Среди множества линий

Сегодня выглядит ещё хуже обычного — лицо залито кровью, правая рука неестественно вывернута в плечевом суставе, и по тому, в какой неловкой позе он лежит на кровати, Му Цинфан догадывается, что у шисюна Лю сломаны минимум два ребра. Видит Создатель, у него уже нет сил ругаться. Запасы трав, зелий и чистых бинтов предусмотрительно перенесены учениками из рабочего кабинета к нему в спальню, потому что несносный лорд Лю Цингэ повадился игнорировать двери и заявляться в его личные комнаты полумёртвым — сразу через окно. Обычно в работе Му Цинфан не допускает эмоций, но при более пристальном взгляде на шисюна всё же цепенеет на миг: тот без сознания, мертвенно-бледный, и крови на его одеждах столько, что не хочется думать даже, сколько из всего этого количества принадлежит ему. Тихо бранясь, Му Цинфан заливает тщательно отмеренную дозу кроветворного зелья ему в рот, с тревогой проверяет дыхание — не повреждены ли лёгкие? Лю Цингэ дышит тяжело, но без характерных признаков, указывающих на серьёзные травмы внутренних органов, и Му Цинфан уже до привычки отточенными движениями распарывает и снимает его одежду. Шисюн Лю обладает невероятной способностью к регенерации, честное слово, на нём всё заживает, как на собаке, и всё-таки его раны, полученные в предыдущую осаду дворца Хуаньхуа, не затянулись до сих пор. Неудивительно, что ему уже не хватает ни духовных сил, ни выносливости: он ведь всё делает на износ. Жалеет себя ещё меньше, чем своих учеников — да что там, совсем не умеет себя жалеть. То, как заживают его раны сейчас — на взгляд Му Цинфана, плохой знак. Отвратительный. Самый что ни на есть дерьмовый. Однако сейчас лекарь, в котором нуждается пациент, не позволяет себе лишних раздумий. Для него всё это происходит в десятый, двадцатый, сотый раз, чёртов порочный круг, будь они все неладны! Он бережно обрабатывает раны шисюна, накладывает фиксирующие повязки на рёбра, вправляет вывихнутое плечо. Обезболивающие заклятия не столь сильны, и всё же шисюн Лю до сих пор не приходит в сознание. Закончив с перевязкой и вливанием зелий, Му Цинфан распоряжается принести таз с тёплой водой. Отдавая приказ, он стоит в дверях так, чтобы наверняка скрыть шисюна от любопытных глаз учеников. Так и думает: знай Лю Цингэ, что на него пялятся, пока он лежит здесь без сознания, точно наподдавал бы всем нечаянным зрителям. Му Цинфан, конечно, исключение — но лекарям вообще позволено многое, что не светит обычным смертным. Му Цинфан аккуратно и неторопливо обмывает шисюна от крови. Грозный лорд пика Байчжань даже во сне кажется напряжённым — он весь неподатливый, жёсткий, будто в любую секунду готовый снова кинуться в бой. Глупый, думает Му Цинфан и задыхается от невозможной нежности, — ведь здесь тебе не грозит ничего. Не с кем сражаться и некуда бежать. Здесь предпочли бы вовсе не видеть твоих ран, но лучше так, чем понимать, что иначе ты просто забудешь дорогу к лекарям и сгинешь в очередной из грядущих битв не за живых даже — за мертвеца. Смыв запёкшуюся кровь с безупречно красивого лица, Му Цинфан легко и мимолётно касается его впалой щеки. Ловит себя на глупой мысли: множество горных лордов сохраняют свои тела молодыми на десятки лет, но что-то в Лю Цингэ и впрямь дышит молодостью — настоящей, отчаянной и кипящей страстями. Гнева в нём столько, что, не всматриваясь, не увидишь, как за всей этой яростью прячутся то растерянность, то чувственность его горячего и доброго сердца. Слабости. Вот только Лю Цингэ никому, кроме избранных, которых мог бы пересчитать по пальцам одной руки, не позволяет видеть себя слабым. Элемент доверия, о котором не говорят вслух — вот что это, — и Му Цинфан думает, что если Лю Цингэ приходит к нему исцелить новые раны, то это значит, по крайней мере, что он не пал на поле боя. Что ещё будет с ним, пока не ввяжется в авантюру похуже — всё это лорд пика Цяньцао, увы, знает не понаслышке. Склонившись над шисюном Лю, он с нежностью целует того в лоб. Болезненное отрицание ещё никому не приносило добра, а потому сам себе касательно своих чувств Му Цинфан не врёт из принципа. Задай Лю Цингэ ему вопрос — и ему бы ответил без промедления. Разумеется, шисюн никогда не спросит. Пускай. На всё наплевать — лишь бы продолжал возвращаться.