Instead of all the treasures

      До самого вечера Уильям не выходил на улицу, ведь после обеда это было по меньшей мере небезопасно, тем более одному, без сопровождения Джека. Тёрнер остался прохлаждаться в борделе, то перекидываясь парой слов с Гиббсом, то пытаясь отбиться от местных девиц, которые к вечеру становились всё более назойливыми. Говорят, что у куртизанок низшего звена ужасная память на лица, ведь они никак не могли запомнить, что Уилл не желает получить ни одну, даже самую маленькую, услугу (или старательно притворялись, что не могли запомнить). В результате их наглых приставаний и своей природной скромности он забился в самый тёмный угол, куда из-за балки не падал свет люстры, и наконец мог побыть один. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, пытаясь не обращать внимания на шум и громкие взрывы смеха и погружаясь в раздумья.       Команда набиралась не ахти какая, но всё же набиралась. Гиббс записывал имена в импровизированный судовой журнал, который на самом деле был перевёрнутой наоборот записной книгой бывшего капитана их брига. Джек при этом не присутствовал: сидел в их комнатке и, вероятнее всего, напивался. Когда Уилл всё же устал терпеть шум и решил подняться спать, то нашёл Джека мирно спящим на кровати. К удивлению Тёрнера, от пирата не пахло выпивкой, он был совершенно в порядке, хотя выражение лица у спящего было какое-то... мученическое. Наверное, ему снилось что-то нехорошее, тревожное. Глаза Джека были крепко зажмурены, брови сдвинуты, он крепко сжимал кулаки и словно терпел сильную боль. Уильяму подумалось, что причиной такой смены настроения наверняка была грядущая разлука с тем матросом (кем бы он ни был). Уилл тихо прикрыл за собой дверь и присел на край кровати, наблюдая за Джеком. Тот всегда был или просто весёлым, или серьёзным и уверенным, или язвительным, но сейчас ему хотелось лишь посочувствовать. Осторожно устроившись со своей стороны кровати, чтобы не разбудить капитана, Тёрнер прикрыл глаза. Он пытался разгадать, отчего же Воробью было так плохо. Он не привык лезть в чужие дела, а потому не решил бы спросить напрямую, поэтому просто воображал все те вещи, которые могли бы случиться с Джеком за всю его долгую, странную опасную жизнь. У капитана наверняка было много призраков, которые могут наведываться в его сны, воспоминаний, лишающих покоя. Но Уилл не разбудит его, чтобы спросить сегодня, не поинтересуется и завтра, да и вряд ли осмелится узнать в будущем. Судя по тому, что он слышал сегодня под чужими окнами, знать большинство вещей было себе дороже.       Сон к Уиллу всё ещё не шёл, а Джек тем временем начал бормотать всякий бред. Он перевернулся набок, уткнулся лицом в подушку и низким, хриплым голосом говорил какие-то фразы и слова, не особо связанные между собой. Пару раз он отчётливо произнес: «Цыпа» и «Если вдруг я не вернусь, ты...», но затем всё снова обрывалось. Да, определённо Джека мучили кошмары. И вот, когда Тёрнер вроде бы решил, что тот затих и сам почти уже провалился в сон, капитан тихо позвал его по имени, не просыпаясь. А затем ещё раз. И ещё раз.       Уилл перевернулся на другой бок и медленно сел на кровати, хмурясь. Он аккуратно положил руку на плечо Джека и слегка потряс его.       – Джек? Джек, проснись. – Он надеялся разбудить его, чтобы и кошмар пирата, и его собственный (ужасно хотелось спать) прекратился. В голове эхом прозвучали только что произнесённые слова «Если я не вернусь...». Как вообще этот джентльмен удачи может не вернуться? – Джек, проснись же!       Джек встрепенулся, и в следующий миг Уиллу в грудь уткнулось дуло пистолета, который пират выхватил из-под подушки. Капитан ошалело смотрел на него испуганными чёрными глазами. Такой быстроте реакции можно было позавидовать. Джек тяжело дышал, ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где он находится, что происходит и кто сейчас перед ним. Он опустил дуло пистолета, чертыхнулся сквозь зубы, перевернулся на спину и скинул с себя одеяло, укладываясь поудобнее.       – В следующий раз буди меня как-то иначе. А теперь спи. Спи, говорят.       В его голосе звучал... ужас. И раздражение. И ещё... стыд? Да, Джеку было стыдно за произошедшее, а ещё он боялся – как бы не наговорил лишнего во сне. Уилл почувствовал, как в груди что-то кольнуло... Может быть, неприязнь и отвращение? Ему вдруг стало до жути неприятен этот страх, обращённый к нему, недоверие, все эти грязные, страшные тайны… Стал неприятен сам Джек – этот блудливый, запутавшийся в своих секретах, странный человек, которого он знал так мало.       Уилл поднялся с кровати и тихо, словно тень, выскользнул за дверь, спустился по скрипучей лестнице на первый этаж. С этого момента он решил как можно меньше контактировать с Джеком, чтобы не лезть не в свои дела. Ведь какая гарантия, что безумец не нажмёт на спусковой крючок в следующий раз? Тёрнер не до конца понял, зачем пирату нужно было так близко подпускать его к себе, чтобы потом посреди ночи тыкать пистолетом. Внизу было всё так же шумно. Уилл подсел к Гиббсу за угловой столик и тяжко вздохнул. Он очень хотел спать, да к тому же голова начала раскалываться от ночной духоты.       – Как проходит набор?       Гиббс показал ему список, где красовались пятнадцать имён (большинство почему-то шотландских) с какими-то пометками, некоторые были подчёркнуты.       – За пару вечеров управимся. Садись удобнее… Заказать тебе выпить? Ты какой-то смутно́й. Что стряслось, сынок?       Гиббс был снова пьян, а потому добр. Уилл снова тяжело вздохнул.       – Джек беспокойно спит. Не знаю, чем могу помочь, поэтому... – проговорил он и пожал плечами. – Мы же не друзья, как вы. Я не могу поговорить с ним по душам, он меня не послушает, да ещё и посмеётся.       Тёрнер соврал Гиббсу. Его беспокоило совсем не это… Точнее – не совсем это. Конечно же, его заботило качество сна капитана, но в голове уже складывалась связь между многими событиями, произошедшими совсем недавно. Сначала тот странный разговор о страсти и крепкой мужской дружбе, затем двусмысленные прикосновения в тёмном переулке, ласковые объятия во сне, утреннее свидание Джека с другим мужчиной… «Что значит с другим? Просто с мужчиной!» – одёрнул себя Уилл. Сегодня ночью Воробей звал его по имени, причём не единожды, а в ответ на попытку помочь, вытащить из кошмарного сна – наставил дуло пистолета. И где среди всего этого безумия Уилл должен был искать смысл? А смысл был, но вот только юный Тёрнер был слишком наивен, чтобы сделать правильный вывод. ***       Команда была полностью набрана уже через два дня, и в светлый день воскресенья бриг Джека отплыл. На борту каким-то необъяснимым образом оказалась женщина... Видимо, бывшая любовница Джека. Анна-Мария была красива, но так грозна, что ни один матрос не осмелился бы подойти к ней с известными намерениями.       Курс не был известен никому, за исключением капитана. За штурвалом чаще всего тоже был Джек. Он мог провести на капитанском мостике несколько часов, сверяя курс со своим странным компасом. Несколько раз Уилл замечал, как Воробей раздражённо бросал взгляд на стрелки, затем безошибочно находил глазами Уилла, смотрел этому удивлённому юнцу в глаза почти с ненавистью. Затем Джек тряс компас, видимо, ругаясь сквозь зубы, и отворачивался. Что за дела?       Уилл всякий раз лишь удивлённо поднимал брови, но не переставал смотреть на капитана, будто надеялся понять причину такого поведения. «Он злится на меня за то, что я не указываю на север? Как будто я виноват, что его компас сломан!» – иронизировал Уилл сам с собой.       – Ты во мне скоро дыру протрешь, – Тёрнер будто бы возник из ниоткуда, оказался за спиной Джека, заставив того подскочить и чуть не выронить компас. – В чём дело?       – Думаю о том, как меня угораздило ввязаться в эту авантюру. А всё ведь ради тебя и твоей дамы сердца, – зло процедил Джек, покрепче вцепляясь в штурвал.       Как бы не так – ведь сам втянул бедного мальчика в свою авантюру. И теперь везёт его «проливать праведную кровь», подвергая смертельному риску. А стрелка компаса-то всё мечется и мечется: то в сторону острова, где Джек наконец сможет увидеть родную сердцу «Жемчужину», то в сторону… юнца. Чистое безумие. Воробей всё ещё пытался убедить себя, что эта заколдованная штуковина просто говорит: «Ты желаешь спасти его, старина Джек, ничего больше».       – Учитывая, что ты согласился, стоило тебе узнать моё имя, это и твоя авантюра. Что за дела, Джек? Какая тебе выгода в том, что я Тёрнер? – Уилл сделал шаг вперёд, оказываясь рядом с капитаном. Было немного забавно видеть его таким раздражённым. Что-то ему подсказывало, что причиной является он сам. А потому было ещё веселее подначивать капитана.       Джек похолодел. А он-то недооценивал мальчишку. Неужели он что-то знает? Гиббс проболтался? Или Уилл просто имеет в виду что-то другое?       – Ты сын человека, с которым я долго плавал. Верного товарища... Я должен был вернуть ему один должок, поэтому помогу тебе, – раздраженно фыркнул Джек и поправил шляпу.       Уилл понял, что нащупал что-то интересное.       – И только? – Он подошёл ещё ближе, становясь совсем близко и хитро поглядывая на капитана и его реакцию.       – Конечно, ещё меня интересуют несметные богатства, которые хранятся на острове... Но ты ведь понимаешь, что это не главное. Главное – помочь тебе, – с ноткой сарказма усмехнулся пират. Джек решил идти в атаку и очаровательно улыбнулся, дотрагиваясь ладонью до плеча Тёрнера и ласково похлопывая... слишком ласково. Самую малость.       Уилл сначала хотел закончить эту беседу и отойти, но тут до него дошло, что эти слова –лишь оружие Джека. Хитрец просто пытался избавиться от назойливого мальчишки.       – Не слишком ли благородно для пирата? – Тёрнер обаятельно улыбнулся уголками губ и дёрнул бровями вверх, заигрывая. Бить врага его же оружием.       – Пиратство – одно из самых благородных занятий. Его цель – освобождение… Себя и других. Что может быть благороднее? – почти на автомате Джек выдал эту вдохновенную тираду и... опустил глаза. Не выдержал острого взгляда юнца и опустил глаза. Его длинные тёмные ресницы вздрогнули, когда он посмотрел в сторону. «Почти что как у Элизабет» – пронеслось в голове у Уилла.       Джек повернулся к штурвалу и открыл компас. Северная стрелка который раз за день показывала в сторону Тёрнера… На юго-восток. Вот, наверное, почему Джек злился. Видимо, сам капитан размяк, размагнитился и сломался.       Уилл усмехнулся, заметив то, с каким недовольством Воробей смотрел и на компас, и на него, и внаглую встал прямо перед штурвалом, снова ловя взгляд капитана. В его действиях не было ни капли пошлости, лишь детское озорство. Хотя, стоило признать, что для ребёнка он был слишком очарователен.       – И каков курс, капитан? – Тёрнер снова очаровательно улыбнулся, облокотившись о перила и слегка подняв голову, прижмурился.       Джек захлопнул крышку компаса и повесил его на пояс, с яростью уставившись на Тёрнера.       – Курс на юго-запад. – Джек разозлился и решил покончить с этими играми. – Мистер Гиббс? У вас нет работки для мистера Тёрнера, а то он ужасно скучает, просит себе дельце?!       Гиббс тут же отозвался с палубы:       – Конечно есть! Пошёл наверх! Тёрнер, помогай!       Уилл усмехнулся и бегом спустился на палубу. Приподнятое настроение теперь было обеспечено надолго, и даже тяжёлая работа была в радость.       Корабельное дело так увлекло Уилла, что он удивился, когда услышал камбузный колокол. Он только вошёл во вкус, вспомнил как это – трудиться руками, а уже настало время обеда. Тёрнер отстоял в очереди, взял свою порцию солонины с картошкой и подсел за широкий подвесной стол к наиболее дружелюбным на вид матросам (а это были те самые шотландцы, которые как поступили на службу, как работали, так и ели вместе). Пока глаза после нескольких часов на солнце привыкали к полутьме, Уилл жадно слушал байки, ел солёное мясо с переваренной картошкой и по-детски улыбался забавному шотландскому говору новых знакомых. Больше всего матросы, конечно, говорили о женщинах. А ещё травили байки о тех местах, откуда они родом, и тех, куда они плывут. Пираты рассказывали юнцу всякие ужасы, примеряли на себя роли знающих жизнь морских волков (хотя самим было едва за двадцать пять) и уже делили добычу, которую Джек им наобещал при удачном окончании плавания… Один из матросов всё пытался спорить. «А капитан-то не весел. Не похоже, что дело выйдет…» – говорил он в ответ на убеждения товарищей, что сокровища уже у них почти в кармане.       Поздно вечером, после пятых склянок, Уилл столкнулся с Джеком внизу, по пути из камбуза в кубрик. Капитан только поднялся из трюма, в каждой руке у него было по бутылке рома, а выражение лица было такое, будто у него что-то болит – раздражённое, отчаянное, и при том серьёзное и равнодушное. Уилл видел такой измученный и уставший взгляд только однажды – у человека, которого вешали на главной площади в Порт-Ройале. Воробей грубовато пожелал спокойной ночи, в его голосе одновременно прозвучали претензионное недовольство и радушие (так любезно грубить умел только он), и упорхнул на верхнюю палубу, ловко поднявшись по сходням без помощи рук. Видимо, в планах у капитана было напиться так, как он не напивался очень давно. Уилл хмуро посмотрел ему вслед и было хотел пойти дальше, заняться своими делами, развернуть и подвесить гамак и наконец заснуть после тяжёлого дня. Однако вечное желание помочь, а в особенности помочь тому, с кем он проводит большую часть времени, заставило его остаться на месте, а затем подняться по трапу следом за пиратом. У двери капитанской каюты он окликнул Джека, уверенно направляясь к нему. В глазах – чёртово Тёрнеровское упрямство, суть которого – добросердечие. По мнению Воробья – худшее, что может быть в человеке.       – На тебе лица нет. С того дня, как мы отплыли, ты встревожен. Что стряслось, Джек? – полушёпотом спросил Уилл, а про себя подумал: «Если он снова станет угрожать пристрелить меня, то связываться с этим безумцем я не стану».       Джек задумчиво поднял глаза, быстро облизал пересохшие от жажды выпивки губы. Капитан ничего не ответил, только задумался на пару секунд, а затем протянул Уиллу одну из бутылок и кивком в сторону пригласил его внутрь... Мол, заходи, у меня-то и говорить, и напиваться куда удобнее. Привычно пошатываясь, Воробей медленно прошёл к столу, поставил на него бутылку, скинул камзол и рухнул в кресло, закидывая одну ногу на широкий подлокотник.       – Ты когда-то стоял перед сложным выбором, сынок?       Уилл прикрыл за собой дверь, сделал пару шагов вперёд и теперь неловко вертел бутылку в руках.       – Например, выпустить ли тебя. – Пожал плечами. – А в остальном у меня было мало возможностей для выбора. Таких шансов мне жизнь не предоставляла… До недавнего времени, – криво усмехнулся Уилл и, осмелев, зубами вытащил пробку из горлышка бутылки. Поднёс к носу, вдохнул сладковатый запах алкоголя и поморщился. Он перевёл на Джека вопросительный взгляд, показывая, что готов выслушать и помочь, чем сумеет.       – Но тебе хотелось меня выпустить, хотелось помочь своей мисси. На решение повлияло слишком много, а потому... Потому этот выбор не был сложным. Я же говорю о настоящей дилемме, когда силы, тянущие тебя в диаметрально противоположные стороны, почти одинаковы… – Джек не стал оскорблять ром обнюхиванием, а сразу, точно так же вытащив пробку зубами, с наслаждением сделал четыре больших долгожданных глотка. – Мне нужно сделать выбор... От которого зависит не чьё-то, а моё благополучие. Это не связано с нашим общим делом или твоей бедой, Уилл. Это, если можно так выразиться... личное.       Джек одарил его тяжёлым задумчивым взглядом. «Да, наверное, дело в том матросе», – предположил Тёрнер. Он стойко выдержал взгляд капитана и поднял брови, изображая удивление.       – Какие аргументы за и против? – Уилл сделал паузу, но затем, решив, что Джек не станет с ним откровенничать, продолжил. – Взвесь всё и прими решение. Если речь идёт только о тебе, то делай то, что принесёт тебе больше выгоды. Но мы не имеем права решать за других… Если ты задумал причинить вред другим, откажись от этой затеи. Мы не имеем права решать чужие судьбы. И так желающих слишком много.       Уильям сделал небольшой глоток, на этот раз ром удачно влился в горло, обжигая терпким, сладковатым теплом.       – Это лишь добавит к грузу вины на моих плечах пару фунтов. – Воробей устало потёр лицо ладонями, устроился поудобнее и тоже приложился к бутылке, будто бы на дне его ждало утешение всех его горестей. – Расскажи мне о своей мисси. Что именно ты к ней чувствуешь? Ты восхищаешься ей? Ты хочешь оберегать её?       Уилл наконец сдвинулся с места и последовал примеру Джека, опустившись в плетёное кресло в углу, и задумался.       – Думаю, я просто люблю её. С того дня, как она спасла мне жизнь, я думаю только о ней… С привязанностью, благодарностью и нежностью. Но каждый раз, когда я подбираюсь к ней ближе, она ускользает. К тому же, я слышал, Джеймс Норрингтон сделал ей предложение. А эта партия куда лучше, чем... Отец не позволит ей выйти за простого кузнеца, да и вряд ли она видит во мне нечто большее, чем друга детства. Мы были близки, когда я только оказался в Порт-Ройале. Я даже гостил в доме губернатора пару дней, пока мне не нашли место в мастерской… – Уилл прервался, чтобы сделать глоток.       – Я спросил о том, что ты чувствуешь к этой девчонке, а не разрешит ли её отец тебе на ней жениться, – рассмеялся капитан. Теперь в голосе Джека не было раздражения, он будто умилялся такому ребячеству. Он поднялся из кресла, обогнул стол – его уже шатало гораздо заметнее. – Смотри, Тёрнер… – Воробей мягко взял его за руку, положил её себе на грудь, на самое сердце. Уилл ощутил его пульс. – Это называется чувствовать. Ощущать. Понимаешь? Чувства – это то, что сокрыто в тебе одном.       В глазах Джека отражались блики от огня свечей и уже танцевали пьяные бесы. Уилл заворожённо смотрел на свою руку, ощущая пульс Джека, тепло его тела и то, как нежно сжимались сухие, шершавые пальцы капитана вокруг его запястья. Сердце самого Уилла отчего-то забилось чаще, а дыхание участилось.       – Я... – голос охрип, пришлось сглотнуть, – я знаю, что значит чувствовать... – Он медленно поднял глаза на пирата, тут же отвёл взгляд, но руку убирать не спешил. То ли боялся спугнуть момент откровенности, то ли просто хотел продлить момент этой странной ласки, хотел и дальше ощущать кожей человеческое тепло. Такое для Тёрнера было редкостью.       – Так вот... Чувствуешь ли ты такое, когда ты рядом с ней? – Джек был совсем близко и смотрел на Уилла, не моргая, так, что юнец чувствовал этот взгляд кожей.       Внезапно судно качнуло чуть сильнее обычного, и Джек не удержался на ногах – его дёрнуло к Уиллу. В последний момент капитан успел упереться рукой в спинку кресла. Воробей замер, прижавшись грудью к груди мальчишки, так, что рука Уилла осталась… между их сердцами. Джек затаил дыхание.       «Почти что содомский грех.Чёрт бы побрал этого грешника и его бездонные чёрные глаза, страстные, как у красивой цыганки…» Уилл будто бы забыл, как дышать. Его пальцы слегка дрогнули, когда он понял, что сердце Джека так же, как и его собственное, билось неровно, то пропускало удары, то ускорялось. Уилл всё так же не отводил глаза, хотя и понимал, что сам этим промедлением подписывает себе приговор. Ему стало по-настоящему страшно, а на щеках зарделся болезненный румянец. Стало стыдно.       – Нет... – наконец, тихо-тихо прошелестел он, мотнув головой. Взгляд предательски метнулся вниз, на губы. Силой воли Уилл заставил себя посмотреть в сторону. Он мягко провёл рукой вверх по груди Джека, и попытался подтолкнуть его, чтобы тот, наконец, додумался встать. Но смотреть, как и напоминать о чём-то больше, не потребовалось. Джек приблизился ещё немного, наконец глубоко вздохнул, обдавая губы Уилла тёплым, сладким от рома дыханием, и поцеловал его, не давая опомниться и отстраниться. Его поцелуй был тягучий, пьяный, колкий и очень горячий, а руки Джека вдруг легли Уиллу на спину пониже лопаток. Пират упёрся коленом между ног юнца, ища опору и пошло разводя его бёдра в стороны.       К своему собственному удивлению, Уилл даже не попытался отстраниться. Он неловко переложил обе руки на плечи Джека и, совсем потерявшись в ощущениях, не зная, что ему делать, неумело старался отвечать на поцелуй в своей беспокойной и нежной манере. Ладони скользнули вниз по рукам капитана, сжали предплечья... И только тогда Тёрнер отстранился. Взгляд беспорядочно бегал по лицу Воробья. Юнец пытался отдышаться, и первые мысли, пришедшие в голову, напугали его. Уилл не знал, что ему делать. Он будто чувствовал себя обманутым, околдованным и преданным. Хотя если его и предал кто-то, то только он сам. Терпкое тепло, сосредоточившееся внизу живота, заставило его повести бёдрами, потираясь пахом о колено Джека. Тёрнер осмелился сжать руки Джека крепче и осторожно ткнуться губами в ответ, нежно и быстро целуя. Ощутив чувственную отдачу и окрепшие объятия, Уилл почувствовал, как у него закружилась голова. Он из последних сил упёрся Джеку в грудь и отстранил его от себя. Опираясь на подлокотники, Уилл поднялся и на негнущихся ногах, не оборачиваясь, вышел из каюты, не позаботившись закрыть за собой дверь.       Джек с усталым полустоном рухнул в плетёное кресло.       – Зараза.