Способ примирения

Облака осторожно, гладкой поступью плыли по голубому весеннему небу, смотрясь невероятно похожими на сладкую вату. Белые и пушистые, они действительно напоминали детское угощение, столь любимое рассматривающим небосвод парнем, которому надоело уже пялиться себе под ноги. Вдруг прямо перед его взором пронеслась синичка, радостно о чём-то сообщая всем в округе, что заставило его вымученно улыбнуться. Ставшие знакомыми пейзажи больше не мозолили глаза, а стали чем-то, от чего сердце отзывается трелью, подобной тому пению. Воспоминания не самого лучшего толку пронеслись пред страной, поправившей уже начавшие сползать очки, думая о том, что ещё тогда его сердцу была дорога эта местность, хотя он не мог объяснить это логически. Небольшая берёзовая роща, находившаяся не так далеко от дома, скорее походившая на что-то, что создали совместными усилиями и человек, и природа вместе, высаженные когда-то ровным строем деревца сейчас разрослись, и среди них можно было заметить много новых молоденьких. Сейчас они создавали собой небольшой хаос, явно приходящийся по душе хозяину, что не планировал с этим делать хоть что-то. Да и страна, которой досталось это великолепие, не особо то любил вмешиваться в подобное. Нет, он не был лентяем и не ненавидел окружающее его, как раз наоборот, но он не пытался это как-то контролировать, позволяя растительности некоторые вольности, что наталкивало человека в очках на мысли о том, что тот слишком рано лишился своей свободы, когда на его плечи упали долги отца и честь, которую нужно было защищать, а он был всего лишь ребёнком. Нравилось тут гостью и немного не ухоженно смотревшееся поле, слишком уж резко обрывающееся на моменте, когда территории его особняка кончались. Вообще всё здесь было рассчитано на то, что в доме будут жить дети, причём много детей, как, в принципе, раньше и было. Сам дом располагал к этому, будучи простоватым, но широким, внутри, как знал гость, было много сточенных уголков. Именно последняя деталь немного задевала его чувствительное в последнее время сердце, ведь он и представить не мог, что покинувший уже этот мир враг, отец того, у кого сейчас фигура в последнее время очень часто ошивалась, зная, что у него есть неугомонные чада, старался обезопасить их, ограждая специальные места забором, стараясь сделать так, чтобы в доме было меньше чего-то острого и вообще всего того, что могло бы навредить малышам. Как бы не было сложно Аме признавать это, Союз, как он мог судить, был хорошим и заботливым главой семейства, а ведь он, насколько гостью было известно, растил ребят один. Но эта его личина была доступна только детям и его союзникам, к коим США не относился, потому-то всегда и судил недоброжелателя по поведению на собрании, которое в корне отличалось от того, что он показывал узкому кругу лиц. На самом деле, это было вполне оправдано, он взял на себя такую роль, надел такую маску, что было свойственно и Мерике в том числе, но почему-то последнему было от этого не по себе. Это дело минувшего, разумеется, однако последнему всегда было интересно увидеть его настоящего. Он знал Совета с третьей стороны, совершенно отличной от двух предыдущих, знал, потому что кое-что видел, кое-что застал, что ему не понравилось. Так неужели у всех Русских есть как главный пункт в голове быть чем-то непостижимо сложным и разным в одном? Америка застал аж три поколения этой нации, пусть не с самых её истоков, но сама мысль о том, что Россия совсем недавно спрашивал об их с его дедом отношениях, заставляла его чувствовать некую гордость за свои методы выживания на политической арене, которые работают для него лучше любых других. А, может, дело было и не в нём, а в выборе противоположной стороны? Российская Империя был хреновым гордецом, со своим высоким самомнением не замечая того, как поднимается народ, что раньше считал терпилами, не способными на протесты. Но, несмотря на манию величия или, как сейчас бы могли это назвать, звёздную болезнь, он был не таким гнилым, как описывают в своих произведениях некоторые столь любимые Россом поэты, среди коих много декабристов. Обладая высоким интеллектом и находчивостью, имея за плечами долгие годы правления, он был достойным лидером, по мнению страны, что ещё совсем малышом видел этого огромного человека, проявившего к нему неожиданную доброту. Забавно, с СССР их отношения носили обратный характер. Если РИ все «домашние» считали тираном, а Штаты нет, то Советскую страну любили дома, но ненавидел Полосатый. Что же до современной России… Америка уже сам запутался, не зная, как к нему относится. Были в Федерации черты как Коммуниста, так и Императора, не дающие тому покоя. Он видел в РФ отца и деда и ничего не мог с этим поделать, хотя тот, по сути, должен был восприниматься им как отдельная личность, но что-то этому воспротивилось.  — Эй, ты идёшь? Чего застыл то? — грубовато, но абсолютно беззлобно бросил Россиянин, прищурившись от ярких лучей солнца, смотря на гостя, что в какой-то момент просто застыл в своих неведомых никому, кроме него разумеется, мыслях, — Я это, в дом пойду, мне ещё нужно подготовить некоторые приспособления, чтобы безопасно отсадить тебе кактус. Ты давай устраивайся в гостиной, знаешь, где это, и думай над своим рассказом, наверняка там всё запутано. Так Звёздный и поступил, отмирая из своих не понятно откуда взявшихся мыслей о семье Русского, заходя в дом, где бывал уже неоднократно, чему до сих пор с трудом верил, ведь ещё каких-то три десятка лет назад его ноги и места бы здесь не было, а теперь он довольно важный гость, что уже говорило о чём-то. Прикрыв за собой дверь, он быстро разулся и метнулся на диван, ожидая хозяина помещения, потому как небольшая паника и переживания накатили на него волной. И как он убедит Триколора поверить в причастность Китайца? Да, Трёхцветный несомненно помог Американцу, вступился за него, поверив врагу, а не союзнику, что до сих пор осталось в памяти последнего как что-то очень необычное, наравне с другими случаями, когда того выручал парень, который сильно младше его, что ощущалось буквально во всём, но это не отменяло факта, что с КНР они может даже приятели, а он тут влезает со своими предположениями, надеясь на то, что ему поверят. «На самом деле, какими разными могут быть страны, и это от их возраста не зависит», — подумал Штаты, вспоминая того же Союза: «Его отец в начале правления тоже был сопляком, но быстро влился в привычное течение дел, создав себе определённую репутацию. Россия же и сейчас кажется неготовым к государственным делам, слишком он наивен. Интересно, он действительно сделал бы тоже самое для котёнка, что и много лет назад на первом собрание?». Понимая, что его мысли идут уже не в то русло, Аме встряхнул головой, наблюдая за вернувшимся с горшком, землёй и в перчатках. Пока Росс начал хозяйничать и что-то колдовать над разросшимся растением, США успел подумать ещё и о том, насколько ошибался, считая Сына Союза тем ещё грубияном без манер. Русский держался свободно и непринуждённо, позволяя гостю почувствовать себя как дома, хотя гостеприимным того явно нельзя было назвать. А может Мерике так казалось просто, он сам уже не знал, запутался. Оборвав себя на пол мысли, гость подумал, что эффект такой задумчивости, наверно, от случая с Канадой, ведь тогда он напротив слишком долго не думал головой, позволяя себе поступать с братом не самым лучшим образом. Задумываться и на эту тему он не стал, возобновляя разговор уже со спиной хозяина дома:  — Так вот, когда брат пригласил меня прогуляться, я заметил странности в его поведении. Не спрашивай, просто поверь в то, что он выглядел очень нервно, как будто должен был сделать что-то, что ему совсем не нравилось. Важно не сколько это, а то, что под конец прогулки я услышал странные звуки, доносящиеся из моего главного офиса, и он как-то очень нервно отвлёк меня от них, ударил даже, когда я только хотел обернуться. А после оттуда пропали важные документы. Согласись, подозрительно?  — Зачем твоему брату их красть? — отозвался собеседник, продолжая стоять спиной к говорящему.  — Посмотри, — попросил Америка, протягивая развернувшемуся бумажку, выпавшую из кармана Кана. Пробежавшись по ней глазами, Россия с каким-то немым ужасом и непониманием посмотрел на Штаты, затем опять на записку и тихо выдал:  — Я этого не писал… Зачем вообще мне такие сложности, если я могу просто позвонить ему или написать в каком мессенджере?  — Знаю. Я тебе верю, потому что помимо этого он обронил ещё кое-что, — собеседник развернул помятую бумагу с номером телефона, вопрошающе глядя на внимательно разглядывающего её Россиянина, который уж слишком долго всматривался в цифры, всё ещё держа во второй руке горшок с землёй. Не дожидаясь ответа, Мурика сказал, — Я пока не знаю, чей это номер. Пробить нормально не удалось, это не корпоративный телефон, у меня в контактах точно нет. Если это номер телефона Китая, какой-то неофициальный, думаю, он мог бы быть у тебя.  — Погоди, почему ты считаешь Кита виноватым? Из-за того конфликта с Канадой? Я думал, вы уладили этот вопрос.  — Я тоже. Доказательств у меня нет, так как все бумаги украдены, однако, не на сто процентов конечно, но по ним есть основания предполагать, что именно Китайская Народная Республика мог быть замешан в это дело. Понимаю, как это звучит, но… ты мне веришь? Россия застыл с нечитаемым выражением лица, как-то странно смотря на Штатов, будто пытаясь понять, верит ли он ему. Повисла долгая пауза. Американец терпеливо ждал, пока Росс, немного грубовато отвернувшийся, продолжая шуршать землёй и осторожно что-то делающий с кактусом, примет решение. Гость тоже отвернулся от него, чтобы не пялиться в его спину, но, вместо того, чтобы отвлечься на нечто приятное, в глаза бросилась выкатившаяся бутылка, в которой на дне ещё можно было разглядеть остатки жидкости. «Он пил?», — пронёсся в голове вопрос, почему-то вызвавший бурю эмоций, от которых, как бы он не старался, отвертеться не мог: «Неужели из-за сестры? Вот это да, вот тебе и глыба льда без эмоций… В принципе, с моими теперешними знаниями о его характере это логично, но что бы я подумал, увидев это раньше?». В груди больно кольнуло, оставшись непонятым Полосатым, ведь такое сочувствие ему было не свойственно. Неожиданно для себя решив, что спросит об этом позже, он обернулся, вздрагивая, так как в этот момент РФ уже подходил к нему, протягивая небольшой горшок, где красовался маленький кактусик, заставивший США отвлечься наконец от своих переживаний. Осторожно взяв его из рук хозяина дома, он осторожно повернул кактус, разглядывая его.  — Когда он подрастёт, нужно будет пересаживать. Сам лучше не делай, можешь мне позвонить, договоримся, — отрешённо выдохнул Федерация, с какой-то печалью вздыхая, отводя взгляд, — Насчёт Китая… Я тебе, конечно, верю, но ты сам не очень уверен в его причастности, поэтому давай так — это будет наш главный подозреваемый в деле о пропаже документов, а там посмотрим. Сейчас проверю номер, у меня есть неофициальный Китайца, — под пристальным и каким-то уж очень внимательным взглядом Аме Триколор принялся рыться в карманах. Ничего не найдя, он подбежал к куртке в коридоре, тихо ругаясь и выходя с опущенными плечами и недовольным лицом, — Я шёл к тебе на встречу из дома Белки и, вероятно, оставил там устройство связи… Чёрт!  — Давай тогда туда, сам понимаешь, дело важное, медлить нельзя, — с тяжёлым вздохом откликается Звёздный, с трудом вставая с насиженного места.  — А как же кактус? О нём сейчас позаботиться надо, посадить осторожно, он маленький же ещё, — как-то невпопад и совсем наивно поинтересовался Федерация, чувствуя, как его щёки розовеют от осознания того, как это сейчас выглядит. Но отступать поздно, ляпнул уже.  — Ты говоришь о кактусе как о живом ребёнке, — надменно хмыкнул Мерика, пристально рассматривая оппонента. «Он действительно так похож на ребёнка… На собраниях он абсолютно другой. Серьёзный, весь такой хмурый. Да уж, рановато ты его оставил, Союз», — пронеслось в этот момент у него в голове, но от совсем едких замечаний тот воздержался.  — Ну да, между прочим это растение меня в каком-то смысле спасло, и я буду всегда заботиться о его «детях», раз не могу отплатить ничем другим! — выдаёт Россиянин, ещё больше краснея, понимая какой бред сморозил, — Извини. Согласен, звучит бредово.  — Что ты имеешь в виду? — смотря как на идиота, и с некоторым пренебрежением спросил Полосатый, немного приподнимая бровь.  — Ну… — сыну СССР явно не хотелось делиться чем-то личным, в миг мрачнея. И только гость было подумал о том, что не получит никакой информации, как РФ попытался объясниться, — Когда теряешь близкого человека, становится очень больно. Чувствуешь, как душа разлетается на тысячи осколков, а внутри становится так пусто… Стараешься отогнать всех, чтобы они не чувствовали ту боль и страдания, а в итоге ещё больше вредишь как себе, так и им, — на этом моменте выражение лица рассказчика вдруг поменялось на искреннюю грустную улыбку, а Штаты ловил каждое слово, чувствуя себя будто бы лишним здесь, будто бы не ему это всё говорится. — Тогда приходится заново учиться делать буквально всё! Дышать, вновь радоваться хотя бы простым мелочам, жить и выживать, словно оставленный матерью слишком рано птенец! — чуть иначе, словно бы даже с радостью он добавил, — Растения стали для меня способом отвлечься от этого ада, забыть обо всех проблемах и просто наблюдать за тем, как они растут, испытывать чувство гордости, когда они цветут. Кстати, тот котёнок тоже сыграл в этом свою роль, позволив проявить к себе заботу и уход. Черника не прожил долго, однако, как бы сложно не было, я вытерпел это расставание, теперь уже чуть лучше понимая уклад жизни и смерти. Между ними опять висит напряжённая пауза, и Американец тихо вздыхает, чувствуя, насколько были похожи ситуации и насколько не похожи реакции на них, прикрыв уставшие глаза, щёлками наблюдая за тем, что происходит за окном. Вид был и вправду интересным, но не захватывающим, скорее ужасающим, ведь пред ним предстала картина, где большой грозный ворон преследовал маленького воробушка. Коричневая птаха еле успевала уворачиваться от клюва нагоняющего падальщика, видимо со сломанным крылом. На это обратил внимание и Русский, тоже устремив свой взгляд на то, как маневрирует, борясь за жизнь, птичка, пытающаяся найти хоть какое-то убежище. Словно отмерев, хозяин дома подошёл к раме, распахивая стеклянную поверхность, впуская свежий ветерок, что тут же окутал американскую куртку, вздымая ткань. Не обращая ни на что внимания, Триколор отправился на кухню, а вернулся уже с хлебом в руках, кроша его на подоконник, ожидая, прилетят ли птицы на это. Булка белого хлеба несомненно привлекла внимание обоих особей. Наклонив голову, ворон подлетел к окну, бросая свои попытки догнать неугомонного воробья, который тоже заинтересовался лакомством, но держался на расстояние от недавнего преследователя. Засмотревшись, маленький представитель своего вида не заметил рук, осторожно накрывших его. Подобрав брыкающегося, Россия внимательно осмотрел его крыло, что было проткнуто каким-то маленьким острым предметом. С предельной осторожностью Трёхцветный вытащил мешающую вещь, откладывая её на всё тот же подоконник, комментируя:  — Надо бы промыть рану и, думаю, можно отпускать. Не поможешь? Человек в очках вздрогнул, легко следуя за Россом, что повёл их в ванную, где из ящичков достал какую-то прозрачную жидкость, отдавая в руки Штатам птицу, прося подержать её, пока он будет осторожно обрабатывать рану. Страна немного нервно сглатывала каждый раз, когда воробей дёргался, пытаясь высвободиться из крепкой, но не давящей хватки, борясь за свою свободу и существование в целом, что не могло не напомнить Звёздному один простой мотив, но он старательно встряхнул головой, уже который раз за сегодняшний день отбрасывая от себя ненужные мысли. Это Русский так на него влияет или что? В любом случае, процедура не продолжалась долго, а потому птаха быстро оказалась около раскрытого окна, откуда они прогнали ворона, и выпорхнула с рук Америки, резво улетая как можно дальше от наблюдающих за ней парней. Развеселившись от осознания того, что теперь, вероятно, с воробьём всё будет хорошо, Аме повернулся к задумчивому Россиянину, спрашивая:  — Так что делать то будем?  — Давай я сгоняю к сестре за мобильником, а ты домой, чтобы поставить кактус. А потом встретимся где-нибудь, а то мой дом не очень располагает к конструктивной беседе. Есть мысли по поводу места?  — Да, можем ко мне зайти. Там обстановка рабочая и никто точно не проберётся, не подслушает. На этом и решили, собираясь на станцию, потому как скоро должна была прийти нужная электричка. Выходя из дома, Мерика обратил внимание на висевшую теперь на плече Сына Союза сумку, какую-то довольно потрёпанную, где, видимо, располагались документы, которыми тот планировал аппелировать в ходе их дискуссии, а она явно предполагалась. Гость до сих пор слабо понимал то, что ему поверили, видя на лице Россиянина сомнения, терзающие его, что было довольно очевидно. Ну, а как тут могут не терзать эти самые сомнения, когда твой враг настраивает тебя против друга семьи? Федерация так и не определился на какой он стороне, а сохранять нейтралитет, если Китай окажется виновным, уже не получится. Придётся выбирать сторону, однако хозяина территории гложила мысль о внезапных переменах, случившихся в его жизни за эти полтора-два месяца. Если Трёхцветный выберет сторону Америки, не будет ли это означать предательство всего того, чему его научил отец? Ещё не до конца оправившийся после 90-тых, он был в замешательстве, боясь повторения истории. Народ Триколора силён духом, что уже доказывалось многократно историей, так что и страна должна им соответствовать, однако он чувствовал, что не совсем готов принять важнейшее в своей жизни решение. Что же для него будет означать столь ненавистное каждой клеточкой его тела предательство Китайца? Или не стоит так переживать, ведь получается, если всё правда, что это сам друг семейства их предал? Он запутался. А память подкидывала, словно дрова в топку, воспоминания из детства, когда приятель отца общался лично с детьми. Происходило это не так часто, потому как диковинный для ребят гость старался держаться папы. Сейчас уже Федерация понимал, что тот в основном приходил решать важные задачи и заниматься серьёзными делами, а не играть с детьми, но всё-таки для того, кто являлся приятелем СССР, он уделял им ничтожно мало времени. Однако это не означало, что в голове на этот счёт не всплыли некоторые урывки, где улыбчивый мужчина, например, принёс медальку-символ его с отцом дружбы, отдавая её внезапно не самому главе семейства, а малышу Эстонии, который потом весь день сиял от радости, важно расхаживая и всем показывая то, что именно ему досталась эта роскошь. Или тот случай, когда он купил всем вкуснейших леденцов на палочке, раздав их малышам и оставив даже один Советскому, от чего тот пытался отказаться, но его буквально уговорили дети и их постоянный гость. А вот чтобы Китай играл с ними, РФ помнит лишь один случай. Было это летними деньками, все немногочисленные друзья семейства собрались на даче, чем оживили детей, что в жизни такого количества стран у них дома не видели. После приятного чаепития они всё никак не могли успокоиться, вертелись около стола, где обсуждались важные решения, мешая взрослым. Тогда Коммунист и попросил Китай посидеть с ними, извиняясь за доставленные неудобства. Как запомнил Россия, он не был рад этому, сначала приторно улыбаясь детям, хотя они и так чувствовали фальшь, но потом, развеселившись игрой в прятки, где был бессменным ведущим, действительно, как тогда показалось РСФСР, получал удовольствие. Это заставило Русского улыбнуться одними лишь уголками губ, ведь малыши не дали ему покоя, заставив до самого вечера резвиться с ними. Тем временем Американец, плюнув на спутника, занялся рассматриванием потрясающих пейзажей. Как и в первый раз, когда он шёл на восточную платформу, куда пребывает электричка, всюду были леса, поражающие фантазию. Разросшаяся уже зелень привлекала внимание, а проглядывающиеся ягоды выглядели столь аппетитно, что гость, не выдержав даже сорвал одну из них, пока Росс был в каких-то своих мыслях. Оставшись незамеченным, воровато оглядываясь, он всунул её рот, немного морща нос. Кислая попалась, но всё равно вкусная. Отряхнув руку от капель, не высохших после недавнего дождя из-за того, что не на все участки попадали лучи яркого солнца, Штаты шёл дальше, вслушиваясь в шум леса. Место, что многие называют тихим, и правда шумело не хуже города, наполняя воображение гаданиями о том, что каждый из них может в действительности означать. В кваканье сразу угадывалась или лягушка, или жаба, в птичьих трелях можно было различить разные мотивы. Шорох листьев на ветру тоже не ограничивался лишь однообразными звуками, потому как каждое дерево или куст издавали свою неповторимую мелодию. Мягкие спадающие ветки берёзы с серёжками шуршали мягко, будто это звучала арфа; длинные и плотные листочки дуба скорее звучали как барабан, когда неугомонный поток воздуха ударял по ним; а толстенькая зелень осины напоминала по звучанию духовой инструмент, так как ветер задерживала поверхность листа. Немного иной звук привлёк внимание страны, обернувшейся на него. В лесной чаще кто-то активно чавкал, чему сначала не поверил Звёздный, но немногим позже, переживая, дёрнул Россиянина за рукав куртки, указывая хозяину на разносящиеся звуки, вопрошая, кто мог издавать подобное. Трёхцветный напрягся, какое-то время вслушиваясь в них, а после на выходе коротко изрёк: «Медведь». — —————— — Обволакивающая мягкая темнота не освещаемых улиц сменялась яркими прожекторами разных достопримечательностей и тускловатым на их фоне светом фонарей. Безветренный день сменился таким же спокойным вечером, что через некоторое время превратится в ночь. Самым ярким из всей этой картины был монумент Байтарек, гордо возвышающийся над близлежащей местностью, чем так гордилась страна, наблюдая его из окна квартиры, где сейчас суетилось аж три фигуры, пытаясь придумать хоть что-то отдалённо похожее на план действий. Брату сразу не понравилась эта идея, но бездействовать тоже не вариант, поэтому пришлось соглашаться хоть на это, несмотря на риск. Да и что-то он зачастил отдыхать не на Родине, а тут подвернулся такой шанс после мероприятия, успешного или не очень, это уж от него самого зависело, прогуляться по бульвару Нуржол — его любимому месту для спокойного общения с роднёй, чего ему не хватало до того момента, как его грустным нашёл Укр, поддержав и помогая, чему тот был рад. Тем более, всего-то через сорок пять минут должно было начаться свето-музыкальное шоу Поющих фонтанов, которое он был не намерен пропускать, несмотря на важность грядущей встречи. Вечерние сумерки потихоньку спадали, уступая место светлоглазой луне, что уже начала показываться на небосводе, освещая особо тёмные участки настолько, насколько это было возможно, позволяя разглядеть медленно прогуливающихся людей, что как и хозяин территорий ждали выступления воды, поверхность которой вскоре будет так красочно отражать звёзды, роившиеся на небе словно веснушки на лице Хохла в жаркую погоду. Однако сначала, как понимали все участники этой идеи, нужно было добиться успеха. Удивительно, что парень, так любящий понервничать из-за чего-либо, был самым спокойным из их троицы, хотя долго это не продлилось.  — Каз, ты чего застыл? Она скоро должна приехать, всё должно быть идеально! — окликнула Казахстан Беларусь, с надеждой заглядывая в глаза брату, ища понимания ситуации.  — Полностью поддерживаю. Нам нельзя упускать такой шанс! До сих пор не могу поверить в то, что она согласилась приехать! — вторил Украина, нагнетая обстановку, но Казах старался быть как можно более спокойным.  — Успокойтесь, она же наша сестра, Латвия должна понять наши намерения выяснить что-то. Тем более я действительно беспокоюсь скорее о её состояние, нежели о том, будет ли она дружить с Россом, хотя мне бы очень этого хотелось, — осадил их он, тяжело вздыхая. Повисла немного неловкая пауза, две фигуры почувствовали вину за одержимость идеи мира, что они предрекали для Русского и Латвийки. Однако последующие объяснение или извинения прервал приближающийся звук каблуков, что так любила носить девушка, вызвавшая молниеносную реакцию. В комнате опять началась суета, Укроп и Белка уж очень комично пытались влезть в шкаф, как бы банально это не было, потому как кроме полированного беловатого с оттенками коричневого стола, что был прямо перед окном, со стулом и маленькой урной, тут не было скрытных участков. Странное расположение, потому как человек, что будет сидеть напротив, может просто дотянуться через весь стол и толкнуть Казахстана в окно. Отгоняя эти странные нехорошие мысли, он сел за простое офисное кресло, немного выждав, пока родня наконец устроится в шкафу и замолкнет, и громко крикнул входить. Дверь отворилась, и в помещение элегантно зашла Латышка, слегка улыбаясь. Прямая осанка, как и обычно, чуть приподнятая бровь и пронизывающие всё жёлтые глаза — вот с чем пришлось столкнуться немного растерявшемуся Казаху, что запоздало поднялся с места, протягивая руку, здороваясь с довольно бодрой на вид, но какой-то особо задумчивой девушкой, одетой по-официальному просто. Юбка-карандаш тёмно-красного цвета, подчеркивающая стройную фигуру — первое, что бросилось в глаза. Наверху же красовалась лёгкая белая блузка, но её было сложно разглядеть под чёрным пиджаком, скрывающим те шрамы, коих родная сестра стеснялась или просто не хотела показывать. Дополняли образ строгие лакированные туфли, блестевшие в свете офисных ламп и золотой браслет в виде змеи с красными глазами на руке.  — Добрый день, благодарю за приглашение, — немного резко и довольно звонко поприветствовала хозяина квартиры пришедшая, сверкнув прищуренными глазами, будто пытаясь угадать или, лучше сказать, прочесть по стране тему их разговора.  — Ох, что ты, — бесстрашно начал Каз, посматривая на щёлку шкафа, где не было видно лиц брата и сестры, но так он чувствовал хоть какую-то поддержку, — Спасибо тебе за то, насколько быстро ты откликнулась на мою просьбу приехать и поговорить в спокойной обстановке.  — Разумеется. Что хотел обсудить? — как успел заметить Казахстан, Латвия вела себя нейтрально — не особо дружелюбно, хотя тот факт, что она спокойно приняла обращение на «ты», радовал его; но и не совсем отстранёно, что безумно внушало надежду. Вот только парня смущал этот взгляд, под которым он буквально готов был дрожать, но сдерживался, стыдливо отводя свои глазки, чтобы лишний раз с ним не сталкиваться. Кажется, такой взгляд был у девушки ещё с детства, когда она чувствовала какой-то подвох, а доверчивой её назвать язык бы ни у кого не повернулся. Так что Казах только сейчас начал осознавать, что, возможно, разговорить её будет не так уж и легко, как он думал в начале.