобы поджать губы. Она копирует привычки всех, кого видит – Гавриила, младших инквизиторов, палачей… Никто из них не поджимает губы. Этот жест кажется сугубо женским. - Когда закончишь, приходи в наш кабак, - Гавриил опускает руку в тяжелой перчатке ей на плечо. – Ты там никогда не бываешь. Кружка вина – лучший отдых. - Я знаю, чем вы там занимаетесь, - холодно отвечает Михаил. – Блуд – это грех, если ты позабыл. Гавриил пожимает плечами, явно пристыженный, но все же бросает на прощание фразу, от которой успевшая выдохнуть Михаил чувствует, как ее сердце сжимается заново. - Ты всегда был странным. В тебе есть что-то… неправильное. Вельзевул усмехается. - Быстро он заметил, а? Такому тугодуму понадобилось столько времени… Значит, никто ничего не знает? Разве столь бесстыдная ложь угодна Господу? - Откуда тебе знать, - бесстрастно отвечает Михаил, - что угодно Ему? - А вы все еще верите, что знаете его лучше других? – почти шепчет Вельзевул, и в этом шепоте – то, чего Михаил так в ней боится. В этом шепоте – ее первозданная Сила, Ночь, которой она дышит даже сквозь каменные стены, даже сквозь крошечную решетку. – Вы придумали себе господина, вы придумали за него правила, и вы все равно нарушаете их. Где-то там вы знаете, что все это фальшь, она среди вас, она в ваших же умах – но вы возводите церкви и приходите в них читать свои лживые молитвы. Вы знаете, что в них нет ничего, кроме вашей же веры, что эти слова – мертвые, пустые, на них никто никогда не отзовется. Я знаю слова, на которые отвечает сама земля, я знаю слова, которым подчинится ритм твоего сердца, я называла звезды по именам, и они говорили со мной, как с равной. Вы зовете это ересью, но это свобода. Я расскажу тебе… Она манит ее движением руки и Михаил, замеревшая на месте, понимает, что делает рефлекторный шаг навстречу. Она перекрещивается еще раз, чувствуя, как дрожат пальцы. - Это черное колдовство, - произносит она. – Речи Дьявола, которыми он искушает тебя. Ты безумна, если веришь в них! Ты не знаешь ни истинного Света, ни истинного Бога. Тебе кажется, что ты свободна, но эта свобода – полет вниз со скалы, и в конце тебя ждут только острые камни. Раскайся, уверуй, проси у Господа крыл, которые Он даст тебе, чтобы лететь по-настоящему – и, может, ты еще успеешь не разбиться. - У меня уже есть крылья, - неожиданно мягко отвечает Вельзевул. – Я не выйду отсюда живой, так что толку мне с лживой милости? У меня есть крылья, и я приглашаю тебя посмотреть, как я взлечу над костром. - Не сомневайся, - Михаил позволяет себе короткую улыбку. – Я приду.