***
До прибытия в Тортугу оставалось два дня. Уилл снова проснулся раньше всех. И, не обнаружив даже жаворонка Гиббса, который всегда поднимался с первыми лучами солнца (если, конечно, не был пьян), решил постоять на палубе, наслаждаясь лёгким бризом. Он стоял у самого борта, слушая шум моря и смотря на линию горизонта. Вода в этот час была бирюзового оттенка, спокойная и прозрачная. Это сулило слабый ветер и могло привести к задержке ещё на пару-тройку часов. Тёрнер хотел уже было отойти от борта, как вдруг ещё раз опустил взгляд на воду и увидел... Джека. Внизу, в море. Судно ещё ночью легло в дрейф, паруса были убраны, корабль почти не двигался. На палубе у борта в кучу были свалены одежда капитана и его сапоги. Вот какие секреты у капитана: рано утром он имеет привычку плавать в прохладной, ещё не прогретой солнцем воде, пока его никто не видит. Уилл тихо скрылся, оставшись незамеченным, и отправился подремать ещё полчаса. За обедом один особенно дерзкий матрос, проходя мимо Тёрнера, толкнул его плечом. — Ох прости. Это было слишком близко для тебя? — И мерзко расхохотался. Взгляд Тёрнера метнулся на Анну-Марию, которая показательно сжала кулак и кивнула. Уильям снова обратил внимание на наглеца и вроде собирался что-то ответить ему, но вдруг подался вперёд, резко скрутил ему руки и впечатал лицом в стол. Тот попытался скинуть с себя Тёрнера, но его хватка была по-настоящему стальной. Он наклонился к уху пирата и вполне вежливым тоном, чётко произнося каждое слово, проговорил: — Если ты ещё раз осмелишься что-то тявкнуть, вылетишь за борт. Ясно, матрос? Тот попытался лягнуть Тёрнера, но, получив болезненный тычок в бок, активно закивал. Боцман оттолкнул его от себя так, что матрос перегнулся через скамью и под гогот товарищей растянулся на полу. Уилл же просто пошёл дальше, передумав обедать. Есть не хотелось, а потому он взял полагающуюся ему дневную чарку рома и уселся в углу в общем помещении, наблюдая за снующими туда-сюда пиратами. Те, встречая его взгляд, сразу отворачивались. В тот день Джек наконец начал замечать, что с Тёрнером происходит что-то не то. И, не найдя вечером Уилла на своём месте, пошёл искать его. Уильям залез на тросы и молча наблюдал за луной. Мысли его возвращались на Ямайку, в Порт-Ройал, и он думал о том, что где-то далеко, возможно, и Элизабет смотрит на эту же самую луну... Либо занята беседой с Беккетом, либо готовится к свадьбе. Уилл глубоко вздохнул. Ночной воздух был прохладен и приятен, но время было позднее, поэтому он ловко спустился вниз, намереваясь занять свой гамак и отойти ко сну. Но, махнув ногой при спуске, будучи в пяти-шести футах от палубы, он задел что-то. И это что-то, буркнув «зараза» голосом Джека, потёрло затылок и подняло голову. — Уилл, ты решил подменить смотрового? Гнездо выше. Уильям хмыкнул, спрыгнул чуть подальше от капитана и, не удостоив его ответом, прошёл мимо. Стоило Джеку попытаться остановить его за плечо, Тёрнер схватил его запястье и больно стиснул. — Никогда больше ко мне не прикасайся, — процедил он сквозь зубы, смотря капитану прямо в глаза. Спустя пару секунд он всё же разжал пальцы, выпустив руку Джека из своей, одарил того взглядом, полным злобы и раздражения, и ушёл. Была ли причиной такой резкости тоска по оставленной на Ямайке предательнице или же что ещё, Уилл сам не до конца осознавал. Теперь уже Джека неприятно кольнуло, резануло в груди, и будто бы оглушило, и он так и остался там стоять, смотря вслед Уильяму.О полезных беседах
26 апреля 2020 г. в 13:18
Наутро Уильям проснулся раньше всех и с тяжёлым вздохом выбрался из гамака. Помимо капитанской, на корабле была ещё одна каюта, но она была занята Гиббсом, и Уилл должен был по-прежнему ночевать в кубрике. Вчерашнее пьянство, его последствия и ночь, приведённая в неудобной позе, отозвались болью разного рода. Голова раскалывалась, спину ломило, пониже неё всё было неплохо — Джек скорее пугал его, чем пытался причинить вред. Умывшись и утолив сильную жажду, Уилл почувствовал себя лучше. Он поднялся на палубу первее матросов и заметил старпома, стоящего у борта — в руках неизменная фляжка. Уильям почувствовал укол вины за то, что оставил старину Гиббса вчера, тем самым взвалив на него свои обязанности. Решив наконец исправить ситуацию и взяться за работу, он подошёл к Гиббсу, извиняясь, благодаря за вчерашнюю помощь и обещая помочь ему в ответ сегодня.
Не заметить перемен в боцмане было невозможно. Сегодня Тёрнер улыбался, вёл себя увереннее прежнего и даже здоровался с матросами, желая им доброго утра. В течение всего дня он безукоризненно выполнял свою работу, при этом в свободную минуту стараясь побеседовать с каждым. Завидев Джека, вопреки ожиданиям того, Уилл не отводил взгляд. Он говорил без всякого стеснения, так же, как и всем, безмятежно улыбаясь и не затрагивая ничего, что не касалось работы. Слишком странным всё это было.
Джек не мог понять перемену в мальце. Он пытался разгадать, какую хитрость задумал этот Тёрнер, но затем решил, что на него так повлияло капитанское воспитание и Уилл наконец одумался. И раз он улыбается, раз не выглядит отстранённым, раз выполняет свою работу, то всё в порядке. Воробей решил пока не лезть к Уиллу, а отложить разговор по душам на вечер или вообще на завтра.
Вот только, вопреки желанию и Джека, и Уилла, матросы ничего не забыли. Конечно, они теперь были осторожнее в выражениях (видимо, Гиббс их уже научил уму-разуму), но завистливые и презрительные взгляды исподтишка Уилл на себе всё ещё ловил.
Никто не заметил того, каким бледным и тихим становился Уилл, когда у него появлялась свободная минутка, чтобы погрузиться в свои мысли. Никто, кроме единственного одновременно разумного и доброго создания на корабле (за исключением попугая) — Анны-Марии. Милая смуглая штурман чем-то напоминала Элизабет, когда та была в нижнем платье и с растрёпанными волосами. Солнце уже клонилось к горизонту, Анна-Мария подсела к Уиллу, пока тот отдыхал, спрятавшись в тени от нижнего паруса после того, как раздал все указания.
— Мистер Тёрнер, что это Вы такой?
Она была старше его на десяток лет. И её хрипловатый голос чем-то напоминал Уиллу голос матери — почти уже забытый.
— Какой? — Уилл дёрнулся, словно её слова вырвали его из каких-то долгих и сложных размышлений, и повернулся, подняв левую бровь. — О чём Вы?
— Вам не должно быть дела до этих псов.
Она сняла свою широкополую шляпу, и её пышные тёмные волосы затрепетали от ветра, пара прядей коснулись лица Уилла. Конечно, это не шёлковые, пахнущие розами, золотые локоны Элизабет, но они тоже были красивы. Анна-Мария, улыбнувшись в ответ на блаженное выражения лица боцмана, продолжила:
— Всё дело в том, что каждый из них метил на эту должность. Был бы ты простым матросом, они бы и внимания не обратили или... и того бы — одобрили. Ты думаешь, среди них нет таких? Да каждый первый... Плаванье длинное, а женщины на корабле — редкость. Тем более, ни одна уважающая себя пиратка не стала бы спать ни с одним из них... — поморщилась Анна-Мария, окидывая взглядом матросов на палубе.
Уилл лишь усмехнулся.
— Это не отменяет того, что, что бы я ни делал, они не станут уважать меня. А так и будут считать «портовой шлюхой». Даже несмотря на то, что мы с Джеком... Джек и я больше не будем спать.
Уилл печально перебирал в руках верёвку, что-то из неё плетя. На вид он действительно был бледен, да ещё и тени, залёгшие под глазами. Всё дело в похмелье, конечно, но его с самого утра мучила странная боль в груди. Видимо, с его сердцем были кое-какие проблемы, хотя последний раз, когда его удосужился осмотреть доктор (а было это пару лет назад, по настоянию губернатора Суонн), он его заверил, что всё в порядке.
— Они же уважают Джека, а он ничем от тебя не отличается. И меня. Или ты думаешь, что мне не кричат подобное вслед? Каждой женщине кричат, пока за неё некому постоять. Или пока она не постоит за себя сама... — Анна-Мария ласково улыбнулась, видимо, на что-то намекая. — Не отталкивай Джека, я видела, как он на тебя смотрит. Он так ни на одну женщину никогда не смотрел... Дело вовсе не в том, будете ли вы развлекаться по ночам. Дело в том, как ты себя поставишь перед этими псами, каждый из которых отдал бы многое, чтобы оказаться на месте Джека. И на твоём. Подумай об этом…
Анна-Мария ушла, оставив Уилла плести что-то вроде куклы. Этому учила его Элизабет, когда им ещё было позволено оставаться наедине по малости лет. Тёрнер действительно задумался над словами женщины, просидев там до вечера.