Дело чести

      Приезд Стивена Атласа стал громом посреди ясного неба, он явно не привык предупреждать о своих визитах. Сверкая довольным лицом, он пытался заправить неприлично длинные кудри за уши, но этой их длины не хватало, и они возвращались на своё место. Стоящий на лестнице Вальдемар, судя по мрачному виду, этим визитом был не так уж доволен. Диаваль стоял на пороге гостиной и не знал, что ему делать — подойти и поздороваться или лучше не становиться между этими двумя.       — Я говорил тебе, чтобы без охраны не приезжал. Как тебя отец отпустил?       — Ты преувеличиваешь опасность. Даже не обнимешь меня? — Стивен раскинул руки и налетел на Вальдемара, чуть не роняя его с ног. — Ты бы, чёрт тебя дери, о своей безопасности подумал. Кто-то пустил слухи о том, что ты связывался с анархистами, и именно из-за них стреляли.       — Ты с порога хочешь такие вещи знать? — Вальдемар несильно щёлкнул его по лбу и кивнул подошедшей Ани. — Принеси нам кофе со сливками во вторую гостиную.       — И пирожных!       — Поищи, что есть, — Стивен сел на перила и, съехав по ним, как ребёнок, наконец оказался рядом с Диавалем.       — Ох уж этот Вальд, всегда-то у него есть сладкое. Когда бы ты к нему ни приехал, алкоголь льётся рекой между берегами из сладостей. Скажи, ты ведь купил козинаки у торговцев из Аравии? Если нет, то я привёз тебе гостинец.       — Так как тебя отец отпустил? — Вальдемар наконец расслабился и повёл их во вторую гостиную, которая из-за красивейшего эркера казалась самой светлой комнатой в доме. Диаваль только тихонько пошёл следом, понимая, что именно ради него и приехал Стивен.       — Ты прекрасно знаешь, он не стал бы меня держать на привязи. Боже, как же у тебя тепло в доме, у отца в таунхаусе приходится в халате поверх одежды ходить, кошмар.       — Ты же знаешь цены на уголь.       — Конечно, но я же покупаю свой, местный. У нас его не так много добывают, но на Нью-Арк хватает, — он плюхнулся на кресло поближе к камину. — Знаешь, одно дело вести с тобой переписку и другое — видеть вот так, уже и забыть успел, как твой голос звучит. Чёрт, эти сукины дети вынудили меня убежать отсюда, как крысу, ненавижу.       — Но ты наконец здесь. И я очень рад тебя видеть, — Вальдемар благодарно кивнул пришедшим Ани и Хильде. Они аккуратно расставили по кофейному столику посуду и вышли, закрыв за собой дверь.       — Какие милые девушки, подслушивать будут.       — Я уже привык, не переживай, они тебя хорошо знают.       — Ну что, рассказывайте, как так вышло, что вы знакомы и Диаваль живёт у тебя? — Ди налил себе сливок в кофе и откинулся на спинку кресла.       — Он выкупил меня на работорговом рынке.       — О…Ужасно… Это такое отвратительное лицемерие, считать северян хуже просто потому, что они там живут. Хотя у нас в стране один народ, одна национальность, язык. Прошу простить мою болтливость, я не наговорился, отрываюсь за почти полгода вынужденного молчания. Клуб после вспышки тифа закрыли на карантин, а следом почти всё, что есть в городе, пришлось дома сидеть наедине с горничной и поварихой, я чуть не двинулся кукушкой.       — Мог бы им стихи почитать, — Стивен закинул в рот маленькое кокосовое пирожное, из тех, которые Диаваль здесь попробовал впервые в жизни, и махнул рукой       — Ой, из них такие слушатели, одна тугоухая и до неё не докричишься, а у другой два класса образования, сама три слова не свяжет. Они мне, конечно, хлопают и считают меня дарованием, но толку от них никакого. Мне нужна критика, мне нужны дебаты, я хочу слушать работы других поэтов. Мы толкаем друг друга к развитию, как бы нам ни хотелось друг друга утопить в ближайшем озере. Изумительный кофе, Шерли варит его просто потрясающе. У отца повариха делает такую дрянь, что пить невозможно. А вообще по твоему дому хорошо видно, кто ещё в этой стране остался на плаву, у отца и его партнёра, к которому мы ездили по делам, такая разруха. Мать даже отказалась от виноградного масла, ты подумай! Она без него ничего не ест, но сейчас из-за дороговизны отказалась.       — Увы, ничем помочь не могу, есть только виноградный уксус.       — Я и не выпрашиваю, просто жалуюсь. Кстати, как вам Юг? Успели оценить все прелести? — Диаваль не сразу понял, что обращаются к нему, но, услышав едкий сарказм в последнем слове, хмыкнул в ответ.       — Не все, но многие. Обо мне уже написали статью в газетке.       — Тот же журналист, что и о тебе.       — Тварь, вот тварь, — Стивен отставил чашку с кофе и взмахнул рукой. Похоже, он очень тяжело переживал свой вынужденный побег. — Он недавно накалякал статейку, мол, если соединить на карте линиями места терактов, то получится звезда. Дескать, предзнаменование. Пф! Если соединить его квартиру с психушкой, получится точка!       — Не переживай так, ту статью и так восприняли правильно. Как враньё. Меня такой расклад вполне устроил. Тем более, в свете той провокации он звучал ещё менее убедительно.       — Провокация? Вальд? — Диаваль напрягся и тоже отставил кофе. Это объясняет всё, наконец-то он перестанет чувствовать себя виноватым.       — Да, анархисты начали стрелять по военным из толпы, и те решили, что у митингующих есть оружие.       — Давайте не будем о политике, прошу, мне её за последние несколько дней хватило на всю жизнь. Давайте лучше обсудим дела куда более приятные, например, музыку. Я принёс целую кипу своих набросков, если Вальдемар разрешит, я все их продекламирую.       Вальдемар прыснул от смеха и расслабленно раскинулся на диванчике. Похоже, про ужасные манеры Стивена он не просто так предупреждал. Хотя… Именно такая почти детская непосредственность наконец разрядила атмосферу в доме и вокруг Вальдемара в частности. Диаваль боялся к нему подойти после каждой его поездки куда-то, настолько мрачным тот приезжал. А ведь, когда ему это всё на голову свалилось, ему было чуть больше двадцати. Но Стивен смог его немного расшевелить, он совершенно не боялся мрачного нахмуренного Вальдемара, его, наоборот, веселил этот его вид. Похоже, что сегодня без вина не обойдётся, и если опять кому-то ударит мысль потанцевать со шпагами, Диаваль встанет лицом к спуску к реке.              Утро понедельника снова принесло плохие вести. Вальдемар уехал засветло, после того, как к нему буквально ворвался встрёпанный напуганный парень. Даже спросить, что случилось, не удалось. Из путанных объяснений Беладонны Диаваль понял, что ночью что-то случилось на судоверфях в Тольне, и в тяжёлом молчании начал собираться на новое заседание. Впереди самое тяжёлое выступление из всех, что с ним случались. Сегодня ему предстоит прочесть речь в парламенте. На обеде в рот едва лез кусок, от напряжения подташнивало. Его состояние словно передавалось всем вокруг, он чувствовал, как молчание становится всё более тяжёлым. Из Сансет Энд они с Беллой выехали в смятении. Похоже, то, что Вальдемар так сорвался, не радовало и её. Что-то происходит, нехорошее, ужасное. Диаваль мял в руках бумагу с написанной речью и кусал губы.       — Не переживай так, люди готовы слушать, тебе нужно только начать говорить. Поверь, всё будет хорошо, — Белла аккуратно сжала его пальцы и устало улыбнулась.       — Тебе никогда не хотелось сбежать от этого всего, подальше, где нет никакой войны, где мир и можно жить так, как захочешь?       — И я убегу, когда всё решится. Я не из тех, кто бросает начатое, я хочу верить, что доживу до того момента, как всё кончится. Мы вроде с тобой одногодки, ты меня понимаешь.       — Я не побегу. Я хочу вернуться, очень хочу, там так много моего, родного… Я скучаю по Максу.       — Почему ты его не забрал с собой? Мы не против кота в доме.       — Мне нужно было ехать верхом в пургу. Я и так боюсь лошадей и нехорошо себя чувствовал, а тут ещё за котом пришлось бы следить. Хватит с него потрясений, пусть наслаждается временным покоем.       Беладонна хмыкнула, явно приняв последнюю фразу не только на счёт кота, и тяжело вздохнула. Маленькая, похожая на ребёнка сильная женщина с совершенно нечеловеческой ношей на плечах. Сколько их таких сейчас… Она заметила его взгляд на себе и, тяжело вздохнув, уткнулась в свой блокнот с записями. Диаваль едва дождался, когда же они приедут к парламенту, потому что хотелось поскорее уже сделать то, для чего он здесь. Можно верить в высшие предназначения, но дело не в этом, а в том, чтобы поскорее остановить всё происходящее. Ну или хотя бы ускорить всё до невозможности, чтобы дошло до точки. Тот факт, что страна катится по наклонной ещё быстрее, чем до этого, отрицать глупо.       В зале их партии на втором этаже царил беспорядок, люди обсуждали события недели, особенно всех интересовали новости с фронта, свежие и ещё пахнущие порохом. Солдаты встали намертво. Диаваль только хмыкнул, он прекрасно знал, что так и случится, он это предсказывал ещё больше месяца назад. Поздоровавшись с дядей и ещё парой людей, он отошёл к окнам. Отсюда открывался прекрасный вид на площадь и отдалённые клубы дыма. Дым был невероятно далеко, и он был от пожарища, без сомнений. Где же Вальдемар, заседание начнётся всего через двадцать минут. Кто-то закрыл дверь, чтобы партия могла обсудить приватно свои вопросы, но Диаваль ничего этого не слушал, он рассматривал мостовую. Не может же быть так, что с ним что-то случилось на верфях? Или может? Он сглотнул и едва не охнул, когда увидел, как к парламенту на всех парах несутся несколько всадников, в грязном порванном пальто одного из них он узнал Вальдемара. Ди резко обернулся на Беладонну и та, всё прекрасно поняв по его лицу, кинулась к Лайонелу. Тот сначала напряжённо молчал, с каждым словом его лицо вытягивалось всё сильнее, и под конец он что-то прошипел сквозь зубы. Вот почему туда помчался Вальд, где милитаристы, там и он. Дверь открылась, и Диаваль чуть не ахнул вслед за остальными, увидев на пороге Вальдемара, хоть и был к этому готов. Тот оказался испачкан в саже, грязи, на пальто в нескольких местах виднелись дырки, а лицо исказила гримаса бессильной ярости. Он медленно дошёл до стола, прямо из рук Лайонела вырвал чашку кофе, опрокинул её в себя, тяжело опустился на кресло и закрыл лицо руками.       — Боже праведный, что там стряслось, — Вальдемар выпрямился в кресле и тяжело вздохнул.       — Взрывы, кто-то подложил две бомбы со шрапнелью и пытался поджечь склады Ашера, — Ди тут же зажал рот рукой, прекрасно понимая, что случилось. Забастовка рабов, Вальдемар предсказывал это после той чёртовой статьи в газете, предсказывал смерти, и они не заставили себя ждать. Пользуясь тем, что все смотрели только на мистера Фробишшера, он начал пятиться к двери.       — Ты не ранен?       — Нет, я был далеко. После первого взрыва я приказал солдатам вывести людей с площади в безопасное место, но… Потом был второй. Солдаты подорвались, пока уводили раненных. Я не знаю, сколько погибло, мне потом передадут все документы, я сюда летел, чтобы до заседания все узнали о произошедшем. После второго занялся пожар…       Дальше Диаваль ничего уже не слышал, он выскользнул из приоткрытых дверей и побежал вниз в холл, к туалетам. Минута, хотя бы минута в тишине на осмысление. И немного холодной воды, чтобы прийти в себя. Пожарище, чутьё не обмануло. Всего несколько минут назад он замерзал, а сейчас казалось, что камень плавится под ногами, настолько невыносимо жарко стало. Пробежав по холлу, он нырнул ко входу к туалетным комнатам и, спустившись по лестнице, кинулся к раковинам. Выкрутив посильнее кран холодной воды, Ди набрал в ладони и выплеснул себе на лицо. Ему было плевать, что все манжеты и воротник будут мокрыми, что волосы уже промокли и свисают сосульками, плевать, на всё плевать. Продержав руки под водой до тех пор, пока не посинели ногти, он отошёл к противоположной стене и приложил их к пылающему лицу. Когда же кончится этот кошмар?       Кто-то прошёл к туалетным комнатам мимо него, слегка задев локтем, и Диаваль всё же отмер. Нужно возвращаться, Вальдемар наверняка сейчас кинется его искать, а он убежал, не подумав. Он уже поднял ногу на ступеньку, как его схватили за волосы и, сильно толкнув на стену, прижали к неё. Незнакомый мужчина зажимал ему рот и другой рукой прижимал к шее нож. Кровь тут же ударила в голову, она мгновенно прояснилась, и Ди напрягся, как струна. Вот и тот самый убийца, которого он так боялся. Взгляд заметался по коридору с раковинами, в поисках спасения, и на глаза попалась отражающаяся в зеркале керамическая мыльница. Только бы вывернуться.       — Я должен тебя убить, — лицо мужчины было слишком близко, чтобы что-то рассмотреть, Ди видел только его глаза. Он на секунду зажмурился и снова грозно нахмурился. — Должен!       Он не может решиться, это шанс. Диаваль решил напугать и без того находящегося в смятении убийцу и, закатив глаза, начал оседать на пол. Тот от неожиданности разжал руку и Ди тут же кинулся к раковине. Он даже успел схватить мыльницу и с размаха кинуть нападавшему в голову, но мужчина увернулся. Мыльница разбилась вдребезги о стену, и Ди осталось только надеяться, что кто-то это услышит и зайдёт сюда. Мужчина шёл прямо на него, слишком быстро, обойти невозможно, Диаваль тяжело сглотнул и, включив воду, начал выплёскивать её на мраморный пол. Он тут же стал похож на каток, и убийца остановился, или понимая, что падать будет очень больно, или от недоумения. Стоять и звать на помощь глупо, всё глупо и неправильно, никто его не спасёт, кроме него самого. Диаваль пригнулся и, как по льду, проехал мимо мужчины, ловко увернувшись от его руки, но тот поскользнулся и случайно толкнул его рукой. Падение оказалось неожиданным, от того и болезненным. Ударившись со всего маху локтями и коленями, Ди зашипел и едва успел обернуться, чтобы заметить, как над ним заносят нож, желая хотя бы заколоть. В голову не пришло ничего лучше, чем перехватить нож. Он никогда не был слишком сильным, но страх как будто сделал руки каменными: упираясь в эфес кинжала, Ди сдерживал буквально навалившегося на него крупного мужчину. Хотелось бы закричать, но горло как будто свело судорогой. Он и подумать не мог, что на него нападут в парламенте!       — Ты должен умереть, слышишь? Должен! Иначе умрёт много других людей!       — Они умирают каждый день, ублюдок!       Диаваль вскипел. Как кто-то смеет обвинять одного его в гибели людей? Он подкладывал бомбы? Он стрелял? Он развязывал войну? Нет! Ди резко отвёл нож в сторону, и мужчина рухнул на пол, не удержав равновесия. Ди вскочил на ноги и кинулся к дверям, услышав тяжёлые шаги за спиной обернулся и изо всех сил толкнул мужчину с лестницы. Уже добежав до выхода он понял, что за ним никто не гонится, и медленно обернулся. Убийца лежал ничком, по мокром полу вокруг него расплывалась багровая лужа. Собственный нож торчал из груди, он держал его за рукоятку и пытался вынуть. Ди тут же бросило в жар, стало страшно. Он только что убил человека, убил, хоть и не собирался. Он медленно спустился на несколько ступеней и услышал, как мужчина шепчет.       — Бумаги в портфеле, их нужно забрать, нужно… Забрать…       — Я позову врача. Не трогайте нож, нельзя ничего из ран доставать самому, — его предательски перекосило, перед глазами появилась отвратительная пелена. Ди прекрасно понимал, что если он хочет понять, кто его нанял, мужчина должен выжить, но тот в ответ глухо засмеялся, булькая кровью.       — Я должен был умереть. Документы.       — Подождите немного.       Ди выбежал из туалета и на парадной лестнице едва не врезался в мистера Эндикота. Тот открыл рот, чтобы что-то сказать, но, увидев то, в каком состоянии Диаваль, тут же замолчал.       — Меня пытались убить.       — Твою мать, сучьи потроха! — весь холл обернулся на громогласно выругавшегося мистера Эндикота, а Ди устало прикрыл глаза. — Где этот ублюдок, ты его запомнил?!       — В туалетной комнате, он… накололся на свой же нож.       — Быстро в наш зал, тебя Вальдемар ищет, — он подтолкнул Ди к лестничному пролёту и начал махать рукой кому-то с другой стороны холла. — Быстрее, за мной!       Диаваль сжал руки в кулаки и, наклонив голову, чтоб никто не видел, в каком он состоянии, быстро пошёл по коридору. И едва не кинулся бежать, когда его схватил за руку какой-то мужчина, очень грубо. И без того напряжённый, как перетянутая струна, Ди резко обернулся и столкнулся нос к носу с кем-то, кого видел впервые. Он оказался одного с ним ростом, только напоминал иссушенный труп: выпирающие костяшки на пальцах, явно видные очертания глазниц на лице. Он сдержанно улыбнулся губами и разжал пальцы.       — С вами что-то случилось? — Диаваль натянул на лицо подобие вежливой улыбки и слегка кивнул в ответ, якобы принимая беспокойство.       — Кто-то разлил воду в умывальне, поскользнулся.       — Надеюсь, вы не ушиблись, — мужчина шагнул к нему ближе и Диаваль заулыбался уже искренне. Он прекрасно понял, кто перед ним — человек, знающий об убийце, человек его нанявший.       — Нет, что вы, только промок. Благодарю за беспокойство.       — Передавайте мой привет дядюшке.       — Обязательно.       Диаваль вежливо поклонился и пошёл оттуда ещё быстрее. Даже спиной он ощущал его чёрные глаза, похожие на два ружья. Только когда он завернул в зал, он перестал ощущать этот жёсткий взгляд. Взгляды врагов всегда были разными: взгляд Квинси был похож на перезревшую подгнившую черешню, сладкую и мягкую, да ещё и нагретую солнцем, взгляд владельца рынка походил на кулак, которым он грозил каждый раз, как смотрел. А этот человек смотрел в упор, болезненно, как будто снова нож к горлу приставили. Как только он переступил порог зала, на него тут же налетел Вальдемар.       — Какого чёрта, куда ты сбежал? — он окинул Ди взглядом и замолчал. — Кто?       — Он в туалетной комнате, — Вальдемар уже кинулся туда, но Ди остановил его окриком.       — Нет. Не ходи туда, — пользуясь тем, что все в зале переполошились и не обращают на них внимания, он взглядом попросил Вальда пригнуться. — Мужчина в коридоре, посмотри. Такого же, как я, роста и очень худой, с красным платком. Он ещё там? — Вальдемар, уже успевший привести себя в порядок, послушно выглянул в коридор, словно просто кого-то ждёт, а потом аккуратно отвёл Ди от двери и положил руку на плечо.       — У него на руке шрам, да?       — Да, наверное. Он… Он знал о том, что на меня напали и… Спрашивал, не поранился ли я, — Вальдемар в ответ зашипел сквозь зубы и поманил к себе Беладонну.       — Джером.       — Опять эта тварь что-то делает?       — Не делает, а сделал. Белла, не спускай с Диаваля глаз, можешь держать за руку. Больше ты от нас ни на шаг, пока этот ублюдок положил на тебя глаз.       — Кто это?       — Заместитель председателя милитаристов. Нам нужно в зал. Ты сможешь выступить? — Вальдемар дождался кивка, поправил ему платок, волосы и положил руку на плечо. — Говори так, чтобы каждое твоё слово запомнили все в зале и завтра в каждой газете напечатали.       — Я выучил текст.       — Если сможешь сказать больше, говори, — Вальдемар на секунду обнял его, а потом аккуратно взял под локоть и повёл к залу заседаний.       Ди всё никак не мог разжать сведённые судорогой кулаки, его до сих пор слегка колотило от пережитого потрясения. Он слышал, как Вальдемару что-то шептал мистер Эндикотт, похоже, он знал несостоявшегося убийцу, и всё произошедшее для него — полнейшая неожиданность. Мистер Сатлер, выслушав одного из секретарей их партии, поджал губы в немом возмущении, но сделал вид, что ничего не произошло. Даже когда объявили о начале заседания, вся их трибуна гудела от перешёптываний. Всё время, пока выступали другие спикеры, Вальдемар аккуратно держал его за запястье и слегка сжимал. В этом жесте было больше поддержки, чем можно выразить словами, Ди чувствовал опору, руку, которая удержит, если он начнёт падать. Диаваль едва дождался, когда его вызовут за трибуну. Всего лишь высказаться против законопроекта о новом призыве в регулярную армию. Всего лишь сказать несколько слов. Он медленно, словно ничего не произошло, всё в порядке, спустился к трибуне, тяжело вздохнул и, окинув взглядом лежащие на нём бумаги с расписанной повесткой дебатов, с силой разжал кулаки и поднял лицо.       — Мистер Соль, у вас две минуты, чтобы ознакомить нас со своей точкой зрения по вопросу обсуждаемого законопроекта. Воздержитесь от грубых выражений и подтасовки фактов, говорите прямо и коротко. Вы можете поделиться своим жизненным опытом, как человек, побывавший на передовой и в плену. Прошу, приступайте, — мистер Сатлер, мрачнее мрачной тучи, кинул на него тяжёлый испытывающий взгляд. Диаваль помнил каждое слово своей заготовленной речи, которую идеально отредактировали Беладонна с дядей. Но, открыв рот, он понял, что не скажет из неё ни слова.       — Благодарю за предоставленное слово. Если бы год назад мне кто-то сказал о том, что я буду стоять на трибуне парламента Юга, я бы не поверил. Если бы мне сказали, что я буду стоять в нищем, замерзающем городе, где нет работы и надежды, и называть его будут Ровенберг, я бы не поверил. Если бы мне сказали, что Юг, так горделиво ступающий по нашей земле, окажется так жалок, стоит посмотреть на него изнутри, я бы не поверил, — по залу прокатился ропот, а Диаваль вскинул подбородок и вздохнул. Та речь, что он учил всю неделю, казалась ненастоящей, никакой, как кусок белого фарфора без глазури, а ему хотелось сказать гораздо больше. И, увидев в первом ряду кресел человека, которого Вальдемар назвал Джеромом, он вскипел. — Вы думаете, что война — это где-то очень далеко от вас, где-то там. Туда вы отправляете оружие и людей, не понимая одного. Война уже здесь. Она витает в воздухе, запах гари, сырости, пороха, он стоит на ваших улицах, на ваших улицах умирают от пуль люди, на ваших улицах замерзают заживо, на ваших улицах гибнут от голода, и вы это знаете, вы это допускаете. Война здесь, она обернулась против вас же! Она летает едва слышным гулом ропота над городом, слышите? — Диаваль прикрыл глаза. Он слышал, этот гул не давал ему покоя ни секунды. Люди на площади, снова. — Вы начали это из-за денег, и я попробую поговорить на вашем языке. Посмотрите в окно, посмотрите на этих людей, людей, лишившихся работы, неспособных оплатить газ, неспособных уплатить налоги, неспособных пополнить вашу казну. Вы хотите отправить ещё солдат на фронт, но с кем они там будут воевать? С голыми отвесными скалами? С холодом и голодом? Вы смотрите на карты и даже не представляете, что такое Стоунбонский хребет, особенно его южные скалы. Хоть раз съездите туда, возьмите фотографов, пусть эти фото разлетятся по всем газетам, где крохотные солдаты стоят рядом с двадцатиметровым обрывом. Как вы собираетесь это форсировать, у вас есть планы, стратегия, или вы бросаете очередное пушечное мясо в бой, надеясь выстроить из трупов гору выше хребта и с неё перепрыгнуть? — Вальдемар прикрыл рот рукой, пытаясь задавить смешок. Похоже, что только что законопроект предстал перед большинством людей полностью несостоятельным, судя по кислым лицам некоторых милитаристов и задумчивым всех остальных. — И вам не стоит забывать, что, простояв там достаточно долго, жуя пресную кашу и постоянно штопая протекающие сапоги, они могут решить, что с них хватит. Они вернутся с фронта, — толпа начала шептаться, похоже, эта фраза ужаснула их по-настоящему. — И не думайте, что они забудут всё, что здесь творилось.       Нервное напряжение достигло пика, Диаваль замолчал и провёл рукой по лицу, якобы поправляя волосы, но на самом деле пытаясь успокоиться. Теперь можно вернуться к запланированной речи, раз своё мнение он высказал как его и просили. Когда со всех сторон с первых рядов послышались шёпотки, явно обращённые к нему, он недоуменно вскинул лицо, и по рядам парламентариев покатились изумлённые вздохи. Он видел, как Вальдемар вскакивает со своего места и, чувствуя, что чем-то испачкал лицо, опустил глаза на руки. Ладонь была в крови, все манжеты, бумаги, трибуна, кровь текла из раскрытых ладоней, как будто с них содрали кожу. Но боли он не чувствовал. Что за чёрт?       — Мистер Соль, с вами всё в порядке? — мгновенно побледневший секретарь тут же оказался рядом и аккуратно придержал его за локоть.       — Нет, не в порядке, меня только что пытались убить.       Громкие возмущения со стороны консерваторов и пацифистов тут же заполнили зал. Один из беспартийных тут же вскочил и начал громко требовать прекратить заседание, и все законопроекты отложить для рассмотрения, пока не будет выяснены все обстоятельства нападения и то, почему убийцу пропустила служба безопасности. Кто-то ему возразил, но за отмену заседания тут же высказался мистер Эндикотт. Завязалась громкая свара, и остановить её смог только громкий стук деревянного молоточка. Премьер-министр медленно встал и, окинув взглядом всех сидящих в зале, нахмурился.       — Заседание отменяется.       — По какой причине? — кто-то из милитаристов решил возразить, но мистер Сатлер только смерил его внимательным холодным взглядом и хмыкнул.       — Из-за угрозы теракта. На верфях Тольна сегодня утром прогремели два взрыва. Спасибо мистеру Фробишшеру, что предупредил меня об этом раньше газет. Свободны, о дате следующего заседания будет сообщено дополнительно.       Диаваля подхватили под локти и быстро повели к залу заседаний, как будто он сам идти не мог. Мысли начали путаться в голове в попытке понять, откуда кровь, и только сейчас он наконец осознал, как глупо было хвататься за нож. Наверняка именно тогда и порезал. Он не обращал внимания ни на кого, только лихорадочно вспоминал убийцу, каждое слово, каждый взгляд. Он всё увидел целиком. Когда он оказался в зале заседаний, и Ди наконец сложил картину в голове и, дождавшись, когда закроется дверь, поднял голову.       — Этот человек, его заставили меня убить, у него часть документов, Вальдемар, тех, про которые мистер Мёрдок говорил. У него в портфеле, в экипаже.       — Сейчас же бегите, пока полисмены туда не добрались, и изымите бумаги! — Лайонел проследил за тем, как из зала выбежали двое секретарей, и присел перед Ди. — Что ещё ты помнишь?       — Он сказал, что должен умереть.       — Почему ты сразу не сказал ничего о том, что поранил руки? — Вальдемар принялся влажным платком стирать кровь с его лица.       — Я… Я не почувствовал. Я всё время сжимал кулаки, и она, наверное, пошла только когда я разжал руки на трибуне.       — Вы правда ничего не почувствовали? — над ним склонился миловидный немолодой человек с очень знакомым лицом. — Позвольте представиться, Эмиль Ру. Я осмотрю ваши руки, — мистер Ру аккуратно промокнул платком ладонь и открыл небольшой медицинский саквояж. — Как знал, всё с собой принёс и даже прокипятил. Будет сильно жечь, терпите. Ехать в госпиталь не советую, там вспышка оспы, очередная.       — Вы сможете здесь зашить?       — Конечно, я же хирург, не забывайте, юноша, — мистер Ру успокаивающе улыбнулся Вальдемару и принялся промокать раны чистой марлей. От сильной, словно выворачивающей боли, которая тут же прошила руки, Диаваль откинулся на спинку кресла и зашипел в потолок, стараясь держать ладони раскрытыми, чтобы не мешать врачу. — Буду шить. Прошу простить, морфия с собой нет.       — Шейте, — Диаваль смог сглотнуть и выдохнул. — Хуже уже не будет.       — Ну смотрите.       — Ди, может, воды? — Вальдемар аккуратно убрал волосы с его лица и заглянул в глаза.       Кивнув, Диаваль заранее приготовился сжать зубы, потому что он снова увидел знакомый бинт, пропитанный в чём-то. Он скулил и ёрзал на стуле, пока ему всё обрабатывали и зашивали. Боль выкручивала запястья, заставляла корчить пальцы. На его счастье, порез был всего один на каждой руке, кинжал был не обоюдоострый. Когда наконец мистер Ру всё зашил аккуратным швом белой ниткой и начал накладывать бинт, он смог выдохнуть, хотя всё ещё ныло и дёргало.       — Я бы не хотел наводить на вас панику но… Попробуйте сжать руку в кулак, — Ди сжал, но почему-то показалось, что он даже в половину силы этого не сделал. — А теперь постучите по столу пальцами какой-нибудь сложный ритм, — он искренне попытался это сделать, но пальцы отказывались работать правильно, усилия были слишком большими, чтобы согнуть палец в нужный момент времени. И когда из руки выпала протянутая врачом ручка, его затопил настоящий ужас. — Боюсь, связки повреждены. Я постарался всё зашить. Благо, пока наши однопартийцы решали свои проблемы в зале заседаний и в приёмной у премьера, времени было предостаточно. Понадобится время на восстановление. Постарайтесь неделю поберечь, а потом начинайте разминать. Я знаю, что вы играете на фортепиано, это замечательная разминка. Но… я не могу пообещать, что всё будет как прежде.       — Диаваль, — на плечо легла тяжёлая ладонь Вальдемара, и когда Ди поднял на него глаза, он мягко улыбнулся и протянул стакан воды. — Только не вини в этом себя. Виновато в этом только то время, в которое нам не повезло родиться.       — Спасибо, Вальд… — он отхлебнул прохладной воды и как будто даже стало полегче. Хотя кого он обманывает. — Я убил его, убил…       — Ты защищался.       — Я убил человека, Вальдемар!       — Если ты чувствуешь вину, то это хорошо. Хуже было бы, если бы ты ничего не почувствовал. Не думай, не зацикливайся сейчас.       — Диаваль, всё в порядке? — в зал широким шагом вошли мистер Сатлер с дядей. Он окинул взглядом его, сжавшегося в кресле, кивнул доктору Ру и подошёл поближе. — Вы уверены, что этот человек пытался вас убить, а не запугать?       — Он навалился на меня с ножом. Вот результат, — Ди поднял повыше перебинтованные руки и прерывисто вздохнул.       — Хорошо. Этим делом займётся офицер моей личной охраны, он уже выехал с полисменами к дому мистера Смитса.       — Вы его знаете? — дядя поджал губы и кивнул.       — Это один из делегатов консерваторов.       Пока зал заполнялся людьми, Диаваль переваривал эту мысль. На него напал человек не из враждебной партии даже, а практически свой, человек из тех, кого Вальдемар так тщательно склоняет на их сторону. Прямо в парламенте. И он его убил. Диавалю даже думать не нужно было, чтобы понять, что от того, с каким соусом подадут это происшествие газеты, зависит его дальнейшая судьба. Немного мастерства — и убийцей станет он, сдвинувшимся после плена маньяком, одержимым идеей убить всех южан, ещё бы. От того, как его жизнь вывернул тот журналист в своей мерзкой статье, Ди до сих пор тошнило. От гадких мыслей его отвлёк звон ложки по фарфоровой чашке.       — Нам нужно срочно обсудить ситуацию, которая сейчас произошла, — Вальдемар махнул рукой, и несколько молодых людей, пробежав по кругу, заглядывая в углы и щели, закивали.       — Лестер принадлежал к партии консерваторов, но он когда-то был в милитаристах… Скорее всего, его плотно держали на крючке. Я могу даже предположить по их методам работы, что ему угрожали убийством семьи, — Лайонел потёр переносицу и, окинув взглядом растрёпанного и потерянного Диаваля, грозно свёл брови. — Такой выходки я им не прощу! Я потерял своих близких, дорогих людей, и их пытаются продолжить убивать. И я не один такой, нас много, мы теряем близких из-за того, что пытаемся оттянуть до последнего.       — Я готов принять ваш иск в любой момент, хоть сейчас, — мистер Сатлер встал и кивнул Лайонелу. — Я понимаю, у вас нет всех документов на руках, но и того, что есть, будет достаточно, чтобы остановить всю работу парламента.       — Всё гораздо сложнее, охота не прекратится, пока мы не поймём, кто натравливает на нас своих цепных псов. Если мои хищники вышли на верный след, стрельба в прошлый понедельник — наглая провокация со стороны анархистов, подстрекаемых кем-то сверху.       — Как только у вас будут документы по этому делу, судья вас примет, я его уже предупредил.       — Спасибо. Но нам нужна нитка, какая-то связь между всем тем, что произошло за последние шесть лет, с прошлых выборов. Что-то поменялось в их партии, они начали откровенно звереть… Потому что пока что ничего, кроме своих домыслов, мы не можем предъявить, — все парламентарии шёпотом обсуждали, видимо, пытаясь прийти к какому-то решению.       — Это делает не глава партии, нет, — Вальдемар облокотился об стол и прищурился. — Птицы. Вы ведь не думаете, что они работают по принципиально другой схеме?       — Это всё понятно, больше меня интересует, как нам добраться до этого человека, узнать информацию. Шпионы не приносят ничего настолько полезного, они скрываются ничуть не хуже нас… А мы всё время топчемся на месте, — Диаваль почувствовал глухое раздражение. Он ещё в прошлый раз, наблюдая за всеми в зале партии и на заседании, прекрасно понял, что единодушия в партии нет, и все, кто стремится к активным действиям, пытаются сдвинуть с места тех, кто всё время опасается и просчитывает последствия слишком долго. Но сейчас спорить с Вальдемаром, который только что побывал в аду на земле, было бы слишком глупо.       — Мы не топчемся на месте, а взвешиваем наши решения, — в разговор вступил какой-то пожилой мистер, сидящий с другого края стола.       — Их давно уже нужно взвешивать побыстрее. Птицы уже работают сами с собой, принося только готовые результаты. Пора и всей партии переходить на такой режим. Время ускоряется с каждым годом. Если двадцать лет назад мы, как сонные мухи, могли по неделе думать над чем-то, то сейчас мы должны лететь, как ветер, поперёд всех разрушительных событий, работая на упреждение, а не реагируя на них. Мы должны быть в гуще, в самом центре. Вальдемар сегодня был на митинге, он всё видел, собрал нужные сведения, мы отреагировали быстрее других, но одного случая недостаточно, — Лайонел откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.       — И вы предлагаете нам всем ходить по митингам?       — А неплохо было бы, почему этим только мы занимаемся, — Вальдемар дёрнул бровью, Беладонна сделала несколько шагов назад, словно давая ему какую-то свободу и заранее уходя от его горячей руки.       — У нас всех есть много дел, и не только партийных.       — Мы должны знать заранее о любых диверсиях в наш адрес. Вот наша задача. И мы будем заниматься этим. Но шпионов недостаточно, — мистер Эндикотт шагнул вперёд, становясь рядом с Вальдемаром. Сразу видно тех, кто выступает единым фронтом. — Нам нужно наконец внести этот законопроект. Всё, дотянули, вам взрывов мало?       — Он сырой, первый же спикер из милитаристов его пережуёт и выплюнет. Мы работаем, правда, но нам нужно доработать экономические обоснования, а у нас никак не получается достать достоверную статистику по угледобывающей отрасли.       — Мистер Паркер, я ни в коем случае вас не тороплю, я лишь хочу всем остальным помочь оттянуть ещё немного времени, прежде чем ваши труды будут переданы на рассмотрение. Это становится нешуточно опасным, на Диаваля напали средь бела дня, в парламенте, наглость, какой нет границ. И эта участь может ждать кого угодно.       — Это Джером Джером, — Вальдемар скрестил руки на груди, что-то внимательно обдумывая. — Он постоянно следит за мной, пока я здесь, пока я на приёмах. Я тех, кто занимается аналогичной работой издалека вижу по глазам. Я обыщу переданный мне портфель с бумагами и постараюсь извлечь из его переписок максимум пользы. Что-то мне подсказывает, что Джером тут не последнюю роль сыграл. Он пришёл в партию за несколько месяцев до выборов и так резко всё перевернул. Его наверняка пригласил председатель партии, как знакомого с криминальным миром. Плюс у меня есть пара шифровок, которые могут вести к убийцам моих родителей.       — Это ещё нужно доказать, что он организатор всего этого дерьма. А вы слишком эмоционально зависите от этого дела и можете быть необъективны… — Вальдемар ударил кулаком по столу так резко и неожиданно, что все тут же замолчали и обернулись на него, включая министра Сатлера, который уже отошёл к дверям. На его лице было видно настоящую ярость, все черты вытянулись и заострились от напряжения, и глаза стали дикими.       — Этот сукин сын каждый раз делает одно и то же! Как фокусник ловким движением руки достаёт из брюк свой половой член и кладёт нам всем в рот!       — Вальдемар! — один из тех, кто с ним спорил, тут же возмутился, но его грубо оборвали.       — А что я не так сказал? Он нас отымел уже во всех позах, сегодня даже дважды, пока мы в рамках закона пытаемся что-то предпринять и загнуть всю их систему, по сто раз просчитывая одно и то же, он отдаёт налево и направо приказы нас убивать! Из-за него умерли мои родители, и пока некоторые из вас тут сидящих наматывают сопли на кулак, я, как собака помойная, мотаюсь по всему городу и окрестностям, пытаясь подложить клинья под колёса катящейся к чёрту стране! Мне надоело, господа. Или мы начинаем действовать, или я лично убью эту гадину на глазах у остальных милитаристов, чтоб не повадно было, — он наконец успокоился, в полной тишине поправил домашний пиджак и перехватил трость поудобнее. — Я забираю Ди к себе до тех пор, пока мы не решим, что делать дальше. Белла, собирайся, мы уезжаем.       — Я дам тебе своих офицеров, — Лайонел встал с кресла и, пытаясь задавить улыбку, пожал Вальдемару руку на прощание. Похоже, что он и сам ждал такой гневной отповеди, чтобы хотя бы в партии наконец наступило единодушие.       — Благодарю.       Он помог Диавалю надеть пальто, дождавшись Беллу, вышел из зала и быстро пошёл к экипажам. Перед парламентом опять собралась толпа, на этот раз она была молчаливой. Диаваль остановился у ограды двора, пока Дален заносил грелки, и ахнул, когда увидел, что все собравшиеся держат в руках горящие свечи и цветы. Они стояли молча и смотрели в окна парламента. Мужчина, стоящий с краю, увидел его и, почему-то прекрасно узнав, поклонился в знак благодарности. Все, кто стоял рядом, тут же обратили на это внимание, и Диаваль даже не успел отшатнуться за экипаж, все смотрели на него и медленно склоняли головы в жесте уважения. Он испуганно сделал шаг назад и упёрся в Вальдемара, который грустно улыбался, глядя на это всё.       — Поехали, нам ещё нужно попасть домой засветло.       Диаваль едва смог оторвать взгляд с картины, от которой потерял дар речи, и сел в тёплый экипаж. Белла аккуратно сжала его перебинтованную руку, бледная и слегка растрёпанная. В больших грустных глазах казалось разразился шторм, настолько она сильно переживала. Вальдемар, напротив, всем видом выражал каменное спокойствие, которое даже раздражало. Захотелось ударить его, оскорбить, хоть что-то сделать, чтобы вызвать хотя бы каплю живых эмоций. Но Диаваль только молча принялся наматывать на шею шарф, чтобы не чувствовать острого холода. Он шёл не снаружи, нет, грелки приятным теплом обдавали ноги, холод был внутри, и знать бы ещё, каким средством его прогнать.