Дело чести

      За завтраком царила гробовая тишина. Конечно же, все слуги в доме и за его пределами уже знали о том, что вчера Диаваль позволил себе такую неслыханную дерзость. Сам Ди старался держать на лице спокойно-отрешённое выражение, чтобы не выказать того, что он чувствовал на самом деле. А чувствовал он вину, потому что господин Фробишшер был жёстким, но не жестоким. Он не сделал ничего такого, что могло бы стоить тех слов и того бокала в лицо. Ди с гораздо большим удовольствием проделал это с Квинси Мердоком, вот уж кто действительно заслужил. Слова Вальдемара стали последней каплей, увы, остановить себя он уже был не в силах в тот момент. Вернуть всё назад уже не получится, но это не значит, что он будет делать вид, что ничего не произошло. Шерли, которая стала свидетелем вчерашней ссоры, тактично молчала и подливала всем кофе и сливок, но то и дело бросала на Диаваля внимательные взгляды. Когда наконец из столовой вышли все, кроме Беллы и поварят, Ди отставил от себя кружку и повернулся к Беладонне.       — Я бы хотел поговорить с господином Фробишшером.       — Он у себя в кабинете, вторая дверь слева, до ужина никуда не собирался уезжать. Только обязательно постучи, прежде чем входить.       — Конечно. Я просто не знаю, стоит ли мне к нему идти…       — Если ты готов к разговору с ним, то, конечно, стоит. Он не злопамятный, но лучше всё же поговорить. Вчерашний скандал сначала с тобой, а потом с Мердоками, очень сильно его вымотал, он проснулся позже обычного.       Поблагодарив Шерли за завтрак, Диаваль вышел из столовой и быстро пошёл на второй этаж. Нужно поскорее с этим разобраться, чтобы перестать нервничать. Даже перед экзаменаторами в консерватории он волновался меньше, потому что давно их знал. А Вальдемар, несмотря на рассказ Беллы, остался чистым листом, совершенно непонятным. Подойдя к дверям, Ди прикрыл глаза и упёрся лбом в дерево. Да уж, признавать свои ошибки несложно, но сделать это вслух уже сложнее. Диаваль постучал в дверь и, дождавшись разрешения, проскользнул в кабинет. Вальдемар сидел спиной к двери за столом, и, похоже, его не сильно волновало, кто к нему зашёл. Он окунул перо в чернильницу и подпёр голову рукой.       — Мне долго ещё ждать? Я всё понимаю, но в десять я уезжаю, — Диаваль оторвался от двери, обошёл стол и остановился перед окном.       — Я считаю, что должен перед вами извиниться за то, что сделал. Прошу прощения, — господин Фробишшер поднял глаза от бумаг и заглянул Диавалю в лицо, словно проверяя его.       — Если честно, я совсем этого не ожидал.       — Меня учили принимать свои ошибки и извиняться за них. Мне правда жаль, тот бокал вина в лицо полагался вовсе не вам, вы не заслужили такого.       — Я так понимаю, он полагался Квинси. И что он такого сделал?       — Он… Вынул изо рта виноград и сунул мне в лицо, — судя по тому, как слегка дёрнулись брови Вальдемара, он был вовсе не удивлён такому поведению, однако считал это мерзким. — То, что вы сказали, не было таким оскорбительным, просто… Это было последней каплей.       — Я принимаю извинения. Присаживайся, — он указал рукой на кресло и, дождавшись, когда Диаваль в него сядет и поднимет лицо, наклонился вперёд. – Знаешь, что мне в тебе понравилось тогда, на рынке? Ты чувствуешь грань, за которой начинается хамство, ты умеешь говорить остро, честно, но правильно. Вчера мы сошлись на узкой дорожке, тебя вывел из себя Квинси, меня — переговоры с его отцом. Я рад, что ты дал мне предлог к тому, чтобы их выставить. Если бы ты не разозлился, я бы этот повод искал дольше. Так что эти бесславно погибшие бокал вина и мой платок спасли моё душевное равновесие. Но я ждал, чтобы ты извинился, потому что мне было интересно, на сколько тебя хватит. Точнее, насколько хватит твоей гордости.       — Отец говорил мне, что гордость — она как соль. В пирожные её кладут гораздо меньше, чем в солёную рыбу. Нужно понимать, когда стоит спрятать её в карман и покорно принять случившееся, чтобы не было зла гораздо большего, — Вальдемар совершенно удовлетворённо кивнул, явно оставшись довольным его ответом, и откинулся на спинку кресла.       — Ты умный человек, весьма умный. Эмоциональный, конечно, но это не недостаток. А ещё я вижу, знаю, что тебя воспитывали правильно, так же, как и меня. И мы сможем договориться, — он улыбнулся ещё шире, Диаваль в ответ расслабленно откинулся на спинку своего кресла, чтобы не выглядеть жертвой, больше ничего не прятать, пусть смотрит. Хочет говорить на равных - будет разговор на равных.       — И в чём же будет состоять договор?       — Видишь ли, для тебя, как глубоко оскорблённого всем происходящим северянина, наверняка одной из главных целей является прекращение войны? У меня есть свои причины не любить войну не меньше твоего, и на этом мы можем сойтись. Я не предлагаю дружбу до гроба, я предлагаю сотрудничество, которое может помочь нам обоим. Юг — очень холодное место, несмотря на тёплый климат, здесь царят ужасные предрассудки и порядки, высшее общество, зашоренное донельзя. Словами их не получится переубедить. Но премьер-министр, который пришёл на пост благодаря нам, оппозиционерам, готов выслушать, готов двигаться в сторону мира. Ему нужен только повод. Нашим аристократам не чужды искусства, особенно музыка. Если ты сможешь спеть или сыграть так, что зал будет аплодировать тебе стоя, премьер-министр примет тебя и лидера нашей партии. Тебе нужно только умаслить эти чёрствые сердца, показать им, что на севере живут люди, остальное будет делаться руками политиков. За столько лет войны местная элита уже забыла, что по ту сторону фронта такие же, как они.       — Звучит подозрительно красиво. Неужели всё так просто?       — Не так уж просто. Тебе придётся пробиваться сквозь стену из презрения. Я буду помогать в этом, безусловно, но основное бремя ляжет на твои плечи, Диаваль. И пути назад не будет. Скажешь да, и я сделаю всё, чтобы тебя вытащить в именитые салоны и на сцены столицы. Скажешь нет - и вернёшься на кухню, к луку, тарелкам и тесту, — Диаваль внимательно заглянул в глаза господина Фробишшера и поджал губы. Почему-то показалось, что он уже знает ответ, как будто всё это ловушка с одним-единственным выходом, да и тот остался за спиной. Поэтому Ди слегка приподнял подбородок. Раз иного выхода нет, значит, можно немного поторговаться напоследок.       — У меня есть условие. Всего одно, но за его выполнение я готов буду вступить в эту войну.       — Я внимательно слушаю.       — Вы больше не будете пытаться меня унизить. Ни словом, ни делом. От других я готов защищаться сам, а вас я хочу считать надёжной скалой, которая если и не закроет от ветра, так хоть сама мне на голову не рухнет. Я уверен, вы понимаете, как это важно, доверие в отношениях, — Вальдемар на секунду задумался, а потом встал и протянул руку, слегка наклоняясь в уважительном жесте.       — Я согласен. Рад, что мы смогли договориться.       — Я готов поклясться своей честью, что буду прилежно следовать вашему плану и не мешать. А вы? — он увидел, как слегка дрогнула рука господина Фробишшера. Да, раз уж его загнали в угол, он сделает то же самое в ответ. Судя по рассказу Беллы, для него нет ничего важнее чести фамилии.       — Ну что же, тогда и я клянусь честью.       Диаваль вежливо улыбнулся и, встав, пожал ему руку. Странно, но она не была даже отдалённо похожа на руку аристократа. На ладони чувствовались мелкие мозоли, как у конюхов от кожаной узды и вожжей. Вряд ли этот договор будет подкреплён бумагами, но на слове чести он, может, хоть сколько-то проживёт.       — Сегодня в час у тебя будут занятия с преподавателем музыки. До этого он занимается с детьми, после займётся тобой. Постарайся быть прилежным учеником и не огорчать почтенного человека. Он не одно поколение музыкантов воспитал.       Диаваль ещё раз кивнул и пошёл к двери, пытаясь спрятать улыбку. Он и сам уже пару поколений воспитал, прекрасно понимал, какой это большой труд. Зато у него есть шанс познакомиться с южной школой, прекрасная возможность набраться опыта. Музыка — это колдовство, и каждый колдует по-своему. Выйдя за дверь, он прислонился к створке спиной, расслабленно выдыхая. Вальдемар одним своим присутствием заставлял ждать подвоха, колкости, странного действия, заставлял напрягаться. Из нахлынувшего успокоения его выдернул стук трости по паркету.       — Ди, ты здесь? — Беладонна стояла у противоположных дверей и слегка нервно перебирала трость в руках. Заглянув ей в глаза, Диаваль едва не рассмеялся. В них было столько вины, что всё мгновенно встало на свои места. Вот она, ловушка, и он так бездарно в неё попался.       — Белла, я могу задать вопрос? — она кивнула и едва заметно вздохнула. Похоже, что он не обманулся. — Ваш жалостливый рассказ о родителях господина Фробишшера входил в его план, как заставить меня подчиниться его желаниям?       — Нет, это последнее, что он бы хотел. Господин Фробишшер, наоборот, старается сделать всё, чтобы слуги знали как можно меньше правды. Для него это как бы проверка, поведутся они на досужие слухи или доверятся тому, что видят их глаза. Прости, — Диаваль поднял на неё глаза от пола и слегка грустно усмехнулся. — Он знал, что Квинси не пройдёт мимо тебя, он специально тебя туда поставил, хотел показать тебе, насколько хуже всё может быть. Он не ожидал, что ты ему ответишь. Я пыталась его отговорить, но не вышло.       — Слишком сильно его желание послушать, как я пою. Приятного дня, Белла. Спасибо вам за честность.       Заметив, как вздрогнула и отвела глаза Белла, Диаваль слегка поклонился ей и быстро пошёл в свою комнату. По всей видимости, сообщить Шерли о том, что он больше не работает на кухне, придётся Беладонне, а не ему. Главное теперь - изобразить неумение играть, хотя бы сперва. А дальше пусть спишут всё на упорное рвение. А господин Фробишшер пусть порадуется, что добился своего, самое главное Диаваль от него получил. Доверие.              От накатывающего волнами приятного волнения не хотелось есть, не хотелось пить, ничего не хотелось, поскорее бы только часы показали час дня. Диаваль нервно ходил по комнате туда-сюда, лежал на кровати, сидел у окна. Ещё немного, и он наконец сядет за рояль! Когда наконец часы показали без пяти минут час, он быстро поправил одежду и волосы перед зеркалом, чтобы перед учителем выглядеть подобающе, и пошёл к музыкальной зале. Из-за дверей было слышно чей-то разговор. Ди постучал, дождался приглашения и быстро зашёл внутрь. За роялем сидел невысокий плотный мужчина с растрёпанными седыми волосами и густыми белыми бровями, как будто грозно нахмуренными. Рядом стояла незнакомая Диавалю пожилая женщина, уже бабушка, в пенсне, сморщенная и маленькая.       — Ди! — из-за спины бабушки, видимо и бывшей гувернанткой, к нему бросился Дерен. Влетев в объятия Диаваля, он рассмеялся. — Твоя удача сработала, она сработала!       — Я рад, парень, — Ди потрепал его по волосам и, поставив на пол, приобнял подошедшую Айришу. Всего одна ночь в повозке, а такое ощущение, что он их знает всю жизнь, как и они его. А просто выбора нет, в незнакомом городе, со сплошь незнакомыми людьми увидеть лицо из прошлой жизни дорого стоит.       — Так вот о ком они мне рассказывали. Дэйзи Мордекай, — Диаваль аккуратно прикоснулся губами к сухонькой руке гувернантки и улыбнулся.       — Рад познакомиться, тоже о вас наслышан.       — Так, ну всё, сейчас придёт преподаватель чистописания и чтения, так что марш в классную. До свидания, Диаваль.       Странно было бы, если бы дети её не слушались. Она была похожа на любимую бабушку, из тех, кого просто стыдно обманывать или подводить. Вздохнув, Диаваль оторвался от двери и пошёл к роялю. С того места, где он стоял, он даже не увидел господина Фробишшера, а когда увидел, и вовсе занервничал. Нужно всего лишь изобразить старательного ученика, главное - не сорваться.       — Добрый день, — Ди вежливо поклонился учителю и потупил глаза.       — Добрый, молодой человек. Господин Фробишшер похвалял ваше рвение к музыке. Играли когда-нибудь на музыкальных инструментах?       — Только пел немного. Но я постараюсь прилежно учиться.       — У Диаваля есть слух, это однозначно, — Вальдемар обошёл рояль и встал рядом с учителем, положив руку ему на плечо. — Мистер Макалей Риддел согласился взяться за тебя, но если к детям он приезжает дважды в неделю, к тебе будет только по вторникам. Ты уже взрослый и будешь заниматься сам. Музыкальную залу я не запираю.       — Вальдемар, друг мой, не хочешь ли ты что-нибудь сыграть? Продемонстрировать и свои способности в музыке, и мои способности в обучении музыке, — кажущийся суровым мужчина вдруг толкнул господина Фробишшера в бок локтём и хохотнул. — Давно я не слышал твоей игры, всё за тебя другие отдуваются. Давай, разок, а потом иди по делам.       Вальдемар даже не стал отпираться. Он присел на банкетку и, с несколько мгновений подумав, опустил руки на клавиши. Диаваль впился взглядом в его пальцы, запоминая каждую ноту. Это была та самая мелодия, которую он услышал когда-то и после которой узнал о рояле. Господин Фробишшер так осторожно прикасался к клавишам, словно боялся, что он спугнёт их, и они разбегутся. Ди смог оторвать взгляд от его рук и замер. Лицо Вальдемара исказила боль, настоящая, живая, выворачивающая всё внутри. Диаваль вспомнил, как тогда прозвучал аккорд в конце, и понял. Это не чья-то музыка, это его музыка, он сам её написал, вложил себя. Под внимательным взглядом мистера Риддела господин Фробишшер смог закончить её, не обрывая, и опустил руки на колени.       — Вальдемар, никогда не хотел вернуться к нам? Такие данные… Только руки ты опять держишь неправильно, что это за локти? — Вальдемар невесело хмыкнул, принимая шутку.       — Какая разница, как держать локти, если музыка так задевает все вокруг? Разве не в этом её цель? Наверняка не в правильно поставленных локтях, — словив на себе два удивлённых взгляда, Диаваль сцепил руки в замок. — Я могу попробовать? Очень хочется уже начать. Вы меня вдохновили своей игрой на подвиг, господин Фробишшер.       — Рад слышать.       Вальдемар наклонил голову, чтобы спрятать глаза, пожал руку мистеру Ридделу и быстро вышел из залы. Это были слёзы? Ди присел на банкетку и посмотрел на сборник гамм для двух рук, стоящий на пюпитре. Ему же не показалось, что Вальдемар сбежал, чтобы никто не увидел слёз? Диаваль вздрогнул, когда из этих пугающих мыслей его выдернуло аккуратное прикосновение к плечу.       — Раз уж Вальдемар вышел, я хочу вас попросить ответить мне честно. Вы не впервые видите рояль, знаете его устройство? — кивок. — Вы играли на нём когда-нибудь? — Ди слегка поджал губы и отрицательно мотнул головой, стараясь ничем себя не выдать. — Вы уже взрослый, и учиться ставить руки на клавиатуру, играть мелодии одним пальцем и выправлять локти мы не будем. Приступим сразу к гаммам. Положите руки на клавиши, как считаете нужным, а я поправлю, — Ди вскинул руки, в последний момент выпрямив пальцы, чтобы не выдать профессиональную постановку. — Кисть нужно округлить, как будто вы держите маленькое яблоко или персик. Скруглите пальцы, вы должны касаться клавиш только самыми кончиками, чтобы контролировать звук.       — А как я буду заниматься без вас?       — Я сейчас объясню вам все нотные знаки, выучу с вами первые две гаммы, дальше, запомнив эти ноты, вы сможете сыграть и остальные. Сразу говорю, гаммы могут вам очень быстро наскучить, но это ваша опора. Зная гаммы и основные аккорды в них, вы можете творить любую музыку, какую захотите, преобразовывать уже написанную. Поэтому вы должны помнить все знаки, которые будут в них появляться, и играть их быстро, наизусть, двумя руками. Я посмотрю, как быстро вы схватываете, и, может быть, обучение пойдёт гораздо быстрее, чем я предполагаю.       — Тогда не будем ждать, — Ди весело улыбнулся и уткнулся в книгу. — Что значит До мажор?              Поместье Фробишшеров было трудно отнести к тем, где каждый день гремят балы и приёмы. Даже название было говорящее, Сансет Энд - за то, что с холма всегда было видно красивейшие закаты. Господин Фробишшер работал с утра до вечера, слуги тихонько, почти незаметно, скользили по дому. И только Диаваль нарушал эту тишину. Каждый день после завтрака он садился за рояль и играл, играл и играл гаммы и аккорды из книги, которую ему оставил мистер Риддел. Почти всё это он и так знал наизусть, в новинку оказались всего пара страниц, которые, видимо, были написаны от руки. Но играть музыку нельзя, нельзя, ещё рано. Нужно притворяться упорным учеником. После обеда он брался за книгу из библиотеки, читал до ужина и после него ещё раз садился за рояль до самого приезда господина Фробишшера. Спокойные, наполненные шелестом капель дождя и звуками фортепиано дни плыли один за другим, когда наступил ноябрь. Это случилось в субботу. Диаваль проснулся позже обычного, потому что оторвать себя от постели оказалось ужасно трудным делом. Сегодня он хотел сделать перерыв в музыке, игра за почти целую неделю без отрыва очень наскучила. Нужно будет попросить нотную тетрадь и перьевую ручку, попробует тихонько, чтобы никто не слышал, сочинить новую мелодию.       Диаваль слушал рассказ Шерли о пятничной ярмарке в Тольне, где она вчера побывала, и ел тосты с беконом, когда в столовую быстрым шагом вошёл Вальдемар. Он подошёл к Ди, положил руку на спинку стула и наклонился почти к его лицу. Что случилось на этот раз?       — Мать детей, которых я привёз с тобой, ты называл её имя, — Диаваль отставил чашку кофе и сложил руки на скатерти, чтобы не выдать лёгкой дрожи. Неужели это то, о чём он подумал?       — Жанин.       — Помнишь, как она выглядит?       — Конечно.       — Полчаса на сборы, ты едешь со мной, — проследив за вышедшим из столовой господином Фробишшером, Ди заулыбался, прикрываясь рукой. Он хочет выкупить её!       — Давай глотай быстрее, кофе оставляй, я тебе потом ещё сварю на обед. Обязательно приведёшь её ко мне на кухню, познакомиться. Давай-давай.       Поблагодарив тут же начавшую суетиться Шерли за завтрак, он бегом кинулся к себе в комнату, вытащил свежую парадную рубашку и красивый тёмно-фиолетовый жилет с искрой, который ему пошили всего пару дней назад. Как только с Диаваля спали обязанности слуги, его решено было приодеть так, чтобы он мог куда-то выезжать, пошить обувь, тёплый плащ. Его обмеряла миссис Клайдермон, белошвейка господина Фробишшера, и сшила ему несколько брюк, сорочек и жилетов, совсем похожих на те, из прошлой жизни. Завязав шейный платок на самый простой узел, какой смог вспомнить, Ди убрал пряди волос с лица и вышел на лестницу. Вальдемар стоял уже одетый и с тростью. Сегодня с самого утра шёл мокрый неприятный снег, поэтому вместо туфель он надел сапоги для верховой езды и короткое двубортное пальто вроде шинели. Белла стояла тут же и слушала его указания. Похоже, ей повезло, и она останется дома, будет перебирать бумаги по банковским платежам.       — Диаваль, быстро обувайся, и поедем, нам ехать три часа.       Кивнув, Диаваль начал надевать стоящие тут же чёрные кожаные туфли на тонкой шерстяной подкладке и войлочной стельке. Вот это у господина Фробишшера сапожник, ему готовые сапоги ремонтировали почти месяц, а тут меньше чем за неделю такая прекрасная работа. Дворецкий галантно подставил ему пальто, и Диаваль, дав себя одеть, кинул взгляд в зеркало. Да, это он. Он выторговал у швеи почти точную копию своего любимого пальто с воротником стойкой и кейпом.       Зима здесь началась очень неприятно и странно, с холодным дождём и мокрым снегом, который с громкими шлепками падал на мостовую. Диаваль, пряча шею под воротником, нырнул в зимний утеплённый дилижанс и слегка тряхнул головой, сгоняя упавшие на волосы капли. Этот дилижанс был очень интересен, ещё когда Ди впервые увидел его несколько дней назад в окно, он заметил эти необычные колёса. Изобретатель и новатор мистер Найджел Скотт называл их подвешенными, с таким креплением осей кочки на дороге почти не чувствовались. Он часто видел такие на улицах, это изобретение всем пришлось по душе, но Ди никогда ещё не ездил в таком экипаже, предпочитал ходить пешком. Вальдемар напротив него дождался, когда они выедут из ворот, и достал из лежащего на диване бумажного пакета… Ди едва не привстал. Кукла-намотанка, тряпочки, намотанные на палочку в виде куколки в нарядном платье.       — Я ищу эту Жанин с тех пор, как купил тебя. Но ходить и просто предлагать куклу всем подряд женщинам в галерее мне уже не хочется. С тобой шансов найти её будет больше. Просто укажи мне на неё пальцем или скажи, что её нет в галерее.       — А рабов разве так мало, что они в галерее умещаются?       — В том-то и дело, что там только те, кто будет продан на нынешнем аукционе, остальные в закрытых бараках. Может, я её уже пропустил, я не знаю. Надеюсь, что нет.       Диаваль откинулся на спинку дивана и сложил руки на коленях. Почему-то только сейчас он понял, что ему выпадает шанс посмотреть на аукцион с другой стороны от решётки. Стало неприятно холодно, словно он предал что-то в себе. Слегка тряхнув головой, чтобы отогнать это ощущение, он пересел поближе к окошку, чтобы рассмотреть дорогу получше, а не так, как в прошлый раз. Странное дело, он ведь ни разу с тех пор, как его привезли с аукциона, не покидал поместья. Можно ли думать, что Вальдемар достаточно ему доверяет, верит, что Ди не сбежит? Похоже, для него слово чести действительно что-то значит, раз он так серьёзно к этому относится.       — Ты сегодня будешь заниматься?       — А? — Диаваль не сразу понял, что это спросили у него. Вальдемар выжидающе смотрел на него почти в упор и слегка улыбался. — Нет, решил сделать перерыв.       — Правильно, излишнее усердие может навредить. Вот так наиграешься гаммами, и тебе надоест фортепиано.       — Не надоест. Мне очень нравится инструмент и… Вы потрясающе тогда сыграли, это было так… Чувственно. Это же самое главное, вы рассказали историю одной мелодией, без слов.       — Я рад, что тебе понравилось, — Вальдемар почти незаметно сглотнул и отвернулся к окну. — Это мамина колыбельная.       — А у вас нет нот? Я бы хотел научиться её играть.       — А ты разве не запомнил?       Диаваль натужно растянул губы в улыбке. Да, он запомнил, он мог записывать ноты незнакомых мелодий на слух. Вальдемар смотрел на Ди и едва сдерживал улыбку. Захотелось засмеяться в ответ. Они оба знают гораздо больше друг о друге, спасибо Белле, чем говорят словами, но продолжают играть роли слепых. И пусть, если игра стоит того, если она поможет в достижении заветной цели, мира, то какая, в сущности, разница?       Ровенберг даже в такую ужасную погоду оставался белым, словно светящимся. Ярмарочная площадь оказалась пустой, кто в мокрый снег придёт сюда. Вся торговля кипела на прилегающих улицах, где были построены торговые галереи вместо тротуаров, и там ещё не стояли противные холодные лужи. Снова громада работоргового рынка, на это раз Диаваль зашёл следом за господином Фробишшером в двери галереи, той самой, где он впервые за много дней выспался в тепле. Тогда у него не было сил и желания что-то рассматривать, хотелось только испариться, поэтому только сейчас он увидел, какая же она огромная. И ему нужно осмотреть всех, кто в ней находится. Нервно сглотнув, Ди кинул испуганный взгляд на Вальдемара и, дождавшись его пригласительного жеста, пошёл вдоль правой стороны. Он силился узнать хоть кого-нибудь. К клеткам с мужчинами Вальдемар даже не подходил, и Ди шёл мимо вместе с ним, низко опустив голову. Но женщины… Их приходилось рассматривать, заглядывать в глаза, пытаться опознать. И видеть пустую надежду в глазах, надежду, которую не оправдать. Никто не в силах помочь им, никто, даже самый богатый человек в мире. Каждое пенни, влитое в эту широкую реку, только ухудшит положение. Диаваль щурил глаза, сглатывал и старался задавить слёзы разочарования. Здесь, по эту сторону от решётки, он не чувствовал себя всемогущим, не чувствовал, что способен помочь, нет. Не потому, что он слуга, а потому, что помочь может только установленный мир, без оговорок, но никак не один сердобольный человек. Подойдя к очередной клетке, Ди не выдержал. Он резко отвернулся от ужасно похожей на его соседку женщины и спрятал лицо в руках, пытаясь успокоиться.       — Диаваль, я понимаю, что тебе сложно, но мы должны её найти. Мне нужна новая няня для выводка.       Ди нервно провёл руками по волосам и задрал голову, пытаясь проглотить выступившие слёзы. Вальдемар так старательно скрывал острое желание вернуть детям мать под корыстью, что это даже стало смешно. Пытается казаться беспристрастным, но не сейчас, слишком больно, слишком остро. Если Беладонна не врала, то они оба прекрасно понимают, что значит разлука с родителями навсегда и непонимание, что же делать. Задавив наконец болезненные спазмы в горле от накативших слёз, Диаваль забрал у господина Фробишшера предложенный платок и быстро пошёл вдоль ряда. Только бы быстрее это закончилось…       — Я не смогу помочь им всем, ты ведь понимаешь? — Ди вздрогнул от прозвучавшего прямо над ухом голоса господина.       — Понимаю. И от этого мне не легче.       — Никому не легче. Всё это лишь попытка продлить страдания. Люди уже оторваны от родной земли, они потеряли дом, семью, друзей, смогут ли они когда-нибудь оправиться и жить так же, как прежде?       Диаваль поджал губы. Да, да и ещё раз да. У них украли жизнь, вырвали из рук и выкинули в море. А море большое, её уже никогда не найти на его дне. Он чувствовал, как поднимается глухое раздражение на господина Фробишшера. Нет, он не виноват, его даже ещё на свете не было, когда это всё началось. Конечно, хотелось иногда обвинить всех южан в том, что происходит, но Ди знал, что даже далеко не все солдаты и офицеры хотят воевать. Он был в курсе случая, облетевшего всю страну. Отряд солдат юга напал на расстрельную бригаду, когда они исполняли приговор. Обвиняемые, семья крупного владельца молочной фермы, не без помощи солдат, растворились в воздухе, а отряд дезертировал и примкнул к партизанам. А уж Вальдемар и вовсе не был к этому причастен и, судя по всему, всеми силами сопротивлялся. У него свои причины ненавидеть войну. Мать - северянка.       — Господа… — Диаваль резко обернулся на этот тихий оклик и замер. — Кукла, покажите её, прошу.       Вальдемар подошёл к ней поближе и сквозь прутья решётки просунул грязную тряпку, бывшую куклой. Женщина несколько секунд смотрела на неё, а потом аккуратно взяла в руки и расплакалась. Диаваль рассматривал едва знакомое лицо и пытался узнать в ней Жанин. Волосы обстригли до плеч, умыли, переодели, попробуй теперь узнай. Он наклонился к самой решётке и протянул к ней руку.       — Жанин, — она резко вскинула голову и после нескольких долгих секунд, легонько сжала его пальцы, плача ещё горше.       — Диаваль… Боже, ты знаешь, где они?       — Конечно, конечно, с ними всё в порядке, — Ди двумя руками через решётку взял её лицо в ладони и принялся стирать слёзы с щёк. — Господин Фробишшер хочет выкупить тебя, и ты их увидишь.       — Храни вас Господь, я их увижу, увижу…       — По крайней мере, я постараюсь, — Вальдемар окинул взглядом прикреплённую к решётке бумагу, слегка похлопал Ди по плечу и указал тростью на выход. — Нам нужно идти на площадь, можешь не прощаться, скоро увидитесь.       — А если будут торги?       — Не будут, она черноволосая и с серыми глазами, на юге таких женщин много. Их интересуют блондинки, русые и рыжие с зелёными и голубыми глазами, — Вальдемар вытащил часы из кармана, кинул на них взгляд и слегка поморщил нос. — До торгов ещё есть время, я ужасно хочу есть.       — Шерли приготовила такую замечательную шарлотку, зря вы отказались от завтрака, — господин Фробишшер фыркнул и пошёл вглубь торговых галерей и передвижных лавок. Ди настолько воодушевился надеждой на спасение Жанин, что не то что голода - даже тела не чувствовал. Хотелось петь и скакать, давно он не испытывал такой огромной радости. Но, Боже, как же это замечательно!       — Ничего, на обед обязательно испробую. А тебе на торгах делать нечего, будешь ждать меня на входе, заберёшь бумаги и отведёшь всех к моему дилижансу, — Вальдемар слегка поднял руку, заранее отрезая любые возражения. — Если тебе стало плохо в галерее, боюсь, что торги выжмут из тебя последние силы, так что не стоит, к этому нужно очень долго приходить. Подожди меня здесь, я сейчас.       Вальдемар зашёл в маленькую пекарню в галерее, оставив Диаваля на улице. Ди улыбнулся и встал к колонне на противоположной стороне дорожки. Шерли будет не очень довольна, что господин Фробишшер в городе решил перекусить не её выпечкой, но Ди ей об этом не скажет. Это даже немного глупо и смешно, прикрывать господина перед кухаркой, чтобы она на него не обиделась, как дети. Диаваль настолько глубоко ушёл в обдумывание этой ситуации, что едва не подпрыгнул, когда ему на плечо кто-то положил руку.       — Даниэль, как я рад тебя видеть! — Ди испуганно обернулся и столкнулся взглядом с пожилым мужчиной с пышными бакенбардами. Он, судя по лицу, тоже испугался. — О, простите, я не хотел вас напугать, обознался. Вы издалека так похожи на Даниэля Соль, хотел спросить у него, не приехал ли отец… Хотя постойте, я вас помню. Вы были на приёме у Вальдемара, верно?       — Да, подносил вина, — Даниэль Соль? У него есть кузен?! Сколько лет ни одно письмо не могло перебраться через фронт, Ди даже не знал ничего о дяде, чем он занимается, женился ли он. А оказывается, у него есть дети! Ему стоило огромных усилий не закричать от радости.       — Он прислал вас за покупками? — мужчина улыбнулся и протянул руку. — Вилрой Эндикотт.       — Диаваль Энсен, — Ди нерешительно пожал протянутую руку. Странно, когда господа пожимают руку слугам… — Мы приехали на невольничий рынок.       — Ах да. Вальдемар пропустил его на прошлой неделе, я даже успел забеспокоиться, мало ли. Но он всё же приехал в парламент.       — Мистер Эндикотт, какая приятная встреча, — из пекарни показался Вальдемар, держа в руках бумажный пакет с чем-то ужасно вкусно пахнущим. Мужчина тут же сгрёб его в объятия и похлопал по спине.       — Вальд, ты ещё не получал приглашения на демонстрацию нового летательного аппарата? Пэрис желает удивить публику, выкупил целый пустующий склад на окраине и что-то там строит. Уже написал мне в письме, что хочет назвать своё творение «аэростат».       — Нет пока, но, думаю, он не упустит возможность пригласить меня, я же спонсор его предыдущего изобретения. Хотя, скорее всего, эту игрушку я любезно уступлю мадам Лангтри, она очень любит воздушные шары и парапланы.       — Диаваль, вы знали, что Вальдемар занимается внедрением на фабриках паровых ткацких станков?       — Не знал, но паровые станки у нас есть.       — Вы вгоняете меня в краску, я просто вкладываю деньги в их продвижение, — Вальдемар улыбнулся и протянул Диавалю пакет. — Возьми себе одну булочку, остальное будет тем, кого я куплю. Ну ладно, нам пора идти, ещё встретимся на ужине.       — Конечно, до встречи, — мистер Эндикотт помахал им рукой и поспешил куда-то по галерее, вышагивая совершенно по-солдатски.       — Мистер Вилрой Эндикотт, в прошлом военный, сейчас состоит в партии, очень увлекается новомодными изобретениями, знаком со всеми изобретателями. Он обязательно спросит, как у вас на севере с этим.       — Идеи витают в воздухе. Лет пять назад у нас начали осваивать новые паровые станки в оружейной промышленности. Паровая турбина, слышали о такой?       — Конечно, ткацкий станок оборудован на её основе. Перекладывая часть работы на автоматические станки, мы помогаем сократить рабочий день на фабриках, чтобы рабочие успевали вечером побыть с детьми, сходить в магазины. Будешь ждать, встретишь, заберёшь бумаги и сразу отведёшь людей в дилижанс. Даллен, думаю, уже загрузил углей в грелку. Пледы лежат под сиденьем, найдёшь.       — Господин Фробишшер, я могу вам задать вопрос? — Вальдемар кивнул и, подняв воротник пальто, быстро пошёл на другую сторону улицы через не крытую дорогу. — Мистер Эндикотт перепутал меня с Даниэлем Соль. Кто это?       — Хм… Если смотреть издалека, то вы действительно чем-то похожи, у него такая же причёска, волосы светлые, черты лица схожи… Соль, как ты уже понял по фамилии, приехали сюда с севера ещё до войны, точнее, приехал один из братьев, Лайонел Соль. На севере остался его старший брат, Клайв Льюис Соль. Лайонел пытался перед началом открытых столкновений помочь брату переехать сюда, но ничего не вышло, его самого выпустили через границу только благодаря стараниям отца невесты, который состоял в министерстве внутренних дел на высоком посту. С тех пор он занимается антимилитаристической деятельностью. Он — лидер нашей партии. Даниэль — его сын, он только недавно окончил университет и работает при министерстве юстиции. Тоже состоит в нашей партии при парламенте. Тебе понадобятся важные знакомства с лояльными к твоему происхождению высокопоставленными людьми, они помогут твоему продвижению, будут о тебе рассказывать, приглашать к себе, и каждое твоё выступление будет срывать овации. Я обязательно тебя со всеми познакомлю. А сейчас стой здесь и жди, до полудня я должен освободиться.       Вальдемар вывел Ди в галерею напротив входа на рынок и, махнув рукой вправо, где стояли экипажи, быстро ушёл. Немного отойдя внутрь галереи, чтобы до него не доставал начавшийся лёгкий дождь, Диаваль сжал посильнее край пакета. Дядя жив, он жив! Как жаль, что отец этого не слышал!       Диаваль очень хорошо помнил, когда Лайонел, его любимый дядя, приехал к отцу и долго спорил с ним в кабинете. Он умолял их уехать, срочно, сейчас же пересечь границу, которую уже успели прочертить, пока ещё не началась стрельба. Он обещал дать им дом, найти работу отцу в парламенте, а его, Диаваля, устроить учиться в пансионат при большой опере, зная о его интересе к музыке. Но было поздно. Они собрались за одну ночь, раздали всё, что им было не важно, слугам и поехали на поезде к границе за дядей. Но на полпути туда случилось ужасное, кто-то открыл огонь по солдатам севера. Совет призывал не поддаваться на провокации, но была пролита первая кровь, и войну же было не остановить. Дядя вынужден был поехать вперёд, к фронту, а они вернулись ни с чем в полупустой дом. Диавалю было всего шесть, когда это случилось, он помнил, как родители шёпотом обсуждали, что же им делать, думая, что они с братом спят. В купе почему-то было прохладно, и Ди прижимал к себе посильнее большого мягкого медведя в полосатом шарфе. С тех пор от дяди Лайонела не было никаких вестей, никто даже не знал, жив ли он.       Уже два года к тому моменту война витала в воздухе, медленно отравляла собой всё живое, и вот, наконец, она вырвалась на волю. Север долгое время жил не роскошно, но и не бедно, никто из них, существующих в тылу, не чувствовал себя на осадном положении. В еде недостатка не было, всё так же работали школы, всё так же фермеры трудились на предгорьях, всё так же работали шахты и прииски, а охотники ходили на охоту. Всё так же иностранные торговцы, найдя обходные дороги и проложив за свой счёт много километров железнодорожного полотна, покупали их товар и обеспечивали Север деньгами. Южане думали, что, взорвав четыре железнодорожных моста через Диану, широкую полноводную реку, по которой прошла граница, они навредят, но нет, навредили они только себе, потому что их потом пришлось срочно восстанавливать. Но всё переломилось шесть лет назад, когда на вооружении юга появилась адская машина, названная пулемётом. Она высекала, как коса, целые полки, только успевай подносить патроны. Её чертежи привезли из другой страны, где её только-только представили широкой публике и тут же пустили в ход. Только спустя два года север смог наконец что-то противопоставить пулемёту, но время было потеряно, разгорячённые целым рядом громких побед войска было не остановить.       Когда часы показали половину двенадцатого, из ворот рынка вышли стражники, сопровождающие двух людей. Диаваль прищурился, пытаясь узнать их, и едва не побежал навстречу, увидев Жанин. Рядом с ней шёл сгорбленный долговязый парень лет двадцати, его колотила дрожь от холода, потому что шёл он в одной тонкой чёрной рубашке, такой же, в какую был одет Ди. Диаваль шагнул вперёд и встретился взглядом со стражником, который тогда его ударил. Стражник наверняка его узнал, он тут же нахмурился, придавая себе излишне грозный вид. Он грубо сунул в протянутую руку бумаги с вензелями и быстро пошёл вместе со своим напарником обратно. А Диаваль окинул быстрым взглядом зарёванную Жанин и паренька и вдруг вспомнил, что сказала ему Ани.       — Здравствуйте, меня зовут Диаваль Энсен, и месяц назад я был на вашем месте. Поверьте, что бы вы ни услышали плохого о господине Фробишшере, всё это просто сказочки завистников. Идёмте со мной, вам нужно согреться, — он аккуратно взял Жанин под руку и обернулся на хромающего чуть позади парня. — Как тебя зовут?       — Л-люк-к Ап-п-пдайк-к, — он едва смог выговорить фамилию, настолько сильно стучали зубы.       — Ничего, сейчас быстро дойдём, и согреетесь.       Усадив их в тепло экипажа и отдав пакет с булочками, Диаваль встал рядом с курящим трубку Далленом. Тот пыхнул трубкой и, хитро улыбнувшись через плечо, протянул Ди несколько лесных орешков.