Дело чести

      Череда приёмов и балов, один лучше другого, закружила Диаваля с головой. До тошноты. Он никогда не любил ходить на светские мероприятия, отец тоже этого не приветствовал, потому что в начале своей головокружительной карьеры сполна хлебнул горя из-за закостеневших аристократов. Возвращаться с них частенько приходилось уже ночью, а утром нужно было встать вовремя, чтобы снова заниматься верховой ездой и игрой на пианино. Ди не знал, что чувствует сам Вальдемар, но то, как он слегка вздёргивал бровь, читая приглашения, давало надежду на то, что тот тоже не так уж доволен. Диаваль с удовольствием провёл бы вечер в общей гостиной, поболтал со служанками, он почти забросил чтение книг, на это не было времени. У господина Фробишшера на столе в личном кабинете лежала книга, покрытая тонким слоем пыли, и Диаваль всё чётче ощущал себя так же.       — Это временные меры, сейчас я принимаю все приглашения для того, чтобы как можно больше людей тебя запомнили и познакомились с тобой, — сказал Вальдемар однажды по пути в Сансет Энд в половине двенадцатого ночи. — Сейчас тебе не нравится всё это, но придёт момент, когда ты будешь иметь право отказываться от приглашений без всяких последствий. Как я.       Диаваль молча кивал, не подавая недовольства. Он прекрасно понимал, что рано или поздно это всё закончится, и он сможет отдохнуть, но сейчас нужно приложить все усилия, чтобы остановить войну, сжать зубы и терпеть.       Очередной приём мало чем отличался, очень много уже знакомых лиц. Господин Фробишшер старался познакомить Ди со всеми, кем только можно. Дома Белла уже объясняла, кто это, чем занимаются, какие взаимоотношения с другими членами партии, и Диавалю приходилось это срочно заучивать, чтобы не напутать ничего в разговоре. А о том, что ему придётся поддерживать разговоры, он узнал уже на первом приёме, когда его едва ли не насильно вовлекли в обсуждение будущего развития железнодорожного строительства. И хотя Диаваль ни капли в этом не понимал, его всё равно расспросили о железнодорожных ветках и всех важных узлах, которые можно использовать для торговли после окончания войны. Эти люди яростно желали торговать с Севером, и, судя по их словам, даже сейчас вели переговоры через посольства соседних стран, с будущими партнёрами. Торговля сплочает людей так же сильно, как общие беды.       Наговорившись до хрипоты с дамами, желавшими непременно обсудить с ним театральные постановки последнего сезона, он вышел из зала, чтобы вдохнуть воздуха. В широкой галерее со стеклянным потолком, ведущей к хозяйским флигелям, было тихо и оказались приоткрыты несколько окон, отчего здесь дышалось легко и спокойно. Диаваль подошёл к окну и, опершись на раму, набрал воздуха в лёгкие. Пожалуй, единственное, чем этот приём отличался, так это тем, что тут были не только союзники; это был приём для налаживания деловых отношений. Вальдемар как раз отпустил его из своей хватки, дав подышать воздухом, которого категорически не хватало. Чёртов платок казался затянут сильнее обычного. Не выдержав этого отвратительного ощущения петли на шее, Ди растянул узел, нарушая идеальность. Плевать, пусть смотрят как хотят, скажет, что по северной моде все носят платки именно так.       — Какое знакомое лицо, — Диаваль тут же почувствовал, как ладони леденеют. Он хорошо запомнил этот голос. Откуда он здесь, почему он не увидел его в зале? — Длинные волосы идут тебе даже больше, сразу становишь похожим на женщину.       — Я не женщина, господин Мёрдок. И в этот раз я не промолчу, потому что больше не прислуга, — Диаваль обернулся к Квинси и одёрнул себя. Ему нечего бояться, он столько раз ставил на место подобных господ, и сейчас справится. Страх мгновенно отступил под напором злости.       — Ты всё ещё никто в этом мире. Ты раб, которого купили на рынке, как вещь. Не мни о себе слишком многого, если за твои прелести Вальдемар тебе должнось повыше дал.       — Если в вашей голове нет ни одной пристойной мысли на мой счёт, это говорит только о вас. Но обо мне и господине Фробишшере это не говорит ничего. Это вы хотите меня к себе в постель, а не он. Это вы преследуете меня и пытаетесь унизить, — Диаваль понизил голос до предела, чувствуя, как срывается на рык. Он сделал шаг к Квинси и заметил, как тот странно подёрнул плечом. Это ещё что? Из-за угла, словно ждали его сигнала, к нему подошли двое уже пребывающих в нетрезвом состоянии юношей помладше.       — Нежнее, птенчик, или я найду, как тебе перья общипать.       — Диаваль, вот ты где, — Ди едва не дёрнулся от того, что его окликнули. Со стороны залы к ним медленно и спокойно шёл господин Фробишшер. — Я хотел познакомить тебя с моим другом, а ты как сквозь землю испарился. Иди в зал, я сейчас приду, — Ди уже открыл рот, чтобы возразить, но, проследив за взглядом Вальдемара, тут же кивнул и быстро направился к залу. Но, не доходя до него, спрятался за колонну, чтобы подслушать. — Дорогой мой друг, я желаю поговорить с тобой. Прямо сейчас и наедине.       — Чем тебе мои друзья мешают?       — Тем, что если они сейчас не уйдут отсюда очень быстро, то их постигнет та же участь, что и тебя, — Вальдемар вблизи оказался почти на голову выше Квинси, шире в плечах, и вообще выглядел куда более внушительно из-за осанки и поднятой головы. Диаваль впервые увидел их рядом друг с другом. Парни, которые стояли рядом, тут же сбежали, явно побоявшись возражать. — Я говорил тебе, что очередную грубость с твоей стороны к моему окружению я не потерплю, Квинси.       — Но это не твой приём, отсюда ты меня не выставишь.       — Зато могу украсить тебе лицо, как в тот раз. Лучше не стоит меня злить, и называй меня ублюдком в глаза, а не за спиной, чтобы я мог тебе при всех в лицо плюнуть в ответ.       — Ты только угрожаешь, но ничего не делаешь, потому что тебя таким воспитали. Дескать, благородным, а на деле — человеком, который боится даже пятно поставить на свою идеальность. Светишься от святости уже весь.       — Можешь думать обо мне как хочешь, мне плевать, но чтобы рядом с моими слугами и компаньонами я тебя больше не видел.       — Ну так пойди, пожалуйся родителям на меня, как ты обычно делал, — Диаваль оцепенел от охватившего его страха. То, что произошло, заставило его вздрогнуть и широко открыть глаза. Вальдемар резко развернулся и, схватив Квинси за ворот рубашки, с силой кинул его на стенку так, что тот ударился головой и зашипел от боли. Впервые Ди увидел настоящую ярость с его стороны, впервые он понял, что ему стоило бы опасаться Вальдемара, особенно опасаться стать его врагом.       — Думаешь, я не знаю, что твой папаша сыграл ведущую роль в том, что случилось? — господин Фробишшер приподнял его над полом и шипел ему прямо в лицо. Тот испуганно поджал губы и вообще сжался весь, словно не ожидал такой реакции. — Думаешь, что я побоюсь замарать свою честь, поступив с ним так же, как он с моими родителями? Никогда нельзя недооценивать врага, особенно если ты его плохо знаешь, — Вальдемар разжал руки, дав Квинси встать ногами на землю, и наклонился ему к уху. Что он прошептал, слышно оттуда, где стоял Диаваль, не было, но по тому, как перекосило господина Мёрдока, стало понятно, что ничего хорошего.       Наконец Вальдемар сделал шаг назад и, проследив за тем, как Квинси быстро идёт в другой конец коридора, пошёл к колонне, где стоял Диаваль. Тот даже не попытался спрятаться, нет, это будет выглядеть ещё нелепей. Вальдемар окинул его спокойным взглядом и, кивнув, быстро двинулся дальше. О вспышке злобы говорил только слегка сбитый платок и покрасневшие щёки.       — Сейчас ты идёшь со мной. Есть очень важный разговор, в котором тебе нужно будет принять участие. Посильное. Не молчи, если спросят.       — Хорошо. Вы слишком много свободы слова секретарю даёте, — Вальдемар свернул в широкий коридор от бальной залы и насмешливо улыбнулся Ди через плечо.       — Секретарь ты для непосвящённых. А для тех, кто состоит в партии — ты главное доказательство и свидетель. Ты ведь был в лагере военнопленных. Я даже спрашивать, как ты оттуда попал к работорговцу, не буду. Так что привыкай к тому, что тебе придётся отвечать, как бы ты ни хотел скрыть своё происхождение. Особенно если ты из местечковой элиты Диноша.       — А вы обещаете, что сможете меня защитить?       — Не переживай, мы не повторяем ошибок.       Он подошёл к закрытой двустворчатой двери и, постучав набалдашником трости, открыл. Приглашающе махнул Диавалю рукой и шагнул внутрь за ним следом. За створкой оказался большой кабинет, уставленный книжными шкафами. Посередине, прямо под люстрой, возвышался большой стол, на котором были разложены карты. Вокруг стояло множество мужчин и несколько женщин. Двое были так увлечены спором, что даже не заметили Вальдемара с Ди.       — Этот кризис станет ещё острее с наступлением зимы. Пока наше министерство внутренних дел, набитое милитаристами по самую крышу, обеспечивает шикарной жизнью офицерские семьи, простые солдаты ходят в летней одежде до сих пор! Вы все в курсе, что на севере уже месяц как снег по колено лежит? — сухой высоченный мужчина с рыжими прилизанными волосами громко декламировал, размахивая рукой, второй у него не оказалось. — Вместо того, чтобы устраивать очередной праздничек с подарочками для генеральских отпрысков, они могли отправить пару эшелонов с зимними сапогами и хотя бы крупами на фронт! Вы представляете, сколько человек умрёт не в боях, а в госпиталях от пневмонии? А сколько вернутся инвалидами? Мы уже не говорим о гражданских даже, мы говорим о наших гражданах, наших молодых сильных работягах, которых загребли на войну, лишая нас рабочей силы! Эту дыру никто потом заткнуть не сможет.       — Даже если они вернутся, вы понимаете, что платить им мы не сможем? — оппонировал ему хорошо знакомый мистер Эндикотт. Он опирался руками на стол и напряжённо рассматривал положенные поверх карт бумаги. — Эти ублюдки уничтожают нашу экономику, пережёвывают ей изнутри. Точнее, уже пережевали. Ещё непонятно, кто пострадал больше в этой мясорубке. Вот только север теряет людей на фронтах, а мы теряем людей в тылу. Потому что вместо закупки госпиталям лекарств от тифа и туберкулёза они тратятся на оружие.       — Эти люди с оружием могут, не ровен час, вернуться, и мы должны сделать всё, чтобы они не преступили закон и не начали стрелять на улицах. Они должны вернуться в города, где их ждут и готовы их принять, обеспечить работой и жильём, — миловидная, совсем молодая женщина с удивительно низким хриплым голосом, в слишком строгом для бала платье-амазонке, подошла к спорящим и начала собирать бумаги. — Я вам принесла документы не для того, чтобы вы кричали друг на друга.       — Минерва, вы самая смелая девушка во всём Ровенберге, не считая ваших соратниц. Мы должны снять с документов копии.       — Непременно, на завтра запланирована забастовка, надеюсь, вы подготовились.       — Конечно, дорогая, — Диаваль нахмурился, не до конца понимая, что происходит, и едва не подпрыгнул, когда его тронул за руку Вальдемар.       — Минерва Донаван, один из лидеров движения за женские права. Все мужчины на войне, а кто не на войне — не может вытянуть нашу экономику. Женщины работают как мужчины, поэтому требуют равных прав на голосовании на выборах.       — Всё настолько плохо?       — Очень плохо. Война длится слишком долго, — господин Фробишшер кашлянул, привлекая к себе внимание, и сделал шаг вперёд. — Знаете ли вы, сколько будет стоит Данский уголь в этом году? Почти сто фунтов за тонну, — по толпе прокатился шокированный возглас.       — Неслыханно! Чем отапливать города?       — Господи, неужели придётся закрывать фабрику?       — Мы работаем на турбинах, если дорогие наши изобретатели не найдут другого способа, страна покатится в Ад безработицы!       — Для начала нужно понять, как обстоят дела на севере. Нас опять отрезали от фронта, ни писем, ни сводок, хотят сделать вид, что у них там всё хорошо, — мистер Эндикотт почесал кончик носа и поднял взгляд на Ди. — Мистер Энсен, вы ведь из Диноша?       — Э… Кхм… — Диаваль на секунду замешкался, он не привык к выдуманной фамилии и показалось, что обращались не к нему. Мистер? Такое обращение к рабу… Нет, он не раб. Он свидетель, он секретарь, он человек!       Распрямившись и вернув себе осанку, Диаваль подошёл поближе к столу и вытащил в центр карту земель Дит, центром которых был Динош.       — Они не пройдут дальше. А если и пройдут, то на пару километров и опять застопорятся. Прямо за Диношем находится водораздел Стоунбонс. Это голые мергелевые отвесные скалы, они почти сухие, снег только на вершинах и предгорьях, но, чтобы их преодолеть, нужно очень хорошо ориентироваться в перевалах. Первая гряда считается непреодолимой, потому и называется стеной. Это почти что сплошной отвесный обрыв высотой до пятидесяти метров. И там их ждут наши солдаты. Все ущелья с дорогами были взорваны ещё два года назад, единственное, которое осталось, — Ди постучал пальцем по карте, — это Каменный мешок, он находится сразу за Диношем, и именно по нему идут главные железнодорожные пути торговли и отката руд. И почти в устье мешка находится главный железнодорожный вокзал Бламан. Через него всех эвакуировали грузовыми и пассажирскими поездами. Последние поезда отходили уже, когда оборону прорвали. Оставалось ещё два эшелона, один для гражданских, второй для гарнизона военных, город планировали оставить пустым.       — Вы считаете, что они не пройдут ущелье?       — Знаю, когда стало ясно, что тех, кто остался, вывезти не получится, его взорвали, как и планировали. Всех жителей, которые успели скрыться и сбежать, скорее всего, смогут провести через перевалы выжившие военные. План был таков. Предприятия были вывезены из города еще прошлой зимой. В городе ничего нет.       — Какие широкие познания… — Интересно-интересно, — рыжий мужчина окинул его цепким взглядом и улыбнулся на одну сторону. — Имеете военное образование?       — Нет, я учитель.       — Значит кто-то из семьи имеет.       — Старший брат офицер гарнизона, — Ди поджал губы и едва заметно выдохнул, чтобы скрыть своё волнение. Только бы никто не знал, что единственный офицер в гарнизоне носит фамилию Соль. Ему было отвратительно от того, какой он стал ужасно подозрительный, в каждом встречном он видел предателя, готового сдать его местным милитаристам, чтобы те его пристрелили в подворотне или отравили на очередном приёме. И тогда у него не будет даже шанса отомстить за родных.       — Если то, что вы рассказываете, верно, эта зима станет камнем преткновения. Если получится привезти доказательства неэффективного расходования средств на военные нужды, мы сможем наконец хоть что-то отнести в суд. Судья крайне благосклонен к нам, но он не сможет столько тянуть по закону, да и премьер-министр уже начинает нервничать. Белла уже была на слушании, она, я видел, общалась с лидером консерваторов. Надеюсь, переговоры идут хорошо.       — Вы прекрасно знаете консерваторов, они пугливы и очень не любят, когда лодку раскачивают, — Вальдемар широко улыбнулся. — Я дал Белле разрешение нагнетать и сгущать краски настолько, чтобы он согласился. Да и толпы крайне недовольных жизнью рабочих и солдат уже давно не сказка. А уж говорить о рабах и вовсе не стоит. Построенные на их труде предприятия держатся на плаву только чудом. Боюсь, что восстания не заставят себя ждать, если мы пойдём на публичные выступления, это будет смерти подобно для милитаристов.       — Почему вы не хотите решить всё их методами? — Диаваль выпрямился и прищурился. — Там, где Север предпочитает говорить, Юг будет стрелять. Бонский инцидент лишний раз это доказал.       — Потому что мы не можем творить революцию, пока перевес по оружию за ними. Если с фронтов удастся призвать обратно солдат, нюхнувших прелести тоталитарного режима, перевес окажется на нашей стороне, и тогда они даже рот открыть побоятся. Мы должны подписать договор о перемирии и вернуть войска в казармы, и уже после этого начнётся выселение милитаристов из парламента, — рыжий наклонился к нему через стол и хмыкнул.       — Сколько было попыток подписать договоры? Я помню десять. С каждым разом ценность таких договоров падает всё ниже, всё уже скомпрометировано, люди могут не поверить очередной бумажке, которой хватит на полгода, — господин Фробишшер слегка отстранил Ди, который несколько потерялся от такого напора, и перехватил его мысль.       — И у вас есть идеи?       — Оставьте их на зиму у стены. Они прибегут к вам сами, — Вальдемар мягко улыбнулся в ответ. — Но не просто оставьте, а начните сеять смуту. Это не так сложно, поверьте, начните с офицеров, чтобы те были на всё согласны, потом дойдёт и до солдат. Вы ведь знаете про отряд, ушедший с партизанами. Солдаты нуждаются не в сапогах, а в последней капле, которая заставит их развернуться и уйти. Идейных убийц там не так много. Например, отправьте партию сапог для мелких офицеров и на обороте этикетки напечатайте листовку. Эти вещи не будут досматривать, их просто раздадут. Так вы покажете, что хотите помочь, и одновременно качнёте лодку.       — А ты опасный человек. Не боишься, что всё выйдет из-под контроля?       — А сейчас хоть что-то под контролем? — Ди решил подать голос, раз уж именно он поднял эту тему.       — Резонно, — рыжий протянул руку через стол. — Джошуа Лаваль.       — Диаваль Энсен.       — Вальдемар нам много о вас рассказать успел, он сказал, что вы были в лагере военнопленных…       — Да… Надеюсь, что рассказ о нём мне достаточно будет повторить один раз.       — Понимаю, я как раз занимаюсь сейчас работорговым рынком, нужно будет организовать вам встречу с судьёй. Но всё уже после того, как вернётся Лайонел. Мы ждём его после Рождества, — он слегка дёрнул бровью и Ди сразу понял, что он врёт о сроках, он их не знает. Но хочет дать всем понять, что знает. Вальдемар слегка постучал пальцами по трости. Они все знают об этой лжи, но очень хотят обмануть кого-то другого.       — А нам ознакомиться с документами дадут?       — Я назначил встречу с основателями торгового агенства Томпсон, если у кого-то есть вопросы к нему или темы для обсуждения, запишите на бумаге, я передам ему всё.       Люди столпились вокруг стола, обсуждая то одно, то другое. Похоже, что кризис в стране куда глубже, чем казалось. Ввергнуть страну в пучину хаоса оказалось делом недолгим, а вот вытащить себя из этого состояния она не сможет ещё очень долго. Прежде чем южане наконец смогут покупать недорогой Стоунбонский уголь, пройдёт много времени, ведь нужно будет восстановить дороги, мосты, расчистить взорванные ущелья, вернуть всех северян на родину, чтобы они могли продолжить работу в шахтах… Сто фунтов за тонну, подумать только! Даже для одного дома эта тонна как чих в холодную зиму, что говорить о предприятиях? Его отец закупал десятки тонн, а ведь у него все станки были механическими, без турбин. Вальдемар остался стоять чуть в стороне и со стороны наблюдал за всеми. Диаваль боялся даже отойти от него. Ещё не время, он, наоборот, спрятался бы господину Фробишшеру за спину.       Одиночество нарушил высокий полный юноша с почти белыми кудрями и бакенбардами. На широком бледном лице играла застывшая полуулыбка, но по нему было видно, что здесь ему не очень комфортно. Он пожал Вальдемару руку и обернулся к Диавалю.       — Позвольте представиться, Дензел Дилинжер. Я думаю, что для вас будет весьма интересно моё предложение. Не сегодня — завтра работорговому рынку придёт конец. У меня уже есть пара вещей, которые лежат в суде и ждут, когда же их выставят, как доказательство против мистера Фредриксона, как основного поставщика, и мистера Андерсена. Мне нужен ещё один свидетель. Не хотите ли дать анонимные показания в суде? — парень мягко заулыбался и слегка заискивающе наклонил голову.       — Конечно, ради такой цели я на всё готов!       — Тогда я послезавтра украду вас для встречи с моими юристами, вас проинструктируют, как лучше отвечать на вопросы и как себя вести в суде. Слушание будет закрытым. Вальд, как ты смотришь на то, чтобы я сбежал отсюда? У меня куча неразобранных писем от журналистов, а я тут торчу. Завтра будет открытое выступление в университете, я буду вести секцию анатомического театра, а приглашения ещё не разосланы. Чёрт…       — Я тебя прикрою, Дензел, сегодня не самое важное совещание. Ты ведь будешь в министерстве послезавтра?       — Конечно, можешь за полчаса до заседания заехать ко мне вместе с Диавалем, пусть у меня посидит на это время, юристы найдут, чем его занять. На обратном пути заберёшь и поедешь к себе.       — Договорились, — парень помахал на прощание нескольким леди, горячо ругающимся друг с другом на тему забастовки, и вышел. — Он пресс-атташе медицинского корпуса международного университета. Учёное сообщество наконец решило влезть в политику и воспользоваться своим правом голоса. Ну и ещё мы с ним учились вместе на одном факультете. Славный малый, он тебе понравится. У него серьёзные счёты с работорговцами с тех пор, как нашли братскую могилу с рабами. Никто не знает точно, кто их убил, мог быть кто-то, кто их уже купил, или их не смогли продать и убили, чтобы скрыть этот факт. Но для такого правдоруба и правильного человека, как Дензел, это стало ударом. Ещё и нашли это на территории медицинского университета, обставили так, как будто они тела для экспериментов из моргов и могил воруют. Так что теперь он готов зубами рвать тех, кто это сделал.       — Не сомневаюсь, что их просто никто не купил. Рабов слишком много, а вы даже своих граждан работой обеспечить не можете. Неужели люди продолжают покупать дорогое вино? — Вальдемар издал странный звук, похожий на смешок, но на лице не промелькнуло ни одной эмоции.       — Уже два года летом идут сильные дожди, из-за этого осенью урожай винограда слишком мал. Сейчас мы живём на том, что есть в погребах, но рано или поздно это закончится. Кстати, я очень хочу после Рождества свозить тебя на винодельню, одну из. Познакомишься с управляющим, ну и попробуешь настоящие бочковые вина, чтобы не говорить, что от них голова болит. И ещё кое-что, — он вынул из кармана небольшой стеклянный пузырёк с какими-то странными хлопьями грязно-зеленоватого цвета, похожими на морскую соль. Вальдемар открыл пузырёк и высыпал пару кристаллов Ди на ладонь. — Положи на язык и держи. Попробуй почувствовать вкус.       — А что это?       — Это то, почему я сегодня здесь. Я уже смог продать это трём моим партнёрам и планирую привлечь ещё пару, для международной торговли. На винодельнях производится не только вино, но и бальзамические уксусы, не только виноградные, но и смородиновые, земляничные, какие угодно. И если бочки, в которых хранились уксусы, оставить на солнце высыхать, в них на стенках образуются такие хлопья. Это чистый концентрат уксуса, бальзамические кристаллы, — он кинул взгляд на обсуждающих гораздо более отвлечённые темы однопартийцев и хитро улыбнулся Диавалю. — Рискнёшь?       Ди пожал плечами, выйдя в галерею следом за господином Фробшшером, всё же взял в рот странные кристаллики и прикрыл глаза. Он прекрасно знал, что такое бальзамические уксусы, мать безумно любила их и часто ставила на обеденный стол бутылочку, чтобы каждый мог добавить себе в блюдо. Но то, что он почувствовал, удивило его безмерно. За лёгкой кислинкой он почувствовал острый и невероятно сильный запах малины, которую так любил. Открыв глаза, Ди столкнулся с внимательным взглядом Вальемара, который явно ждал его вердикта.       — Это малина? Но как?       — Малиновые косточки. Сам малиновый сок идёт на другие нужды, а сухой жмых мы решили пускать на уксусы, как основу. И только в кристаллах запах чувствуется по-настоящему.       — Вы как алхимик какой-то.       — Нет, просто настоящий фанат своего дела, который любит пробовать новое.       Вальдемар улыбнулся и пошёл к залу. Там, у окон, Диаваль заметил мистера Мёрдока, который буквально впился в него взглядом, но сейчас ему уже стало всё равно. Он имеет право дать отпор, Вальдемар дал ему разрешение. Гордо приподняв подбородок, Диаваль с улыбкой кивнул подлетевшей к нему за танцем леди.              Пожалуй, давно уже Диаваль так не волновался перед выходом в свет. Разве что перед самым первым выступлением на музыкальном салоне. И сейчас он снова впервые выйдет на сцену и сыграет. Впервые для этих людей, которые его не знают, не для себя, но это было невероятно волнительно. Когда накануне приглашения на салон его слушал господин Фробишшер, уже было понятно, что это неспроста. Наверняка он сам предложил Диаваля как кандидатуру, никак по-другому о нём узнать не могли. Для концерта была выбрана простая, но эффектная фуга, лёгкая и отрывистая. Диаваль, и без того знающий её наизусть, изображал искреннее стремление и прилежность. Сколько раз все гости салона её слышали, и снова. Это не добавляло уверенности, только подливало масла в огонь волнения.       Сегодня его одели особенно празднично, портниха сшила потрясающий чёрный бархатный пиджак с узорчатым подкладом, даже у себя дома Диаваль так не одевался. Но здесь он был игрушкой в руках господина Фробишшера, и тот распорядился именно о такой одежде.       — Мистер Бриуотерс большой ценитель музыкальных дисциплин, особенно старший. Он будет смотреть на то, как ты держишь руки и спину, — в прохладном экипаже Диаваль сидел как в печи. Раздающий последние напутствия Вальдемар прекрасно это видел и только сочувственно улыбался. — Не зажимайся, веди себя как на всех предыдущих приёмах, не прогадаешь. Они замечательные люди.       — Не сомневаюсь.       Диаваль выдавил из себя натужную улыбку и отвернулся к окну. Почему-то в голове мелькнула паническая мысль, что он забыл ноты. Тяжело сглотнув, Ди постарался откинуться на спинку дивана, как Вальдемар, легко и свободно. Но удавка не давала наклонить голову, а глоток воды, который помог бы перестать гореть, вряд ли получится сделать. Как только приедет к господам Бриуотерс, сразу пригубит белого вина, самого лёгкого из всех, что найдёт на подносе. Просить воду будет очень странно. Из нервного разглядывания сумеречного пейзажа его выдернуло аккуратное прикосновение к колену.       — Диаваль, не переживай так. Ты впервые выходишь в свет в этом качестве, так что даже если ты запнёшься, об этом тут же забудут. К новичкам очень лояльное отношение, потому что новые имена на сцене ждут как манну небесную.       — А можно будет попросить воды, когда приедем?       — Конечно, не стесняйся. Ты гость, что бы ты себе ни думал. А мы, кстати, уже почти на месте, — за окном проплыли кованные ворота и начался парк. Внутри что-то неприятно щёлкнуло и Ди сцепил зубы посильнее. Заметив что-то на его лице, Вальдемар наклонился к нему и аккуратно поправил лацканы пиджака. — Забудь о том, что было в лагере, в обозе, на рынке, забудь. Сегодня ты — музыкант, ты творишь искусство, и ты имеешь право быть человеком. Так что нос задери повыше, пусть видят перед собой того же человека, который мне на рынке очень завуалированно нагрубил.       Хитро улыбнувшись напоследок, господин Фробишшер вышел из экипажа. Ну что же, вот он, тот самый час, который сполна покажет, чего он стоит, не зря ли его купил Вальдемар. Диаваль придал лицу непринуждённое выражение и, приподняв подбородок по совету, вышел следом. На лестнице и в зале уже были люди, кто-то кружился в танце, кто-то обсуждал свежие новости. Салон ещё не начался, значит, он как раз успеет привыкнуть к месту, послушать акустику. Рояль он увидел ещё у входа — роскошный, красного дерева, с резными пюпитром, концертный. Ди играл на подобных, очень мягкие клавиши, но могут быть проблемы с педалью, слегка западает. Это хорошо, что инструмент знакомый. Господин Фробишшер куда-то сбежал, поэтому Диаваль решил исполнить своё желание. Он словил за руку проходящего мимо слугу и постарался приветливо улыбнуться совсем ещё подростку в слишком строгой для него форме.       — Принеси мне, пожалуйста, простой воды, только быстрее.       — Конечно, сию минуту.       Парнишка тут же побежал куда-то за лестницу, где, скорее всего, был вход на кухню, а Диаваль отошёл в сторону, чтобы слиться с тёмными гардинами на высоких окнах. Сейчас он точно не хотел ни с кем разговаривать, только после выступления. Увидев наконец знакомого слугу с бокалом воды на подносе, он помахал ему рукой и, едва дождавшись, когда тот откланяется и уйдёт, опрокинул в себя всю воду. Наконец-то, неприятный жар внутри начал отступать. И, похоже, как раз вовремя, потому что к нему направлялся господин Фробишшер вместе с незнакомыми господами. Один — невысокий сухой старик с очень выдающимся носом на узеньком лице и собранными в хвост седыми волосами. Второй оказался совсем молодым, невероятно похожим на отца, но с короткими волосами и шрамом на щеке.       — Позвольте представить, мой протеже Диаваль Энсен, — Ди вежливо поклонился, и снова слегка вскинул подбородок, помня о совете Вальдемара. Что бы он ни имел в виду, наверняка он семью Бриуотерс знает лучше него, стоит послушаться. — Диаваль, это старинные партнёры Фробишшеров, главные производители специй и перцев всей страны, мистер Блэйк Бриуотерс и Майкл Бриуотерс.       — Рад иметь честь с вами познакомиться, наслышан о вас, — магазины под их именем закрылись только тогда, когда были взорваны железнодорожные мосты, а до того они успешно продавали изысканные приправы.       — Мы тоже весьма наслышаны о вас, Вальдемар удивил предложением привезти протеже на салон, — мистер Блэйк прищурил маленькие серые глаза и одобрительным взглядом окинул Диаваля. Похоже, его не просто так одели в эту одежду. — Я всегда рад открывать миру новые таланты, сейчас с ними ужасно туго, вы понимаете. Так что весьма рад вас здесь увидеть.       — Как давно занимаетесь игрой на инструменте? — Майкл протянул руку для рукопожатия и заулыбался. — Почему именно фортепиано?       — Потому что оно похоже на человеческий голос, можно рассказать историю. Как и на виолончели, — Ди искренне надеялся, что тот забудет о своём первом вопросе, и не ошибся.       — Хм, неплохой выбор, — он обернулся и широко повёл рукой. — Дорогая, где ты бегала, я не мог тебя найти по всему дому. К нам привели новое дарование. Как раз вы познакомитесь со своей предшественницей, которую Вальд миру открыл и дяде вернул, — он хохотнул и снял с подноса проходящего мимо слуги бокал вина.       — Диаваль, позволь представить, это Мариа Нуэль.       — Уже Бриуотерс, Вальд, — из-за спин мужчин вышла маленькая пухлощёкая девушка в светлом платье. Она дала Вальдемару поцеловать руку, а потом обернулась к Диавалю. Первым порывом было броситься к ней и зажать ей рот, потому что она испуганно распахнула глаза и начала набирать воздух в грудь. Но единственное, что он смог сделать, это слегка покачать головой и учтиво поклониться.       — Диаваль Энсен к вашим услугам.       — Энсен? — она не проговорила, а почти просипела это. Несколько секунд прямого взгляда глаза в глаза, и она наконец откашлялась. — Приятно познакомиться. Я приняла вас за Даниэля.       — Даниэль сейчас в Ашби, занимается семейным торговым предприятием. Вы ведь знаете, ваш дядя так неожиданно сорвался в Динош, что ему пришлось подхватит все договора и взять на себя их подписание, — мистер Бриуотерс-старший кинул взгляд на часы, извинился и быстро удалился в другой конец зала.       Мари под руки практически уволок Майкл Бриуотерс, а Диаваль так и остался стоять, боясь даже пошевелиться. Казалось, что эмоции переполнили его до краёв и если он сделает хоть шаг, то всё прольётся, и он точно не сможет уже сдержать себя.       — Ты её знаешь?       — Да, видел много раз… Не ожидал увидеть знакомое лицо.       — Она тоже, судя по всему. При муже она не будет, конечно, показывать, что вы знакомы, слишком скрытная… Вы все одинаковые, молчите и прячете правду до последнего. Когда её увидел Лайонел и узнал, она чуть не сбежала с приёма, так испугалась раскрыться.       — Ничего страшного, это нормально. Особенно если она знает что-то, чего не должна знать.       Почему он даже не удивлён. Упрямая, как баран, Мари со скрипкой. Ха! Кто ещё это мог быть, кроме госпожи Нуэль, главной занозы своих родителей и родителей Диаваля. Она была единственной дочерью Сэмюэла, брата матери Ди. На скрипке и нервах окружающих она играла виртуозно. Диаваль не любил вспоминать, но когда они были маленькие, они часто дрались, причём Мариа, несмотря на то, что девочка, дралась ничем не хуже него. И с синяками они оба стояли в углах. И всё равно потом играли вместе, читали книжки под одеялом, и музыкой занимались тоже вместе. Она пропала куда-то, когда села на поезд в Ройтлинген, её пытались переправить через границу к Лайонелу, который какими-то окольными путями смог прислать своего человека к ним. Вот оно как… Вальдемар о чём-то разговаривал с подошедшим к ним мужчиной, а Диаваль медленно цедил вино, взятое с подноса, стараясь задавить неприятное нервное подрагивание. И вовсе начало казаться, что его колотит, как на морозе. А ведь ему ещё играть…       — Вальдемар, мы с тобой так и не поздоровались как следует, Майкл меня так быстро утащил, — Диаваль вздрогнул и чуть не выронил бокал от того, что голос Мари раздался прямо над ухом. Она обняла господина Фробишшера, оттесняя того, с кем он говорил, и заговорщически улыбнулась. — Не разрешишь украсть Диаваля на пару танцев, раз уж ты занят переговорами?       — Хорошо. Но об этом спрашивать стоит не меня, а его.       Диаваль поспешно подставил ей руку, всем видом выражая готовность. Похоже, что кружиться в танце так же, как все, она не собиралась, и настойчиво тащила его через толпу к открытой двери на террасу. На улице стоял лёгкий мороз, снег, шедший весь день, прекратился, но парк, начинающийся за балюстрадой, уже выглядел, как сказочный. Несколько секунд она рассматривала что-то вдалеке, а потом вдруг громко всхлипнула.       — Ди, боже… — Мариа тут же кинулась к нему на шею, обнимая так сильно, что воздуха перестало хватать. Резко оторвавшись она начала целовать его лицо. — Я так боялась, так боялась, такие слухи ходят о вас, один ужаснее другого, чтобы Лайонела раздавить… Дорогой мой, родной…       — Кто-то увидит, Мари… — Диаваль даже не смог заставить себя разжать руки, он сильнее обнял её и поднял лицо вверх, чтобы проглотить слёзы.       — Плевать. Я буду кричать, что ты мой брат, и пусть кто-то посмеет что-то сказать!       — Нет, прошу, не надо, — он отстранил Мари от себя и взял за руки. Она раскраснелась от слёз и невежливо шмыгала носом. — Слишком много лишних ушей, не сейчас.       — Да что с тобой не так?! Я сейчас же пошлю к Соль секретаря! — Диаваль едва успел удержать кузину.       — Нет! Мари, прошу тебя, пока не приедет дядя, я не могу показать себя.       — Да почему?       — Я видел их… Тех, кто предал город. Я боюсь, что по их замыслам я уже давно должен быть мёртв. Если я появлюсь без предварительного плана, меня могут убить, чтобы я ничего не сказал.       — Предателей? — Мари тут же напряглась и перестала вырываться. — То есть, кто-то пустил солдат в город?       — Да, они бы сами не вошли ещё очень долго.       — Последние ублюдки! Они подали это как победу войск, как будто смогли одолеть город сами.       — Но я думал, что все знают, господин Фробишшер даже не удивился, когда услышал. Он сам даже так сказал.       — Он же в партии, у них везде шпионы и разведчики… А простой люд ест то, что печатают в газетах. Говорят, скоро появится новое средство для передачи голоса на расстоянии, и я боюсь, что его используют в тех же целях, если война к тому моменту не закончится.       — Мари, как дядя, что с ним?       — Он так болеет душой, как только стало известно, что Динош взяли, он всё бросил и поехал туда… Ди, ходят слухи, но ты не слушай и не верь, они бы не стали расстреливать мистера Соль, я уверена, он, как градоначальник, может знать то, что можно выгодно обменять на жизнь. Я верю, что что-то получилось сделать, как только дядя приедет, мы узнаем, письма он запретил отправлять и сам отправил только одно. Он обещал вернуться после Рождества, но точно никто не знает.       — Я не знаю, сколько мне ещё прятаться, Мари, я верю господину Фробишшеру, но я слишком много приёмов посетил, могу ли я верить всем без исключения гостям…       — Ты в точности как Лайонел. Он никому не скажет, когда поедет домой, ни в письме, ни через секретаря, никогда. С тех пор, как Фробишшеров убили, все очень стараются скрыть всё, что только возможно.       — Что? — Мари окинула взглядом его шокированное лицо и поджала губы.       — Вальд тебе ничего не сказал? Он такой замкнутый, никогда ничего не говорит, только слухи и собирай… Его родителей убили шесть лет назад из-за документов, которые они при себе имели. Кто-то подслушал о том, что они поедут к судье, и на обратном пути на них напали. Поэтому дядя никогда не скажет ничего о том, куда и когда едет. С милитаристов станется пустить поезд под откос, тем более, когда их позиции явно пошатнулись. Вальдемар сейчас один из главных претендентов на место заместителя министра внутренних дел. Если он сядет на кресло и разгонит министерство, вся их коалиция обречена. Они это понимают. А ещё понимают, что Вальд слишком озлоблен на них и слишком чутко реагирует на всё, что происходит вокруг него, чтобы они смогли к нему подобраться. У него отравленный клинок в трости… Он… Боже, мне так его жаль, он так несчастен, Ди, он так нуждается в защите, а попросить её не у кого.       — Он ничего мне не рассказывал, только Белла объяснила, почему его зовут ублюдком.       — Белла так старается, а я сижу, как дурочка, в поместье, Майкл никуда меня не выпускает. Он так боится за меня, что я даже в гости к дяде выбраться могу редко, — Мари аккуратно взяла его за подбородок и заулыбалась. — Ты так похож на Даниэля, у вас даже имена похожи. Я уверена, что дядя назвал его так с умыслом.       — Я приехал выступать…       — Играй так, как никогда не играл! Они должны аплодировать стоя! Сыграй что-то из своего, чего они ещё не слышали.       — Обещаю.       Коротко поцеловав Мари в щёку, он быстро вернулся в зал, чтобы гости не подумали ничего непристойного. Наклонив голову так, чтобы волосы закрыли лицо, он нервно выдохнул и облизал высохшие губы. Вальдемар больше не просил его убирать волосы от лица, да и цирюльник больше к нему не приезжал, поэтому волосы отросли достаточно, чтобы начать завиваться. Он уже пожалел, что выпил бокал вина, из-за него и встречи с Мари начали неприятно подрагивать пальцы, хотелось не играть, а в угол забиться и забыться. Из тревожного оцепенения его вывел господин Фробишшер. Он встал рядом и тактично кашлянул.       — Я могу тебя попросить об одном одолжении?       — Конечно, что угодно.       — Я хочу, чтобы ты сыграл так, как никогда до этого.       Диаваль вздрогнул. Он слышал его. Тогда, когда он впервые сел за рояль, и ему показалось, что его подслушивали, ему не показалось. Ди вскинул лицо и встретился со взглядом Вальдемара, прямым и честным. Он как будто видел его насквозь, видел его секреты и благоразумно молчал, давая ему шанс рассказать всё самому. Слишком проницательный, слишком внимательный, настоящий политик. И если нет никакого смысла прятаться от него, то почему бы не сыграть? Он кивнул и двинулся к роялю. Виолончелисты уже собирали инструменты и откланивались. Гости рассаживались на кресла и готовились к концерту. Всё так знакомо, так похоже на то, что было в прошлой жизни… Только там его встречали овациями заранее, а здесь рассматривали, шушукались, предвкушали нечто новое. Вперёд вышел мистер Бриуотерс-старший и хлопнул в ладоши, обращая внимание и призывая к тишине.       — Дамы и господа, я рад, что сегодняшний вечер вы решили посвятить моему музыкальному салону. Я надеюсь, что приглашённые мною музыканты вам действительно понравятся, и вы захотите познакомиться с их творчеством поближе. Первым в нашей программе выступит протеже господина Фробишшера, Диаваль Энсен. Фуга ля минор для пианино.       Ди сдержанно поклонился и привычно сел на банкетку. Ноты на пюпитре были заучены ещё в детстве, когда он мог играть часы напролёт, пытаясь выучить слишком простые по звучанию произведения, чтобы побыстрее перейти к более сложным. Он обернулся к залу и встретился с прямым взглядом сестры. Она поджала губы и кивнула, словно давая знак быть жёстче, сильнее. Ди ещё раз окинул взглядом ноты и, закрыв их, отложил в сторону. Он сыграет своё произведение, которое он целиком и полностью посвятил войне. Оно было сложное, не все музыканты брались его исполнять, но оно стоило всех потраченных сил.       Тихое вступление, как дождь, лёгкое и отрывистое, которое, нарастая, превращается из дождя в отдалённый стук колёс поезда. Ритмично, тяжело, это дорога на фронт, для кого-то ставшая последней. Диаваль закрыл глаза, он знал каждую ноту наизусть. Ему не нужно было смотреть ни на клавиши, ни на людей. Поймут ли они без программок, о чём речь? Поезд приближается к фронту, где рвутся снаряды, где гремят выстрелы. Где земля выворачивается и сыплется в окопы. Где лошади ломают ноги, где люди теряют всё, что у них осталось. Он запомнил сирены воздушной тревоги, он смог их воспроизвести в игре. И последний аккорд, возвращение к дождю, который падает на покрытую сажей и кровью землю, чтобы смыть эту грязь поскорее.       Наступившая тишина как будто оглушила. Диаваль испугался, он даже не подумал, что для тех, кто никогда не видел войны воочию, кто жил в тылу, его игра будет непонятна и чужда. Но тут с места вскочил пожилой мужчина с завитыми усами и слезами на глазах и начал громко хлопать. Несколько мгновений — и вот уже весь зал аплодирует стоя. Но Диаваль смотрел не на них, а им за спины. Там, далеко, у окон стоял Вальдемар. Он спокойно, даже немного отрешённо смотрел ему в глаза и мягко улыбался. Можно считать, что Ди смог выполнить его просьбу.              После того приёма его буквально завалили приглашениями, именно его. Вальдемар было хотел предоставить ему право самому выбирать, но Диаваль прекрасно понимал, что сейчас ему нужны выступления не у приятных ему людей, а у полезных, поэтому его приглашения разбирал господин Фробишшер. Так и настали дни сочельника. Новости о том, что до самого Нового года больше никаких выступлений и настоящие каникулы, Диаваль радовался, как ребёнок. Он не знал, как встречать эти праздники привык господин Фробишшер, а у них в семье это были тихие ужины, чтение книг, музыка, самые близкие родственники и друзья и подарки под ёлкой. Они всегда в начале вечера складывали подарки под ёлку, чтобы потом угадывать, от кого же та или иная прелестная коробочка. Так в одной из них Диаваль нашёл котёнка, которого теперь уже и не найти на руинах жизни.       Весь дом стоял на ушах, накануне всё вымыли и вычистили до блеска, каждый миллиметр дома, и сейчас слуги и служанки из флигеля бегали по дому с охапками падуба, красными лентами и стеклянными роскошными шарами. Мистер Бальвин приволок и поставил в каминной зале первого этажа большую раскидистую ель, а Шерли весь день варила варенье из мандаринов, которых ей привезли два ящика. Такая знакомая суета, такая родная, тёплая. Диаваль, даже будучи взрослым, верил, что эти праздники — прекрасная возможность скинуть с себя груз прошлого и шагнуть в новый год чистым человеком, чистым листом. Если из года в год волочь груз эмоций, хороших или плохих, он рано или поздно похоронит тебя под собой. Нужно время от времени бросать всё это прямо на обочину своей дороги, чтобы освободить руки для чего-то нового. И сейчас ему будет, что бросить, определённо, а этот год он пережил больше, чем иные за несколько десятилетий переживают.       Вечером все собрались за столом, Шерли приготовила замечательный предпраздничный ужин, но Ди не пошёл в столовую. Посмотрев через щель в двери и не заметив господина Фробишшера, он решил его поискать. Диаваль впервые поймал себя на мысли, что ни разу не видел, чтобы он вообще ел. Других столовых в доме не было, а в кабинет ему служанки носили только кофе и печенье. Вряд ли он гнушается есть с прислугой за одним столом, Белла в этом доме была на равных с ним правах, но обедала всегда со всеми вместе. Тем более он весь день провёл дома, только после полудня отлучившись на конюшню.       Обойдя всё правое крыло, Ди проскользнул в левое, более помпезное, хозяйское. Тут были каминные залы, официальный кабинет, зал для совещаний с большим круглым столом. Здесь стояла полутьма, освещаемая только каминами. С появлением пароводяного отопления они были не более чем дорогим украшением, но света давали достаточно, чтобы осмотреть комнату, не зажигая рожки. Уже собравшись на второй этаж, он решил ещё раз заглянуть в главную каминную залу, где поставили рождественскую ель, и едва не подпрыгнул от испуга, когда из-за дерева услышал тактичный кашель.       — Я не занят, заходите. Вы что-то хотели?       — Добрый вечер, господин Фробишшер, — Диаваль обошёл зал и остановился около каминных кресел. Вальдемар сидел на шкуре прямо перед огнём и расслабленно откинулся на пуфик для ног.       — Подойди, сядь, — он похлопал рукой по ковру рядом с собой и расслабил узел платка, освобождая шею.       — Почему вы не хотите пойти ко всем? — господин Фроббишер поднял на Диаваля глаза, и Ди прикусил губу, поняв, что тот очень долго плакал, глаза всё ещё были слегка красные. Сделав вид, что ничего не заметил, он присел рядом на ковёр и кинул взгляд на сверкающую в свете камина рождественскую ёлку.       — Для кого-то это дни сочельника, а для меня дни траура. Я думаю, что Мари и Белла тебе уже всё разболтали, они язык за зубами не держат.       — Они просили никому не рассказывать. Я всегда держу обещания такого рода.       — Ну что ж… Моих родителей убили двадцатого декабря, двадцать третьего только состоялись похороны, столько было волокиты. Это ответ на твой вопрос, почему я не хочу ко всем. Не хочу своим траурным видом портить им аппетит.       — Очень глупое заявление, — Вальдемар удивлённо вскинул брови, явно не ожидая таких грубых слов. — Мы потеряли всё в этой войне и нет никакой надежды это вернуть. Кто, как не мы, можем вас понять и принять вашу боль?       — Вы потеряли куда больше моего.       — Всё, что есть у нас — это наша семья. Вы хотите сказать, что есть что-то, что бьёт больнее?       — Когда это случилось? — Диаваль наклонил голову, пытаясь скрыть выступившие слёзы. Слишком много общего, слишком. Они могут друг друга читать, как наизусть выученные книги.       — На приёме услышал фамилии тех, кого расстреляли.       — Я помню. Боль не уйдёт, но утихнет. Нам дано пережить своих близких. Из всех родных у меня только Белла и осталась, никого больше, — Вальдемар тяжело вздохнул и, кинув взгляд на рождественское дерево, поджал губы, мгновенно становясь жёстче в лице. — Никто не знает, кто и за что их убил, а я знаю. Отец и Лайонел Соль занимались сбором документов, подтверждающих военные преступления. Отец занимался преступлениями против гражданского населения, это самые серьёзные обвинения. Когда сменился судья, они начали готовить папки для подачи иска, но когда отец с матерью ехали с первого слушанья, на них напали в двух километрах от Сансет Энд. Всё списали на грабителей, но скажи мне, какой грабитель пропустил бы золотые шпильки с гроздьями первоклассных гранатов, которых у матери в волосах было пять штук? Какие грабители вместо украшений забирают папки с документами? — Вальдемар обернулся к Диавалю и наклонился так близко, что Ди даже почувствовал на лице его дыхание. — Всё это было подстроено, и эти документы сейчас находятся у того, кто нанял убийц. И я имею свою выгоду в том, что происходит. Через тебя, через партию, я хочу добраться до этого ублюдка и сделать с ним то же, что он велел сделать с моими родителями, я его уничтожу, но он будет жить долгую жизнь с осознанием, что его покарали. Запомни, что я скажу. В любом бою главное — не стать большим злом, чем враг. Нельзя позволить себе так низко пасть, даже если очень хочется. Но если вдруг мой неизвестный враг решит воспользоваться старым методом... — Вальдемар улыбнулся так, что по спине пробежал озноб. Внизу что-то щёлкнуло и лязгнуло. Ди опустил глаза и вздрогнул. Из рукояти трости выглядывало тонкое лезвие. Загнав его обратно в ножны, господин Фробишшер отстранился от Диаваля и встал.       — Господин Фробишшер, я могу вас попросить об одной вещи? — Вальдемар вопросительно вскинул бровь и протянул ему руку, чтобы помочь встать. — Могу я обращаться к вам по имени?       — Хм… — Он на секунду задумался, а после улыбнулся и кивнул. — Думаю, что это будет справедливо. Мы теперь не слуга и хозяин, а партнёры.       Диаваль улыбнулся в ответ и сжал протянутую руку, давая себя поднять. Партнёры — это замечательно, значит, рукой подать до дружбы. Дружить с таким верным и сильным человеком, как Вальдемар, будет настоящей честью.