***
– Есть выпить? – Уилл подошел к Гиббсу, лихорадочно блестя глазами. Он выглядел серьёзным, как и всегда, слегка запыхавшимся и очень взволнованным. Юному Тёрнеру даже в голову не приходило, что у Джека могут быть не только любовницы, а любовники, этот штрих будто бы менял всё представление о личности сбрендившего капитана. Тут же, в который раз за день, память услужливо подкинула Уиллу момент, когда капитан назвал его козырем. «Ему нельзя доверять», – несколько раз повторил у себя в мыслях Уилл. И теперь это решение было окончательным. Гиббс удивился, он сначала захотел отказать, чтобы не тратить на юного Тёрнера только что принесённый ему ром, да затем вспомнил про страшную участь, уготованную мальчишке, сжалился и решил совершить доброе дело. Он покопался в карманах, нашёл меднячок и заказал для Уилла пинту разбавленного водой рома (так несчастный опьянеет не столь скоро). День же всё-таки. – Что случилось, сынок? Обидел кто? – Всё в порядке, – прохрипел Уилл. Он только что сделал слишком большой глоток и закашлялся, прикрыв рот рукой. – В полном порядке. – На глазах выступили слезы, но Уильям тут же их стёр. Он совершенно не умел пить. – Как давно ты знаешь Джека? Гиббс задумался, пощипал свой лохматый бакенбард и выдал: – Больше десятка лет. Я тогда только отчалил из королевского флота... Не понравилось мне там. Так и устроился к Джеку на Рас… На корабль устроился. Точнее с ним. Он там служил... Боцманом. Было видно, что придумывал Гиббс на ходу, что-то скрывая. Уилл понимал, что слышит ложь, но не было настроения вдаваться в подробности. – Нам нужно спасать Элизабет, нужно снарядить корабль, нужно набрать команду. Когда же он вернется? – Он со стуком поставил кружку на стол и, уперев руку в колено, обернулся к выходу. Аккурат в ту же секунду в дверях борделя появился Джек. – А чем мы занимаемся сейчас? Как раз этим самым... Готовимся набирать храбрых молодцев к нам. Или ты решил спасать её в одиночку? Джек выглядел... Довольным. Сытым. Но всё же чуточку на взводе, будто переживал из-за чего-то незначительного для будущего дела, но значительного лично для него. Он пошёл наверх договариваться с хозяйкой заведения о том, чтобы вечером поставить стол для записи и набирать команду тут. Это принесёт заведению прирост клиентуры, поэтому Джек был уверен, что дама точно согласится. Уилл проводил его взглядом и уставился на свои руки, ставшие вдруг необычайно интересными. Почему его так сильно беспокоит, что Джек был с мужчиной? Будь он с женщиной, его это не беспокоило бы, ведь так? Возможно, он найдёт этому объяснение, но пока что Тёрнер старательно пытался списать свои смешанные чувства на сумасшествие слегка поехавшего крышей Воробья.О том, почему подслушивать — плохо
16 февраля 2020 г. в 23:41
Уже было больше девяти часов, когда Уилл проснулся. Он повернулся набок, ожидая увидеть рядом Джека, но не нашёл его. Видимо, тот ушёл на поиски старины Гиббса или просто спустился, чтобы опохмелиться, или и то, и другое вместе... Уилл присел на кровати, потирая помятое от лежания на боку лицо, и вдруг вздрогнул от шороха рядом. В его комнате хозяйски шастала полуодетая девица – светловолосая, с зачёсанными наверх спутанными локонами и чрезмерно измазанная румянами. Она подливала чистой воды в жестяной тазик для умывания и, как Уилл заметил, принесла ему некое подобие завтрака: на столике лежала половина хлеба и пара варёных яиц. То ли Джек в меру своей заботливости, уходя, дал ей пенни и велел позаботиться о Уилле, то ли юный пират на самом деле столь понравился жрицам любви, что одна из них решила скрасить его утро своей навязчивой заботой. Девица увидела, что объект её бесспорной симпатии проснулся, и обернулась к нему, нагло улыбаясь и не стесняясь того, что её груди просвечивали через тонкую сорочку, подвязанную только полураспущенным корсетом.
– Не переживай, твой дружок вернётся.
Уилл вскинул брови, приподнимаясь на локтях, и любезно поблагодарил девушку за завтрак.
– Который час? – Сощурившись, посмотрел в окно, силясь понять, утро или день сейчас.
– Десятый час, красавчик. Самое время просыпаться.
Воспользовавшись мгновением, пока юноша не смотрел на неё, эта нагловатая соблазнительница спокойно уселась бочком на край койки, скинула с себя платок, который и так держала на одних локтях, парой движений ещё пуще ослабила корсаж. Она потянулась к Уиллу своими загребущими ручками, назойливо провела по его волосам и взяла его за руку. Ей не могло даже прийти в голову, что мальчишка, как было выяснено Джеком уже давно, «не верит в страсть» и хранит верность какой-то взбалмошной аристократке. Уилл отпрянул и отполз на другой конец кровати, вскакивая, быстро надевая левый сапог и кое-как натянув правый, вылетел из комнаты. Он за пару секунд спустился по лестнице, проехавшись задом по перилам, и оказался на первом этаже.
На удивление, с утра в бордельном зале было затишье: те клиенты, которые оставались здесь на ночь, были у шлюх, в комнатах наверху. Пытаясь отдышаться, Тёрнер то и дело оборачивался в сторону лестницы. Наконец придя в себя, он заметил вчерашнего нового знакомого Гиббса, который сегодня вечером должен был заняться набором команды. Он сидел за столом, потягивая разбавленный ром из кружки. Было видно, что его едва ли мучило похмелье.
– Где Джек? – спросил его Уилл, подходя ближе, но не присаживаясь. От Гиббса до сих пор ещё несло свинарником.
– А, Уилл! Джек… Пошёл по делам. Он вернётся к полудню, не ищи его. Лучше выпей посиди со мной, расскажи мне, как вы с Джеком познакомились, – проулыбался Гиббс. Ему не терпелось послушать хоть что-то о Воробье, ведь сам Джек не любил распространяться о том, где он пропадал, в подробностях.
Если не считать вечной припухшести лица Гиббс был почти что свеж (что было удивительно, если вспомнить, сколько он вчера выпил) и даже выглядел... прилично (если не считать запаха). Видимо, после стольких лет пьянства его организм перестал страдать от рома или дело было в уже свершившемся опохмелении... Гиббс, как было видно, прикрывал Джека, не желая распространяться о подробностях, которые он, конечно же, знал. Никаких хозяйственных дел у него не могло быть – всё было поручено Гиббсу. Значит... дела любовные? Уилл слегка нахмурился. Ему нужно было срочно найти Джека, до обеда ждать совершенно не хотелось. Тёрнер испытывал дикое желание высказать капитану всё, что думает о нём, о его сговорах за спиной и козырях. Раздражённо вздохнув, он вышел на улицу.
Утренняя Тортуга разительно отличалась от Тортуги вечерней, она словно была другим местом, напоминала обыкновенный город: нигде не видно пьяниц, никто не стремится вылить на тебя помои, не слышно стрельбы, и шлюхи не стоят, подпирая стены и охотясь на морячков. «В таком случае, можно и прогуляться», – подумал Уилл. Он затянул покрепче сделанный наскоро хвостик, уже привычным движением проверил, остались ли в кармане его последние гроши и прогулочным шагом отправился изучать окрестности.
Конечно, пьяницы ему попадались, но они были совсем не активны, а лишь бродили в поисках таверны. Кое-где Уилл замечал вполне приличные текстильные и оружейные лавки – конечно, набитые всяким краденым добром, но оттого и товар был хорош, и цена неплоха. Особенно заинтересовали Тёрнера (а он за эти две недели всё ещё не забыл свое прошлое в роли кузнеца) шпаги (родные, любимые) в одной из подобных лавок. Разговорившись с подозрительным, но дружелюбным торговцем об особенностях ковки, Уилл потратил добрые полчаса. Мужчина чаще имел дело с разбойниками, которые искали себе орудие для грабежа и убийства или сбывали ему добро, а с искусными кузнецами и профессионалами своего дела он сталкивался нечасто.
Вспомнив о времени, Уилл подумал, что уже вряд ли найдёт Джека. Спросив дорогу обратно к своей (совсем не) гостинице и добавив, что очень спешит, он был проведён через чёрный ход, чтобы не пришлось огибать улицу. Торговец оказался добрым малым и подсказал путь обратно, пусть тот и шёл через задворки. Довольный тем, что нашёл хорошего собеседника даже в такой загнивающей дыре как Тортуга, и недовольный тем, что его затея с поисками не удалась, он поплёлся обратно. «До конца, затем курятник, повернуть направо… И вдоль забора… на узкую улицу», – повторял он себе под нос наставления торговца. Однако не успел Уильям пройти и трети дороги назад, как встрепенулся от звука знакомого голоса. Голоса Джека. Тот приглушённо доносился из окна второго этажа. Уилл никогда бы не услышал его, если бы не прислушался к плачу ребёнка вдали, в противоположной стороне. Джек был здесь? Почудилось ли?
Уилл остановился и поднял глаза, не поднимая при этом головы, словно опасаясь слежки. Будто побоявшись, что его заметят из окна, он прижался к стене спиной, чтобы послушать, что будет происходить дальше. Конечно, он понимал, что это в крайне степени невежливо – шпионить, пусть и за пиратом – но любопытство взяло верх. Джек сам начал эту двойную игру, не рассказав Уиллу какие-то подробности, которые, видимо, принесут ему огромную выгоду, поэтому его совесть была почти чиста.
Он услышал смех. Такой знакомый, хрипловатый, бархатный смех, за несколько дней пути ставший почти родным. А затем фразы вроде: «Ну, напоследок, давай...», «Меня ещё долго не будет...», «Но когда вернусь, я обещаю одарить тебя так, как ты этого заслуживаешь, дорогуша».
Ничего страшного в услышанном не было: Джек зашёл к зазнобушке. Судя по всему, дом был обыкновенный, жилой, пусть и со съёмными комнатами – но вовсе не бордель, подобный тому, в котором они остановились, пожалев денег на гостиницу. Может же быть у Джека обычная любовница, знакомая, которая бескорыстно позаботится об уставшем в море пирате? Он же ещё молод, хорош собой. Тёрнер думал так, уже подумывая уйти и не рисковать ради столь обыденного удовольствия – чужих воркований. Но только Уилл отлип от стены дома и сделал первый шаг прочь, как замер, не веря своим ушам. Он похолодел, ведь в ту минуту он услышал второй голос... мужской. Ошибки быть не могло.
«Я буду ждать. Но не удивляйся, если не найдешь меня здесь... Мы отплываем и можем задержаться на Ямайке… А там и до Кайманов, если капитану улыбнется удача...». И снова смех Джека и возня, будто его кто-то щекотал или щекотно целовал в какое-то чувствительное место.
Уилл округлил глаза, смотря перед собой. Он чувствовал себя крайне неловко, а хуже было то, что он отчаянно покраснел, его уши пылали, а сердце быстро застучало. Ему не оставалось ничего, как самонейтрализоваться как можно скорее. Всю дорогу обратно Тёрнер пытался отгонять прочь мысли разного толка и избавиться от ярких картин перед глазами, от которых прошибало потом даже в этот совсем не жаркий день.