***
— Уилл! Как я рада Вас видеть! — После того, как Уилл услышал её голос, он больше не вникал в то, что говорил губернатор. Элизабет, прекрасная и сияющая, в прелестном и совсем взрослом платье, лёгким шагом спускалась по лестнице. Увидев мистера Тёрнера, она радостно улыбалась ему. Пускай платье и причёска были взрослыми, но её улыбка и радость были прежними: детскими и искренними. — У меня был сон про вас прошлой ночью! — заговорщическим тоном поделилась она, оказываясь совсем рядом. Ближе, чем Уилл даже мог ожидать. — Про меня? — он удивлённо смотрел на её сияющее лицо. — Элизабет, соблюдай приличия! — одёрнул её отец, всё ещё рассматривая принесённую для некоего Норрингтона шпагу, которого сегодня должны были наградить званием командора. — Про тот день, когда мы встретились, Вы помните? — не обращая внимания на замечание отца, продолжала та. — Как я могу забыть, мисс Суонн? — скромно проговорил Уилл, заворожённо глядя на любовь всей своей жизни. Щёки его горели, а в горле перехватило. Он чувствовал себя полным идиотом, всё ещё держа в руках несчастную шпагу, и не мог оторвать взгляда от мисс Суонн. С самого утра он не мог думать ни о чём другом. Конечно, шанс увидеть Элизабет за время столь короткой встречи был мал, но удача улыбнулась ему. — Уилл, сколько раз я должна Вас просить называть меня просто Элизабет? Тёрнер бы и рад, но не хотелось ударить в грязь лицом перед губернатором, а потому он повторил: — По меньшей мере, ещё один, мисс Суонн, как и всегда. — Видишь? Хотя бы молодой человек соблюдает приличия. — Губернатор тепло улыбнулся Уиллу и подал руку дочке, выходя с ней на улицу. Замерев на пороге дома, Кузнец проводил их карету. Элизабет одарила его странным загадочным взглядом, от которого сердце его предательски сжалось. Конечно, Уильям мог отправиться в кузницу, попытаться привести мистера Брауна в чувство, а затем работать до самой ночи, однако ему так хотелось поглядеть на церемонию хотя бы одним глазком. Тем более, что там будет мисс Суонн. Он отправился в порт, к адмиралтейству, пешком и устроился на пристани. Конечно, он плохо видел гостей, зато слышал музыку и видел силуэты дам. Ему даже казалось, что он может заметить платье Элизабет среди остальных пышных нарядов. Тем временем, уже через пару часов после начала церемонии назначения командор Норрингтон делал предложение Элизабет. Несчастный так волновался, что не мог смотреть на ту, кого так желал видеть своей женой. Мисс Суонн же с каждой минутой становилась всё бледнее, перед глазами у неё всё плыло. Из-за палящего солнца, духоты и уж очень тесного корсета девушка с тихим шёпотом «Нечем дышать» сорвалась с обрыва и упала в воду, чудом не разбившись о скалы. И пока новоиспечённый командор собирался с мыслями и силами, в воду прыгнул… Уильям. Конечно, дело было вовсе не в том, что беда случилась с Элизабет. Он сделал бы это для любой другой дамы, для любого другого человека. Однако, когда сквозь толщу воды он разглядел знакомое платье, он по-настоящему испугался. Тяжёлые шелка тянули их на дно, а потому ему пришлось распороть завязки с помощью карманного ножа. Вместе с платьем разошёлся и корсет… — ... Ох, благодарю Вас, мистер Тёрнер! Боже мой, ты цела, какая радость! — Губернатор горячо благодарил спасителя своей дочери, пожимая ему руку, а затем повернулся к продрогшей Элизабет, накидывая свой камзол ей на плечи. — Отец! Теперь, когда сама судьба вмешалась… Скрывать это больше нет никаких сил. Мы любим друг друга, отец, — слова Элизабет отдавались у Уилла странным эхом. Сначала ему даже показалось, что он бредит и всё это — сплошная галлюцинация. — Позволь мне выйти замуж за своего спасителя. Уилл, я согласна! — Мисс Суонн повернулась к нему, говоря всё тем же детским заговорщеским тоном. — Но он же кузнец… — неуверенно проговорил губернатор, поправляя съехавший набок парик. — Он спас мне жизнь. — Элизабет улыбнулась Уиллу, и он широко улыбнулся в ответ, робко краснея. У губернатора до сих пор перед глазами стояла картина, которую он не мог забыть даже пятнадцать лет спустя. Его жена, тяжело раненная после дорожного происшествия. Карета сорвалась со скользкой дороги, кучер не смог удержать лошадей во время грозы. Миссис Суонн была в гостях и добиралась домой тёмным вечером, поэтому помощь подоспела нескоро. Сегодня губернатор мог лишиться и дочери, а потому в тот момент его сердце переполняли тоска и безграничная радость. Он смотрел на храброго юношу перед собой, которого точно так же спас из морской пучины он сам. — Вы, мистер Тёрнер, вернули нашей семье… И лично Элизабет долг. Вы спасли жизни друг другу в схожих обстоятельствах и сделали меня безгранично счастливым. Мистер Тёрнер… Я согласен с моей дочерью. Сама судьба вмешалась. Я благодарен вам и… — он вздохнул и протянул Уиллу руку. — Я буду рад назвать вас моим сыном. Через пару месяцев сыграли свадьбу, а ещё через месяц миссис Тёрнер была беременна. Её муж стал уважаемым человеком и открыл несколько новых лавок по всему городу, таким образом заработав на дом неподалеку от губернаторского. Уильям Тёрнер слыл в городе успешным дельцом и очаровательным джентльменом.***
Джек же не был счастлив в личной жизни, наверное, потому что не стремился остепениться и связать свою жизнь с какой-то дамой. Да и счастлив вообще. Конечно, он был богат. Он жил под своей незвучной, выдуманной давным-давно фамилией, к которой всё не мог привыкнуть, вёл грязные дела за спиной начальства, чуть ли не пиратствовал, но всегда знал, как выкрутиться… В подарок за своё спасение Тиа Далма, поселившаяся на отдалённом острове на болотах, подарила Джеку интересную вещицу — компас. Особый компас, которому Джек был рад, как старому верному другу. В последнюю их встречу она почему-то задумчиво улыбнулась и таинственно прошептала: «Не велика ли плата, Джек?» Но он сумел убедить себя в том, что ему почудилось. Май 1743 года Джек провёл в городке Порт-Ройал, готовясь к отплытию в Африку на стоянке «Распутной девки». Там, в Калабаре (в Нигерии), у него было три постоянных любовницы из жён местных плантаторов и он надеялся скоротать длинное жаркое лето в их постелях. Той весной дочь губернатора родила сына от своего малознатного мужа, и в честь крестин малыша Генри губернатор давал пышный приём в своём доме. Почти весь их офицерский состав был приглашён, кроме того, была вся верхушка начальства, в том числе и Норрингтон. Джек пошёл туда скорее из любопытства и желания повеселиться с дамами после того, как уладит дела с их мужьями. Джек выходил из экипажа в компании нескольких других лейтенантов, когда бросил короткий взгляд на парадный вход губернаторского особняка. Всех гостей лично встречал губернатор. После его приветствия из-за спины всегда появлялся Уильям (который уже год как служил его личным помощником и секретарём), с натянутой и растерянной улыбкой благодаривший гостей за то, что пришли. — Лейтенант! Очень рад Вас видеть, добро пожаловать! Вы, кажется, не знакомы. — Губернатор сделал шаг в сторону. — Позвольте Вам представить Уильяма Тёрнера. Очень, очень смышлёный малый. Я вас оставлю, — любезно улыбнулся он и снова принял роль гостеприимного хозяина. Уильям ещё не был знаком с этим человеком, но тот сразу ему понравился. Первое, что отмечали люди в лейтенанте (и что заметил Тёрнер), было то, как контрастировали его чёрные насмешливые глаза и смуглая кожа с белым паричком и военной формой. Поговаривали, что кто-то в его роду был то ли дикарём, то ли вообще рабом с Сомали или южных берегов Африки. Слухи ходили разные. Но никто не сомневался в его благородном происхождении, стоило завести с ним беседу. Сегодня Уилл был одет в свой парадный бордовый камзол, в котором чувствовал себя немного неловко. Однако, сливаясь с десятками алых мундиров, он не сильно жалел о выборе Элизабет. Лучезарно и крайне очаровательно улыбнувшись, он сделал короткий кивок в знак почтения и уверенно протянул руку представленному ему лейтенанту. — Уильям Тёрнер. Рад знакомству. Я наслышан о Вас. Джек стоял, как громом поражённый. У него вдруг защемило в сердце и пересохло во рту. Он скорее машинально, чем осознанно, протянул юнцу руку и крепко стиснул ладонь бывшего кузнеца… У Джека словно что-то крутилось на языке, но он не мог это выговорить. Он не помнил этого человека, но мог поклясться, что вот-вот, после того, как он перестанет улыбаться, этот странный Тёрнер прикусит нижнюю губу и проведёт пальцем по своему красивому мужественному подбородку — жест скрытого смущения. Джек вежливо кивнул и с хрипотцой проговорил: — А я о Вас слышал мало. Чем Вы занимаетесь здесь? Вы торговец? — Раньше был кузнецом, теперь торговец, да. — Уильям всё так же вежливо улыбался. Конечно, он всё ещё вёл свои собственные дела, торговал оружием, но всё чаще у него не оставалось времени из-за поручений губернатора. Помощь ему в работе отнимала много сил. Спустя пять минут вежливой беседы и дежурных вопросов Тёрнер откланялся с приглашением пройти внутрь дома. У Уильяма было столько дел, что он даже при желании не смог бы провести с этим человеком и четверть часа. До конца вечера они больше не пересекались. Джек бродил по дому, приветствуя друзей и заводя новые знакомства, а Уилл в любую свободную минуту окружал любовью, нежностью и заботой свою жену, которая, сидя в дальнем углу на диванчике, лишь улыбнулась капитану в знак приветствия, после снова обращая влюблённый взгляд на мужа. Всем вокруг было видно, что эти двое счастливы, и губернатор знал это, а потому был спокоен. Вопреки осуждению со стороны общества, он был даже доволен тем, что его зять не обладал высоким положением в обществе и был помощником ему во всём. Провожая гостей, губернатор, не упустив удачный момент, подошёл к Джеку и с мягкой улыбкой отвёл его в сторону на пару слов. Как выяснилось, он хотел сделать дочери подарок, а потому просил, если у лейтенанта появится возможность, привезти редких тканей с Африканского континента или Сингапура. Получив обещание выполнить просьбу, губернатор сделал намёк на скорую ответную любезность и откланялся.***
Уложив сына (Генри спал беспокойно и мог проснуться несколько раз за ночь), Тёрнер заглянул в супружескую спальню. Элизабет сидела у будуара, её платье небрежно лежало на кресле, а волосы уже были распущены. Она была так же прекрасна, как и в то счастливое утро, когда Уилл спас ей жизнь. Вдоволь налюбовавшись своей женой, он шёпотом (чтобы не разбудить сына) сказал ей, что после шумного приёма хотел бы прогуляться в тишине на свежем воздухе. Нежно поцеловав её на ночь и обещав вернуться уже через час-другой, он отправился на пристань. Элизабет знала, что её муж любит бывать в порту, когда шум и гам утихают, а потому не волновалась. Всю жизнь его тянуло к морю, хоть он и не знал, почему. Вот и теперь мистер Тёрнер сидел на камнях и смотрел вдаль, думая о чём-то своём. При виде моря на него накатывала ужасная тоска по чему-то, чего у него никогда не было прежде. Уильям заметил знакомый силуэт на пристани. Его новый знакомый, лейтенант с простым именем Джек (фамилию он забыл сразу же, как услышал, ведь она как будто совсем не подходила ему), прогуливался в компании дамы сомнительной знатности, крепко прихватив её за талию и шепча ей что-то на ушко. Однако, завидев Тёрнера, Джек вежливо попрощался с дамой, которую он собирался затащить на «Распутную девку». Ему показалось, что этот малец гораздо интереснее любой жрицы любви. Не утратив своей шаткой корабельной походки, он спрыгнул с пристани на песок и медленно зашагал по направлению к камням, на которых сидел Уилл. — Не спится? Надеюсь, Вы не донесёте о моих похождениях никому? У нас запрещены такие… шалости. Вы, Тёрнер, таким не промышляете? — Джек был немного пьян, поэтому позволил себе такую фривольность. Он как будто чувствовал, что с Уиллом можно говорить обо всём. Уилл обернулся, а затем, коротко улыбнувшись, снова устремил взгляд в море. Приём окончен, а значит, ему необязательно поддерживать беседу и всё время вежливо улыбаться. — Доносами не занимаюсь. Всё происходящее — Ваше сугубо личное дело. — Тёрнер… — он словно попробовал это слово на вкус, — я слышал это имя раньше. У Вас, часом, нет родственников… моряков? — Джек присел на соседний камень рядом с Уиллом и достал из кармана жевательный табак в бумажной обёртке, отломил кусочек и сунул за щёку. Предложил Уиллу. — Пиратская контрабанда, лучший табак с антильских островов. Были когда-то за пределами Ямайки? Леди Элизабет что-то рассказывала мне о таинственном мальчике, которого выловили в море… Это были Вы, не так ли? Уилл не смотрел на Джека, но всё же отвечал: — Мой отец — торговец, плавал по морям, — Уильям вежливо отказался от табака, но на вопрос о своём происхождении кивнул. — Верно, это был я. Не особенно сильно я это скрываю, но был бы признателен, если бы Вы не дали ход этой информации. — Короткий взгляд на капитана и снова на море. — Вы бы хотели выйти в море ещё раз? Более удачно, конечно. — Джек подсел ближе и заглянул Уиллу в глаза. — Я знал Вашего отца, мне кажется… Уильям Тёрнер старший, верно? Он в добром здравии до сих пор, могу зуб дать. — Джек решил встревожить в мальчике старые раны. — Вы сказали «плавал»? Мать наврала, что он сгинул в море, так? — Верно, — ответил он, призадумавшись, и отклонился, оторопев от такой близости. — Не думаю, что у меня теперь есть возможность покинуть Порт-Ройал. Я не могу оставить Элизабет одну. Джек и Уилл проговорили до самого рассвета, они даже не заметили, как море изменило свой цвет с иссиня-чёрного на нежно-розовый, а солнце вновь показалось за горизонтом. Джек галантно попрощался, всё же подарил юнцу на прощание тот знаменитый табак, как-то отчаянно и тепло улыбнулся ему с причала и поднялся на свою «Распутную девку». И хотя сегодня ночью капитану Джеку не удалось заполучить любовницу, ему казалось, он приобрёл больше… Взойдя на палубу, Джек достал свой компас и откинул его крышку. Красная стрелка несколько раз дёрнулась и указала, что север находится где-то на юго-востоке. Вещица сломалась — она показывала в сторону удаляющейся фигуры юного Тёрнера. Курс был взят на остров Тиа Далмы.***
Уильям же проводил свои дни как и всегда: по утрам уделял время семье, днём работал, вечером ужинал в доме губернатора или следовал за ним на приёмы, а по ночам предавался любви с Элизабет. Вот только… Вот только теперь из его головы не выходил образ лейтенанта Джека, фамилия которого никак не хотела запоминаться, но к которому его почему-то тянуло. Это было крайне странно и неправильно, а потому Тёрнер старательно отгонял от себя всякие мысли касательно этого странного человека.