Хроники Арли. Книга первая. Где Я?

      Я мыслю, значит я существую! Опять не помню, кто сказал, но слова-то какие правильные. Настоящие. Кстати, а почему я ещё думаю? Вроде же все, как полагается: ветер, небо, черепашки… Дракончики! Такой вздор в голову лезет, мама дорогая!       Мысли текли вяло и неспешно, но они, черт побери, текли. Интересно, у мертвяков могут течь мысли? Или у них вытекают? Оставалось выяснить немаловажный аспект: кем я являюсь на данный момент. Мертвяком оказаться не очень хотелось. По ним обычно стреляют из дробовика добрые дяди и тети. Так что лучше все же быть за живых. Привычнее.       Проверить текущее состояние можно было только эмпирическим путем. То есть элементарно открыть глаза. С другой стороны, если я в аду, лучше их не открывать. Про рай нечего было и думать, так что наилучший вариант – чистилище. Есть ли здесь это место?       Ну а что? Мне тоже бывает страшно. Потому-то в голове такая каша из мыслей. Прямо чувствую, как они бегут, торопятся, наскакивают одна на другую. Словно боятся, что я не успею додумать их до конца.       Я приоткрыл один глаз. Темновато. Над головой нависал потолок. Каменный. Причем нависал качественно и очень низко. Если бы я попытался встать с закрытыми глазами, разбил бы лоб, или нос, или сломал себе что-нибудь, потому что привык подниматься рывком, словно выдергивая себя из кровати.       Слева рука упиралась в стену. О! Я чувствую руку! Справа оказалось крохотное помещение. Никаких изысков: каменное ложе с тощим матрасом из соломы, голые стены без следа штукатурных работ, освещение в виде малюсенького окошка под потолком. Самая настоящая темница с тяжёлой деревянной дверью, окованной металлическими полосами. Она была вся в заклепках величиной с половину шарика для пинг-понга и, естественно, заперта.       Странно, у меня ничего не болело. Как будто родился заново или как минимум отлично выспался. Я совсем осмелел и прошелся пару раз из конца в конец камеры. С этим вообще никаких проблем: три небольших шага туда и столько же обратно. Номер даже на эконом не тянет. Где я? Этот вопрос уже набил оскомину. Причем, заметьте, ни разу я так и не смог на него ответить.       А вообще переход от зеленой травки и неба к каменному потолку над головой – весьма неожиданный ход. И уж тем более удивителен тот факт, что мне каким-то чудом удалось переварить змеиный яд. Вряд ли меня укусил местный аналог ужа. Конечно, раньше мне не приходилось испытывать ничего подобного, но, думаю, укус этой твари смертелен для человека, уж слишком стремительно шло отключение всех частей организма. А значит, будут неприятные вопросы. Впрочем, я что-то не вижу сумки атамана, так что вопросов последует много. Гораздо больше того, на что я готов отвечать.       Все же интересно, иммунитет к ядам – это очередной подарок свыше? Что ж, продолжим открывать в себе новые грани. Что ещё сокрыто во мне или это последний дар? Где бы посмотреть весь список?       Чем мерить шагами камеру, лучше сохранять силы. Мало ли для чего они могут понадобиться? Я вернулся в горизонтальную плоскость. Вот всегда интересовался вопросом: могут ли верблюды лежать на спине? Там же горбы. Не суть важно, один или два, они же должны мешать? Мне вот определенно мешал. Приходилось лежать на боку.       Незаметно для себя я уснул. Видимо, сказались усталость последних дней и постоянно нервное напряжение. К тому же теперь я был склонен воспринимать происходящее философски: будь, что будет, все равно у меня не осталось ни малейшей возможности повлиять на происходящее. А когда я открыл глаза, в центре камеры стояла глиняная миска с чем-то напоминающим суп, кусок серого грубого хлеба и кувшинчик. В нем оказалось довольно неплохое вино, легкое и с воздушным ягодным ароматом.       Да здесь ещё и кормят? Надо было не ждать несколько дней, а прямиком топать сюда. Только потерял время. Осталось, правда, понять, куда судьба забросила меня на этот раз. Руку даю на отсечение, что это те самые ребята, от которых меня предостерегал Вордо. Пока жаловаться было не на что: дали как следует выспаться, накормили…       За грязной посудой так никто и не пришёл. Зато, отдав должное местным разносолам, я вдруг обнаружил, что меня снабдили не только едой. На кровати, да простят мне столь громкое слово изделия современного производства, под матрасом обнаружился комплект одежды, точь-в-точь повторяющий фасон предыдущего одеяния.       Обновки пришлись в пору. Да у моих гостеприимных хозяев наметан глаз! Частенько приходится подбирать одежду узникам?       – Где верёвка? – обиженно спросил я в закрытую дверь после того, как с меня соскочили штаны. – Зажали.       На мою жалобу, естественно, никто не отреагировал. Подтянув штаны повыше, я более тщательно обыскал кровать и обнаружил, что зря поднимал шум. Веревка была. Причем с неменьшим количеством узлов, что и у предыдущей. Может, это такая модель? Вам пояс с двадцатью двумя узлами или пятнадцатью? Только сегодня есть эксклюзивная модель с тридцатью. Последний писк. Осталось всего три штуки. Вам какую?       Поухмылявшись своим мыслям, я приложил ухо к двери. Сквозь нее не пробивалось ни звука. Признаюсь, все эти мысли, конечно, от того, что меня начал охватывать мандраж. Не то, чтобы я боялся, но определенная неуверенность присутствовала. Что со мной будет? Вопрос дальнейшего существования меня беспокоил. Да пусть бы даже нищим, но живым – так хотя бы есть шанс пути наверх. У мертвых путь один – вниз. И даже будь у тебя протекция, направление поменять не получится.       Постепенно накручивая себя все сильнее, я добился только одного: усидеть на месте стало гораздо сложнее. Ходить особо негде. Делать нечего. К вечеру, о наступлении которого можно было судить по сгустившейся темноте, по камере метался загнанный зверь. Ладно, максимум – саблезубый кролик. Но заставить себя успокоиться оказалось выше моих сил.       В принципе, ничего удивительного в том, что меня решили попридержать, не было. Если это те, о ком я думаю, от меня потребуют информацию. Пройдя по кромке и очнувшись после этого в незнакомом месте, человек, как правило, испытывает лишь облегчение и эйфорию от неожиданного избавления от смерти. В таком состоянии тебе глубоко наплевать, что будет дальше. Ты выжил, ты спасен! Кому и что ты расскажешь, когда чувствуешь себя супергероем? Пошлешь далеко и надолго. Но стоит подождать совсем немного, как мысли начнут подтачивать твою уверенность. А куда я попал? А что со мной будет? Ты возвращаешься в большой мир – добро пожаловать и «большие проблемы».       Постепенно ты сам себя подготовишь к разговору лучше любого специалиста по допросам. Если, конечно, у тебя за пазухой не припрятана техника сопротивления психологическому давлению. У меня такой подготовки, конечно, не было, не дорос ещё до подобного уровня переговоров. А вот у отца опыта хоть отбавляй. На самых верхах крутился. Жаль только, по наследству передать не успел. Говорил, рано ещё мне такими делами заниматься. Сожрут и не подавятся. Может, и рано, да только сейчас мне это ой как пригодилось бы. Ну да чего жалеть о том, чего нет.              За мной пришли ночью. Мне дали как следует заснуть, а затем чувство постороннего присутствия выдернуло меня из глубокого забытья. Рядом со мной кто-то стоял. И даже не один. Как они тут поместились? В глаза брызнул яркий свет, выхватив из темноты каждый уголок крошечной камеры и трех человек. Разглядеть их не удалось – мне невольно пришлось зажмуриться. В следующее мгновение голову откинуло назад от резкого удара по лицу. Зазвенело. Это у меня в голове или вообще? Зубы клацнули, да так, что я чуть не прикусил язык.       – Твари! – выкрикнул я, тут же проглотив следующие слова. Меня стряхнули на пол и с энтузиазмом принялись изображать футбольную тренировку. Удары ногами оказались поставлены у всех троих. Спустя секунд десять я старался только закрывать руками лицо. Мне даже не давали свернуться калачиком, всякий раз растягивая на полу. Последнее, что я помнил перед тем, как потерять сознание, была мысль: стоило ли тогда тратить на меня еду.       Возвращение в реальный мир произошло постепенно. Сначала перед глазами возникло мутное пятно, и кто-то бубнил под ухом. Потом я начал различать цвета. Невнятные голоса сформировались, стали четче и рельефнее. Судя по положению тела, я очнулся в сидячем положении. Если еще чувствую такие нюансы, убивать не планировали. Хотели или проучить, или показать, кто в домике папка. Скорее, второе. Что ж, мне сказать нечего, здесь мне всегда светит роль защищающегося, во всяком случае пока. А давать себе глупые обещания, вроде «в этот момент он дал себе слово, что больше никто и никогда его не ударит…» я точно не буду. Во-первых, я сам в это не верю, во-вторых, лучше сделать, чем обещать. Не сотрясать же понапрасну воздух.       Сплюнув скопившуюся во рту кровь на пол, я наконец смог разлепить заплывшие глаза.       – Какие плохие..., – покачал седой головой старик за длинным, широким столом, заваленным свитками, листочками и какими-то рукописями. На его слова откликнулсякряжистый мужик, весь с головы до ног обвешенный оружием. Новогодняя елка и та смотрелась бы бедной родственницей, если бы можно было сравнить количество колюще-режущего на воине и игрушки, подвешенные на дереве. Интересно, а конь все это выдерживает? – Нет-нет, Оррик, это лишь мысли вслух, а не просьба.       Воин пожал плечами и вернулся к своему занятию: в данный момент он использовал здоровенный кинжал в качестве маникюрных ножниц. На меня он смотрел как на предмет мебели, на котором я сидел. Во всяком случае я не ощутил ни малейшего эмоционального отклика. Обо мне вообще не думали. Скорее, его больше занимали недоделанные ногти. Если бы мне пришлось представить себе викинга, здоровяк подходил на эту роль лучше всего: суровый взгляд исподлобья, длинные волосы на затылке, собранные в косичку, густые брови и усы, сросшиеся с бородой с проседью. Такой же тупой и здоровый.       Старик тем временем углубился в бумаги. На меня больше никто не обращал внимания. Впрочем, мне и в голову бы не пришло возражать. Прислушавшись к своим ощущениям, я с удивлением понял, что побои прошли для меня весьма болезненно, но не катастрофически. Не то, чтобы совсем без последствий, но и не так, чтобы кричать «убивают». Значит, били профи. Я скосил глаза на викинга: короткая стрижка, можно сказать щетина вместо волос спереди и косичка сзади, упрямое выражение лица с жесткой черточкой на лбу. Не убийца, но воин. Хотя много ли я знал убийц? И так ли уж они отличаются от воинов? Вордо мог бы сыграть любого из них. Этот вряд ли – слишком прямолинейный взгляд.       Пока меня оставили в покое, мне удалось осмотреться. Определенно, я попал в кабинет. Большой стол с документами, напротив которого стояли два стула. Один занимал я, в другой втиснулся здоровяк, орудующий ножом. Справа от него бюро у стены. Слева –шкаф, похожий на винный. Рядом со стариком потрескивал дровами камин. Всю стену за моей спиной занимала библиотека. Ее кусочек зацепило периферийное зрение. И снова набивший оскомину вопрос: где я? В замке? Но старикан не очень-то похож на доброго графа.       Я присмотрелся к его одежде и мысленно присвистнул от удивления. Длинное, черное одеяние без каких-либо украшений. Сутана? И здоровенное колье в виде трех колец на шее. Мне стало не по себе. Где я, черт побери?!       Продолжая искоса за ним наблюдать, я решил, что он ещё ничего для своих лет, такие вот дедки до девяноста бегают стометровку и зимой выходят на лыжах. Плотно сжатые губы, отсутствие морщинок у глаз говорило о том, что с чувством юмора у него не очень и улыбка вряд ли частый гость у него на лице. А глаза, слишком живые и острые, могли резать сталь на расстоянии не хуже лазерного луча.       Никогда не любил покер: с контролем эмоций у меня всегда были проблемы.       – Молодой человек, вы догадались, куда попали? – проскрипел старик, взглядом которого можно было резать сталь.       Осторожно! Нужно следить за каждым словом! Куда змее до этого балахона?! Я плечом вытер до сих пор сочившуюся из разбитых губ кровь.       – Догадываюсь, не более того.       Старик прищурился, состроив смешную гримасу. Вот только я не решился даже улыбнуться.       – У вас странный выговор. Да и слова вы подбираете как ребенок.       Мой собеседник разродился пространной речью, из которой я понял, дай бог, одну треть. Опять переводчик стал давать сбои. Так мы далеко не уедем. Если старикан заговорил про слова, значит, обратил внимание на неправильное произношение. Об этом ещё Вордо предупреждал. Сейчас у меня оставался нехитрый выбор: сказать правду или врать напропалую. Врать не хотелось. Да и как врать, если тебя и без вранья с трудом понимают? Чутье же подсказывало, что этот дедуля распознаетвранье без всякого чихания. Но и всю правду выкладывать точно не стоило. Информация дает контроль. Я чувствовал, что попался на крючок, но не заглатывать же наживку по самую часто употребляемую в разговоре часть тела. Следовало оставить что-то при себе.       – Говорю как умею, – буркнул я, демонстрируя обиду и смущение одновременно.       – Хм, как умеете, – протянул старик. – Весьма любопытно послушать.       – Могу рассказать, – промолвил я, бросив взгляд на воина, который и не думал прекращать свое занятие.       – Оррик, иди погуляй, – рявкнул старик на невозмутимого воина.       К моему изумлению, того вынесло из кабинета со скоростью пули. Даже пикнуть не посмел. Вот это власть! Старик может гвозди забивать своей харизмой. Стоит ли ему вообще хоть что-то рассказывать? И есть ли у меня выбор?       – Ну?! – хмыкнул дедок, скептически глядя на меня. – Ты же этого хотел? Твоя … сбылась. У тебя не так много времени.       – А можно сначала вопрос? – рискнул я.       Дед заинтересованно отложил в сторону палочку, которой что-то помечал в бумагах, лежавших перед ним толстой стопкой.       – Смелый, – вздохнул он. – Или глупый. Смелых не люблю, они гибнут первыми. Впрочем, глупые мне тоже не нравятся. Но ты не волнуйся, будем считать, что к вам, молодой человек, это пока не относится.       Мой собеседник сразу догадался, что сложные конструкции речи вызывают у меня определенные трудности, и перешел на простой язык. Переводчик заработал увереннее. Как же надоели бета-версии!       – Что такого странного в моем голосе? – я решил ещё раз проверить свои предположения.       Старик задумался, пожевывая губу. Не знал, что сказать? Или думал, что можно, а что говорить не следует?       – Понимаешь, парень, – начал задумчиво он, – вы говорите как три совершенно разных человека. Сразу. Один из которых мне хорошо знаком. Из чего возникает ещё несколько вопросов, о которых я пока умолчу.       Я совершенно точно знал, кто этот один. Вордо. Он, оказывается, служил священникам – кто еще будет носить такие халаты. Какой из этого вывод? Да, никакого. Будем считать, что сейчас идет период накопления информации. И если мне прямым текстом говорят о связи между нами, то им почти все известно. Неизвестны только две вещи: почему Вордо здесь нет, а я вот он, целехонек, и с какой стати я вообще ещё дышу. Атаман, хотя какой он атаман, недвусмысленно намекнул на ненужных свидетелей. Меня же заранее решил оставить в живых. Какой у него был мотив? Скорее всего, оценил потенциал и возможность использования на благо, ну, пусть будет церкви. Или второй вариант: как я уже предполагал, он хотел вытрясти из меня душу, а потом прирезать по-тихому. Для остальных буду придерживаться первой версии, он поднимает мою значимость в моих же глазах, кроме того, так безопаснее. А так как я попал в период, когда размахивать мечом являлось не только почетным занятием, но и частенько спасало жизнь, тут вовсю идет дележ власти. Нужны люди с полезными навыками. Значит, пока что вот он, мой шанс! Но, конечно, не все ему нужно знать, не все. Как я и говорил, туз в рукаве всегда пригодится. А лучше несколько. Вопрос в том, что старик знает и о чем догадывается?       – Вордо погиб, сражаясь с эльфом, – сказал я, наблюдая за реакцией собеседника.       – А что-то, чего я не знаю? – старик скривился, будто надкусил неспелую сливу. – Может, это ты его прикончил?       Я похолодел при мысли о том, что его убийство повесят на меня, тем более так и было. Но старик уже отмахнулся от своей мысли, пробежав по мне глазами.       – Хотя это я, пожалуй, загнул, – протянул он, усаживаясь в кресло поглубже, и собрал пальцы в замок. – Такие, как он, рубят врагов на кусочки и не потеют. А ты говоришь, что его убил эльф?       От того, как священник воспримет следующие слова, зависело очень много. Но я твердо решил, что он должен об этом узнать от меня.       – Это был особенный эльф. Он владел странным оружием: два меча, скрепленные длинной рукоятью. Вордо убил его тоже, но сам получил смертельный удар. Он не мог двигаться, когда закончился бой, – на секунду я замолчал, но потом твердо закончил, – вы правы, мне на самом деле пришлось его убить, но по его же просьбе.       Старик не мигая смотрел мне в глаза. На мгновение мне показалось, что на меня готова броситься огромная кобра, а из-под стола разносится стрекотание ее страшного хвостика. Накатила короткая волна ужаса, перехватило дыхание. Но почти сразу неприятные ощущения отступили. Я подметил ещё одну странность: мой дар видеть ауру молчал. Лишь на краткий миг я увидел гнев, ярость и досаду, но потом как будто захлопнулась дверь, перекрывая сквозняк. Либо священник умел себя контролировать на каком-то непредставимом уровне, либо ему не было до меня дела. Судя по краткой вспышке, все дело в контроле. Вот кому можно играть в покер! Либо он думал обо мне как о предмете мебели, что, честно говоря, вызывало откровенный страх. А что? Ну не нравится тебе этот стул. Выбросить жалко: подберут другие. Наверное, лучше его сжечь!       Видимо, все размышления отразилось на моём лице, потому что священник поморщился и с раздражением в голосе сказал:       - Ты все сделал правильно. Ему нельзя попадать к эльфам. За это можешь не бояться.       Раз «за это», значит, определенно, есть что-то ещё.       – А за что же все-таки стоит?       – За что стоит, – задумчиво повторил священник. – За всё остальное. Оррик!       Дверь в кабинет находилась за моей спиной, поэтому я мог ориентироваться только по звуку. За хозяйством тут явно приглядывали: петли не издали ни звука, но немного потянуло прохладой от дуновения свежего воздуха.       – Отец Тук? – услышал я настороженный голос воина, который несколько минут назад так быстро отсюда ретировался. – Звали?       – Звал – звал, – старик кивнул ему на стул, на котором тот недавно наводил красоту. – Садись, не маячь в дверях. Послушай, как поёт наш любезный гость.       – Поёт? – недоверчиво переспросил здоровяк, осторожно опускаясь на прежнее место.       Священник демонстративно вздохнул, подняв глаза в потолок. Прямолинейность, возведенная в степень, иной раз может довести до кипения, тут я был полностью с ним согласен.       – Не поёт, а говорит, – уточнил он. – Но и запоет, конечно, если понадобится.       И, что характерно, я ему сразу поверил. Точно запою. Кем угодно. И тут я удивленно заметил, как поднимается со своего места Оррик. Простота хуже воровства, но не до такой же степени! Что он вообще делает на допросе?! Я умоляюще уставился на старика, который для вида опять занимался бумагами.       Священник поймал мой взгляд и с недоумением проследил, как воин направился в мою сторону.       – Так, – хлопнул он руками по подлокотникам с такой силой, что вздрогнули мы оба: и я, и Оррик. Последний при этом остановился, у меня вырвался облегченный вздох – пение откладывалось. Отец Тук вихрем пронесся мимо, и я услышал, как он за дверью зовёт какого-то Харальда. У старика оказался зычный голос, про таких говорят «мертвого поднимет». По коридору возбужденно забегали, видимо, старик был местной шишкой, а он тем временем с недовольным видом вернулся назад. – Совсем стар стал, – буркнул он, взбираясь на своё место, словно курица на насест. Впрочем, в прошлой жизни мне попадались такие люди. Отца всегда тянуло на нравоучения после нескольких бокалов коньяка, в такие минуты он как-то поведал мне: есть люди, для которых мир поделен на две части, но это не пресловутые «черное» и «белое», а на тех, кто «за» и «против». Они оценивают людей только исходя из данного критерия. И не приведи Господь столкнуться с такими во власти. С ними нельзя договориться полюбовно. Если у них хватит власти, будет либо так, как хочется им без всяких уступок, либо вообще никак. И тебе придется выбирать, с ними ты или против. Если бы у меня был выбор, говорил отец, я бы вообще забыл путь, который ведет через таких людей. Потому что у тебя не будет более страшного врага, если ты вдруг решишь, что тебе с ними больше не по пути. Вот только жизнь не всегда дает нам такую возможность.       Впрочем, в моем случае вопрос развернут в прямо противоположную сторону. Я бы озвучил его так: смогу ли я, используя свои навыки, попасть в его команду. Потому что у таких людей есть одна полезная для меня особенность: несмотря на требования безусловного подчинения, они всегда и всюду вперед двигают только своих. Да, ты вынужден помнить, кому ты обязан своим положением, но при прочих равных, смог ли бы ты сам вскарабкаться на нужную тебе высоту? А зависеть от кого-то в этом мире – это неприятная обыденность.       К тому же вряд ли у меня осталась свобода выбора: мне кажется, отсюда я выйду либо человеком отца Тука, либо вперед ногами. Третьего не дано. Значит, нужно доказывать свою значимость…       – А, – подал голос Оррик, растерянно показывая на меня, – он чего?       – Уйди уже, – отец Тук жестом показал, чтобы тот сгинул с глаз долой. – Что ж за день-то такой. Одни олухи вокруг.       – А вдруг, э-э, – решил проявить инициативу подчиненный, чем вызвал неподдельное изумление начальства.       – Ты всерьёз полагаешь, что вот он сможет причинить мне вред? – перебил он. – Ты же сам его привязал к стулу, как ты сказал, «на всякий случай». Или ты думаешь, что этот юнец сможет разорвать веревки?! – к концу фразы отец Тук перестал сдерживать раздражение и орал в голос, так что последние слова прозвучали уже в спину исчезающего здоровяка. Мне же еще минуту казалось, что я слышу бряцание оружия до сих пор убегающего воина. И только тут я обратил внимание, что действительно не могу пошевелиться. А поначалу-то приписал это нервному напряжению и вообще не обратил внимания. Оказывается, мои гостеприимные хозяева все-таки подстраховались.       – Вот с такими людьми приходится работать, – между тем пожаловался мне отец Тук совершенно спокойно, как будто и не кипел, как чайник, секунду назад. – А, Харальд, заходи. Мы тут пытаемся спокойно поговорить, а твои ребята не слишком располагают к беседе.       – Так за разговоры им никто не платит, – услышал я из-за спины спокойный голос, а через мгновение его обладатель попал в поле моего зрения.       Харальд разительно отличался от Оррика хотя бы тем, что не пытался сразу на меня наброситься. Он вообще казался ровным и излишне мягким на первый взгляд. Из оружия на нем была лишь шпага или длинный узкий меч с рукояткой, обмотанной черным шнуром – я не слишком разбираюсь в оружии, как вы, наверное, поняли. И во всем остальном он был утонченнее и изысканнее: белоснежная сорочка с широкими рукавами и узкими манжетами, вместо пуговиц – заколки с чем-то блестящим. Чем дольше я на него смотрел, тем больше крепла уверенность, что вряд ли тут обошлись фианитами или цветным стеклом. Образ довершали кожаные штаны гораздо более тонкого покроя, чем все то, что я когда-либо видел в этом мире, и высокие сапоги.       Вполне возможно, передо мной представитель благородного сословия. Вопрос, что он делает в услужении у священника, меня не касается. Причин может быть море. И все в нем было благообразно и подчеркнуто утонченно, если бы не взгляд – абсолютно холодный взгляд убийцы и душегуба. Ни секунды не сомневаюсь, что прирезать человека для него так же естественно, как, скажем, съесть на завтрак бекон. Не было на завтрак зажаренного до хрустящей корочки бекона, весь день насмарку. Вот человек, который в состоянии сделать из тебя Шаляпина. Хочешь ты того или нет.       – Так расскажите, юноша, почему вы решили передать нам столь для нас ценную вещь таким странным способом, – священник поднял на меня отеческий взгляд, от которого у меня побежали мурашки по коже. – И будьте добры говорить одним голосом. Слушать пение разных людей не слишком приятно.       – Я не пробовал, – мало того, что меня пугал сам старик, так к этому добавился оценивающий взгляд его подручного. Так смотрит на человека палач, решая, с какой руки ему сподручнее будет начать.       – Так попробуйте, – мягко посоветовал Харальд со своего места.       А ведь правда, прислушавшись к собственной речи, я обнаружил, что все слова произносятся с разными интонацией, скоростью, как будто действительно несколько человек последовательно произносят слова в предложении. Интересно, почему я до сих пор не замечал, что разговариваю на разные голоса? Пока на это не обратил внимания другой человек.       Почему у меня получается говорить, как у хора мальчиков, я примерно догадывался. Все дело в моей способности запоминать звуки и записывать ассоциации к ним. Мой новоприобретенный мозг с помощью разных людей получал информацию в виде звучания слова, прикручивал к нему значение, и так каждый раз, когда слышал все новое. При этом каждому предмету соответствовало свое произношение со всеми вытекающими отсюда последствиями: личные ошибки человека, акцент, сила голоса и прочее. В итоге при разговоре мозг подбирал слово с соответствующим произношением, а я по умолчанию принимал его за идеал, потому что понятия не имел, правильно говорю или нет.       Представляю, какая получается какофония, если в языке имеются какие-нибудь падежи, склонения и прочие правила, о которых мне тоже ничего не известно. Понимать мне это ничуть не мешает, а вот говорить…       Кстати, умение произносить слова чужим голосом открывает любопытные перспективы. Но как насчет своего собственного? Не всем следует знать о том, что я человек-оркестр.       Шутки шутками, а делать-то что? Методом научного тыка можно свернуть горы. Правда, случайно и не сразу. Хотя есть и другое глубоко научное изречение: дуракам везет. Самое логичное – сознательно контролировать голос – почему-то не сработало. Получилось даже хуже. Мне захотелось почесать лоб, но я забыл, что примотан к стулу.       – Развяжи, – велел отец Тук, заметив мои потуги.       Харальд плавно поднялся и, я глазом не успелморгнуть, как одним махом он срезал все веревки на руках и груди мечом, который мгновение до того висел у него на поясе. Впечатляет. Вот прямо одним словом и с большой буквы. Что это за церковь такая, что ей служат люди с такими специфическими навыками? Или это служба безопасности? Отдел специальных операций? Или какое время, такая и церковь?       Почувствовав себя свободным от пут, я не смог отказать себе в удовольствии потянуться. Помяли меня изрядно, болели ребра, все руки были в ссадинах и синяках. Досталось спине, кто-то особенно ретивый угодил прямиком в лишнюю деталь моего нынешнего тела, что неожиданно оказалось самым болезненным. Откуда там нервные окончания? Или как раз эта деталь отвечает за новые функции моего организма? Надеюсь, в него встроена система устранения повреждений?       После долгого пребывания в одной позе, нужно было хоть чуть-чуть разогнать кровь. Надеюсь, легкую разминку не сочтут за проявление непочтительности. Не хотелось лишний раз раздражать людей, от которых теперь уже точно зависит моё будущее.       Повезло. Люди оказались с пониманием. Видимо, имели представление о том, что чувствует человек, когда ему продолжительное время приходится сохранять одно положение. Сидит там неудобно или ему привязали ноги к голове и оставили в камере на пару дней. По-разному ведь бывает. Старик снисходительно за мной наблюдал, пока я не закончил ускоренный сеанс йоги, а Харальду вообще было все равно. На текущий момент моя тушка не представляла никакой ценности. Подозреваю, он с такой же легкостью мой срезать с меня не путы, а голову.       Но к делу. В моих интересах исполнить просьбу. Умному человеку достаточно лишь показать твою возможность оперативно реагировать на изменения ситуации, чтобы он понял, что от тебя будет толк. Заумно сказал? Переведу: покажи, что ты можешь быстро решать вопросы, и люди к тебе потянутся.       Как я ни старался, говорить чужим голосом у меня не получилось. Повторить за человеком – сколько угодно. Но только то, что я слышал. А как быть с моим собственным голосом? Что если попробовать наложить схему звучания слова на свой голос. Что-то похожее будет, если слова из песни просто прочитать, как обычный текст. Может, даже и не соблюдая рифму. Песней быть перестанет, но информацию передавать будет.       Значит, берем слово, вытаскиваем из него звук и произносим своим голосом, а не по памяти. Как будто пустить ток через трансформатор. На входе переменный, на выходе – постоянный.        Такое впечатление, что я сам с собой говорю через переводчика. Странные ощущения, но я сразу понял: получилось! Слова немного растягивались и вообще со стороны я выглядел тормозом или выходцем из бывших республик союза, о котором любил вспоминать отец и частенько травил бородатые анекдоты.       – Спасибо, что сняли веревки, – я сел обратно на стул. И кто придумал такую неудобную форму? Как будто сидишь на многограннике. – Так намного лучше.       – Совсем другое дело, – отец Тук улыбнулся одними губами. – Приступайте к рассказу, молодой человек, не стоить тратить понапрасну чужое время. К моим годам начинаешь понимать, чего на самом деле тебе не хватает.       Тянуть и в самом деле не стоило.              Естественно, о своем происхождении говорить не стоило. Я не большой знаток истории, но знаю, что в Средневековье люди толерантностью не отличались. Будь как все – девиз любого времени, если не хочешь оказаться под пристальным вниманием. И по большому счёту все равно, кого заинтересует твоя нескромная фигура. Если к тебе появятся вопросы, их обязательно зададут. Рано или поздно. А среди них и совсем неудобные, на которые у тебя не будет ответов.       В остальном же можно было петь соловьем. Я зарядил в стиле «как я провел лето»: продали, пошёл, ушел, бежали, догнали, убили – все как всегда, даже иной раз прикорнуть можно, потому как я добрался до очередного «пошли». Словарный запас хоть и уже достаточно велик, подозреваю, в моем исполнении «собака вилять хвост», история не страдала особым литературным стилем. Понимают и ладно.       Дедок слушал, занимаясь своими делами. И только по его уточняющим вопросам можно было догадаться, что он не пропускает ни одной детали.       – Вы сказали, молодой человек, что Вордо без утайки выложил вам, что не собирается оставлять свидетелей? И что вас будут пытать, как только вы донесете до нас весть о его гибели? Как-то на него не слишком похоже, – удивился старик.       Я мысленно заскрипел зубами. Была надежда оставить этот маленький секрет при себе.       – Я знаю, когда человек говорит неправду, – пришлось рассказать мне, причём старикан явно заметил, с какой неохотой я раскрыл свой маленький секрет. Чёрт! Чёрт! Но врать на ходу – не мой конек, пришлось выкладывать правду.       – Вот как? – отец Тук изобразил неподдельный интерес. – А вы и в самом деле можете?       – Попахивает колдовством, – заметил доселе молчавший Харальд.       Меня пробил пот. Где-то на грани слышимости почудился треск костра.       – Могу, – обреченно ответил я, поспешив добавить, – только это никакая не магия!       – Конечно, не магия, – хмыкнул священник. Когда люди попадают сюда, их сразу проверяют на предмет, – он изобразил пассы одной рукой, – магии. Так что, Харальд, тут ты ошибаешься, – тот безразлично пожал плечами, мол, я должен был проявить бдительность. А у меня отлегло от сердца.       – И как же ты проверяешь, врет тебе человек или говорит правду? – продолжал допытываться отец Тук. – Мне и в самом деле любопытно. Насколько я в курсе, даже маги не могут отличить правду от лжи.       А вот это крайне полезная для меня информация. Эксклюзив всегда сулит хорошие прибыли, если вести правильную политику. Запомним.       – Для этого я должен касаться тела человека в то время, когда он говорит, – сказал я и сразу заметил, как поскучнел отец Тук. А ты себе уже напридумывал личный детектор лжи? А что, берешь меня на переговоры и, знай, поглядываешь в мою сторону, не моргнул ли я глазом в нужном месте. А так кто же позволит слуге держать тебя за ухо?       – С этим понятно, – отмахнулся он. – Но почему бы не передать сумку страже?       – Вордо рассказал мне про ауру. Меня либо задержала бы стража, обнаружив, что у меня с собой, либо ваши люди нашли по остаткам ауры, – я отметил, как эти двое переглянулись.       – Мы стараемся не распространять информацию про ауру и наши …, – хмыкнул отец Тук. – С какой стати Вордо стал бы это рассказывать первому …?       – Отец Тук, тогда все встает на свои места, – заметил Харальд, кивнув в мою сторону, он продолжил: – А мы-то гадали, с какой стати он поперся вдоль дороги, стараясь, чтобы его никто не видел. Ведь Вордо сказал тебе и про то, что след на человеке держится гораздо дольше?       – Да, я планировал отойти от города на расстояние, достаточное для трехчасового перехода. А там подстроить все так, чтобы кто-то забрал брошенную сумку. За время пути от моего следа на ней ничего не останется, так я смог бы избежать излишнего внимания, – я на секунду задумался, а потом сообразил: – Так меня все-таки заметили?       Ощущать себя идиотом не слишком приятно.       – Если бы тебя не заметили, – улыбнулся Харальд, – кое-кто лишился бы не только своих денег. Ещё месяц в отхожем месте был бы для них прекрасным уроком. Да он и пикнуть бы не посмел. Так что тебя увидели задолго до того, как ты появился из леса. Признаться, мы сначала не могли понять, зачем ты полез обратно, но потом догадались, что ты не хотел, чтобы тебя видели. Проделано не слишком умело, но нас поразило упорство, с которым ты пер по кустам, хотя в пяти метрах от тебя была … тропа.       Идиотом я себя чувствовал минуту назад, сейчас был уверен, что мне больше подходит слово «кретин». С чего я решил, что меня не найдут? Вордо окончательно запудрил мне мозги, не позволив увидеть очевидные вещи. Его с самого начала ждали, а тут появился я, да ещё и с его вещами. Красота. Отличный из меня получился тактик и стратег.       – Почему меня не схватили сразу? – совсем расстроился я. – Ведь вы же были рядом все это время.       Харальд бросил взгляд на священника и, дождавшись его кивка, сказал:       – Сначала мы решили, что Вордо перекупили …, а потом стало понятно, что кому бы то ни было вряд ли придет в голову использовать настолько … человека. Я получил разрешение от отца Тука просто приглядывать за тобой, не попадаясь на глаза.       – Но ведь сумку и вправду могли забрать! – отчаянно воскликнул я. Все услышанное до сих пор поднимало во мне волну отчаяния. Оказывается, у меня не было ни малейшего шанса.       Но и тут меня ожидало разочарование.       – Не могли, – сочувствующе произнес отец Тук. – В мире вряд ли найдется много людей, которые позарятся на вещи человека из Инквизиции. Сумка – это наш знак, мало кто из людей может похвастаться, что его никогда не видел. Ну и цвет мы выбираем ему под стать.       Меня окончательно раздавило знание того, что все, что я задумал, изначально было обречено на провал.       – Вещи тоже вы подрезали? – буркнул я.       – Простите? – не понял Харальд. Ещё бы, ведь последнее слово я произнес по-русски.       – Мои вещи забрали вы? Я целую ночь спал голый, без крошки во рту, – обиделся я.       Харальд и не подумал хмуриться в ответ на мой упрек.       – Да нет, один ловкий малец, которого ты не заметил, когда … принять ванну. Я решил, парень заслужил …, так что мы лишь отобрали у него нож.       Я вздохнул. А что мне ещё оставалось? Приходится признать поражение по всем пунктам. Мои гениальные идеи на поверку не выдерживали никакой критики. А будущие наниматели, несомненно, убедились в моей полезности. Из качеств, которые теоретически можно поставить мне в плюс, была лишь упертость. Довольно неплохая характеристика… для барана.       Впрочем, как выяснилось, я ошибся и тут.       – Кстати, – вдруг оживился отец Тук. – Осталось уточнить ещё кое-какие детали. Где ты научился так говорить и каким образом выжил после укуса пестрой гадюки?       Приехали. Почувствуй себя дедушкой без кислородной подушки. Хотя нет, дедушка сидел напротив и прекрасно без неё обходился. Воздуха не хватало мне.       Ну и что мне ему ответить? Правду и только правду? Ее у меня не было. Да я даже себе не могу толком объяснить, что происходит. Что уж говорить про ответ священнику. Сожгут, я даже закончить свой бред не успею. А отвечать что-то надо, вон как на меня уставились.       Возможно, мне предстоит совершить самую страшную ошибку в своей жизни. Как я говорил, миром владеют не деньги, а те, у кого есть информация. Фактически, этот отец уже знает обо мне практически все. К счастью, ему неизвестно о моей способности видеть эмоции, обращенные ко мне. Но в этой беседе от нее вообще никакого толка. Возможно, в будущем она ещё не раз спасет мне жизнь, но сейчас мне нужно хотя бы ее постараться сохранить в тайне.       И я рассказал им, как впервые очнулся в шахтах, как добывал еду, как увидел море и солнце в первый раз. При этом мне не хотелось даже смотреть в их сторону, чтобы не разглядеть на их лицах свой приговор. Я до того устал контролировать каждое слово, что в какой-то момент едва не ляпнул про другой мир. Нет уж! Это прямой путь на костер.       Закончил свое повествование, поднял голову и взглянул в глаза отцу Туку.       – Я не помню, кто я, не знаю, где я. Вы спрашиваете, как я научился говорить таким странным образом? Отвечаю: просто запомнил слова и примерный их перевод. За один день. И продолжаю это делать. Когда говоритевы, в моей голове что-то подбирает значения и тоже их запоминает. Вы думаете на своем языке, мне приходится несколько раз перекладывать значения, чтобы в итоге подобрать правильное и ответить вам так, чтобы вам оказался понятен смысл.       Интересно, священник разобрал хоть что-то из того, что я наговорил? До сих пор мне не приходилось столько вещать, к тому же несколько слов я явно произнёс на чужом для них языке.       На этот раз мне были явственно заметны сомнения священника не только на его лице. Его воля и контроль дали трещину или он впервые за все время подумал обо мне как о человеке, и из него вырвались наружу цветные сполохи эмоций. У меня на губах потрескивал песочек страха и расползалось черное пятно ужаса. Может, зря я так? Не стоило рубить правду-матку. Похоже, конец. Ну что ж. Добивать, так добивать.       – И про змею эту вашу мне сказать нечего. Когда меня укусили, решил, что все, каюк, – я подавил нервный вздох. – Очнулся уже у вас.       Воцарилась гробовая тишина. Каждый думал о своем. Мне почему-то вспомнилась баня у одного из клиентов отца. Тогда он по одному ему ведомой причине решил взять меня с собой. И вот паримся мы впятером, дышим через силу, потеем, а человек, который занимался там организацией культурных мероприятий, заглядывает вдруг к нам, одобрительно оглядывает каждого с головы до ног и глубокомысленно произносит, что, мол, самый хороший жар от березовеньких поленьев, а их у него страсть как много. «Для сугреву хватит». Интересно, а у этих двоих березовенькие есть? Или мне придется коптиться на медленном огне. Что-то мне подсказывает, что эти двое имеют прямое отношение не просто к церкви, а к ее боевому крылу – Инквизиции.       – Хм, – наконец глубокомысленно изрек священник, выбираясь из кресла. – Вот никогда раньше нечистого не поминал, а сейчас хочется.       – Так, и помяните, – хмыкнул Харальд. – Не думаю, что ему понравится, если его сам отец Тук вспоминает.       Священник строго посмотрел на помощника, ещё больше сдвинул брови, но так и ничего не сказал. Вместо этого прошелся до библиотеки, что-то там высматривал минуты три, ковырялся в корешках книг, затем стал, словно маятник, нарезать круги между своим столом и дверью. Когда он оказывался за моей спиной, я чувствовал его тяжелый взгляд, прочем теперь в нем сквозило скорее недоумение, чем страх. И присутствовала капелька смущения. Видимо, отец Тук сам от себя не ожидал подобной бурной реакции и теперь слегка досадовал на себя. А чувствовал я все это, потому что мысли священника так или иначе крутились вокруг меня. Вот тебе и методика по мониторингу. Если выживу.       – И что, вот прямо-таки из пещер и собирал там разных тварей? – недоверчиво спросил отец Тук.       – Прямо оттуда.       – И собирал, и ел? – продолжал допытываться старик.       – Собирал, – ответил я. – Ел несколько раз, когда становилось совсем голодно.       Старик с улыбкой кивнул.       – И что, еще хочется?       Меня передернуло от воспоминаний.       – Даже вспоминать о них не хочу! – горячо сказал я. К чему это он клонит?       – Хм, – покачал головой старик. – Пробовал и не хочется еще? Чудеса прямо.       А что в этом такого? С детства не приучен жевать улиток, национальность неподходящая.       – А почему вас это удивляет? – рискнул спросить я.       Старик зыркнул на меня исподлобья, покачал головой, но решил пояснить:       – Вот что меня удивляет, Маркус, города наводнены этой дрянью, а он даже не подозревает, что целый месяц собирает ее для людей, которые травят других своей зловещей похлебкой. Они привыкают к этой гадости и готовы на все, чтобы заполучить хоть чуть-чуть.       Я про себя присвистнул: все встало на свои места – вот, значит, зачем все эти манипуляции! Из улиток делают наркотики! И я целый месяц жил среди сложившихся наркоманов, которых охрана периодически подкармливала этой гадостью! При мысли о том, что и я с лёгкостью мог оказаться там, среди этой грязной массы, и рано или поздно окончил там свои дни, меня бросило сначала в жар, потом в холод. Вероятность того, что я избежал этой участи, стремилась к нулю. Немудрено, старик так удивился. Тут попахивает чудом.       – Я не ел эту гадость, – пояснил я. – Когда нам клали ее в еду, это чувствовалось по запаху, в такие дни мне приходилось ложиться голодным, но к этой отраве я не прикасался.       Отец Тук фыркнул.       – Чтобы привыкнуть к этой, как ты правильно сказал, гадости, нужно всего лишь пару раз это попробовать. Даже в сыром виде. А людей в таких местах кормят этой штукой три раза в день, чтобы лучше работали. Пока они это едят, нет работников лучше, но стоит подержать их без нее несколько дней, как от человека остаётся лишь его тень, – отец Тук посмотрел на меня так, словно готов был влезть в мою голову прямо сейчас. – Я первый раз вижу перед собой человека, который провёл в таком месте месяц, и способен после этого сидеть и со мной разговаривать.       Я открыл рот, чтобы возразить, но не нашёлся, что можно сказать в свою защиту, зато у других идей оказался предостаточно.       – Костер? – деловито поинтересовался у священника Харальд.       Страх слегка кольнул, но тихонько, словно уже устал и всем видом показывал: да ну его!       – Надо бы, – поморщился отец Тук, но тут же добавил. – Нет, как-то это все запутано чересчур. Нарочно не выдумать. Эй, юноша, в театре играть не приходилось? Нет? Ну ладно. Но вот что интересно: не мог тебе Вордо не сказать, что рано или поздно эльфы тебя найдут. В лесу должна была остаться вся компания. А они не хуже нашего могут ауру снимать, тем более с мертвецов. Ты же от них так бежал, когда чуть границу леса не проскочил?       – От них, – подтвердил я. – Только Вордо меня научил, как сделать так, чтобы они мою ауру прочитать не успели.       – Я сплю или умер, – воскликнул вдруг старик, всплеснув руками. – Что ты такое Вордо сделал, что он тебе столько всего выложил? От него иной раз слова не добиться. А тут такой говорун. Ну и? Чего он тебе присоветовал? – старик заинтересованно замер у камина, уставившись на меня, от него несло недоумением и раздражением. – Не томи.       – Он получил мое слово, что я доставлю сумку его друзьям, – сказал я. – И не позволю эльфам управлять его телом после смерти.       Что мои собеседники напряглись, я заметил сразу. Только виду не подали. А вот в эмоциональном плане передо мной только что разорвалась атомная бомба, ну или два тактических ядерных боезаряда точно. Меня едва не сбросило со стула, но они даже не заметили, впившись в меня глазами.       – Он сказал, что единственный способ не дать им прочитать мою ауру и не позволить завладеть его душой – сильно повредить голову человека, – закончил я. – Тогда след пропадет за час, как у обычного предмета.       – И ты раздолбил головы всем погибшим, включая эльфов? – ошарашенно спросил Харальд, от него ко мне потянулись щупальца изумления и ужаса. – И тому, что с необычным оружием тоже?!       От священника исходило нечто подобное, но гораздо более насыщенное, с чётко очерченными границами. Я даже боялся смотреть в его сторону, до того жуткая картина мне открывалась.       – А он что, какой-то особенный? – осторожно поинтересовался я, не понимая, что происходит. – Его голова ничем особенным не отличалась. Если бы не его оружие, у меня ничего не вышло, только благодаря этой штуке, я закончил так быстро. Острая и тяжелая, как целое дерево.       Отец Тук поперхнулся и Харальд долго и аккуратно стучал ему по спине. Выглядели оба до крайности изумленными, но молчали, перебрасываясь таинственными взглядами.       Невидимые облака недоумения, страха и чего-то ещё, чему у меня пока не было названия, продолжали виться вокруг них, но уже не с такой интенсивностью.       – Крикни, чтобы вина что ли принесли, – старик, сгорбившись, опять взгромоздился на свой насест. – Только не ту кислятину, что мне приволокли вчера. Если не понравится, допивать будешь сам.       – Я не пью вино, – укоризненно произнес Харальд, бросив в коридор короткое распоряжение.       – Твои проблемы, – пожал плечами отец Тук и обратился ко мне, но вопрос был задан Харальду. – Вот скажи, у тебя там все такие, – он покрутил в воздухе пальцами, – необычные?       – Настолько умных мало, – сознался Харальд, поглядывая в мою сторону.       – И то хорошо, – отец Тук вздохнул и тут возмущенно рыкнул, – ну и где же мое вино?       Он потер, лицо обеими руками, провожая взглядом исчезающего за дверью воина, потом повернулся ко мне. В глазах и всей позе читалось крайнее раздражение, а эмоции, которые он почти перестал контролировать, говорили об усталости и досаде. Страха в его чувствах я больше не видел. – И откуда ты на мою голову взялся?       – Из пещер, – ответил я на риторический вопрос.       – Ну и сидел бы в своих пещерах! – мгновенно вспыхнул старик. – Чего тебе там не сиделось? Жрал бы улиток, – ему захотелось продолжить, но он сдержался. – Наворотят дел, а старику разгребать, – ворчал он, понемногу успокаиваясь. – Уж лучше бы ты магом приличным оказался, – вздохнул он. – Сожгли бы и все, никаких проблем. А теперь…       – А что теперь? – мне все сильнее хотелось узнать, что же такого я натворил. – Вы можете мне сказать? Я ничего не понимаю.       В этот момент в кабинет вернулся Харальд с бутылкой вина под мышкой и двумя чашами в руках. Отец Тук уставился на бутылку подозрительным взглядом.       – Все, что есть, – Харальд показал темное горлышко. – В этой дыре лучшего не найти.