Salty tales

Собрать немногочисленные пожитки, вновь распрощаться с подругой и покинуть стены поместья оказалось легко, почти как впервые. Найти новое пристанище оказалось уже потруднее, и выбор пал на небольшой городок в трёх днях пути от портовой столицы. Им не хотелось жить в дремучей глуши с двумя соседями на деревню, так что этот тихий и непримечательный проездной город стал подходящим решением. С покупкой дома Айтварас справился относительно быстро, даром что пиратствовал столько лет. Земля, на которой одиноко стоял двухэтажный дом, давно поросла высокой травой, а в самом помещении давно никто не жил после того, как построившие его люди умерли от болезни. Суеверные горожане боялись обживать это место, да и клочок земли на городском отшибе никому не казался плодородным, потому цену Айт заплатил совершенно приземлённую. Первым делом они с Ирэн засучили рукава и расчистили сад перед домом, затем принялись чинить и обживать своё новое жилище. Детям всё было интересно на новом месте, им впервые давался простор для игр, шума и гама, неуместных в стенах графского поместья. Здесь никто не смотрел на них осуждающе, не шептался и не кривил лицом при виде детей одинокой матери от какого-то пирата; здесь были мама и папа, теперь почему-то всё время вместе, к чему близнецы привыкли не сразу. Поначалу они прощались с отцом как в последний раз и ужасно удивлялись, когда он возвращался к вечеру. Быт потихоньку обрастал вокруг них, а скудные запасы денег истощались, пока Айт искал, куда пристроиться на работу. В таком непривычном деле было не до разборчивости: одно время он охранял амбары, другое носил мешки с зерном, третье вышибал должников из трактиров. Ирэн и сама не могла себе позволить отдых. Ещё не пережитый страх потери ребёнка не давал ей оставлять детей без присмотра на весь день, и потому она выполняла всю возможную работу в доме, размышляя, как начать зарабатывать на своём умении лечить. Вместе с детьми она обработала и засадила небольшой огород, наколдовав плодородия на все семена и корни; окончательно вычистила дом и вывела из него всевозможную лишнюю живность; начала осваивать азы плотничества, заделывая дыры в полу и обтесывая мебель от возможных заноз. Привыкать к оседлой жизни Айту оказалось нелегко. Море неизлечимо повлияло на него, без привычной качки с трудом удавалось заснуть. Вместо шума волн теперь был шелест листвы близлежащего леса, вместо привычных голосов команды — незнакомый городской гвалт, да и ощущение контроля над событиями безвозвратно ускользало. Ирэн он ничего приказать не мог, дети нередко пропускали мимо ушей суровый тон и могли смягчить Айтвараса одним своим видом. Поздними вечерами, лёжа в пока еще единственной кровати с ведьмой и едва уснувшими близнецами, он не мог осознать, как такое с ним приключилось. Ирэн, напротив, в созданном ей уюте выглядела так же уместно, как и в корабельной рубке. Может, это мир вокруг неё подстраивался под ведьму? Но и в этом Айт заблуждался, конечно же. И выяснить ему это пришлось, возвратившись ночью домой, где Ирэн в самом отчаянном состоянии гнева пыталась уложить неугомонную парочку спать. Судя по изведённому выражению лица и надломившемуся голосу, она была на грани чего-то совершенно неприятного; Айт выпроводил ее из спальни и уболтал детей, пока те не уснули. На кухне Ирэн сидела за столом, вцепившись руками в волосы, то глядя в никуда, то жмурясь. После одного вопроса о ее самочувствии она, открывшая рот для ответа, расплакалась. Позже, гладя ее по голове и обнимая дрожащие плечи, Айт слушал. В ту ночь он многое узнал о своих детях, о ее усталости, о бесконечных трудностях и проблемах, свалившихся ей на голову; о том, что привыкнуть к морской жизни ей оказалось куда проще, чем к постройке своего имени и семейного благополучия на пустом месте; о кошмарах, выговорить которые Ирэн далось немалых сил. Тогда к нему вернулись старые мысли о том, как ее жизнь могла бы повернуться до его вторжения. Нанимаясь охранником или сопровождающим для знатных особ, Айт представлял Ирэн на положенном ей по праву рождения месте. От этой возможности она когда-то тоже отказалась ради него. Бесчисленные жертвы, которые она совершала без задней мысли, почти раздражали Айта своей искренностью. Он редко страдал от угрызений совести или самобичевания, но, возможно, это не помешало ему, чтобы наконец увидеть себя яснее. Подобные измышления ещё сильнее побуждали в нем желание дать ей всё лучшее, что он только мог предложить. Так он и оказался у дверей дома местного лендлорда с твёрдым намерением добиться места поближе к деньгам. Гринвуд с первой встречи напомнил Айту всех тех предприимчивых торгашей, что сбывали пиратский товар далеко не законными путями. И Айт отлично знал, как найти с их братом общий язык. Ему даже не понадобилась заверенная Теодором (с подачи графини) бумага о благосклонности к нему со стороны столицы и законности своего ворованного имени: спустя час искусной лжи, щедро приправленной правдой, Ангус Маклеод был принят на испытательный срок на должность секретаря. И в эту возможность он вцепился с чисто пиратской жадностью. Тот счастливый день запомнился ему надолго — сияющая улыбкой ведьма поведала ему, что к ней впервые пришли за лекарством местные. Похоже, новости о приезжей знахарке начали разлетаться по окрестностям; впервые за долгое время они оба воспряли духом, радуясь переменам. Вопреки ожиданиям, теперь он проводил с Ирэн куда меньше времени, чем в море — хотя, конечно, стоило ли вообще думать об этом после пяти лет жизни порознь. Они находили время и силы друг на друга хорошо если пару раз в неделю, но чаще всего общение сводилось к молчаливым объятиям и невеселым улыбкам. Порой им приходилось отказывать друг другу, чаще — уступать, а ещё учиться жить вместе на новых условиях. Спустя месяц безукоризненной службы у Гринвуда Айт смог отселить детей из своей спальни в их собственную комнату, и это событие принесло родителям куда больше радости, чем близнецам. Настолько больше, что Ирэн даже начала переживать о том, как бы опять не забеременеть, и запивала свои тревоги лунным чаем. Но даже такие волнения не могли разрушить крепнувшую с каждым днём атмосферу дома, в которой все они наконец-то начали ощущать себя в правильном месте. Правда, одна вещь должна была рано или поздно произойти. Всё будто бы к тому и вело — в каждом мелком событии, наполнявшем теперь их жизни. Новая знахарка привлекала к себе все больше внимания, становясь предметом обсуждений везде, куда являлась; правда, активные передвижения без присутствия рядом мужа снова притягивали к Ирэн косые взгляды. И пусть она нигде не трепалась о том, что они с Айтом на самом деле даже не были женаты, отсутсвие кольца на ее пальце будто бы стирало реальность их союза для окружающих. Ирэн продолжала без церемоний отваживать любых посторонних мужчин, желающих навязать ей свои симпатии, и с каждым новым прицепившимся джентельменом все сильнее хотела закрыться у себя дома, заколотив все ставни. Ей никогда не нравилось цеплять на себя взгляды, ей хватило неуемных мужских приставаний на всю жизнь вперёд. И впервые за долгое время она нашла в себе смелость пожаловаться на это Айту. В тот вечер он вернулся домой необычно задумчивый, почти не притронулся к ужину, с трудом переключил себя на детей. Пока он занимал их играми и чтением, Ирэн могла посвятить себя приготовлению лекарств с запасом на ближайшую неделю. К ее большому удовольствию она могла содержать все травы и зелья в идеальном порядке — не баловаться рядом с ее шкафом было беспрекословным правилом в их доме. К тому моменту, как в комнате близнецов погас свет и умолкли голоса, Ирэн уже снимала верхнее платье, собираясь распускать корсет. Айт остановился в дверном проеме, наблюдая за тем, как она развязывает нижнюю юбку. — Никогда не устану смотреть, как ты раздеваешься, — он улыбнулся, когда она рассмеялась. — Ты мог бы мне помочь, — ответила Ирэн, отпуская волосы на спину. Помощь с раздеванием тут уже была не особо нужна: чуть растяни шнуровку, и на ней останется одна лишь сорочка. А снимать с ведьмы последнюю рубашку Айт умел мастерски. После секса они долго лежали в тишине, обнимая друг друга; он смотрел сверху вниз на ее макушку и что-то вычерчивал пальцами по плечу. Когда Ирэн повернулась, чтобы крепче сомкнуть объятия, он почувствовал ее беспокойство. — В чем дело? — Я просто рада, что ты у меня есть, — стук его сердца звучал прямо под ее ухом. — Я так устала от того, что другие тратят мое время, пытаясь занять твоё место. — Мне нужно кого-то убить? — этот спокойный вопрос из уст любого человека прозвучал бы шуткой, но Ирэн уверенно помотала головой. — Даже не думай. Мы только тут обустроились. Свободной от объятий рукой Айт поднял ее левую руку, сжимая пальцы в своих. — Нам нужно пожениться. Ирэн замерла на мгновение, чтобы потом поднять голову и взглянуть ему в глаза; судя по выражению лица, это не было праздным разговором. — Что? — Я должен был предложить тебе это раньше, не знаю, что меня останавливало, — он взаправду не до конца понимал, почему это заняло у него так много времени. Может, дело было в силе привычки, во влиянии свободной пиратской жизни или в том, что его и так все устраивало: теперь Айт понимал, каким ослепляющим был его эгоизм. Ведьма все ещё не могла найти слова, что давало ему возможность объясниться. — Мне казалось, что мы с тобой женаты уже давным-давно, — он весело усмехнулся, — правда, все остальные так не считают без церемонии и свидетелей брака. Я поставил тебя в ужасное положение одинокой матери, живущей черт пойми с кем и на какие средства, и я виноват перед тобой. — И это всё? — вылетело у Ирэн против воли. Ей ужасно не хотелось казаться мелочной, но вся эта странная ситуация заставляла ее нервничать. — Я должна выйти за тебя, чтобы ты не чувствовал себя виноватым? Айт хотел бы пошутить что-нибудь надменное, но это был бы самый неподходящий случай за всю его жизнь. Вместо этого он погладил ее ладонь своими пальцами и положил ее руку себе на грудь. — Ты мне ничего не должна. Но я люблю тебя, и я хочу, чтобы все об этом знали. Я хочу, чтобы у наших детей был настоящий отец, и чтобы ты всегда могла на меня опереться. А чего хочешь ты? — Поцеловать тебя, — что она и сделала. Айт перевернул ее, положив на себя почти всем телом; когда ведьма отстранилась от его лица, ее волосы одеялом укрывали их обоих. — Что скажешь? Согласна на эту сделку? — Как я могу отказаться, когда на кону такой приз, — она рассмеялась, ее хитрые глаза окинули пирата долгим взглядом, а колено будто невзначай прошлось вдоль его бедра. Айт почти что готов был уверовать в богов за такой подарок судьбы. Они поженились три дня спустя, в неприметной часовне недалеко от дома. Единственным свидетелем благодушно согласился стать лорд Гринвуд, он же оплатил церемонию; Ирэн была в обычном своём платье, обыкновенно неотразимая, одни лишь жемчужные сережки на ней намекали на важность события. Они обменялись тонкими кольцами из золота, купленными на честно заработанные деньги, обменялись клятвами, сказанными с совершенной искренностью. Когда священник назвал их мужем и женой, и Табита с Симуром налетели с радостными объятиями, Ирэн всё-таки прослезилась. Ощущение счастья, нежданное и будто вовсе нереальное, почти вышибло из нее дух. Айт проморгался, когда в глазах начало щипать, прижался лбом к ее лбу. С ней он был уверен, что о своём решении не пожалеет никогда.