Наш полумесяц

       Зевает. Вот так и просыпайся рано. Спать хочется, хотя ещё даже не середина дня… Карма в принципе готов вырубиться здесь и сейчас, пока Беатрис перебирает пряди его волос, моментами массируя кончиками пальцев голову. Карма глубоко вздыхает и лениво приобнимает одной рукой Беатрис за талию: его ладонь опускается на поясницу, медленно скользит вверх по приятной ткани платья, и уже он в ответ крепче прижимает к себе Беатрис. Уверен, она улыбается, пусть даже только была готова заплакать.        Вспоминается.. Когда они с Бетс поссорились из-за ситуации с Асано, Карма настолько был на взводе, что отталкивал от себя и других одним только взглядом. Было всё равно. Он и без того не рвался заводить себе толпу друзей, так ещё и не хотелось, чтобы кто-то лез в душу. Даже сейчас он проводит незримую границу с большинством одноклассников, но это и нормально – к нему сложно приблизиться. Другой вопрос, что про Акабанэ и правда можно сказать: проблемы с доверием. Коро-сенсею это определённо не нравилось. Карме показалось, что в тот день в долгом взгляде монстра-учителя он увидел напряжённое осознание. Но осознание чего? Карма не мог знать, что Коро на миг увидел в нём себя. Что понял, насколько легко Карма может свернуть не на ту дорогу. Тогда Коро-сенсей сказал ему: "Не отталкивай от себя людей, Карма-кун. Ты можешь не понимать этого сейчас, но в таком жестоком мире нет ничего ценнее, чем найти тех, кому можно доверять, тех, кто не захочет отпускать тебя, зная обо всём, на что ты способен. В самый тяжёлый момент именно эти люди могут дать тебе сил идти дальше". В ответ Акабанэ закатывал глаза. Забавно слышать такие слова от монстра, который угрожает, если что, навредить их близким. Только сейчас понемногу появляется осознание, что имел в виду учитель.        А знаете, Коро-сенсей... Карма нашёл для себя таких людей. Не только Беатрис, которой хватает… Любви? Наивности? Чёрт его знает. Чего-то, из-за чего она беспечно доверяет ему всю себя, даже после его незаслуженно грубых слов. Ещё Сугино. Серьёзно, таких открытых и честных людей поискать надо. Ему не то что спину доверить можно, ему под пистолет подставишься – в жизни не выстрелит. Не удивительно, что легко находит абсолютно с любым человеком общий язык. Карма не стал исключением, как ни странно. А Окуда? Из первых рядов наблюдала его драку тогда, в школьной поездке. Обычно, если кто-то становится свидетелем жестокости Кармы, потом делает всё, чтобы с ним не связываться. Что ж, Окуда-сан может казаться хрупкой и милой, но нервы у неё определённо стальные и выдержки на десятерых. Она его не испугалась, скорее с поразительной концентрацией оценила ситуацию – единственная, блин, додумалась бежать – и в дальнейшем укрывалась именно за его спиной. Забавляет, с каким рвением и интересом она продолжала обсуждать с ним попытки убийства Коро при помощи любимой химии, и это после того случая. Вспоминает и Тэрасаку. В отличие от тех, кого вспомнил до, Карма не назовёт Тэрасаку другом, а вот неплохим подчинённым вполне. Этой горилле только и пойдёт роль исполнителя, лишь бы не пытался думать – у него не получается… Но.. Прямолинейность Рёмы забавна. Во всяком случае, если что, он выскажет всё в лицо – это Карма тоже уважает больше, чем все эти жалкие обсуждения кого-либо за спиной.        Нагиса… Чуть хмурится. Нет, Нагиса-кун. Если у них спросят, они не скажут, что они друзья. Они скажут, что знакомы с поступления или что учились вместе на первом и втором году. Считает ли Карма Нагису-куна другом? Сложный вопрос.        Парень, с которым можно не бояться быть собой?        Нет.        Парень, с которым не оставляет чувство опасности. Карма до сих пор не до конца понимает, что это. За милой улыбкой этого парня он видит хладнокровную ухмылку. Едва уловимые образы существ, обвивающих его тело, оголяющих острые клыки. Страшно не понять, что прирождённый убийца подобрался к тебе со спины. Не понимая природы чудовища, этого таланта убийцы, Карма предпочитает сохранять дистанцию.        Фыркает, слегка меняя положение – утыкается в ключицу Беатрис, на что она вопросительно приподнимает брови. Ты задумчивый со вчерашнего дня, Карма. Это почти вызывает беспокойство, но, с другой стороны, всем бывает надо что-то обдумать, чтобы решить, как поступать. Беатрис сама склонна к самокопанию, куда уж ей возмущаться? Просто немного переживает, хотя и лёгкой улыбки сдержать не может. Ей нравится прятаться в объятьях Кармы, то и дело позволяет себе наглость завалиться к нему поближе. Ну что? Между прочим, он очень тёплый. А вот.. сейчас Беатрис впервые почувствовала, что сама оберегает Карму. Иронично, она же никогда не будет ему ровней. От этой мысли улыбается чуть шире. Это не задевает: будь она сильней Акабанэ, это бы даже было страшно. Ей вообще кажется, что последнее время всё меньше волнует, кто там сильнее её. По-прежнему пугают сильные люди, чья сторона неясна – друзья или враги. Нагиса-кун, Андерсон-сан, Акабанэ-сан… Они – кто-то больше, кто-то меньше – пугают. Но уже нет настолько навязчиво пульсирующей в голове мысли: хочу быть сильнее, сильнее, сильнее. Может, потому что нет чувства, что постоянно надо быть готовой себя защищать? Беатрис думает, что стала иначе понимать силу.        Она странно для себя чувствует прилив силы сейчас, когда обнимает Карму, прижимает к себе, перебирает пряди его мягких волос. Читала как-то, что рыжие волосы часто достаточно жёсткие. Пока что с этим не сталкивалась. Карма, конечно, скорее красноволосый, чем рыжеволосый, хотя алый тоже считается оттенком рыжего. Задумчиво пропускает его волосы через пальцы. Яркий красивый цвет. Так и тянутся руки к его волосам. Эх, Беатрис и сама была бы не против более яркого цвета. Ну, то есть, ей идёт чёрный цвет волнистых волос, но у мамы был красивый русый цвет. Или у Накамуры волосы цвета солнца в безоблачный день. Редкие цвета Кармы и Гакушу тоже очень красивые. Еле сдерживает смешок, как вспоминает Гакушу. Его рыжие волосы тоже приятны на ощупь, маленькой она нередко тянулась к его волосам, чем зарабатывала ощутимо раздражённый, но полный терпения взгляд друга. Боги, он же реально её терпел… Как? Маленькая Мотидзуки так любила единственного друга, что буквально липла к нему, однако он всё равно был рядом. Снова удерживает прилив смеха, чтобы не мешать расслабленному Карме, пусть и понимает, что он легко может почувствовать её попытки сдержать смех. Ох, Беатрис ужасна! После такой ситуации и странной ссоры (?) Кармы с его отцом она готова расхохотаться от воспоминаний о Гакушу. А просто вспомнила, как Гакушу заморачивается со своими волосами. Дорогие шампуни, бальзамы, масла для волос, тщательная укладка. Кажется, какой-то его родственник облысел рано, вот он в детстве и перепугался – с тех пор о волосах заботится, что девушки могут завидовать. Господи, она никому не должна об этом рассказывать… Не смеяться, не смеяться…        Карма всё-таки приподнимает голову, смотря, как Бетс закусывает губу, широко улыбаясь и явно пытаясь не засмеяться. Что он пропустил? Что смешного? Тихо сам с собой… Невольно усмехается уголком губ. Даже благодарен ей за то, что она не устраивает из ситуации нерешаемую драму. Да, переживает за него, но даёт ему расслабиться и не боится смеяться. Впрочем, ничего серьёзного, чтобы сидеть с кислыми минами.       — Шизофрения подкралась незаметно? — негромко бросает, и Беатрис спешит прикрыть рот ладонью, всё же позволяя себе тихо посмеяться.       — Извини, я ужасна.        Фактически стыдно, а улыбку с лица не убрать. Чёрт, всю жизнь слёзы сдерживала, почему невозможно сдержать смех? Карме вспоминается, как у некоторых случались приступы паники из-за тех или иных проблем, а он смеялся и подстёбывал слабонервных. Хмыкает и пожимает плечами.       — Не ужаснее, чем я.        М-да, то ли поддержал, то ли оскорбил.       — Вот и вся любовь, — иронизирует Бетс. Он в ответ усмехается.        Карме не нравится, как затаскали слова "влюблённость", "любовь", "страсть". Их восприятие в обществе явно неправильное, во всём этом есть какая-то небрежность. Мол, люблю или не люблю – чувство, которое от тебя не зависит. Звучит как оправдание, в этом нет ничего серьёзного. Карма предпочитает слово "партнёрство". Партнёрство подразумевает взаимоуважение, умение обсуждать, отношения, в которых вы что-либо разделяете друг с другом. Партнёра ты выбираешь, опираясь не только на чувства, что довольно легкомысленно – чувства прячут изъяны, а при партнёрстве ты видишь те или иные недостатки человека и решаешь, готов ли ты принять их. В любви сплошная романтизация, а? Будем жить долго и счастливо, умрём в один день…        В экономической сфере есть чёткое понимание партнёрства, при котором люди не только объединяются, используя свои лучшие способности, но и готовятся к возможным рискам и убыткам. В отношениях не всегда бывает просто – в тяжёлые времена кто останется рядом? Влюблённость разбивается о первые проблемы. Говорят, любовь живёт три года. Но Карма уверен, что его партнёрша будет рядом.        Раз уж на то пошло, ему нравится и старое значение партнёрства, пришедшее из сферы танцев. Если так подумать, танец – с виду лёгкое и эстетичное зрелище, но на деле тяжёлое занятие. На сцене мы видим пару, которая прекрасно взаимодействует друг с другом, они двигаются синхронно, сливаются в одно, каждое изящное движение партнёры друг у друга словно предугадывают. Только стоит заглянуть за сцену, магия рушится. Эти люди тренируются часами, ссорятся, когда устают, натирают мозоли на ногах, снова и снова отрабатывая движение, которое у них никак не получается. В какие-то моменты хочется всё бросить, но партнёры подходят друг к другу, берутся за руки и продолжают танцевать.        В это Карма тоже верит. Нет, не в магию танца. В труд, который позволяет танцевать. Таланта мало – это он знает, как никто. Найти правильного партнёра – и того сложнее. Нет магии в том, чтобы понимать друг друга. Всё идёт от желания, несмотря ни на что, и в тяжёлые времена браться за руки и продолжать танцевать вместе.       — Ты знала, на что шла~ — хитро щурится Карма, на что Беатрис многозначительно выгибает бровь.       — Эй, я читала договор, и там такого не было!        Акабанэ не сдерживает смешка. Не только у него склонность оперировать всякими бизнес-штучками, Беатрис тоже охотно пошутит об их отношениях как о моменте, когда они заключили "договор". Или она это от него и подхватила?       — Надо было читать мелкий шрифт под звёздочкой~ — ухмыляется он.       — Чёрт, звёздочка!        Беатрис зажмуривается, будто правда попалась на крючок, и Карма впервые за это время не сдерживает смеха.       — Надо всегда внимательно читать договоры, Бетс~       — Нет, я не могла такое проморгать! — энергично возмущается она, пользуясь положением слегка над ним нависая. — В том договоре точно было: "Любить, ценить, обнимать!"       — А под звёздочкой написано, что одна из сторон договора в лице Акабанэ Кармы может регулировать продолжительность действия тех или иных пунктов, — невозмутимо пожимает плечами, отчего Беатрис слегка в удивлении приоткрывает губы.       — Ну и смысл в таком договоре? Это же почти полноценное рабство!       — Да~ — шире ухмыляется он, слегка оголяя клыки. — Ты только поняла?       — Не, я так не играю! — важно поднимает палец Беатрис. — Требую любви и ласки!       — Сегодняшний лимит исчерпан~ — разводит руками Карма, параллельно отстраняясь от Беатрис.       — Сторона в лице Мотидзуки Беатрис требует адвоката!        Бетс пытается словить его за руку, но он быстро отклоняется, и она заваливается слегка в сторону, вдруг, пискнув, сваливаясь с кровати. Карма смеётся, ловит возмущённый взгляд Беатрис, что всеми силами пытается показать обиду, сдувает прядь волос с лица, но не выдерживает и тоже заходится в смехе. Высокие отношения, правда? Шмякаешься с кровати, ушибив при этом задницу, а твой парень стоит и ржёт!       — Ты и правда ужасен!        Карма показывает язык, на что Беатрис быстро подаётся к кровати, хватает подушку и швыряет в него. Он резво уворачивается, как без стука открывается дверь… Врезавшись в лицо зашедшего человека, подушка падает на пол. Повисает тишина. Акабанэ Кохэку сохраняет до сих пор неизменный poker face, но теперь из-за подушки, эпично прилетевшей в его лицо, и слегка взлохматившихся волос это выглядит… Жесть смешно. Прыснув, Карма расхохотался над отцом, что смерил строго-недовольным взглядом его, а потом и девочку, что краснеет, бледнеет, вообще не знает, какой цвет лица ей подойдёт больше.       — Я знала, что нужно использовать тебя как живой щит, — невинно улыбается Йоко, выглянувшая из-за спины мужа и успокаивающе похлопавшая его ладонью по груди.        "Я зарядила подушкой в лицо Акабанэ-сана…" — Беатрис мысленно перекрестилась и набрала номер Коро со слёзной просьбой взорвать землю. Всё, ясно! Всё! Тут уже ничего не поможет! Хазама-сан, тут, блин, не просто проклятье – тут комбо порчи, заговора на невезучесть, и она, видимо, в прошлой жизни кошке на хвост наступила!       — Прекрасные манеры, — сухо бросает Кохэку сыну, но Беатрис кажется, будто это больше обращено к ней – звучит как контрольный в голову.       — Взаимно. Входить без стука не эталон правильного поведения, — с усмешкой язвит Карма.        Что ж, в какой-то степени Кохэку и правда сам виноват. Вздыхает и на миг задерживает взгляд на Карме. Когда в последний раз он видел, чтобы сын смеялся?       — А..Акабанэ-сан… — переводит взгляд на Мотидзуки-сан. Она неловко поджимает губы, не в силах посмотреть ему в глаза, и резко кланяется, причём куда ниже, чем следовало. — Пожалуйста, извините…        Сансара, да он её настолько сильно запугал?       — Всё в порядке.        Девочка выпрямляется, нервно сверля босые ноги взглядом. Кохэку глухо хмыкает. Такой беззаботной глупостью она умудрилась ненавязчиво разрядить обстановку. Родители Акабанэ, поднимаясь к сыну, были уверены, что между ними снова повиснет жгучая тишина.       — Карма, — привлекает внимание сына Кохэку, — мне нужно поговорить с тобой.       — Наговорились уже, — усмехается он, скрещивая на груди руки. У него поднялось настроение?       — Тем не менее.        Карма только хочет ответить, как мама подходит к Беатрис, беря под руку, и тянет к себе.       — А мы с Мотидзуки-чан сходим в магазин. Смотрите, мальчики, будете драться, ничего не сломайте – я убираться не буду.        Беатрис едва осмысляет слова госпожи Акабанэ и встречается взглядом с Кармой, что иронично вскинул бровь, как её уже утаскивают из комнаты. Кто тут беззаботен, так это Акабанэ Йоко. Беатрис как-то не хочется думать о том, что Карма с отцом могут подраться. Бред какой-то, они же оба умные и взрослые, ответственные…        Что Йоко-сан вызывает у неё странное доверие, Беатрис понимает, только когда они выходят из дома. Спустя столько времени она всё ещё не очень любит, когда малознакомые люди врываются в её личное пространство. Такая открытость Накамуры и Каяно – не её уровень. Однако госпожа Акабанэ скрестила с ней локти, тянет за собой, звеня монетами кораллово-красного пояса, а Беатрис и не дёрнулась.       — Йоко-сан, вы уверены, что всё будет в порядке? — беспокойно несильно хмурит брови Мотидзуки.       — Они оба упрямые, как бараны, — усмехается Йоко, — но им придётся выслушать друг друга.        Беатрис отводит взгляд и прикусывает губу. Она ничего не знает, но… Напряжение между Кармой и Акабанэ-сан было таким острым этим утром… Карма особо говорить об этом не хотел, не значит ли это, что всё серьёзно? Или Беатрис уже утрирует? Мысленно глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Беатрис пытается взять себя в руки. Пустые переживания ничем не помогут, к тому же не особо прилично идти с Йоко-сан и витать при этом в облаках. Подумав о госпоже Акабанэ, украдкой на неё смотрит. На лице шикарной женщины лёгкая полуухмылка, она идёт, держа плечи гордо расправленными и высоко подняв подбородок. Почему-то кажется, что в умении держаться она не уступает Ирине-сенсей. В такт шагам плавно ведёт бёдрами, благодаря чему монетки на поясе звенят ещё громче, привлекая взгляды редких прохожих, и Беатрис малость неловко старается их игнорировать. Да уж, хладнокровие у Акабанэ в крови. Йоко-сан словно даже нравится внимание, которое она завоёвывает умением преподнести свою красоту. Необычная.. Йоко-сан какая-то… заморская?.. Японка, но не боится подчёркивать свою индивидуальную яркость. Довольно щурится, когда ветер подхватывает её алые волосы и с блеском на солнце развивает их в своём порыве. И перед такой интересной женщиной Беатрис предстала в одной футболке… Нескольких часов с этого не прошло, отойти до конца Беатрис так и не успела. Вынырнув из каких-то своих мыслей, Йоко переводит взгляд на девочку.       — Мотидзуки-чан, раз наши конфликтные умники нам не дали познакомиться поближе своими криками, считаю, что можем продолжить знакомство сейчас.        Беатрис на секунду выпадает из реальности – слишком ушла в себя, – после чего вспоминает их разговор сразу после завтрака. Ничего особенного.. Йоко-сан спрашивала о семье, отце… Классические вопросы, но для Беатрис, по понятным причинам, слишком тяжёлые. Продолжать тему не хочется, но и отказывать невежливо, вот и сейчас в ответ на слова госпожи Акабанэ Беатрис выдавливает улыбку.        О’кей, тема семьи Мотидзуки-чан определённо не нравится. Йоко не монстр, не будет же давить, видя, что, хоть девочка и даёт ответы, делает это неохотно и.. опасливо? Всё же не просто так Карма аж скривился, когда Йоко похвалила отца Мотидзуки-чан. Но, к сожалению или счастью, Йоко мало интересуется чужими проблемами. Кажется, в целом всё хорошо – это главное. Разбирать остальное на детали прерогатива Кохэку. Всё, чего хочет Йоко, узнать, что за девочка такая зацепила их флегматичного хулигана. Дальше не её дело.       — Ещё раньше хотела спросить. Ты же хафу? — Беатрис невольно дёргается. Чёрт с резкой сменой темы, но это слово отзывается в воспоминаниях не самым приятным образом. Кивает, на что Йоко с улыбкой замечает. — Грубовато вышло. Кажется, сейчас пытаются распространять термин "дабуру", да?       — Да, — отвечает Беатрис и пытается расслабиться. — Я редко слышу, чтобы полукровок называли именно дабуру. Одноклассники, чтобы не быть грубыми, называли просто метиской.       — Кажется, у вас в Е-классе хорошие ребята учатся.       — Они лучшие, — не сдерживает более тёплой улыбки Беатрис, и Йоко заинтересованно приподнимает брови.        Значит, дабуру. Так называют детей, рождённых в браке с одним родителем японцем и вторым иностранцем. Нет, так сказать было бы недостаточно. Беатрис немного хмурится. Эта тема ей тоже не особо нравится. Дело в том, что к хафу отношение, мягко говоря, неважное. Слово хафу появилось от английского half – половина. Детей-полукровок иногда насмешливо могут называть людьми-половинками. Они не японцы, но и не американцы/русские/корейцы и далее. Эдакие неполноценные, не принадлежащие своей стране полностью. Изначально хафу называли детей именно японских женщин, родивших от американских солдат в военное время и после него. С расовой дискриминацией, если честно, в Японии беда. К хафу, что всю жизнь жили в Японии, могут относиться как к иностранцам, если они слишком похожи на родителя-иностранца. Таким образом, они никогда не будут считаться японцами. Только людьми-половинками. Это слово так и закрепило за собой негативное презрительное значение. Над хафу могут издеваться в школах, они с ранних лет не чувствуют себя на своём месте. Конечно, иногда полукровки не сталкиваются ни разу с насмешками на тему своего происхождения, но это скорее исключение из правил. Беатрис такое исключение лишь отчасти…        В стране было много проблем с расовой дискриминацией и даже судов родителей полукровок с различными заведениями: например, не так давно была новость, что на горячие источники не пустили жену-иностранку японца и дочку хафу, потому что она не похожа на японку. Пустить были готовы только мужчину-японца и мальчика-хафу, не похожего на иностранца. И это реальная ситуация… Из-за всех этих проблем решили придумать слово, которое противопоставлялось бы "хафу". Таким стало слово "дабуру", что означает "двойной". Это подчёркивает не что это дети половинки, а что, наоборот, они носители двух культур, которые унаследовали от своих родителей. Но, к сожалению, многие критикуют это слово и не хотят его использовать…        В лучшем случае, как вышло в классе Е у Беатрис, полукровок могут называть метисами, что с забавным японским акцентом звучит как миккусу – означает "смешанные расы".        И всё же раньше…       — На мой взгляд, дабуру очень красивы и выделяются этим, — улыбается Йоко. — Радует, что Карма не обращает внимания на глупые стереотипы.        А ведь и правда… Беатрис не задумывалась, что Карма никогда не придавал особого значения её происхождению. Ну вот и как не считать его лучшим?        Слабо улыбается, слегка опускает голову. Мелькает такое старое, но не менее оттого неприятное воспоминание.. Беатрис никогда не была жертвой серьёзных издевательств, как случилось на первом году в Кунугигаоке, однако с насмешками знакома слишком хорошо. Это случилось в день какого-то небольшого выступления в садике. Пришли все родители, но не отец Мотидзуки. Он уже тогда был вполне известен, его любили обсуждать другие родители. Их шепотки, сплетни доходили до детей. И дети зло смеялись над маленькой Беатрис.        "А мать Мотидзуки-сан наверняка не умерла, её прогнал господин Мотидзуки, потому что осознал, что связался с гайдзин!"        "Поэтому не хочет даже видеть Мотидзуки-сан – она же грязная хафу!"        "Фу, и почему она ходит с нами в один садик!" — болезненные для маленькой девочки ядовитые смешки и громкий обжигающий смех.        Тяжёлое время… Беатрис потеряла любимую маму, впервые столкнулась с жестокостью отца, отчего была так затравлена, слаба, её психика была не устойчивей, чем у больного человека. Хотелось спрятаться от всего мира… Хотелось кричать во всю мощь лёгких, бежать как можно дальше, пока не откажут детские хрупкие ножки, бить по стенам и земле, разбивая кулачки, что угодно – только бы притихла эта нестерпимая боль в груди, только бы хоть чуть-чуть рассосалось это чудовищное скопление эмоций, грозящее вылиться в настоящий нервный срыв. Беатрис ненавидела целый мир. Боялась целого мира. Даже её внешность, что так напоминала мамину некоторыми чертами… Беатрис так любит её. Но как часто она чувствовала себя чужой среди "настоящих" японцев. Ни своего места, ни семьи…        В младшей школе никто не смеялся над ней на эту тему, но временами какие шепотки доносились от самых заядлых сплетниц. Ситуация стала лучше, когда Мотидзуки сдружилась с Гакушу. По каким-то причинам, пусть он и выделялся своими умениями, им восхищались, к нему прислушивались. Настоящий лидер. И Беатрис как-то трогать перестали… Странно. Что всё же случилось в средней школе? Почему вдруг против неё пошли ученицы? Почему она стала настоящим объектом для издевательств? Никогда такого не было, и тут не с того, не с сего… Фанатки Гакушу всегда восхищались им, но не позволяли себе лезть в его жизнь. Чем же Беатрис им так не угодила? Вздыхает. Наверное, этого ей не удастся узнать.        Йоко видит смену эмоций на лице Мотидзуки. Она держится спокойной, но человек она чувствительный – это не скроешь. Всё же как бывают жестоки дети… И ведь кто-то же делает их такими? Жестокими не рождаются. Окружение, семья? Хотя не Йоко об этом думать. Она явно не идеальная мать с большой буквы, чтобы оценивать других.       — О чём задумалась, Мотидзуки-чан? — Беатрис чуть улыбается, поднимая на неё взгляд.       — Задумалась, почему происхождение может быть такой проблемой.       — Азиатские страны любят выделять свою уникальность в сравнении с другими странами, — легко бросает Йоко. — Точнее, желание выделиться может касаться многих стран, но у Японии это проявляется, пожалуй, в первую очередь в происхождении. Важность того, чтобы быть чистокровным японцем.        Госпожа Акабанэ говорит это с оттенком недовольства. Это из тех вещей, которые она терпеть не готова. Ей нравятся другие народы, нравится общаться с другими людьми. Как иначе? Беатрис улавливает её отношение и чувствует, что назревает вопрос.       — Йоко-сан, могу задать вопрос?       — Можешь сразу спрашивать, — на будущее говорит госпожа Акабанэ.       — Япония вас не во всём устраивает и вы столько путешествуете.. У вас были мысли переехать в другую страну?       — Ты сама об этом думала, не правда ли? — зорко замечает Йоко, хитро улыбаясь, на что Беатрис чуть смущённо улыбается в ответ. В жизни со своим отцом Беатрис и правда мечтала однажды сбежать в Россию. — И ответ: да. Мысли о переезде посещают каждый раз, когда я покидаю Японию, — честно и странновато гордо, будто это гениальная мысль, говорит Йоко.       — Тогда что вас останавливает? — с искренним интересом поднимает брови Беатрис. Йоко с улыбкой задумывается. И правда… Что же?       — Мотидзуки-чан, я люблю Японию, — тише заговаривает Йоко, останавливаясь почти у дверей супермаркета и вынуждая Беатрис остановиться рядом. — Это место, где я родилась. Где встретила Кохэ… — Беатрис обращает внимание на то, с какой игривой нежностью госпожа Акабанэ произносит имя своего мужа. Кохэку считает, что Йоко умело манипулирует им, когда зовёт по имени, а он и рад поддаться. Правда в том, что Йоко и сама столь сильно любит звать его по имени – потому делает это редко. Не хочет, чтобы это стало банальным и привычным. — Этот мужчина подарил мне весь мир.        Йоко смотрит на Беатрис с широкой яркой улыбкой, и Беатрис задерживает дыхание. Говорят, любовь делает людей особенно красивыми. Глядя в сияющие глаза Акабанэ, Беатрис начинает понимать, что значит это выражение.       — Несмотря ни на что, Япония остаётся местом, где живёт наш с Акабанэ сын. Местом, куда мы всегда можем вернуться.        Искренняя любовь и нотка эгоизма. Такое возможно?        Йоко ощущает странное желание рассказать Мотидзуки-чан больше, чтобы она могла соответственно и больше узнать. Лучше понять Карму в том числе. У неё же должны быть какие вопросы. Улыбнувшись, Акабанэ вновь подхватывает под локоть Мотидзуки и затаскивает в магазин. Почему-то эта девочка вызывает желание делиться чем-либо. В её глазах искренний интерес, не поддельный, с готовностью сопереживать другому человеку. Да уж, в семье подстёбщиков Акабанэ эмпатия развита не лучшим образом. Может, с Кармой всё немного иначе? Может, он отличается от Йоко и Кохэку и тем, что предпочитает в своё окружение искренних эмпатичных людей? Задумчиво пробегается взглядом по продуктам. Она и сама не так хорошо знает сына…       — Но… — Беатрис снова привлекает внимание госпожи Акабанэ. Она сказала спрашивать без лишних формальностей, так что, набравшись смелости, Беатрис спрашивает. — Почему тогда вы так редко бываете в Японии? Вы же почти не видитесь с Кармой…        Беатрис очень старается сказать последние слова попроще, чтобы случайно не прозвучало как упрёк. Да и Беатрис уже не осуждает родителей Кармы. Раньше мелькали такие мысли, что всё это как-то неправильно. Сейчас немного иначе. Просто хочется понять ситуацию лучше. И, усмехнувшись, Йоко-сан отвечает:       — Скажем так…        Япония, где Йоко прожила до окончания университета в 22 года, – место, от которого она устала. В этих местах, где не приняты татуировки, которые ей кажутся просто потрясающими, где люди неприлично шепчутся за её спиной, указывая на её красные волосы, где нужно кланяться по поводу и без, держать манеру разговора… Наверное, кто-то восторгается культурой своей страны, её этикетом. Да, в этом есть интересные моменты. Но Йоко так это надоело. Ей нравится говорить прямо, смотреть в глаза, выглядеть, как в голову взбредёт. Так в молодые годы Йоко в Японии всё ещё сохранялась одна максимально дурная манера… Некоторые родители старой школы жизни были склонны выдавать своих детей замуж самым традиционным способом – через сваху накодо. Брак по сговору родителей в Японии называется о-миаи-кэккон. Приверженцами этого были и родители Йоко.       — Вас хотели выдать замуж через накодо? — сжимает плечи Беатрис, отвлекаясь от продуктов и вообще в данный момент не думая о том, что надо купить. Акабанэ кивает, задерживая внимание на овощах и думая, что сегодня можно приготовить.       — В моём детстве эта практика ещё была популярна. Через накодо семьи получали полную информацию друг о друге: репутации, происхождении, достатке и прочих деталях. И если родителей всё устраивало, они давали добро на встречу своих детей и их дальнейшую свадьбу. Я знаю и тех, кто так создал прочные союзы. У этой практики есть свои плюсы. В наше время это используют, только чтобы получить информацию о потенциальных женихе или невесте. А кто-то, уверена, может до сих пор использовать этот способ, чтобы найти партию своему ребёнку.        Беатрис прикусывает губу. Она бы не удивилась, используй её отец для неё такой метод. Закинув несколько упаковок овощей в корзинку, Йоко оглядывается на Мотидзуки.       — На чём я остановилась?        Когда родители Йоко только известили её о своём решении использовать о-миаи-кэккон, она даже не думала идти против них. Она выросла в достаточно ограниченной консервативной семье. Родители были готовы даже её красные волосы красить в тёмный цвет, чтобы она несильно выделялась – останавливал их от этого дедушка Йоко, от которого она и унаследовала цвет волос. Добрейшей души человек и единственный из семьи Йоко, по кому она сильно скучает до сих пор.        А потом, в университете, Йоко встретила Акабанэ, с которым они сблизились безумно быстро. Безумно… То, что происходило между ними, было чистым безумием. Не любовью, нет, голой живой страстью. Кохэку никогда ничего и никого не боялся. Остроумный, сильный – просто встречаясь с ним взглядом Йоко была готова бросить весь мир, сжечь его в огне, сорваться в пропасть, лишь бы, пропади всё пропадом, с ним! Йоко впервые почувствовала себя эгоисткой по отношению к своей семье. Это было лучшее чувство в её молодые годы. Кохэку же не знал, почему эта красноволосая ведьма завладела всем его вниманием, но он до боли вжимал её тело в своё, грубо кусая пухлые губы. Вся такая внешне покорная, внутри она горела, была готова сорваться с места в долгий путь к неизведанному. С ней в нём разгоралась жажда путешествий, знаний, ему хотелось открыть ей мир, о котором она и не задумывалась. О котором не думал он сам.        После выпуска из университета Йоко готовилась к тому, что родители отправят её знакомиться с женихом. Она до сих пор не знает, как Кохэку узнал об этом. Йоко надеялась просто молча исчезнуть из его жизни. Согласилась, когда он решил подвезти её до дома. Они вместе пели любимые песни, ей хотелось рыдать сквозь смех. И тут он привозит её в местный муниципалитет по месту жительства подавать заявление. Да, откуда и как он достал все её документы, она тоже не имеет ни малейшего понятия – возможно, руку к этому приложил любимый дедушка. Если по-честному, Кохэ просто украл её из под носа родителей, уже выбравших ей партию. Безумие. Всё, с момента встречи с Акабанэ, безумие. Йоко уверена, родители до сих пор ей этого не простили. Только дедушка до последнего мига был счастлив за неё…        Кохэ показал ей, что значит жить, не подстраиваясь под общество или чьи-либо желания. Однажды опьянев от вкуса свободы, Йоко уже не может от неё отказаться.        Мысли о беременности в своё время и вдохновляли, и пугали её. Йоко думала, не привяжет ли рождение сына её к дому Японии. Возможно, она просто всегда была той ещё эгоисткой и высокомерной стервой. Как быть хорошей матерью и не потерять себя? Примерные мамочки бы хмурились и кривились, знай они, как Йоко "воспитывала" сына. Своего Карму.        В жизни Йоко было слишком много опеки и правил. Этикет, манеры, как вести себя, как говорить, отвечать, куда ходить, с кем общаться. А она всегда считала, что свобода выше установок. Вот пусть лучше сын будет свободным, чем под бесконечным надзором надоедливых предков. Йоко знает – Карма похож на неё. Только отчего-то уверена, что, в отличие от неё, он не бросит свою страну из-за её недостатков. Карма куда умнее её. Это правильно: дети должны быть умнее родителей, они новое поколение, а каждое новое поколение должно превосходить предыдущее. Бред, правда? Но с взрослением сына, с наблюдением того, как он уверенно принимает какие-то решения самостоятельно, несмотря на проблемы.. Йоко начала в это верить.        Одна проблема осталась… Жёсткий контроль родителей Йоко над ней… И фактически пренебрежение ею и Кохэку жизнью Кармы… Это всё крайности. Госпожа Акабанэ не сразу это поняла. Что жить крайностями – плохая затея. В таком огромном мире разве можно посчитать что-то однозначно верным? Где существует столько религий, столько мировоззрений. А она, отталкиваясь от своей жизни, решила, что для Кармы лучше обратное.       — Я не хотела, чтобы его детство было похоже на моё, — честно признаётся Йоко, когда расплачивается на кассе и они покидают супермаркет, держа по пакету продуктов. Мотидзуки-чан слушает её внимательно, не перебивая. — Но, боюсь, по итогу нас не было рядом, когда он в нас по-настоящему нуждался…        Йоко иронично усмехается. Она никогда этого не забудет… Не забудет страха, похожего на который не испытывала и уже не испытает никогда. Страха, что твой маленький мальчик мёртв. Она так легкомысленно оставила его… Йоко даже не знает, как именно он пережил тот ад. Грёбаный Акабанэ-кун… Не подозревала, что он самый настоящий монстр. Думала, плевать на те же тренировки – если Карму всё устраивает, почему нет. Но это… Как он выживал один в убежище? Никогда не забудет его опустошённый взгляд в тот день, когда они забрали его оттуда… Из места, где буквально стоял смрад смерти. Однако уже этого она не расскажет и этой милой Мотидзуки-чан.       — Скажите… — в голосе Беатрис чувствуется внезапная прохлада, какая-то строгость, отчего Йоко тут же впивается в неё внимательным взглядом. Девочка неожиданно смело и как-то… отстранёно смотрит ей в глаза. — Оправдано ли, что ничего не изменилось?        Они останавливаются. Йоко не озвучила сокровенных мыслей, но этого оказалось и не нужно, чтобы Мотидзуки задала такой обличающий меткий вопрос. Госпожа Акабанэ вдруг расхохоталась, что Беатрис вздрагивает и смущённо косится на прохожих, кидающих на них недовольные взгляды. Ох, да эта девочка интересней, чем Йоко думала! Судя по всему, она не знает, что пережил Карма, но, опираясь на одни слова Йоко, она обратила внимание только на то, что кое-что не изменилось, даже если сама Акабанэ говорит об этом как об ошибке. Мотидзуки-чан такая по-наивному милая, а может задать столь бестактно резкий вопрос. Йоко определённо это нравится. Хочется отвечать этой девочке честно.       — Знаешь, Мотидзуки-чан, в детстве мне совсем не повезло со школой~ — Беатрис непонимающе чуть хмурится, Йоко усмехается и продолжает: — Мои одноклассники были теми ещё придурками, а сенсей только и делала, что оправдывала издевательства.        Йоко могли бы назвать злопамятной, но подобное просто имеет свойство впиваться в память.        "Эй, посмотрите на её красные волосы!" — одноклассник со спины вдруг хватает её за волосы и больно дёргает на себя, что Йоко едва не падает и болезненно шипит. Он привлекает внимание других мальчишек. — "Такой цвет странный! Точно же красится!"        "Советую тебе покраситься…" — цедит сквозь стиснутые зубы красноволосая. — "Хоть что-то сделаешь с башкой, которой совсем не пользуешься".        Её постоянно дёргали за яркие красные волосы. Буквально никак не могли успокоиться. "Что такое?" — ухмылялась Йоко. — "Влюбился, раз не можешь отстать от меня? Сразу бы сказал, что в любви признаться хочешь". После подобных слов насмех поднимали уже не её. А девочки? Те и вовсе могли прицепиться если не к внешности, так к её имени.        "Слышала? Её имя пишется как «дитя океана»!"        "Ахах, так и валила бы за океан – только там ей и место!" — они прекрасно знали, что она их слышит. Кидали на неё насмешливые взгляды, как сталкивались с невинной улыбкой:        "Мне есть место хотя бы за океаном, а вы, с вашим «высоким» юмором, не нужны и шимпанзе в зоопарке".        "Ах, ты!…"        "Ой, простите! Шимпанзе намного умнее, зря я их так оскорбляю".        Единственная причина, по которой Йоко не избивали за такие слова прямо в школе, учительница. Она всегда успевала вовремя – наверняка просто знала о конфликтах. Только вот… Осуждающие взгляды она бросала именно на Йоко. У неё были свои любимчики, и Йоко не была одной из них, поэтому чаще попадала под раздачу жалоб. Ей так и не повезло встретить достойного учителя. Не было того, кто мог бы помочь прекратить издевательства. Йоко была маленькой и тоненькой, с этими красными волосами… Ни физической силы для защиты, ни товарищей, что будут на её стороне. Всё, что у неё было, это острый язычок. И она резала словами безжалостно и со вкусом.        Что же за день сегодня такой… В голову так и лезут воспоминания.       — Когда родился Карма с моими красными волосами, я вдруг подумала… Он будет моим возмездием. Он не побежит от издевательств сверстников, он будет сильнее их, умнее. Он – Карма. И каждому, кто попробует причинить ему вред, вернётся вдвойне. — В глазах Акабанэ мелькает искра пламени, и она хмыкает, сейчас не глядя на напряжённо сжавшую плечи Беатрис. — Я была молода, самоуверенна и эгоистична – не думала, что взваливаю нечестный груз на сына. Веришь, он и правда никому не позволял над собой издеваться. Но, кажется… Я лишила его чего-то важного.        Беатрис не отводит взгляда от госпожи Акабанэ, не знает, что ответить. От таких слов даже как-то хочется пожурить Йоко, но Беатрис не сделает это как в силу воспитания, так и в силу того, что Карма бы за это спасибо не сказал.       — Девушки, вы тут уже долго стоите, да с пакетами, — Йоко с Беатрис переводят взгляды на подходящих мужчин.       — Давайте поможем вам донести?        Беатрис чуть наклоняет голову. Иностранцы?.. Что они делают в этом районе? И японский хороший. Обращает внимание на униформу и чуть ведёт взглядом в сторону, замечая грузовик у супермаркета. Доставляли товар? Мигранты?       — Они не тяжёлые, спасибо, — легко улыбается Йоко, склоняя в благодарности голову.       — Нет, мы не можем пройти мимо, — настаивают они, и Беатрис хмурится.        Она вообще не помнит, чтобы вот так, ни с того, ни с сего на улицах Японии до кого-то докапывались простые прохожие. Для ценящей личное пространство Японии это неуместно и невежливо.       — Что ж, тогда прекрасно! — вдруг довольно улыбается Йоко, и Беатрис непонимающе на неё смотрит. — Мой муж так не любит, когда я таскаю пакеты одна, вот стоим и ждём его из-за этого.       — Ждёте мужа? — уточняет один из троих мужчин, пока двое других переглядываются.       — Ну да~ — мило улыбается Йоко. — Уверена, он будет рад с вами познакомиться! Так приятно видеть мужчин, не готовых оставить слабых девушек нести пакеты.        Йоко-сан говорит так уверенно, что даже Беатрис на секунду поверила, что вот-вот покажется Акабанэ-сан, отчего кидает взгляд в сторону. Но, кроме всё тех же редких прохожих, старательно не смотрящих в их сторону, никого нет. Разве что мерещится, будто вдали за углом дома кто-то стоит… По спине Мотидзуки проходятся холодные мурашки. Снова?.. Вспоминает Карасуму-сенсей. Он обещал подключить своих агентов. Всё будет хорошо…       — Необязательно ждать мужа, — делает шаг к Акабанэ наиболее настойчивый мужчина с коротко-стриженными тёмными волосами и смуглой кожей. — Мы и сами можем вам помочь, подвезём вас. Уже нам будет приятно помочь таким красивым девушкам.        Он протягивает руку к алым волосам женщины, но Йоко не успевает отклониться. Перед ней вдруг оказывается Мотидзуки-чан, резко поднявшая руку так, что она тыльной стороной ладони касается запястья мужчины, чем не даёт ему протянуть руку ближе. Внутри Беатрис затаилось напряжение, нотка страха, но преобладает раздражение, почти что злость. Терпеть не может, когда вот так протягивают руку к волосам… Мужчина хмурится, когда сталкивается с насыщенными зелёными глазами, которые исподлобья обжигают его неясным огнём. Не успевает среагировать. Миловидная брюнетка опускает руку, и он автоматически убирает свою. Сложив перед собой руки, в левой продолжая держать пакет, она вежливо улыбается и слегка кланяется.       — Извините. Мой отец – сотрудник министерства обороны. Он очень не любит, когда я общаюсь с посторонними людьми. Боюсь, может сильно разозлиться. Не будете против, если мы пойдём?        Мужчины хмуро переглядываются. Сложно сказать, правдивы ли слова этой девушки, но нет чувства, что она врёт, и настораживает это всё. У одной муж скоро тут будет, у второй отец из министерства обороны… Правда или нет, но проблем совсем не хочется – простое знакомство того явно не стоит.       — Да, конечно, извините за настойчивость…        Йоко и Беатрис с улыбками кивают и спешат покинуть общество иностранцев. Акабанэ вновь скрещивает их свободные руки в локтях и наклоняется к уху Беатрис, тихо игриво замечая:       — Отличное исполнение, Мотидзуки-чан!       — Вы сообразили быстрее меня, — улыбается в ответ Беатрис.        Говорить о том, что и правда есть агент министерства обороны, который так для неё важен, пожалуй не будет… Вопросы, касающиеся класса убийц, нужно обходить стороной.       — Годы опыта, — пожимает плечами Йоко и выпрямляется. — Нужно уметь использовать слова, чтобы избегать лишних неприятностей. Как-то в Америке сбежала от Акабанэ в клуб, только ему ни слова! — заговорщически подмигнув издавшей смешок Беатрис, Йоко продолжает: — Там ко мне прицепился ну такой настойчивый тип! Я и давай его заваливать: сразу сказала, какие люблю драгоценности, что ем только в ресторанах, а готовить ненавижу. Такие условия начала выдвигать, что он сам начал от меня отвязываться, — Беатрис не сдерживает лёгкого смеха, представляя эту ситуацию. — Запомни: хочешь отшить мужчину, изображай самую меркантильную стерву, каких свет не видывал!       — Запомню, — кивает Беатрис. И правда.. Порой слова надёжнее. Йоко отстраняется, достаёт телефон и смотрит на время.       — Мальчики нас, наверное, потеряли. Поспешим, Мотидзуки-чан. Надеюсь, Карма приободрился – надоели конфликты.        Беатрис вновь украдкой смотрит на Йоко-сан. Она невероятная женщина. Красивая, стильная, яркая, в то же время мягкая, но и саркастичная и решительная. За маской показательной покорности скрывается наблюдательная и умная женщина. Но… Что-то не так. В её словах, том, как она формулирует мысль. Кажется, она жалеет об упущенном времени рядом с сыном, переживает о совершённых в его отношении ошибках… Вроде, даже как-то оправдывается моментами. Но в полуулыбке-полуухмылке нет раскаяния.        Как и Карма… Йоко-сан совсем не эмпатичная. Акабанэ-сан такой же?        Беатрис уверена, Йоко-сан понимает головой, что была в чём-то не права. Однако внутри.. её всё устраивает. Думает, что своими действиями причинила вред Карме, но гордится тем, каким его видит. Словно так и надо. У Беатрис такое чувство, что она ещё не всё понимает…       — И ещё, дорогая, к слову о Карме, — хитро ухмыляется госпожа Акабанэ, смотря на Беатрис, что вопросительно приподнимает брови.       — Да? — немного переживает, что может сказать Йоко-сан. Госпожа Акабанэ наклоняется к ней и подмигивает:       — Не делайте меня бабушкой рано, я слишком молода.       — А?… — Беатрис вспыхивает яркой краской, и госпожа Акабанэ ещё довольнее ухмыляется.       — Я всё понимаю, сама от Акабанэ буквально оторваться не могла. Карму я родила рано, как понимаешь, — мурлычет Йоко, вгоняя Мотидзуки-чан в краску до самых ушей. Очаровашка~       — Н-нет, я… Он… То есть…       — Конечно-конечно, так у него не только глаза Акабанэ, но и моя внешность – не устоишь.        Господи, у Беатрис нет ни одного вопроса к семье Акабанэ, кроме: "Когда я перестану краснеть?!" Йоко просто не может усмирить в себе азарт, продолжая сладко нашёптывать юной Мотидзуки некоторые развратные вещички… Воспитание не позволит девочке перебить Йоко, а уж Кохэку научил её играть на этом воспитании японцев. Мысленно Беатрис извиняется перед Ириной-сенсей за то, что считала её извращенкой… Она такая не одна!

***

      — А мы с Мотидзуки-чан сходим в магазин. Смотрите, мальчики, будете драться, ничего не сломайте – я убираться не буду.        С этими словами мама утаскивает Бетс из комнаты, Карма успевает только словить растерянный и отчасти беспокойный взгляд Беатрис. Ну, в теории, её жизни ничего не должно угрожать…        Усмехнувшись, кривя уголок губ, Карма переводит взгляд на отца, что поднимает с пола прилетевшую ему в лицо подушку и проходит в комнату. За такой десятибалльный бросок Карма был готов объявить Бетс героем дня и лучшей убийцей класса Е. Жаль, не снять было такое на видео – лицо отца было бесподобно. Но теперь придётся терпеть его серьёзную мину и не менее серьёзные разговоры. Только о чём? На взгляд Кармы, всё и так ясно.       — Кажется, это предназначалось тебе.        Карма с вопросом выгибает бровь, как ему по голове прилетает подушкой. Распахивает глаза, сталкиваясь с ухмылкой отца, что спокойно кидает уже ненужную подушку на кровать.       — Детский сад, — фыркает Карма, рефлекторно отряхивая волосы, и иронизирует: — Хоть полегчало?       — Определённо, — серьёзно кивает Кохэку, и Карма скептично на него косится. — Теперь поговорим.        Заявляется, значит, отец, ударяет сына подушкой, а потом с самым серьёзным видом хочет поговорить. В семье Акабанэ проблемы с головой точно передаются по наследству.       — Я не считаю наш разговор законченным, — отмечает Кохэку, видя, что Карма считает тему закрытой.        Акабанэ-младший сжимает в кулаки ладони скрещённых на груди рук. Что ещё? Опускает подбородок, позволяя чёлке несильно прикрыть глаза. Если так подумать, Карме всегда не хватало сдержанности. Возможно, самое время об этом подумать? Он легко срывается, легко заводится и тяжело отходит. Быстро отходит, только если оппоненту хорошенько достаётся. Раздражённо выдохнув, Карма негромко бросает:       — Я слушаю.        И когда Карма стал говорить тоном бывалого политика? Снизошёл до отца и решил уделить ему немного времени. Кохэку даже забавляет мелькнувшая в голове ассоциация. Он встаёт у кровати напротив сына, что стоит, привалившись спиной к стене, и, не думая об этом, повторяет его позу: скрещивает на груди руки.       — Я не во всём был прав, — без предисловий говорит Кохэку, и уже от этих слов Карма напряжённо замирает. Его отец – и признаёт, что был не прав? Снег пойдёт посреди лета? — Ты вырос самостоятельным мужчиной и можешь сам принимать решения.        Карма пристально смотрит на отца, пытаясь понять, в чём подвох. Кохэку, в противоположность, расслаблен. Йоко сказала ему попытаться быть с сыном честным – на этих словах они оба синхронно иронично усмехнулись. Быть честным… В семье Акабанэ этому не так просто выучиться. Не в смысле, что они лгут. В смысле, что они манипулируют, играют словами, мешают смыслы. Они скажут, не солгав, но ответят ли честно? Красноречие можно использовать по-разному. В семье Акабанэ щепетильно оберегают свои тайны.       — Я не рассказывал тебе о дедушке? — интересуется Кохэку, хотя прекрасно знает ответ. Приглашает Карму таким образом к диалогу.       — Нет, — безразлично отвечает. — Вы мне о своих предках никогда не рассказывали.        По тону очевидно, что Карме это и неинтересно. Он знает своих родителей – ему этого хватает. Знал брата отца и его семью… Но слова не слышал что о родителях отца, что о родителях матери. Ни одной фотографии, никаких историй из прошлого. Разве что… В детстве, вроде, мама упоминала, что своих родителей увидеть не стремится. Карма в детали не углублялся.       — У нас с Йоко было непростое детство, о которым мы оба предпочитаем не вспоминать, — объясняет молчание Кохэку. Карма сухо хмыкает. У него такого тоже хватает. Собственно, как у многих других. Дальше что? Карма не требует, чтобы родители рассказывали ему о чём-то, что в его нынешней жизни не имеет значения. Хотя… Не имеет ли? — Ты задумывался, почему мы не держим связь с твоими бабушками и дедушками и не навещаем их?       — Кроме того, что вы законченные эгоисты? — ухмыляется Карма, и в тон ухмыляется Кохэку. Кто бы тут говорил.       — Кроме этого, — кивает.       — Ничего особенного, — уже серьёзнее пожимает плечами Карма, прикрывая глаза. — Зная вас, не удивился бы, что у вас просто дерьмовые отношения.       — Не без этого, — соглашается Кохэку, — но в случае моего отца – он умер задолго до твоего рождения. Мать… — Акабанэ-старший хмыкает. — У неё своя жизнь. Возможно, она ещё жива.        Возможно? Карма вновь скептично изгибает бровь. К чему вообще этот разговор и какое отношение имеет к словам отца ранее на тему возможной легкомысленности и безответственности Кармы? Кохэку смотрит привычно с напускной строгостью – если честно, у него просто такой взгляд, – ненадолго останавливается. Смотрит на сына – он уже вполне сформировавшаяся личность, он рано повзрослел. И всё же он остаётся подростком, который может совершать ошибки. Кохэку не нравится идея совсем уж влезать в его дела. Карма мужчина и как мужчина должен нести ответственность за свою жизнь, быть самостоятельным. Кохэку не видит ничего особенного в том, что сын предоставлен сам себе. Но… Моментами не может промолчать. Когда сын влезает в непомерно серьёзные драки, по-настоящему нанося увечья другим людям, Кохэку невольно видит в нём своего старшего брата Аруто. Эта жестокость ненормальна. Не самозащита, а действительно жестокость. Ещё большая проблема в том, что эта жестокость идёт даже не от Аруто… А от отца Кохэку и Аруто.       — Я рад, что ты не знаешь своего деда, — сухо бросает Кохэку, и в этом звучит нечто такое, будто бы старший Акабанэ считал своего отца мёртвым задолго до его физической смерти. Карма поджимает губы. — Считаю, что и незачем его знать, но Йоко настаивает, что поговорить об этом нужно.        Мамин авторитет для отца неоспорим. Карма приподнимает уголок губ в подобие улыбки. Знать о дедушке, по её мнению, важно? Что ж, слушать и делать выводы, как использовать полученную информацию, Карма умеет о~очень хорошо…        Кохэку рассказывает сухо, будто зачитывает строчки какого-то документа, всего лишь пробегается глазами по новостной ленте, из которой вычленяет только общие детали, или банально читает некролог. Карма хорошо знает своих родителей сейчас – что им нравится, какими они могут быть, каковы их повадки. Они не близки, но в то же время считают друг друга семьёй. Однако когда речь заходит о чувствах и прошлом, то тут они словно чужие. Всё, что Карма знал о предках своего отца, это что родом они не из Токио, а из того самого города, что погиб под натиском цунами – хотя сейчас, всего через несколько лет, город восстановлен. Слышать о своих родственниках для Кармы странно. Бетс расстраивалась, что отец ничего не рассказывал о своей семье, семье мамы – Беатрис не знает, есть ли у неё в Японии бабушки-дедушки, ничего не знает о том, есть ли у неё родственники в России. Должны быть, они же настояли на похоронах Мальвины на родине, но… Беатрис ни о ком не знает, кроме своего отца. Карма не испытывает подобной тяги к своим "корням". Одни родственники когда-то были для него важны. Это время прошло, и их больше нет. С тех пор младший Акабанэ вообще сохраняет уверенность, что никто ему лишний раз не нужен. Своих людей слишком легко потерять. То из-за их гибели, то из-за предательства… Впрочем, для Кармы это одно и то же.        Дед Кармы тот ещё сукин сын. Врагов у него было – не позавидуешь. Кохэку не вдаётся в подробности. Рассказывает, что его отец занимался незаконными делами, сколько Кохэку и Аруто себя помнят. Держал бизнес, мастерски обдуривал клиентов, бросал на огромные деньги и всегда умудрялся выходить сухим из воды. Женился он не из большой любви, бабушка Кармы женщина расчётливая и безжалостная – подсказывала, как избавляться от ненужных свидетелей, конкурентов, недовольных с длинным языком. Та ещё криминальная парочка, но которой не будешь восхищаться, как нынче восхищается молодёжь в кино, да манге. Их связывал бизнес. Их связывали деньги. Их связывало наслаждение жестокостью. Для маленьких Кохэку и Аруто дом был чёртовым притоном. Гогочущие "товарищи" родителей, точно пропахшие сигаретным дымом стены дома – да даже постельное бельё, на котором спали мальчики, провоняло табаком, – тошнотворный запах алкоголя, который тупо не успевал выветриться. Кохэку может поклясться, что от его одежды несло этой мерзостью настолько сильно, что это чувствовали прохожие.        "Эй, Кохэку!" — вспоминается шёпот Аруто, когда Кохэку вернулся домой с прогулки – вышел погулять и старался не возвращаться домой так долго, как мог. — "Зацени!" — старший брат с довольной лыбой извлёк две банки пива.        "Это ещё что?" — кривился Кохэку, которого даже от упоминания алкоголя тошнило – "друзья" отца нажирались так, что на них и смотреть было отвратно. — "Мерзость. Убери это от меня".        "Не строй паиньку!" — Аруто открывает одну из банок с шумным для детской комнаты щелчком, который, тем не менее, теряется на фоне доносящегося с нижнего этажа шума. — "Интересно же, что это".        Аруто, не ожидая ответа младшего брата, припал к банке и с энергичным "кхаа!" заявил, что это вкусно. Кохэку косился на брата недоверчиво, но всё же сделал глоток… Чтобы чуть не блевануть – чёрт, какая же гадость! "Слабак!" — хохотал Аруто.        Из-за родителей проблем у братьев было много. Даже если родители выходили сухими из воды, слухи ходили красочные и подкреплённые чьими-то рассказами. Соседи шептались, что держаться от семьи Акабанэ надо подальше. Вызывать полицию было просто бесполезно, да и те времена были… Небезопасными. Также, хоть мать и отец Кохэку и Аруто не были членами якудза, связи имели и там. Сколько же на эту тему сплетничали в школе мальчиков. Аруто, в тон своему отцу, проявлял ненормальную жестокость, избивая сплетников, ломая им конечности, а потом гордо обсуждал это всё с отцом, что лишь смеялся и трепал волосы старшего сына. Мерзость. Эта бесчеловечность вызывала у Кохэку только отвращение. Но и ему было нужно защищаться… Так он выучился манипуляциям. Угрохав все нервы, выпросил у жадной до денег матери диктофон. Если из того, чему отец научил Кохэку, было что-то полезное, так это понимание того, что информация стоит дороже всего остального. У кого есть информация – тот контролирует ситуацию.        В те годы жизнь была сплошной русской рулеткой. Нет, правда, это так и ощущалось. Заряженный парой пуль револьвер – приставляешь к виску и готовишься. Убьёт или появится шанс выжить? Напряжение стало частью детской жизни Аруто и Кохэку – мысли о том, что на них могут напасть из мести, столкновения с попытками издевательств в школах, да и родной дом ни разу не безопасное место, а подобие свалки для алкоголиков. Кохэку никогда не забудет острое чувство стыда, которое прятал за маской хладнокровия, когда учительница, мягко улыбаясь, позвала его к себе после уроков и постаралась осторожно вызнать, почему от него пахнет спиртным и сигаретами. От тошнотворного запаха было не отмыться. Но сгорать со стыда только предстояло: Кохэку не успел обдумать оправдание, как в кабинет ворвался Аруто, и, узнав причину вызова младшего братика к учительнице, ухмыльнулся и беззаботно выдал:        "Так родители регулярно бухают и накуриваются со своими приятелями. Конечно, пасёт от нас всяким дерьмом".        "Брат!" — рыкнул Кохэку, Аруто в ответ лишь хмыкнул, насмешливо глядя на опешившую учительницу:        "Что будете делать, сенсей? Расскажете об этом директору или просто пустите слушок?"        Аруто привык бросать вызов. Кохэку привык прикрывать его проблемную задницу. Но в тот день сбитыми с толку остались они оба. Учительница, в чьих глазах были заметны слёзы, молча достала из сумки новую упаковку каких-то благовоний. Отдала им и посоветовала их зажигать дома. И действительно… Аромат благовоний хоть немного развеивал смрад в комнате мальчиков. Аруто отмахивался, считая, что это ни к чему. Кохэку, напротив, с того дня начал тратить на самые разные благовония карманные деньги. Отец с матерью то и дело праздновали успешные дела. Шум в доме Акабанэ не стихал. Учительница однажды приходила к ним, но отец с матерью смогли всё уладить по-своему. На следующий день их добрая сенсей уволилась.        Разумеется, сила не всегда смогла бы быть на стороне семьи Акабанэ. Однажды они столкнулись с более информированными и влиятельными людьми. Единственная причина, по которой на фамилии Акабанэ нет пятен, в том, что что отец Кохэку и Аруто нашёл, на кого свалить вину.        За это он был убит наёмным убийцей.        Карма хмурит брови, на его виске появляется испарина. Вся эта история кажется дрянным сюжетом дешёвого триллера. Кохэку равнодушно рассказывает о том, как его мать сбежала с деньгами, оставив детей на попечение бабушки с дедушкой в Токио. Мальчикам и там особо рады не были – родственники хотели жить своей жизнью, а не воспитывать детей, – но вырастить вырастили. Тогда многое определилось. Аруто, как стало возможным, вернулся в родной город и решил использовать свою силу, чтобы зарабатывать деньги. Кохэку остался в Токио, поступил в университет, где встретил Йоко.        Пока ненадолго воцаряется тишина и Карма обдумывает услышанное, Кохэку следит за нечитаемым выражением лица сына. Сына, которого отдал на воспитание Аруто – а ведь на нём столь сильно отпечатались повадки отца. Братья долго не виделись, редко общались – поэтому Кохэку не знал, насколько по-разному на них повлияло такое детство, что Аруто стал более безобидной, но всё же версией их отца. Даже как оставил на брата Карму, Кохэку с Йоко так редко навещали их, что не было возможности заметить, что что-то идёт не так. Даже сложно сказать, насколько плохо или неплохо всё сложилось…        Аруто – родной старший брат Кохэку. Он прекрасно знает, что они оба пережили не детство, а какой-то свинарник с бухими людьми, грязью, продажностью и постоянным чувством напряжения. Так ещё и их отца, всегда умевшего избежать опасности, в итоге настиг наёмник. Не удивительно, что Аруто вечно чувствовал опасность отовсюду, во всём мире. Страх, что, при всей силе, ты не остановишь пулю или действие яда. Кохэку понимает эти страхи. Понимает Аруто как брата, с которым пережил это дерьмо. Понимает как человека, боящегося за себя и близких.        Но остаётся непреклонен.        Аруто бросил сына Кохэку, своего племянника. Да, он был сильно травмирован потерей семьи. Но Карма не был в этом виноват. Кохэку не простит этого. Плевать. Кохэку никогда не был идеальным. Плевать, что он сам не меньшее чудовище, раз так легко отказался от брата, когда тот в нём, возможно, нуждался. Всё, что осталось важно для Кохэку, – его семья: Йоко и Карма. Осознания, что Аруто может причинить им вред, достаточно, чтобы вычеркнуть этого человека из своей жизни, и никакие кровные узы не будут иметь значения. В семье Акабанэ людей от себя отрезают безжалостно и без раздумий. Это тоже семейное.       — При чём здесь я? — разрывает тишину Карма.        Они встречаются взглядами. Такое прошлое отца заставляет Карму задуматься. Он считал многие желания отца неразумной блажью. Все эти путешествия, какие-то рискованные развлечения… Наверное, впервые действительно понимает отца. Вырваться из такого дерьма… Тут уж точно срываться куда угодно, наслаждаясь свободой, которую заслужил. Но… Почему это важно в контексте раннего разговора? Карма так легко не выбросит из головы: что именно отец хочет связать?        Кохэку не отвечает сразу. В тот день, когда старшие Акабанэ узнали, что их сын попал в класс Е за беспричинное избиение ученика – да какое: сломал парню руку, ногу, да повредил рёбра – Кохэку казалось, что всё внутри сводит напряжением. Он настолько сильно вышел из себя, пытался поговорить с сыном, что на это лишь мрачно язвительно усмехался. Вывело из себя достаточно, чтобы Кохэку сорвался и выгнал сына из дома. После этого, погружённый в себя, он молчал, пока Йоко не прошла мимо ближе к зеркалу, закрепляя шпильками кичку, и не услышала его неосмысленный шёпот: "Карма напоминает мне моего отца".        Тогда они с Йоко впервые в жизни чуть не поссорились. Она свела на переносице брови, выразительно скривилась и развернулась столь резко, что ещё не до конца готовая кичка рассыпалась, и шпильки попадали на пол. Йоко стоило больших усилий не сорваться. Она сжимала кулаки, закрыла на секунду глаза, собирая злость в кулак, хотя Кохэку вполне был готов к первой в его жизни пощёчине. Но Йоко не собиралась следовать канонам слезливых дорам. Она сделала глубокий вздох, скрестила руки на груди и впилась настойчивым взглядом в мужа.        "Карма – не твой отец. Он другой человек. Нечего сваливать какие-то его проступки на гены и своего отца. Если не прав Карма – скажи ему об этом. Но не приплетай сюда того, кого Карма даже не знает!"        Йоко не кричала, но её твёрдая интонация врезалась в сознание Кохэку выстрелом. Она, чёрт возьми, так права. Кохэку видел в Карме повадки отца не потому, что Карма действительно отражал своего дедушку, а потому что Кохэку так боялся их увидеть, что видел в том, в чём их так ощутимо не было. Коро-сенсей сказал, что Карма защищал слабого. А ведь старший Акабанэ даже не пытался узнать у сына, почему именно он вступил в драку.       — Карма, я хочу тебе лучшей жизни, — выдыхает Кохэку, вдруг чувствуя себя старше на лишний десяток лет. Теперь ему тоже хочется с Йоко в круиз. Наслаждаться морем, лёгким ветерком и чем-нибудь покрепче. — Я был поспешен в своих выводах, однако я не по тебе сужу, говоря о том, что на тебе ответственность за Мотидзуки-сан, если ты влез в её отношения с отцом.        Не по себе судит? Карма вскидывает бровь. Интересно… Неужто отношения уже отца с родителями мамы куда более хреновые, чем он думает?       — Также я не хочу, чтобы ты сел в тюрьму из-за того, что избил и по случайности убил какого-то того не стоящего отморозка.        Карма не меняется в лице, но серьёзно обдумывает слова отца. Задумывается о будущем… Кем хочет быть, каким человеком, какой хочет видеть свою жизнь. Отец прав… Разрушить всё, только потому что не удержал себя в руках… Сомнительная перспектива. Да и запачкать руки из-за какого-то ублюдка…       — Оно того не стоит, — соглашается со словами отца Карма.        Кохэку кивает. Впервые за этот разговор Карма расслабляется. Что ж, во всяком случае, многое встало на свои места. Кидает взгляд на отца. Не думал, что он пережил подобное. Был уверен, что отец многого не понимает, потому не имеет права судить Карму. Как оказалось, в этом вопросе Карма малость зазнался… Возможно, стоит иногда – но только иногда – прислушиваться к предкам.       — Ну… — Карма ухмыляется и отталкивается от стены, упирая руки в бока. — Можешь расслабиться. Я знаю, что делаю.        Кохэку легко улыбается. Нет, юношеского максимализма многовато.       — Уверен? Не хочешь рассказать, что случилось между тобой и отцом Мотидзуки-сан?       — Не-а~ — демонстративно протяжно зевнув, Карма направляется к выходу из комнаты. Забавно, отец, думал, разведёшь его задушевными беседами на ответ? Не так просто. — Это по-прежнему касается только самой Бетс и меня~ — Кохэку хмыкает, идя за сыном и спускаясь с ним на первый этаж. — Кстати, что-то их долго нет.       — Как бы Йоко не втянула Мотидзуки-сан в авантюру, — сухо бросает Кохэку. Словив вопросительный взгляд сына, хмыкает. — Иногда в ней просыпается бунтарка и она сбегает то в клубы, то к "друзьям", с которыми только познакомилась – и уверена, что я ничего не знаю.        Весело, Карма бы посмотрел на такую маму. А вот в отношении Бетс смешно чуть меньше. Спокойствие у отца, конечно, завидное. Хотя… За столько-то лет брака… Карме же слова отца не внушают спокойствия. У Рицу, что ли, спросить, как там Бетс? Ладно, лишним не будет. Только от отца надо отойти – о существовании мисс артиллерии ему знать ни к чему.       — В комнату сбегаю и спущусь, — небрежно бросает Карма, доставая из холодильника клубничное молоко.       — Минуту, о Мотидзуки-сан, — опускает сыну на плечо руку Кохэку. Карма закатывает глаза, сжимает трубочку коктейля губами и отпивает. Настойчивости отцу тоже не занимать. — Мне не надо рассказывать тебе о контрацепции?       — Ха?… — Карма выпускает изо рта трубочку, автоматически чуть сильнее сжимая пакетик молока. Сын с отцом меняются ролями, и уже Карма смотрит на предка скептичным взглядом, который вполне доступно говорит обо всём, что он думает. Но отец выглядит реально серьёзным, и Карма спокойно, но чётко отрезает: — Нет.       — Уверен? — не отстаёт Кохэку. — Если надо, всё объясню.       — Не надо.       — Ты смотри, говори прямо. В конце концов, что-то может быть непонятно. Всякое бывает: что-то может не получиться, не смертельно. Главное, про защиту не забывать, а то ничего хорошего в раннем возрасте не выйдет, — у Кармы дёргается бровь. — И с учёбой проблемы будут, и с работой… Как Йоко тобой забеременела, у нас накрылась важная деловая поездка.       — Рад слышать, что портил вам планы ещё до своего рождения, — мрачно усмехнувшись, скалится в ухмылке Карма. Кохэку с виду максимально серьёзен: смеряет сына бдительным взглядом янтарных глаз и вдруг треплет ему волосы, чем явно доводит до нервного тика.       — Слушай, я говорю тебе о важных вещах. У тебя такой характер, что ты "знаешь, что делаешь", но доводишь человека своими издёвками до суицида.       — Да, пап, я в курсе, спасибо, — насмешливо ухмыляется Карма.       — Поэтому, — как ни в чём не бывало продолжает Кохэку, — запомни важную вещь: со своей девушкой надо быть заботливым. А то раз, и ты уже виноват во всех смертных грехах. Да и надо на учёбе сосредоточиться в вашем возрасте.        Бровь дёргается всё ощутимее, и Карма стискивает зубы, пытаясь вывернуться из под руки надоедливого отца – да что на него нашло?! Уже какие-то свои травмы, полученные в отношениях с Йоко, озвучивает, а Карма тут каким местом?!       — Сам разберусь, — огрызается, на что отец щурится.       — Так в чём-то всё же надо разобраться? Пока я здесь, спрашивай, помогу в любом вопросе.       — Пап, отвали!        Карма изворачивается, широким шагом выходя из кухни в коридор, но отец не отстаёт. Чёрт, как его изгнать, что за хрень началась?! Хлопает входная дверь, привлекая их внимание. Йоко довольно улыбается, ставя на пол пакет и бросая:       — Мы вернулись~       — С возвращением, — реагирует Кохэку, наконец-то отвлекаясь от сына.        Карма переводит взгляд на Беатрис, обращая внимание, что она, разувшись, неловко смотрит в сторону и прикладывает тыльную сторону ладони к щеке, проверяя, не горит ли. Кажется, мама до Бетс всё же добралась… Беатрис украдкой смотрит на Карму в ответ и видит, что его красные волосы небрежно растрёпанны, а в руке сжат забытый своим обладателем пакетик молока.        Йоко весело подходит к мужу и встаёт на носочки, целуя его в челюсть. Они обмениваются хитрыми взглядами, пока подростки обмениваются взглядами людей, переживших пытки. М-да, всё же возвращение родителей Акабанэ абсолютно всегда стресс… Они направляются на кухню, госпожа Акабанэ решает запечь что-то в духовке, после чего все усаживаются в зале посмотреть кино. Йоко и Кохэку выбирают какой-то фильм про эзотерику, Карма закатывает глаза и хочет НЕтактично свалить, но мама с любезной улыбкой напоминает о его треклятом проигрыше на экзаменах и что терпению с тех пор он совсем не научился. С дёрнувшимся глазом он опускается назад на диван, терпя с ухмылками переглянувшихся предков. Беатрис рядом иронично улыбается: странноватые всё же в этой семье отношения…        Два часа спустя фильм наконец-то подходит к концу. Карма едва сдерживал поток замечаний на тему нереалистичности, антинаучности и просто глупости многих вещей, освещённых в кино не в качестве развлекательного контента, а в виде настоящей науки. Какой же бред… Два часа времени потрачено впустую. Слишком много стресса для одного дня. Как бы его скинуть… Задумчиво смотрит вверх, слышит слова мамы, что та хочет сходить в ванную и переодеться. Итак… Сколько времени в запасе?       — Карма? — слегка наклоняет голову Беатрис, как замечает расплывающуюся на его лице ухмылку и вырастающие на голове рожки.       — Пойдём-ка, Бетс… — он встаёт с дивана с пугающей аурой, и Беатрис спешит развернуться к выходу.       — Я, пожалуй, пойду, пока…       — Не-а.        Карма с ухмылкой ловит Беатрис за предплечье и, ничего не объясняя, ведёт её за собой, другой рукой держа телефон и что-то на нём открывая.       — Может, не надо?…        Пусть и не знает, что задумал Карма, Беатрис уже прикидывает, каков шанс, что всё будет в порядке. Сегодняшних неприятных казусов ей хватило на всю жизнь.       — Надо-надо~        Простите, Йоко-сан, Акабанэ-сан… Беатрис криво улыбается и мягко высвобождает свою руку, чтобы взять небольшую бутылку воды. Открутив колпачок, отпивает воды и скашивает взгляд на Карму. Долго держался… Кажется, терпение сдало.       — Ну серьёзно, что ты теперь задумал? — не сдерживается Беатрис, ставя бутылку назад на столешницу.       — Ладно тебе, Бетс, ничего особенного я не задумал, — хмыкает Карма и блокирует телефон. Беатрис скептично выгибает бровь, но Карма это игнорирует. — О чём говорили с мамой, когда уходили? Вас долго не было.        Беатрис в лице не меняется и просто пожимает плечами.       — Йоко-сан спрашивала обо мне, о себе немного рассказывала, — и о страсти между ней и Акабанэ-сан, но такие детали лучше оставить за кадром… Даже вспоминать об этом смущает, щас бы Карме рассказывать…       — Что-то интересное? — вскидывает бровь Карма.       — Мм… — Беатрис задумчиво смотрит в одну точку, прокручивая разговор с Йоко-сан. Для неё всё было интересным. — Смотря, что ты считаешь интересным.       — Это очевидно: то, что я смогу использовать.       — Стоило догадаться.        Они смеются, Беатрис рассказывает о некоторых деталях, в которые её посвятила Йоко-сан – хранить это в тайне она не просила, да и вряд ли была бы против, что Беатрис расскажет что-то Карме. Впрочем.. Некоторые вещи Йоко-сан наверняка не озвучила, а значит, лишнего и без того не скажет. Много же люди в жизни хранят секретов. Какие-то совсем незначительные, могут забыться так же легко, как появились. А некоторые… Висят молчаливым грузом на тех, кому принадлежат, и изредка падают старой книгой с пыльной полки. От философских мыслей где-то минут пятнадцать-двадцать спустя Беатрис отвлекает звонок в дверь. На лице Кармы расплывается ухмылка, в голове Беатрис усердно крутятся винтики, которые пытаются запустить работу мозга, но… Беатрис чувствует себя круглой дурой, пока пялится на пакеты, доставленные из Макдака.       — Эм… Карма… Йоко-сан собиралась готовить обед…       — Ага~        Карма раскладывает булки, наггетсы, картошку, берёт мороженное и протягивает Беатрис. Беатрис читает в этом: "Ешь и молчи". Хочется опрокинуть мороженое на голову Карме и свалить через окно. Но, как назло, не проходит и лишних пары минут, как, привлечённый тем же звонком в дом, господин Акабанэ заходит на кухню с целью узнать, кто приходил. Вопрос не звучит. Кохэку осматривает набор вредной пищи, сталкивается со взглядом сына, что невозмутимо кусает гамбургер и выжидающе смотрит на отца.        Казнить нельзя помиловать.        Кохэку кажется, он может поставить запятую – а то и жирную точку, – не раздумывая и, желательно, до прихода Йоко. Кидает взгляд на Мотидзуки-сан, что стоит как вкопанная и пялится на мороженное в своих руках, которое обхватила ладонями, так, будто оно повинно во всех её бедах. Чёрт, девочка, бросай Карму! Ты с ним поседеешь, не дожив до двадцати. Кохэку прикрывает глаза, сдерживая желание всё высказать. Он взрослый мужчина. Он не выкинет такой херни.       — У тебя десять секунд, чтобы всё убрать, — цедит Кохэку, чудом сохраняя хладнокровие.       — Убрать что? — Карма приподнимает брови. Нет уж, это ещё не нужная часть его шоу.       — Тебе заняться нечем?        Кохэку делает решительный шаг к сыну. Нет, в чём трудность не есть вредную пищу, о которой Йоко может завести многочасовую лекцию? Проклятье, Кохэку ни один человек в жизни себя так не выводил из себя, как собственный сын. Сдать его в интернат для трудных подростков и, наконец, расслабиться.       — О, мам, присоединяйся! — невинно улыбается Карма, игнорируя отца и глядя ему за спину.        Беатрис может поклясться, что Акабанэ-сан дёрнулся, прежде чем развернуться – Йоко-сан со скрещенными на груди руками возникла на пороге кухни как-то тихо и внезапно. Не сразу до Беатрис доходит, что Йоко сняла пояс с шумными монетками. Без этой детали будто не хватает чего-то, настолько естественными кажутся необычные нотки во внешнем виде госпожи Акабанэ. Йоко осматривает еду на столе без улыбки, хмуря идеальные брови и даже нервно постукивая пальцами по предплечью.       — Я предупреждала, молодой человек, что вредной еды в моём доме не будет.       — Да ладно тебе, раз можно~        Госпожа Акабанэ встряхивает алыми волосами и отводит взгляд от сына, считая его неразумным ребёнком с проблемами в плане ответственности – а ранее защищала его по материнской наивности, да. И в данной ситуации веря, что её муж наиболее адекватен и способен выдать ей конструктивный ответ, переводит взгляд на него.       — Акабанэ? — она смотрит исподлобья, и чёлка волос слегка падает ей на глаза, отчего вид невысокой для Кохэку Йоко кажется ему одновременно и очаровательным, и просто жутким.       — Йоко…       — Не ругайся на папу, мам, — перебивает отца Карма, привлекая внимание Йоко и невинно улыбаясь, — он не смог мне отказать в обеде от Мака, уже пообещал помочь в любом вопросе, пока он здесь~        Кохэку чётко ощутил, как нервно дёрнулся глаз, лицевые мышцы свело столь сильно, что ледяная маска застыла на нём не в силах искривиться ни в возмущении, ни в злости. Он впивается взглядом в сына, на чьём лице так и играет коварная усмешка, предвкушение настоящего скандала из ничего. Да, Кохэку сказал, что поможет в любом вопросе, но он не имел в виду вопросов питания фаст-фудом, малолетний ты манипулятор. Эта нелепая шалость, которую и местью назвать гордость не позволит, умудряется грозить атомной войной в стенах дома Акабанэ. Не важно, насколько это абсурдно, Йоко будет задета до глубины души. Кто ж виноват, что когда-то, сбежав от родителей, она на радостях перепробовала столько фаст-фуда за день, что траванулась и неделю не выходила из дома. Почти стала вегетарианкой, но всё же вернулась к мясу, хотя и сократила его потребление. Всякая же вредная пища живёт под строгой меткой табу.       — Вы надо мной пошутить решили? — сухо осведомляется Йоко, которую мутит от одного вида этих вредных булок, сделанных из говна и палки.        Серьёзно, кто-нибудь вообще озабочен тем, из чего сделано вот это всё? Из лучшего мяса и отборных овощей? Ха! Кохэку вздыхает, отводя взгляд от маленького дьяволёнка, уверенного в своей победе в этом заходе. Чёрт с ним. Нет желания спорить из-за этой ерунды.       — Это не стоит воспринимать резко, Йоко, — заговаривает Кохэку привычным деловым тоном, который всякий бизнесмен держит в кармане на случай столкновения с привередливым клиентом. — Поедят раз, ничего с ними не будет.        Своё поражение Кохэку осознаёт, когда сталкивается с холодным взглядом преданной и глубоко оскорблённой жены.       — Не думала, что ты, наперекор моему мнению, поддержишь подобное. У них растущий организм, Акабанэ. Слягут с отравлением – разбираться будешь сам.       — Йоко…       — И часто ты такое проворачивал за моей спиной? — Кохэку не реагирует, не имея желания участвовать в этом фарсе и ещё больше поднимать настроение младшему Акабанэ. — Молчание – знак согласия? Кажется, наши взгляды различаются сильнее, чем мы думали. Не повод задуматься о разводе?       — Опять? — сухо интересуется Кохэку, хотя в прошлый раз именно он был инициатором этой идеи.       — Снова, — невозмутимо отвечает Йоко, сохраняя то же напускное безразличие к разговору.       — Снова искала повод? — хмыкает Кохэку, всё же приподнимая уголок губ в ухмылке.       — И искать не пришлось, — Йоко повторяет за мужем, ухмыляется уголком губ, после чего разворачивается и уходит. — Не отравитесь.        Интонация такая, что, раскладывай еду она, а не Карма лично, Карма бы решил, что еду отравили. Не теряя ухмылки, он смотрит на отца, которому так мелочно, но методично отомстил – нехрен докапываться. Кохэку вздыхает тем самым тяжёлым вздохом, который когда-то издал первый мужчина из-за первой женщины, садится за стол и кидает взгляд на Мотидзуки, что, кажется, поверила в грядущий развод родителей Кармы, судя по её бледности. Не удержав внутреннюю разгорячённую натуру, Кохэку продолжает цирк, сухо кидая сыну:       — Я от опеки откажусь. Не жди, что на неё согласится Йоко.       — Вперёд, я разберусь~ — пожимает плечами Карма, откладывая пустую коробочку от гамбургера в сторону.        Кохэку вновь переводит взгляд на девочку, не имея привычки упускать что-то или кого-то из виду. Она кажется напряжённой, смотрит серьёзно. Поверила или как раз думает над правдивостью? Что ж, хватит с неё на сегодня.       — Мы обсуждаем развод хотя бы раз в пару месяцев, — говорит Кохэку, встречаясь взглядом с Мотидзуки.       — Зачем? — искренне недоумевает она. Кохэку, человеку по природе серьёзному, серьёзный ответ на это дать сложно.       — Есть интерес в том, чтобы бурно обсуждать то, чего никогда не произойдёт, — отвечает он.        Карма хмыкает. Если бы его родители реально могли из-за чего-то поссориться, он бы на это "что-то" посмотрел. Всё это выглядит, как шоу, даже полноценной местью не назвать. Есть только вероятность, что предки решат присылать ему меньше денег, но в нынешнем возрасте это волнует мало. В свои пятнадцать Карма уже кое-что может.       — Ну, ты даже не пытался защищаться, — замечает Карма. — Мог ответить минимум на её вопрос, часто ли такое проворачиваешь, — Кохэку хмыкает.       — Не привык врать жене.       — Мм? — Карма заинтересованно вскидывает бровь, как и Беатрис, и они наблюдают лёгкую ухмылку на лице Кохэку. Он расслабляется, тянется к наггетсу, опуская его в соус, и откусывает, прикрывая глаза. Карма хмыкает. — Сколько лет ты не ел фаст-фуд? — доев, Кохэку спокойно отмечает:       — Не наберётся и полугода. Йоко любит сбегать в клубы и думает, что я не в курсе. А я иногда позволяю себе разную "вредную" пищу – она точно не в курсе.       — Как много секретов в семье, — наигранно цокает языком Карма, разводя руками.        Слишком много. Секретов, которые так малы и нелепы, что и помнить о них глупо, и секретов, которые все так или иначе пытаются в себе похоронить.

***

       Беатрис разваливается на кровати Кармы, не имея не то что сил – желания что-либо делать. За один день, который ещё к концу подойти не успел, она угрохала больше нервов, чем за года. Знакомиться с родителями своего парня таким образом, обсуждать определённо личные вещи, попадать в столь неловкие ситуации… Ничего не может быть как у людей. Карма заходит в комнату за ней, допивая коктейль и замечая, что отец пошёл донимать маму "подобием извинений". Беатрис не стала интересоваться, что это значит. Тихо фыркнув, отворачивается. Иди ты в пень, Карма. Он смеётся с её наигранного недовольства. А ей есть, на что обижаться! Нечестно ставить её в такое неловкое положение, серьёзно. Дьявол.       — Знаешь, Бетс, ты слишком сильно паришься из-за того, что о тебе подумают, — закатывает Карма глаза, садясь рядом на кровать и снова потягивая через трубочку остатки коктейля.        Беатрис слегка сгибает ноги в коленях, приподнимая к себе. Карма повторяет это ей время от времени. Но сказать легче, чем сделать, хотя терпеливыми беззаботными напоминаниями Карма заставляет её задумываться об этом больше.       — Ирина-сенсей вчера сказала мне похожее…        Беатрис вздыхает, признавая, что у неё серьёзные проблемы с самооценкой. С детства под вспышками камер, наблюдает серьёзных людей – коллег отца, – да и теперь все эти важные ученички Кунугигаоки… Сложно легко относиться к своему положению в той или иной компании, в обществе в целом. Репутация дорога. Очень и очень дорога…       — Ты так и не рассказала, как прошло ваше мероприятие, — вспоминает Карма и переводит на подругу взгляд. Она чуть улыбается.       — А ты не рассказал, как посидели с парнями.       — Ничего особенного, — хмыкает, — Сугая классно рисует, в скором времени закончит.       — Мм.. — Беатрис задумчиво собирает губы трубочкой и перекатывается на спину. — У нас была весьма… Насыщенная программа.        Карма ставит пустой стакан из под коктейля на пол – лениво подниматься к столу – и заваливается рядом с Бетс, подпирая кулаком голову и ухмыляясь, демонстрирует всем видом, что внимательно слушает. Усмехнувшись, Беатрис коротко, не менее лениво, рассказывает.        Flashback        POV – Беатрис        Яда-сан и Курахаши-чан с широкими улыбками обмениваются впечатлениями. Обе влились в разговоры со своими целями, освободились намного позже меня и сохранили при этом силы для того, чтобы в подробностях всё друг другу рассказать. Задание Ирины-сенсей пришлось им по вкусу: им явно интересно познакомиться с новыми людьми, пообщаться с ними. Мне тоже было интересно, но я понятия не имею, как заводить такие разговоры, да и разговоры в целом. Использовала классические деловые фразы, во мне умудрились легко узнать дочь Мотидзуки Иуоо: оказалось, он рекламировал какую-то ювелирную компанию. Я… Не хочу пользоваться статусом отца и завоёвывать уважение и внимание через него, но пока только это и использую. Сохраняя вежливую улыбку, глубоко вдыхаю через нос и медленно выдыхаю. Устала. Так и хочется прикрыть глаза, поддаться всё более ощутимой тяжести, возникающей в голове. Разговоры измотали. Многовато деловых бесед. Да уж, дипломат из меня бы не получился.       — Беатрис-чан.        Перевожу взгляд на подошедших одноклассниц. Тока нежно улыбается, как, иногда мне кажется, умеет только она. Вроде, разучивает техники соблазнения Ирины-сенсей, но при этом такая искренняя, что в роли обманщицы и злодейки её представить не хватает воображения. Или у меня просто скудное воображение.       — Мы с Хиной-чан хотим выйти. Bitch… — Яда замолкает, прикрывая рот ладонью, и косится в сторону Елавич, будто та может всё услышать и надавать тумаков. Однако учительница на приличном расстоянии, и Яда с Курахаши обмениваются тихими смешками, я же чуть иронично усмехаюсь. — Ирина-сан говорила, что с этого этажа с балкона красивый вид на город. Пойдёшь с нами?        Никакой вид не сравнится с тем, который открывается, когда летишь со сверхсуществом на двадцати махах.       — Спасибо, что позвали, но я немного устала. Хочу попить воды.       — Если что, присоединяйся, Беатрис-чан, — ярко улыбается Курахаши. С улыбкой киваю, и девочки уходят.        Они просто прелесть, но ещё болтовни не выдержу. Мне кажется, я за всю жизнь столько не общалась, сколько общаюсь в Е-классе. Не сдерживаю улыбки, беря стакан, отпивая и невольно прикрывая глаза от наслаждения прохладной водой. Всё же душновато в помещении. Лето – жара ещё та. Внезапный хлопок по плечу едва не вынуждает подпрыгнуть. Сдерживаюсь, но резко перевожу взгляд на ухмыльнувшуюся учительницу.       — Ирина-сен…сан, так можно напугать до смерти.        На мой упрёк Ирина не реагирует. Она подхватывает бокал шампанского, мягко поправляет на плече связанные в низкий хвост волосы, слегка наклоняя при этом голову, и украдкой смотрит на свою цель. Богач ловит этот кроткий взгляд и дарит ей в ответ широкую улыбку, почти неприличную в светском обществе. Ирина в ответ улыбается чуть шире и отводит взгляд, вразрез со своим нежным видом с чувственной грозностью бросая:       — Ты слишком скована.       — Я не привыкла так много общаться с незнакомыми людьми.       — И поэтому сама выстраиваешь стену. Умные или, по крайней мере, опытные люди чувствуют, если человек скован и неискренен. Так ты только оттолкнёшь цель или потенциального клиента. Ты не всегда будешь школьницей, за которую кто-либо замолвит словечко, — едва заметно кривлюсь.       — Я понимаю это. Но нельзя просто откинуть переживания: о себе очень легко испортить впечатление, разве нет? Если же не сказано лишнего, не надо будет извиняться.        Ирина закатывает глаза и отпивает шампанского, после чего позволяет себе отвлечься от цели и разворачивается ко мне.       — Беатрис, с перебором переживаешь о том, как будешь выглядеть в глазах других. Не люди должны создавать твой образ, а ты сама.       — Я знаю…       — Знать и не делать – всё равно, что не знать, — отрезает Ирина, заставляя меня замолчать. — Конечно, это нелегко. Ты не столь открыта и общительна, как Яда и Курахаши, но ты умеешь говорить красиво – вот, что ты можешь использовать, но боишься. Главное, почему? Что будет, если твой разговор с кем-то не сложится?       — Репутация… — дрогнувшим голосом хочу заговорить, но Ирина-сенсей насмешливо кривит:       — Репутация, Беатрис, не бывает идеальной, сколько ни бейся – хоть соверши харакири. Да будь ты лучшим человеком на земле, кого-то будет от тебя воротить, — ауч… Правда, но прозвучало малость обидно… — Не поладила ты с человеком? Что дальше? Кто он такой? Вряд ли ты пресмыкаешься перед учениками главного корпуса. Что меняется в отношении других людей?       — Это другое… — недовольно бурчу. — Сравнили, конечно… Ученики главного корпуса распускают и языки, и руки. Общение с вежливым человеком, ушедшее не в ту степь – совсем другое.       — Всё это люди, которые или будут за тебя, или пойдут к чёрту, — фыркает Ирина, ставя пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта.       — А если это действительно важный человек? — вскидываю бровь. — Начальник или политик? Хорошие отношения с теми, кто выше меня по статусу, важны по большей части только мне.       — Для общения с действительно важными людьми в будущем, ты должна учиться сейчас, — резонно говорит сенсей. Вздыхаю. Когда человек прав, спорить сложно…       — Да-да! Ирина-сенсей, как всегда, права! — раздаётся за спиной Ирины, и я удивлённо поднимаю брови, только обращая внимание на массивную фигуру – откуда он взялся?! Елавич сладко улыбается и кивает.       — Разумеется. Права абсолютно всегда, гениальная и несравненная… — и, видимо, только до неё доходит, что этого знакомого голоса тут быть не должно. Мгновенно развернувшись, она уставляется на Коро-сенсея. — Ты?! Что ты тут забыл?!        Коро-сенсей сменил цвет на человеческий, прикрепил небольшой нос, надел парик и облачился в классический стильный чёрный костюм с галстуком, которым, уверена, Елавич готова его удушить. Он отпивает шампанское, на его щеках появляется румянец и он слегка щурит глаза-бусинки, окидывая взглядом наёмницу.       — Ну как же, я тоже хочу побывать на ваших дополнительных, Ирина-сенсей, — прикрывает он рот рукой-щупальцем в белой перчатке. — Тем более, когда вы так прекрасны.       — Тебя никто не звал! — тихо шипит Ирина, игнорируя слова Коро и ощутимо напрягаясь.        Тихо вздыхаю. Уверена, она беспокоится за сохранность её плана действий, ведь, где есть Коро-сенсей, там есть неординарные события.       — Как вы узнали, что мы здесь, Коро-сенсей? — спрашиваю, вмешиваясь в попытках немного разрядить обстановку.       — Это было несложно, — привычно уклончиво отвечает сенсей, и я тихо скептично хмыкаю. Нередко мелькает мысль, что при том, что он необычное сверхсущество, чем-то похожее на осьминога, он обладает неплохими связями. Возможно ли это? — В любом случае, Ирина-сенсей, — переводит взгляд на Елавич Коро, — вам не стоит тратить время на того человека. Вряд ли у него есть информация, которая вам нужна.        Ирина вскидывает бровь и крепче сжимает в ладони бокал шампанского, точно в готовности разбить его. Скрещиваю на груди руки, не удерживаю улыбку, теряя её, и наблюдаю за нечитаемым выражением лица наёмницы. Холодный взгляд впивается в Коро.       — Это не твоё дело, извраног, — тихо отрезает она.        Коро-сенсей как-то задумчиво смотрит на Ирину, и, мне кажется, слышу его напряжённо-задумчивый вздох. Почему-то создаётся впечатление, что Ирина как студентка – слышит слова Коро, словно преподавателя, и упрямо не хочет с ним соглашаться, даже готова спорить. Играет молодая кровь, желание быть правой, даже если живущий в ней голос расчётливого киллера советует прислушаться к словам этого существа, непомерно хорошо разбирающегося в теневой стороне жизни.       — Госпожа Ерабиччи, всё хорошо?        К нам подходит тот самый богач – цель Ирины – и вежливо улыбается, кидая взгляд на меня, а после и Коро, так и замершего с бокалом в руке. Бровь Ирины дёргается от кривого произношения её фамилии японцем, на котором когда-то и сыграл паршивец Акабанэ.       — Я же вас просила, зовите меня просто Ириной, — мурлыкнула она, быстро надевая на лицо сладкую улыбку и ненавязчиво наклоняясь к мужчине. В её глазах мелькает мстительный блеск, и она делает лёгкий шаг за спину мужчины, кивая на Коро: — Этот человек начал так нагло приставать к нам…       — Что?!?! — подпрыгивает Коро, чуть не расплёскивая шампанское, покрывается испариной и с разинутым ртом смотрит на Ирину, что, стоя за спиной мужчины, ехидно ухмыляется.       — Отвратительно, — кривится богач и обращается к Коро: — Назовите ваше имя. Вы есть в списках?       — Я?! Ну конечно! — но богач отчего-то не слушает Коро и взмахивает рукой, подзывая охрану. — Да что такое?! — возмущается Коро, когда его берут под руки и начинают тащить в сторону выхода. — Ирина-сан, Беатрис-сан, подождите!        Нервно улыбаюсь, провожая взглядом учителя и виновато чуть склоняю голову. Извините, это дело Ирины-сенсей, я вмешиваться не буду…       — Вы настоящий джентльмен, — почти пропела Ирина, обвивая руку богача и слегка прижимаясь к нему грудью. Он смеётся, настолько сосредотачиваясь на Ирине, что даже забывает про меня.        Встречаюсь взглядом с Ириной и чуть улыбаюсь, прежде чем уйти.        End Flashback       — Ирина-сенсей продолжила заниматься целью, Коро-сенсей потом в зал вернулся, но держался в стороне. Честно, не знаю, что он там делал, — пожимаю плечами, принимая более удобное лежачее положение чуть ближе к Карме. — Выглядело, будто он за Ириной-сенсей приглядывал.       — Не исключено, — соглашается Карма, откидываясь на подушки, — он же предостерёг её насчёт того человека.       — Думаешь, он был прав?       — Это вероятно. Ему всегда удаётся достать информацию, над которой и Карасуме-сенсей приходится попотеть.       — Мм… — задумчиво молчу некоторое время. Если так подумать… — Знаешь, в конце вечера мы Ирину-сенсей потеряли из виду. Собрались с Курахаши-чан у машины сенсей, но её не было. Только минут через десять она вышла с Коро-сенсеем, и… они даже не ссорились, как ни странно.        Ирина-сенсей показалась мне растерянно-раздражённой… Карма молчит. Устало вздыхаю. Эта работа не должна была быть, по её словам, ни сложной, ни опасной, она и нас могла спокойно взять с собой. Но в итоге… У меня остался осадок после этого вечера. Обдумав мои слова, Карма, видимо, что-то оставляет при себе, а внимание обращает на другое:       — Только с Курахаши-сан? А где была Яда?       — А ведь кстати… — чёрт, забыла… Поднимаюсь, на что Карма с вопросом выгибает бровь, и тянусь к телефону. — Чёрт, как можно так тупить…        Обречённо жмурюсь, быстро открывая контакты и выбирая Яду-сан. Принимаюсь набирать сообщение.       — Что такое, Бетс? — не отрываясь от телефона, бросаю:       — Яда-сан ушла с мероприятия раньше. Вернее, убежала, даже с Ириной-сенсей не попрощалась. Сказала только, что брату стало плохо.        Отправляю сообщение и напряжённо выдыхаю. Ещё вчера же ей написать хотела, всё из головы вылетело… Яда пока не отвечает. Занята, возможно… Вздохнув, откладываю телефон.       — Жаль, кстати, что вы не сняли на видео, как выгоняли сенсея, — вдруг хмыкает Карма, и я с вопросом оглядываюсь, немного дезориентировано на него смотря. О чём он вообще? Словив мой взгляд, Карма ухмыляется. — Осьминожку регулярно откуда-то выпихивают, можно было бы сделать топ таких случаев.        Не сдерживаю тихого смеха, ложась к Карме и закидывая на него руку.       — Как бессердечно, — с улыбкой тихо бросаю.        Карма хмыкает, запуская ладонь в мои волосы, и я закрываю глаза, позволяя себе расслабиться и выкинуть из головы эти непростые два дня, а также отсутствующий взгляд Ирины-сенсей и спешный уход Яды-сан…        End POV – Беатрис

***

       На мероприятии ранее        Коро привык наблюдать за своими дорогими учениками. Каким он может быть учителем, если не знает интересов своих учеников, что им нравится, а что нет, что даётся легко, а что никак не получается. Он не защищает их от ошибок, потому что это важный опыт, но учит со своими ошибками работать. Для Коро важно продумать индивидуальный подход к каждому ученику, и поэтому он заботится о них. Только через искренность и доброту можно завоевать доверие детей. На особых дополнительных Ирины Елавич Коро также собирался понаблюдать за своими ученицами: Ядой, Курахаши и Мотидзуки. Хотел узнать, какой есть прогресс у Беатрис, что всегда закрыта и даже холодна с незнакомыми людьми. Научилась ли внимательнее слушать других вечно активная Хинано. Насколько легко и изящно выражает мысль Тока, что раньше была неуверенна в высказывании своего мнения другим. И он наблюдал за девочками, отмечая их успехи и то, с чем им ещё надо поработать. Только взгляд постоянно метался к коллеге, соблазняющей свою цель.        Коро вся эта ситуация показалось странной, он не смог узнать и цели, которую преследует Ирина, но, сопоставив ситуацию и действующие лица, пришёл к определённым выводам. После он навёл справки. Конечно, все его старые связи оборваны, он бы и не стал рисковать, обращаясь к ним, но у него до сих пор есть определённые каналы, которыми он может воспользоваться анонимно. У хорошего убийцы всегда есть запасной вариант.        Ирина Елавич профессионал. В этом сомнений у Коро нет. Но информаторы её подвели. Человек, которого Ирина взяла на мушку, несомненно связан с целью, которую преследует Ирина, но занимает куда более низкое положение, чем она предположила. Всё это слишком знакомо осьминогоподобному монстру. Какой бы опыт ни был у Ирины, она всё ещё копает недостаточно глубоко – не удивительно, внешне пазл складывается сам и на первый взгляд белых пятен не видно. Елавич моментами упускает детали, прямо как в своей первой попытке его убийства.       — Коро-сенсей, давно вы здесь?        Коро переводит взгляд на Яду и Курахаши, и на его щеках появляется румянец. Его ученицы прекрасны. Стильные и красивые, а как держатся! В будущем они станут ещё большими красавицами, Коро ручается.       — Уже некоторое время.       — Я так рада вас видеть, сенсей! — ярко улыбается Курахаши, резво подаваясь к своему учителю.        Коро читает ситуацию мгновенно. Он стоит в стороне, сюда другие гости почти не смотрят, за его спиной никого нет. Курахаши вытягивает правую руку в готовности обнять Коро, а левой рукой вытягивает нож, целясь в шею учителя. Коро встаёт боком, чуть отклоняясь назад, и мягко отводит руку ученицы за запястье в сторону, после чего быстро забирает нож – щупальцу в перчатке не навредит – и прячет. Хинано весело улыбается, Коро довольно улыбается в ответ и кивает. Они даже не знали, что он придёт, но всё равно взяли с собой антиучительские ножи. Так и умело спрятали их. В будущем они смогут умело прятать и настоящее оружие – хотя Коро надеется, что оно им не понадобится.       — Неплохо, Курахаши-сан, но в случае успешного убийства, при таком количестве народа, ты бы не смогла скрыться.       — А я бы закричала, будто только увидела вас! — беззаботно заявляет милая рыжеволосая девушка.       — И я бы спрятала её в своих объятиях, — с улыбкой подмигивает Яда, — будто мы просто две подруги, что наткнулись на вас.        Они избегают слово "труп", как отмечает Коро. Не могут представить такое сверхсущество мёртвым? Будто он просто несильно взорвётся и не останется и следа? Или же не задумываются, что убийство так или иначе приведёт к появлению трупа. Убитого существа. Которое они лишили жизни.       — У этого плана слишком много недостатков, но для импровизации неплохо, — кивает Коро, и девочки с улыбками переглядываются, — когда у нас начнутся уроки, на обществознании я вам расскажу о том, как ведётся следствие и как проверяют свидетелей.       — Хорошо! — весело улыбается Хинано. — Можно будет и Карасуму-сенсей попросить рассказать истории из его работы.        Звонок пришедшего сообщения отвлекает всех от беседы, и Яда приподнимает брови, автоматически потянувшись к телефону в небольшой сумке.       — Извините, — улыбается Тока и достаёт телефон. «нээ-чан, мне что то нехорошо»        Сердце пропускает удар. Кайоши так сильно хотел побыть один… Тока уверена, что её гордый братик не написал бы, если бы ему не стало действительно плохо…       — Извините! — бросает Яда и коротко кланяется, тут же быстрым шагом срываясь к выходу.       — Тока-чан! — зовёт уже вслед Курахаши, видя, как Беатрис на секунду останавливает одноклассницу, но она что-то бросает и продолжает быстрое движение к выходу. — Сенсей! — резво разворачивается к учителю: — Наверное, что-то с Яда-куном, младшим братом Токи-чан!       — Спокойно, Курахаши-сан, — опускает руку-щупальце в перчатке ученице на плечо Коро, — всё будет хорошо.        Хинано зажмуривается, когда с лёгким ветерком сенсей исчезает, и оглядывается, убеждаясь, что никто ничего не заметил. Лишь бы всё правда было хорошо…

***

       Послушать каракатицу стоило, но гордость просто не позволила. Ирина разочарованно вздыхает, когда мужчина позволяет себе со спины опустить ладони ей на предплечья и пробно коснуться губами её виска. Они покинули общий зал, уединились в коридоре в стороне, Ирина успела проверить его карманы, а также документы. Он и правда не даст ей нужной информации, а это всё, что ей нужно на этом небольшом, но срочном задании. Столько времени зря потрачено, лучше бы она дала ещё заданий своим девочкам. Думая об этом, не особо следит за действиями мужчины. Он не трогает её волосы на левом плече, боясь испортить шикарный внешний вид девушки перед ним, просто склоняется к ней справа, губами касаясь щеки, скулы, шеи. Правая рука скользит по её предплечью к локтю, но он не спешит. Кажется, он боится касаться её, настолько прикосновения кажутся осторожными, точно он боится спугнуть её, но хочет, вожделеет.        В жестах Карасумы ничего такого не было. Ирина обнимала его за руку, а он грубо стряхивал её с себя. Наклонялась к нему, а он игнорировал это, разворачиваясь к ней спиной. Она прижималась к нему в одном сексуальном купальнике, впервые в жизни так откровенно пытаясь добиться чьего-то внимания. Когда Тадаоми резко и уверенно подхватил её тогда на руки, Ирине показалось, что сердце забилось быстрее. "Ну неужели!" — крутилось у неё в голове. И тут этот солдафон буквально швырнул её в море!        "Ты считаешься профессиональным убийцей, однако ты совершенно не интересуешься происходящим", — сказал ей Карасума.        Что она делает?… Левая рука мужчины скользит по её животу, его губы спускаются ниже. А-а… Ирина же не собирается с ним спать. Его смерть ей не нужна, никакой информации от него не получить, в качестве связи на будущее он бесполезен. Ирина поднимает взгляд и ловит своё отражение в окне. На улице уже стемнело, поэтому свой холодный взгляд глаз цвета неба позднего вечера она видит чётко. Если бы все те мужчины видели не её блестящие глаза, а эти опустошённые, ледяные… Они бы инстинктивно почувствовали хладнокровную убийцу. Может, дело именно в этом? В том, что она забывает, что она…        Вспоминает взгляд Карасумы, когда прижала кончик салфетки к его губам. Чёрт возьми, и как она опустилась до этого детского сада… Ирина отстраняется от мужчины, вставая боком, и опускает ладонь ему на грудь, надавливая и давая понять, что ему нужно взять дистанцию. Мягко улыбается, закрывая глаза.       — Как-то мне нехорошо. Меня ждут, я лучше пойду.       — Постой, — богач не привык получать отказ, он останавливает её открыто: хватает за предплечье, но сразу ослабляет хватку, — ты же сама ко мне весь вечер подкатывала. Что теперь?        А теперь она не может перестать думать о специальном агенте министерства обороны, с которым этот богатый человек никогда не сравнится. Даже если бы Карасума обратил внимание на Ирину, попроси она его остановиться, он бы не стал настаивать и давить. Он даже не стал бы задавать лишних вопросов, давая ей больше свободы в выборе того, что сделать и сказать. Карасума Тадаоми – настоящий мужчина, чтоб его.       — Господин! — внезапно вбегает другой гость, и Ирина выгибает бровь. — К-колье… пропало!       — Что?!        Богач забывает об Ирине мгновенно, срываясь за другим гостем. Елавич вопросительно поднимает брови, как замечает появившегося недалеко Коро.       — Это ты устроил? — сухо спрашивает она, вздёргивая подбородок.       — Я всего лишь переложил колье в другое место. Вам как раз хватит времени уйти.       — Не помню, чтобы давала тебе разрешение влезать в мою работу.        Коро сталкивается с ледяным взглядом убийцы. Да только… Эта попытка показать ему свою силу направлена скорее на сокрытие чувств Ирины. Она привыкла прятать их в хладнокровной жестокости. Коро слегка опускает голову, и на его лицо ложится тень.       — Личные переживания, Ирина-сенсей, никогда не должны сказываться на работе.       — Ха?… — Ирина опускает подбородок, слегка щуря глаза, и сжимает кулаки. — Что ты несёшь?       — Даже если это задание не представляет опасности, вы взяли с собой учениц, а значит, несёте за них ответственность. Профессионал не позволит себе такую легкомысленность, как потерять из виду подопечных.        Из ниоткуда возникшая злость проходится по всему телу, но слова об ученицах всё же вынуждают её взять себя в руки. Осьминог так серьёзен… Неужели?       — Что с девочками?       — Я отнёс Яду-сан домой, у неё возникли проблемы, — Ирина приоткрывает рот, вскидывая брови. Когда?.. — Курахаши-сан и Беатрис-сан искали вас, сейчас решили ждать у машины. Вы ведь не собирались уходить с целью, но вдруг передумали и даже не предупредили учениц, которые теперь места себе не находят. Я не могу допустить такого халатного отношения к моим ученикам.        Что она делает?… Ирина скрещивает руки на груди и устало выдыхает. Задание не выполнено, придётся искать другой источник информации, ещё и соплячки из-за неё переживали. Ирина сухо усмехается. Учительница… Всё же она ни капли не похожа на училку. Не такая, как она.        Ирина берёт себя в руки поразительно быстро, но остаётся задумчивой. Демонстративно игнорируя его, она направляется к выходу, и Коро следует за ней – напоследок бросает короткий взгляд в сторону зала.        Разные люди совершают одни и те же ошибки…        Flashback        Темноволосый мужчина обманчиво мягко улыбается, лёгким движением поправляя галстук. Тёмно-серые, фактически чёрные глаза цепко оглядывают окружение. Роскошный зал, шикарные люстры, целая толпа, заполнившая зал так, что лишнего шага не сделать. И все, как один, в дорогих костюмах и платьях. Всё пёстрое, всё яркое. Всё здесь совершенно бессмысленное. Сохраняя улыбку, наёмный убийца проходится взглядом по лицам гостей. Его задача – убить двоих человек: политика с его женой. Операция должна пройти без осложнений. Всё хорошо продумано, и это место подходит идеально. Одна проблема. Куда делся малец? На лице киллера неизменная мягкая улыбка, но внутри копится недовольство. Скоро они должны начать действовать, а он убежал. Но много времени не проходит.       — Учитель!        К нему с яркой улыбкой подбегает подросток лет 14-15. Растрёпанные пепельные волосы пора подстричь, они падают мальчику на золотистые глаза. Он явно спешил – пиджак несколько помялся, галстук съехал – и киллер наклоняется, вынуждая мальчика потерять свою улыбку и вопросительно поднять брови.       — Разве я недостаточно рассказал о достоверном внешнем виде в высшем обществе?        Паренёк виновато смеётся и спешит хоть как-то поправить одежду. Киллер окидывает его внимательным взглядом. Ещё учить и учить… Какая беспечность.       — Я хотел кое-что вам показать! Пойдёмте со мной!       — Хм?        Наёмник слегка приподнимает брови и следует за активным учеником. По дороге вновь осматривает гостей. Цель в лице политика он видит, но где его жена? Единственная трудность операции заключалась в том, что супруги на всех светских вечерах неразлучны, и для совершения чистого убийства нужно убить их одновременно. Но почему его жены нет? Она ушла тридцать две минуты назад и так и не вернулась.       — Вы же тоже заметили отсутствие нашей второй цели? Я последовал за ней!        Киллер поднимает взгляд, когда заходит вслед за учеником в просторную спальную комнату. Богато обставленная, в стороне кровать с золотой спинкой, белыми подушками и красным одеялом, по бокам прикроватные тумбочки: на правой ваза с букетом красных роз. Напротив плотно зашторена дверь на балкон, справа зашторен вход в гардероб, рядом со входом у стены комод с зеркалом, на котором стоит множество флаконов духов, косметика и разные украшения. Комната светлая. Комната богатая. И как же нелепо смотрится фигура, на которую столь неприлично падает свет золотой люстры, на которой перед наёмником оказывается подвешенная за шею жена политика. Ещё недавно тело били последние судороги.       — Как вы и учили, я уличил нужный момент! — гордо заявляет мальчик. — Теперь нам будет проще убрать нашу первую цель!        Улыбка пропадает с лица мужчины. Он молча подходит к висящему телу, облачённому в богатое обтягивающее ажурное платье. В районе колен платье испачкано и немного порвано на левом колене. Вероятно, ученик повалил её со спины. Поднимает взгляд. Тёмные длинные волосы прикрывают синюшное лицо – в первые часы после удушья это особенно выражено – и прячет мёртвый взгляд. Из носа, перетекая на губы и подбородок, текла струйка крови, сейчас уже почти застывшая. Смотрит на пену у рта, на которую сразу внимания не обратил.       — Ты приложил недостаточно силы, — спокойно отмечает киллер, на что подросток поднимает брови домиком и наклоняется к учителю. — Изо рта выделилась пена. Это значит, что, несмотря на петлю, в лёгкие попадал воздух.       — А как вы поняли, что я душил сам? Я подвесил цель на той же проволоке, которой задушил.       — Верно, а также ты не забыл о борозде.       — Конечно, не забыл! — широко улыбается мальчик. — Как вы и говорили. Выявляя, самоубийство это или убийство, всегда проверяют эти следы на шее. Обычно, когда петлёй душит другой человек, след остаётся горизонтальный, а если это повешение, то след получается косой.        Мальчик отвечает с неприличным спокойствием, улыбкой. Киллер следит за его выражением лица, обдумывает то, как пугающе быстро учится этот малец, что только что задушил женщину, а сейчас улыбается, как ни в чём не бывало.       — И как ты избежал этого? — уточняет, на что мальчик гордо улыбается.       — Накинув проволоку на её шею, я развернулся и тянул её через плечо.        В таком случае след и вправду может получиться, как при повешении. Подросток улыбается. Он думал, это будет тяжелее. Женщина не успела сообразить, на её теле даже не осталось ярких следов борьбы. Мальчик думал, что она будет активно вырываться, но… Кажется, и давление проволоки, и сам факт удушья вызывают достаточную слабость, чтобы она даже не могла сообразить, как можно схватиться за что-нибудь, него самого… Ученик наёмного убийцы видел в тенях на полу её попытки схватить воздух. Она брыкалась. Он улыбался. Когда последние конвульсии сотрясли тело, он может поклясться, что слышал протяжный стон. А ведь её дыхательные пути были тщательно закрыты! Она уже мертва!        Смерть изумительна. Смерть интересна, когда наступает с убийством. Убийства сложны, и этим уникальны.       — А ещё я очень быстро подвесил её, так что через некоторое время все признаки будут указывать на самоубийство.        В комнате нет следов борьбы, рядом с подвешенной отброшен стул, якобы с которого она сбросилась. Наёмник молчит. Самое главное в профессиональном убийстве: не видеть в своих жертвах людей. Не просто так что в убийстве, что в войне нет слов "человек", "люди", "мужчина", "женщина" или "дети". Есть другие слова.        Объект.        Цель.        Задание.        Объект в зоне видимости. Цель через двести метров. Наше задание в том здании.        Казалось бы, простых людей, не причастных к тому, что может привести к их заказу, называют "гражданскими" или "мирными". Но даже о них можно услышать: "расходники". Простые люди запросто становятся побочным продуктом. Необходимым ущербом. Убийц не интересуют "люди". Для них нет понятия, что у целей есть чувства, мечты, жизни, близкие. Они ничего не значат, как случайно растоптанные насекомые. Убийцы могут помнить имена своих жертв, словно название на упаковке. Но почти никогда не могут вспомнить лиц. Убийцы добровольно отрекаются от того нравственного, что закладывается с начала времён.        Его ученик в этом уникален. Он с самого начала не знал, что такое добро, а что зло. Что значит смерть, а что жизнь. С самого начала он не знал, что такое "человек". Его никто ничему не учил. Изгой в семье, закрытый от мира, но познававший жестокость. Для убийц человек – это объект, кожа, кости, мясо, бьющееся сердце. Научить этому мальчика, не знающего другого, так просто…        Только вот…        Ужас искажает лицо подростка, лишь когда он уже оказывается на лопатках. Нога киллера вжимается в его шею, придавливая к полу, душа.       — Не помню, чтобы давал разрешение уходить от первоначального плана, — со спокойной улыбкой замечает киллер. Его ученик стискивает от страха зубы, широко раскрывает глаза, глядя на него, и обхватывает его ногу, тем не менее и не пытаясь её с себя убрать. — К тому же ты не должен был душить эту женщину. Для неё мы приготовили яд.        Бездушный взгляд киллера встречается с испуганным взглядом подростка. В глазах пепельноволосого мальчика виден талант, его глаза горят, он сам горит мечтами и надеждами, каждая из которых закручивается вокруг убийств. Но это всё не интересует возвышающегося над ним мужчину.        …В своём ученике гениальный убийца тоже не видит человека.        У наёмных убийц куда больше работы, чем могли бы и в шутку предположить обыватели. Киллер посчитал, что возможность воспитать из талантливого мальчика убийцу своего уровня многое привнесёт в их ремесло. Всё, что для этого нужно, тело мальчика, его мозги, готовность убивать, а также верность. И вот с подчинением у него так много проблем…        Он не хочет просто совершать убийства. Он хочет быть воплощением духа убийств. Хочет быть Богом Смерти. Неуловимым и сильным, прямо как учитель. В глазах мальца почти что щенячье восхищение, он чарует своей искренней улыбкой. Но встречает обыденно ледяной взгляд своего наставника…       — Ты можешь сорвать мне всю операцию, — холодно говорит профессиональный убийца, — я сам завершу задание. Проверь пути к отступлению и больше не рискуй, если не хочешь расстаться с жизнью.        Наёмник убирает ногу с горла мальчика и покидает комнату, закрывая за собой дверь. Предположительно, спальную проверят завтра, а значит, труп помешать не должен, только придётся пересмотреть убийство политика, рядом с которым уже не будет его жены. Наёмник уходит, не оглядываясь, не собираясь слушать своего ученика, даже если тот хочет что-то сказать.        Почему, учитель? Мальчик приподнимается, опуская ладонь на шею и смотря на закрытую дверь. Он учёл всё, что вы ему рассказывали, совершил чистое убийство фактически без подготовки. Вы же сами говорили, что иногда приходится импровизировать и действовать быстро, а это был такой шанс… Ученик киллера опускает уголки губ. Неужели всё ещё плохо? Он слаб, а ведь усердно учится… Нет, должен быть способ… Должен быть способ всё сделать правильно, так, чтобы заслужить признание учителя! Если надо отбросить свои идеи, если только так он станет сильнее, он сделает это. Он успешно выведет их после того, как его невероятный учитель закончит миссию, и продолжит тренироваться.        End Flashback        Когда он вспоминает своего ученика, чувствует, что сердце болезненно колет. Если бы он тогда задумался, что у мальчика действительно нет никаких моральных ценностей… Если бы думал о нём как о том, о ком важно позаботиться… Если бы просто услышал его, повернулся к нему… Кто знает… Возможно, жизнь их обоих сложилась бы иначе.

***

       Возвращаясь к настоящему…        Яда спит беспокойно. Она чувствует собственную лёгкую дрожь от неестественной прохлады, жмурится сквозь сон. События вчерашнего дня и сегодняшнего слились в каком-то сумбурном потоке. Как она убежала с мероприятия, на помощь подоспел Коро-сенсей до того, как она подумала о том, как будет добираться домой. Как сенсей отнёс её домой так быстро, что Яда смогла выдавить улыбку. "Если что, сразу звони мне, Яда-сан", — сказал он, и Токе полегчало от этих слов учителя. Кайоши было очень плохо. Он лежал у себя в спальне, не в силах взять таблетки на прикроватной тумбочке. Тока помогла брату выпить их, его, вроде, отпустило, но мама по телефону настояла, чтобы вызвали скорую. В итоге Кайоши госпитализировали.        Чувствуются какие-то невесомые поглаживания. Яда расслабляется и понемногу успокаивается. Просыпается, слабо приоткрывая глаза, понимает, что болит спина – она согнулась, уложив голову на свои руки, и спала… сидя на стуле, верхом лёжа на кровати? Тока неспешно принимает сидячее положение и встречается взглядом с братиком, что и гладил её по голове. Какой же он бледный… Кайоши слабо улыбается.       — Так же неудобно спать, нээ-чан, — спросонья тяжело соображается, но Тока нежно улыбается в ответ.       — Поверишь? Не помню, как уснула, — потерев глаза кончиками пальцев, Тока потягивается и окидывает брата взглядом. — Тебе лучше?       — Всё хорошо.       — А если честно? — шире улыбается Тока, протягивая к младшему брату руку и трепля его по волосам. Кайоши недовольно дуется. Противная же ты, сестрёнка…       — Слабость в теле.. — вздыхает он. — И я снова в больнице. Не люблю это место.        Тока понимающе улыбается.       — Главное, чтобы тебе стало лучше.        Кайоши опускает взгляд на свои тонкие руки. Мама гордо заявляла, что у него руки пианиста. Какие глупости… С его здоровьем проще даже лишний раз не двигаться. Пианист… Хах…       — Извини, — тихо говорит он. — Тебе пришлось всё бросить, чтобы мне помочь…       — Даже не извиняйся, — качает головой Тока. — Мы успели сделать всё, что хотели.        Кайоши поднимает взгляд светло-серых глаз. У него самого особо друзей нет. Да и как появятся, если он из дома-то почти не выходит. Ладно… Какой смысл в самоистязаниях? Улыбается, наклоняясь к старшей сестре и игриво несильно дёргая её за кончик хвоста.       — За что? — смеётся она.       — За то, что не даёшь мне ныть.        Тока пересаживается на кровать ближе к брату и тянет его в свои объятия. Он не маленький, часто напоминает сестре об этом… Но сейчас охотно обнимает её в ответ. Да и если хочет, пусть обнимает. Это меньшее, что он может для неё сделать.       — Ты всегда можешь говорить мне о том, что тебя тревожит.        Даже в её голосе слышна улыбка. Несмотря на слабость и скверный сон, настроение Кайоши улучшается.       — Нээ-чан.. Расскажешь, как прошла встреча с подругами?        Яда-старшая немного теряется, и Кайоши поднимает на неё взгляд, отмечая задумчивость. Не спросил же ничего такого, просто хотел узнать, как повеселились ученицы средней школы. Но Тока не знает, с чего начать. С того, что их туда позвала учительница-наёмница? Что по её заданию Тока общалась в высшем обществе с богатыми и известными людьми? Что потом смеялась, пока подруга покушалась на другого их учителя? Почему-то в голову упорно не хочет приходить ничего другого…       — Можешь не рассказывать… — ощутимо неуверенно говорит Кайоши, и Тока понимает, как глупо ушла в себя.       — Нет, что ты, Кайоши, — мягко улыбается она, — просто начала вспоминать, как время провели. Знаешь, было очень весело. Я была там с Хиной-чан и Беатрис-чан, они мои одноклассницы. Кстати, у Хины-чан есть доберман.       — Правда? — загораются глаза Кайоши. Он всегда мечтал завести собаку, но кто будет за ней ухаживать? У него сил не хватит, у других членов семьи и так забот по горло.       — Да, — широко улыбается Тока, — его зовут Айкен, он большой и очень красивый.        Яда достаёт телефон и листает сообщения подруги. Вдруг приходит сообщение от Беатрис-чан. Переживает, Яда же неожиданно вчера убежала, почти ничего не сказала… Тока пока не отвечает Беатрис. Ответит позже, напишет, что всё хорошо. Что ещё она может написать Беатрис-чан? Все тревоги, переживания Яды… Они Беатрис-чан ни к чему. Главное, что сейчас всё хорошо, верно? Яда продолжает листать сообщения Хинано, находит нужное фото и показывает Кайоши.       — Вау, какой красивый! — наконец-то искренне широко улыбается Кайоши, и Тока не сдерживает тёплой улыбки.       — Я напишу Хине-чан, может, погуляем как-нибудь все вместе.       — Если можно! — с широкой улыбкой показывает большой палец вверх Кайоши, и Тока смеётся в ответ.

***

       В больницу пришли родители и отправили Току домой, сами пока остались с сыном. Они дали ей денег на такси, но Яда не стала его заказывать. Выйдя из больницы и отойдя чуть в сторону, она останавливается, не зная, что делать дальше… Устало выдохнув, она поднимает взгляд на небо. Хоть бы с Кайоши всё было хорошо… Тока устала от неизвестности. Устала от понимания того, что любимому младшему братику в любой момент может стать ещё хуже. Сделав шаг вперёд, Тока собирается продолжить движение.       — Тока-чан! — звонкий голос Курахаши даже несколько сбивает с толку. Яда поднимает брови, удивлённо оглядываясь на остановившееся рядом такси, из которого бодро выпрыгнула Хинано, потянув за собой и любимого добермана. — Куда это ты? Мы бы сейчас разминулись!       — Что ты здесь делаешь, Хина-чан?       — Как что? — весело улыбается подруга. — Ты же сказала, что Яда-кун хотел бы увидеть Айкена! — собака радостно завиляла хвостом, услышав своё имя.        Яда не сдерживает смеха. Господи! Хинано просто лучшая…       — Тебя не пустят в больницу, ведь ты не родственница, а Кайоши пока не очень хорошо, — слабо, но искренне улыбается Тока. — С собаками в больницу тоже нельзя.       — Я думала, его только осмотрят и отпустят, — теряет улыбку Курахаши и поднимает бровки в беспокойстве. Только сейчас.. замечает блеск слёз в глазах подруги. — Прогуляемся до парка? — тепло улыбается Курахаши.        Девочки идут неспешно, молча, лишь Айкен время от времени подаёт голос и активно проходит то вокруг хозяйки, то новой знакомой, которая, впрочем, сразу ему понравилась. Курахаши бросает взгляд на подругу.       — Тока-чан?… — тихо шепчет Хинано.        Подруги останавливаются.       — Хина-чан… — голос всегда готовой поддержать других Яды впервые на памяти рыжеволосой так дрожит… — Я… Ужасная сестра?       — Почему?.. — Курахаши широко раскрывает глаза с неожиданности.       — Я… — подавив всхлип, Тока продолжает. — Я оставила Кайоши… Из-за меня он мог… Мог…        Голос Токи срывается, и она слегка наклоняется, пытаясь спрятать лицо, по щекам которого скатываются слёзы. Айкен рядом, услышав всхлипы, заскулил, тут же принявшись активно кружить вокруг неё. Хинано делает шаг к подруге и крепко обнимает её.       — Ты не виновата!       — Ты не понимаешь, — сквозь всхлипы шепчет Тока на ухо невысокой Курахаши, — я знала, что он плохо себя чувствует, и всё равно оставила его. А сегодня он… Он спрашивал о том, как мы провели время. Хина-чан, я даже не знала, что ему сказать. Хотелось, очень сильно хотелось рассказать о классе убийц. Поделиться с ним тем, что там происходит, сколько нового мы узнаём, сколько необычного происходит. Но как я могла… Коро-сенсей говорил верить, что всё будет хорошо… Но здоровье Кайоши не становится лучше… Если бы вчера не Коро-сенсей, я бы даже домой могла не успеть, и тогда Кайоши бы…        Яда зажмуривается, её коленки слегка подкашиваются, и Курахаши ещё крепче прижимает к себе подругу – встаёт на носочки, чтобы обнять её за шею и прижаться своей щекой к её. Айкен рядом тихо скулит, ложась прямо на землю и опуская грустную мордочку на лапы. Тёмные глаза Айкена следят за девушками внимательно, точно по-человечески, покровительственно.       — Тока-чан, ты лучшая сестра, — искренне улыбается Курахаши, — я завидую Яда-куну, что у него есть ты. Ты всегда его поддерживаешь, пусть не можешь быть с ним постоянно, но в этом нет твоей вины. Ты ведь успела! А Коро-сенсей? — в голосе Курахаши зазвучали весёлые нотки. — Он никогда нас не оставит! Даже если бы вчера его не было с нами, мы бы ему позвонили, и он прилетел, моргнуть бы не успели!        Яда не сдерживает болезненной улыбки. Это верно… Коро-сенсей всегда приходит к ним на помощь. Спасает утопающих детей, вытаскивает их из сумасшедшего потока, не давая сорваться с обрыва и разбиться о беспощадную землю. Курахаши тише продолжает:       — А о нашей тайне… Мы не можем рассказывать об этом никому из близких. Но сохраняя эту тайну, ты не обманываешь Яда-куна, ты защищаешь наш класс убийц.       — Я знаю, — глубоко вздохнув, почувствовав, что, благодаря тому, что выговорилась, стало лучше, Тока отстраняется и вытирает ладонью щёки. — Но моментами, когда понимаю, в каком он состоянии, не знаю, что говорить.        Смерть слишком сильно пугает… Токе было страшно видеть младшего брата, когда она только вернулась. На грани обморока, не способного лишний раз пошевелиться, бледного, с выраженными синяками под глазами. Проблемы с сердцем – это страшно. Токе показалось… Что любимый братик умирает… Это слишком жестоко. Несправедливо жестоко. Чем Кайоши это заслужил? Смерть не должна забирать такие юные жизни. А убийство? Наверное, впервые за время учёбы в классе убийц Яда так серьёзно задумывается о том, что убийство – это страшно. Это жестоко. Это уродливо и безжалостно. Не удивительно, что в плане навыков убийцы она несколько отстаёт от одноклассников. Её обходит и Курахаши. Хинано жизнерадостная и внешне невинная, но способна без лишних раздумий и колебаний замахнуться ножом. Яда так не может. По возможности избегает сражений. Близость смерти всегда пугала. Страшно за хрупкого телосложения братика, за его будущее, за мечты, которые он боится себе позволить. Нет… Мечты – это, пожалуй, единственное, что он себе позволяет. Они дают сил не сдаваться, пусть последнее время и накрывает депрессия… Тогда, на острове… Смерть снова была ощутима кожей. Только в тот раз она могла быть насильственной. Одноклассники Яды могли умереть от вируса, как они думали. Тока в ужасе прикрывала рот ладонями, не в силах помочь Окаджиме, которому никак не удавалось остановить кровь. А когда Такаока-сенсей беспощадно избивал Беатрис-чан и Нагису-куна? Яда никогда не любила жестокие фильмы и аниме, не смотрела их… Избиение её одноклассников на вертолётной площадке разбило ей сердце…        Смерть – это всегда страшно. Даже если она не успела никого коснуться, лишь прошла рядом, оставив после себя леденящий душу ветер.       — А можно потом навязаться к тебе в гости, Тока-чан? — широко улыбается Хинано. — Я покажу Яда-куну Айкена, и мы с тобой вместе расскажем твоему братику об учёбе, интересных открытиях. Если отбросить убийства, всё равно истории получаются занятные!        Жизнерадостность Курахаши действительно заразна. Глаза Яды покраснели от слёз, но всё равно засияли живым блеском. Курахаши ничего не знала… Тока-чан мимоходом раньше упоминала, что у младшего брата слабое здоровье, но… Хинано не думала, что подруга всё это время несла на своих плечах столь тяжёлые переживания. Ведь Яда добрая, не подлая, искренняя, она всегда улыбается.       — Я всегда рада тебя видеть, — тихо отвечает Яда. — Извини за это…       — А я не знала, что ты из тех, кто всё держит в себе! — весело наклоняется к подруге Хинано. Яда прикрывает рот ладошкой, смеётся, и рядом поднимается доберман, громко лая. — Ты чего, Айкен? — переводит взгляд на любимого пса Курахаши. Айкен вдруг подпрыгивает рядом с Ядой, что та чуть не теряет равновесие. — Айкен! — с наигранным возмущением смеётся Курахаши. — Тока-чан, Айкен тоже возмущён, что ты скрывала свои переживания!       — Извините, я должна была больше вам доверять, — улыбается Яда и опускается рядом с доберманом. — Я не хотела никого этим волновать. Но мне так приятно, что вы выслушали меня.        Айкен довольно гавкнул и вдруг встал на задние лапы, закидывая передние на плечи Токи и, честное слово, обнимая её! Яда удивляется чувству, что собака искренне – и это чувствуется – хочет поддержать её объятиями. Рассмеявшись, Тока обнимает Айкена в ответ.       — Эй, я к вам! — смеётся в унисон Хинано и обнимает одной рукой любимого добермана, другой подругу. — У нас всё обязательно будет хорошо.       — Обязательно… — тепло улыбается Яда.        В эту минуту она понимает, что иначе и просто быть не может.

***

       Коро был очень рад получить от ученицы сообщение, что всё хорошо. Когда-то – будто бы в другой жизни – он даже не думал, что люди могут хранить в себе столько чувств, переживаний. Всё это не волновало, ничего из этого не имело значения для него…        "Осьминог, я и правда не подумала о девочках. И всё же они и мои ученики. Я докажу тебе, что могу быть отличным учителем!"        Сказав эти слова, Ирина резко развернулась на носках туфель и спешно села на водительское сидение машины, в которой уже находились девочки.       — Вы и так хороший учитель, Ирина-сенсей.        Это первый опыт преподавания Елавич, но она отлично справляется для наёмного убийцы. Для своих учеников она всё равно что старшая сестра, они прислушиваются к ней. Коро надеется, что ученики и его считают отличным педагогом, но сам понимает, на скольких ошибках ему пришлось получить этот опыт… Он искренне хочет узнать своих учеников как можно лучше. И… Своего первого ученика он бы тоже хотел узнать лучше…        Однажды один наёмный убийца воспитывал ученика. Этому ученику он не прощал промахов, не давал возможности придумывать что-то новое и воплощать свои мечты. Он воспитывал его строго, учил жёстко. Обдумывая это сейчас, Коро начинает понимать, почему всё закончилось именно так…        Вспоминает своих нынешних учеников. Потерянных детей, переживающих тяжёлые события. Все они боятся, сомневаются, теряются в лабиринтах жизни. Коро может аккуратно их подтолкнуть. Но больше не позволит себе считать тревоги и мысли нерациональной глупостью, способной навредить делу. Он больше не считает ошибки или поражения чем-то низким и жалким. Если его дети оступятся, он подхватит их. Им вовсе не нужно быть идеальными. Слабости делают всех их людьми. Недостатки есть как у них, так и у других людей – в этом все одинаковые.        "Учитель! Я обязательно закрою все свои слабые места! Я буду для вас лучшим! Вы обязательно… увидите меня…"        Если бы он только остановился… Если бы оглянулся, чтобы увидеть этот горящий взгляд золотистых глаз и такую искреннюю улыбку… Если бы раньше осознал, что может изменить жизнь этого мальчика к лучшему…        Коро закрывает глаза и складывает щупальца друг с другом. Только вот всё это просто "если", о которые люди так слёзно разбивают себя… Своего первого ученика он, скорее всего, уже никогда не увидит. Да и имеет ли он право зваться его учителем? Коро никогда не считал себя совестливым человеком, но… Сейчас он искренне хотел бы спросить…       — Агури… Ты ведь дашь мне шанс воспитать наших учеников правильно?        Его хриплый шёпот тонет в шелесте листьев. Призрачный тихий смех слышится где-то среди деревьев… На глупые вопросы Агури не отвечает.