Сара знает

Падать с крыши небоскреба лицом в асфальт, провести ночь на электрическом стуле, заглянуть в берлогу к кровожадным гризли — всё это всё равно никогда не сравнится с похмельем. Первое, что я ощутила, открыв глаза — тяжелейший груз на своём теле, будто на мне лежал человек или, может быть, вагон людей. Повернув голову настолько, насколько она, разрывающаяся от боли, смогла себе позволить, я встретилась взглядом с совершенно незнакомой стеной. К счастью, на мне никто не лежал, кроме огромного груза ответственности, который вдруг решил объявиться спустя целую ночь шатаний неизвестно где. Затем мне показалось, что к кровати меня привязали. С трудом пошевелив кистью руки, я всё же нашла в себе силы поднять её к потолку. Отлично, руки и ноги целы. А теперь главное: где я и что со мной? — Все пять пальцев на месте? Знакомый бархатистый голос заставляет меня нервно вздрогнуть и повернуть голову в другую сторону, где я замечаю сидящего в кресле Майкла. Ехидная улыбка, растянувшаяся на его губах и отсутствие майки говорит мне о том, что это я зря сейчас так спокойно лежу и ресничками хлопаю. — Если нет — не расстраивайся. Для самого главного понадобится всего три, — продолжает он. Резко приняв сидячее положение, я скидываю с тела одеяло и обнаруживаю себя в мужской футболке. Сухость во рту такая, что и сглотнуть больно, и в ту же секунду я перевожу взгляд обратно к ухмыляющемуся Майклу. — Что я зде... — мой предсмертный хрип срывается, заставляя Тёрнера с укором покачать головой, схватить с прикроватной тумбы стакан с водой и протянуть его мне. — Спасибо. Сделав несколько жадных глотков, я отдаю стакан трясущимися руками. Да меня всю колотит! Во-первых, от похмелья. Во-вторых, от пустоты в голове. Что, что, что произошло? — Мы переспали?! — наконец, обретя дар речи, почти кричу я. Зелёные глаза прожигают меня насквозь, и Майкл садится на кровать, бесцеремонно подвинув меня к стене. Наши лица оказываются бессовестно близко друг к другу, и я спешу отпустить его взгляд, пытаясь восстановить хронологию вчерашних событий. Стефани, её бывшая, руки Тёрнера на моей талии. А потом я на него напала. Ох, боже мой. — Малышка, — он укладывается на спину и закидывает руки за голову. — Если бы мы переспали, ты бы это запомнила. В голове путаница, но если не учитывать, что меня в любую секунду может вывернуть прямо на его кровать, держусь я молодцом. Сквозь головную боль слышны только обрывки его фраз и всё та же пугающая ухмылка. — Так мы переспали или нет?! — Не-а, — с разочарованным вдохом произносит он и поворачивает голову ко мне. Глаза мои расширяются в неистовом любопытстве. — А почему? В удивлении выгнув бровь, Майкл придвигается ко мне слишком близко, цепляется пальцем за края, видимо, его футболки. Сердце моё колотится в где-то в животе, там же, где все органы уже стянулись в узел то ли от страха, то ли ещё бог знает от чего. В его присутствии я ведь вообще соображать не умею. Словно кто-то нажимает на моей голове кнопку «выкл», и мозг мой перестаёт функционировать. — Некрофилия — не мой профиль. Обратись к Морингу. Закатив глаза, пихаю парня в грудь и отстраняюсь. Злобный прищур как нельзя кстати — так он не догадается, что я просто откровенно пялюсь на его торс. Боже, храни эти кубики. Желательно подальше от меня. — Мы спали вместе? — Да, — довольно отвечает он, проводя языком по нижней губе. — Но почему ты сидел в кресле? — Чтобы когда ты проснулась и увидела меня — не бросилась с кулаками избивать желанную плоть. На этих словах рассудок окончательно покидает меня, а челюсть стремительно встречается с полом. Он невыносимый, просто невыносимый придурок! Словно чувствуя моё расшатанное состояние, Тёрнер снова облизывает губы, что вызывает во мне противоречивые чувства: хочется его и задушить подушкой, и зацеловать до смерти. В любом случае, исход один. Душить его я не пробовала, а вот с поцелуями у нас вчера всё как-то неплохо сложилось. — Что было после того, как мы поцеловались в ванной? — без тени смущения спрашиваю я. В глазах Майкла зажигаются искры веселья, словно я напомнила ему о чем-то забавном. Щёки мгновенно реагируют на эту эмоцию яростным румянцем, и я прикладываю к ним ледяные ладони, всё ожидая, когда же этот идиот выдержит драматичную паузу и расскажет, в чем я облажалась. — Мы зашли в мою комнату, — рука парня ложится на моё бедро, и я мгновенно отдергиваю её, чувствуя, как пылает кожа на месте прикосновения. Но Майкл плевать хотел на мои запреты, и после четырёх попыток я все же сдаюсь, позволяя ему меня лапать. — Подошли к этой кровати... — Слушай, если ты пробуешься на оператора в секс по телефону, то у тебя неплохо получается, только давай уже, переходи к главному. — Получается? — Тёрнер придвигается ближе с привычной уже чертовщиной в глазах. – Ты завелась? — Сейчас я заряжу тебе коленом по яйцам, Майкл, если ты не продолжишь, — нервно фыркаю я, держа ногу наготове. — Они тебе ещё пригодятся. Близость к нервному срыву и полёту со второго этажа заставляет мой глаз судорожно задёргаться. Наконец, усмехнувшись, Тёрнер решает меня пощадить. — Ты начала раздеваться и это у тебя неплохо получилось. Кстати, молодец, что послушалась меня и надела то розовое бельишко, — на этих словах глаза мои округляются в удивлении, и я оттягиваю горло футболки, в надежде убедиться, что оно все ещё на мне. Конечно, он бы не отважился на такое. — Легла на кровать, вся такая разгоряченная и страстная, а когда я потянулся к резинке в ящик, а затем обернулся к тебе — ты была в отключке. Из всех худших чувств мой организм выбрал именно стыд и похмелье, что ж, замечательно. Только вот первого в моих планах не было, — в конце концов, вчера я практически держала себя в руках, а желание наброситься на Майкла было только процентов на двадцать вызвано алкоголем. Что греха таить? Тёрнер был сексуален, а нахождение с ним в замкнутом пространстве всегда вытворяло с моим телом какие-то неописуемые вещи. Глупо было отрицать очевидное, сидя в два часа ночи на подоконнике со слезами и истеричным: «Боже мой, я втюрилась в него или нет?». Не втюрилась. Но Майкл Тёрнер — пока единственное безоговорочное подтверждение моей гетеросексуальности. Выкуси, Стеф. Вот только кубики эти и взгляд ехидный с подругой делить больше не хочется. — Позор, — едва слышно заключаю я и утыкаюсь носом в подушку. Боже мой, она же пахнет его парфюмом! — Ладно, а что со Стефани? И сколько сейчас, час дня? Мы явно пропустили школу. — Сейчас нет и шести, Сара, ты была в отключке часа три, — лениво отвечает Тёрнер. Наконец, когда пульсирующая боль в висках утихает, я заставляю себя подняться с кровати Майкла, с трудом перебравшись через его чёртово сексуальное тело. Он встаёт следом, скользя довольным взглядом по его-моему прикиду. Нет, эту футболку я, определённо, оставлю себе. Пауза затягивается. Мне трудно оторвать взгляд от его пресса, Майкл смотрит на мои ноги. — Твой дом сейчас наверное кишит спящими пьяными подростками, — я вздыхаю, решив, наконец, прервать эту голодную битву. Ладно, черт подери, нужно быть глупой, чтобы отрицать, что в воздухе сейчас витает сожаление. — Плевать, я выкурю их, когда мы пойдём в школу, потому что тебе нужно будет обо всем поговорить со Стефани. Одно только имя заставляет меня резко поднять на него взгляд и в ошеломлении схватить Майкла за руку. — Стеф? Ты видел её? Вы говорили? — Я же сказал: в школе во всем разберётесь. Смерив парня недовольным прищуром, я складываю руки на груди. Разница в нашем росте поразительна, но в случае чего я всё равно смогу добраться до его шеи, чтобы задушить. Шестое чувство подсказывает, что он что-то знает. А может быть, он исполнил свою часть плана и переспал вчера со Стефани?! От мысли этой ноги мои подкашиваются. Майкл реагирует мгновенно, подхватывая меня за руку, но я всё никак не могу прийти в себя: нет, вовсе не от мысли о том, что этот пострел сделал то, о чем я его просила. Жутко становится от собственной реакции на подобное предположение: что это с душой моей творится, почему она будто бы сжалась от страха? Теперь что-то неощутимое и образное я могу легко почувствовать в своей грудной клетке. И оно такое весомое, так колется и горит, словно я угодила в куст с крапивой. — Я понимаю, рядом со мной трудно устоять, — наконец, самодовольная гримаса сменяется беспокойством. — Но ты в порядке? Я быстро киваю, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Мне нужно освежиться. Можно я приму у тебя душ? Все же осмелившись посмотреть на Тёрнера, я в удивлении замечаю, как расширяются его зрачки. Губы растягиваются в полуулыбке, но он спешит их поджать, указывая рукой на дверь. — Спасибо, — тихо бормочу я, замечая на кресле свои вещи. Ванная Майкла встречает меня ярко-желтой картинкой из воспоминаний. Мне хочется подавить в себе это зарождающееся в душе «что-то», потому что если я позволю себе хоть на унцию увлечься Тёрнером — разочарование хлестанет меня горькой пощёчиной в следующую же секунду. У нас нет ничего общего, кроме шуток и цели. И теперь мне чертовски страшно, что цель, которую я вселила в его сознание, сегодня смогла получить свой результат. Но почему страшно-то? Когда тёплая вода касается моего тела, я вдруг осознаю, насколько паршивым было моё состояние. «Я больше никогда не буду пить», — говорю себе каждую вечеринку, а затем просыпаюсь или в бассейне, или с засосом от Стефани, или, боже упаси, в одной кровати с Майклом. — Эй, Сара, — голос, раздавшийся из-за двери, заставляет меня нервно вздрогнуть. — Я спущусь вниз, выгоню пару дюжин неудачников и заплачу Бобби за уборку, идёт? Выпучив глаза, точно умалишенная, я пытаюсь вспомнить, с каких пор Тёрнер младший позволяет себя эксплуатировать. — Сара? — Да-да, хорошо! Только услышав его тяжёлые шаги по лестнице, я позволяю себе расслабиться. Последующие несколько минут я просто стою лицом к потоку воды, пытаясь вымыть из себя всё то шаткое и странное, что успело туда поселиться. Когда с водными процедурами покончено, я с трудом заставляю себя выйти из душевой кабинки и в панике оглядеться по сторонам. — Чёрт, а где полотенце?