Последний из рода Хирамеки (The Last Hirameki)

Квартира встретила вернувшегося после шатаний по улице Какаши загадочным полумраком и тишиной. Большая дорожная сумка лежала на кухонном столе, сиротливо обращенная к нему своим пустым пока дном. Кое-как нащупав рубильник, мужчина почувствовал как возможность трезво мыслить резко пронзает его разум, как и яркий свет комнату. Громоздкий сундук, напичканный всем необходимым, одиноко стоял рядом с входной дверью: он отправится вслед за ним чуть позже. К сожалению, все его пожитки не заполнили и половины этого дорожного ящика, все-таки Хатаке был не очень сентиментален и жил сегодняшним днем. Коллекция книг, гражданская одежда и фотографии — больше в этом «путешествии» ничего ему не пригодится. Он не коллекционировал драгоценности и не любил безделушки. Если что-то нужно было купить — покупал. Нет — обходил стороной. И поскольку экипировка ниндзя ему больше не понадобится — он оставит ее здесь. После того, как подготовка к отъезду была завершена: вещи упакованы, полки опустошены, ящики вымыты, кровать оголена — на подоконнике осталась стоять только одна фотография — его новоиспеченной, еще совсем наивной команды генинов. Какаши решил, что оставит ее здесь. Будет намного лучше, если они затеряются в закоулках памяти, как и все, кто был когда-то в его жизни. На протяжении нескольких мгновений он тупо смотрел на дно пустой сумки на кухонном столе, пока усталость и, все еще не отпустившая полностью разум опьяненность не дала о себе знать. Но копирующий решил не поддаваться на уговоры сознания прилечь ненадолго и отдохнуть, а просто направился в небольшую ванную и подставил изнемогающее тело под струи горячей воды. Несколько минут мужчина просто стоял под душем и пытался прийти в себя. Капли яростно впивались в его бледную кожу и оставляли после себя красные продолговатые следы, помогая тем самым немного расслабить затекшие мышцы. Он почувствовал себя куда лучше. Растирая одним полотенцем промокшие волосы, а другое повязав себе на бедра, Какаши щелкнул чайник и бросил пакетик черного чая в кружку. В квартире было очень тихо. Обычно он любит такую тишину, но не сегодня вечером. Его подсознание, хотя Хатаке старался не думать об этом, постоянно возвращалось к недавнему моменту в парке. К моменту, где Сакура рыдала, а он безмолвно уходил в закат. В любое другое время шиноби бы уже тысячу раз пожалел, что втянул ее во все это. Но, как ни странно, сожаление о содеянном так и не пришло. Возможно, всему виной затаившееся внутри злоба на всю эту ситуацию. Он был обязан отдать всю свою жизнь в угоду незнакомцу, которого толком и не знал. Или может в этом виноват внезапно обретенный эгоизм, но почему-то Какаши не видел во всем произошедшем ничего плохого. Мужчина уже давно хотел прикоснуться к ней так — поцеловать. И алкоголь был своеобразным толчком для начала активных действий. Это началось примерно в то время, когда ей исполнилось девятнадцать. Несколько его товарищей и подчинённых стали вслух подмечать растущую в ней с небывалой скоростью женскую привлекательность и сексуальность. Сакура сочетала в себе приятную внешность, ум, индивидуальность и великолепную фигурку. Чего только стоили ее ноги в этих чертовски сексуальных ботинках. Она со временем научилась флиртовать, чем еще больше подогревала интерес противоположного пола. Но Какаши смотрел куда глубже. Со времен смерти Саске, вытягивания Наруто из депрессии и становления его на путь истинный, неустанной борьбы с собой и превосходства на медицинском поприще — Сакура Харуно выросла просто в невероятную женщину. Но и не поэтому он хотел поцеловать ее. Да, она манила его словно мираж в пустыне — Какаши все-таки мужчина, хоть и «старый», но не мертвый же. И ему уже надоело спорить со своими друзьями, что куноичи слишком молода, чтобы разглядывать ее «так». Ведь копирующий врал даже самому себе — на самом деле она уже достаточна взрослая. Сакура уже взрослая во всех смыслах этого слова. Но что привлекало Какаши больше всего, так эта та уязвимость, которую она обнажала перед ним из раза в раз. Девушка показывала только ему себя настоящую, неприкрытую разными масками или напускной уверенностью. Только мысль о том, во что могли бы перерасти их необычные отношение через несколько лет — причиняла острую боль. Он безумно жалел, что не увидит как Сакура перерождается с возрастом в еще более прекрасную женщину. Через несколько лет она точно станет одной из самых могущественных и непобедимых куноичи деревни, с которой каждому придется считаться. Ох, если бы Харуно была чуть старше, что бы он с ней только не вытворял… Она родилась на десять лет позже, чем ему хотелось бы. И когда девушка повзрослеет, его возраст тоже неминуемо напомнит о себе. Сейчас ему тридцать три, и он уже стал ощущать последствия образа жизни шиноби на своих отвратительно хрустящих суставах и некоторых неправильно сросшихся костях. Какаши никогда даже подумать не мог, что будет так открыто ее соблазнять. Все таки разница в возрасте немалая. Хотя внутри мужчина прекрасно знал — если бы все-таки решился, Сакура не смогла бы устоять. Но вместо этого он пообещал себе, что будет просто присматривать за ней, заботиться и будет счастлив, когда она наконец найдет достойного мужчину. К сожалению, Саске умер прежде, чем смог узнать «такую» Сакуру. Вообще Учиха был идиотом в некотором плане, в чем Какаши был уверен исходя из собственного горького опыта. Звук тикающих часов вывел его из затянувшихся раздумий и вернул к неизбежности поставленных задач. Попивая теплый чай, Какаши закидывал в сумку различные съестные припасы, закуски, несколько дорожных карт и парочку книг. Положив также дополнительно часы, компас и два куная, мужчина закрыл торбу. Там, где ему придется обитать в ближайшие годы своей жизни — холодное оружие вряд ли понадобится. Но впереди пятидневный путь и перестраховаться все-таки следует. Наконец, когда сумка была запечатана в свиток и все остальное готово к отходу, Хатаке взгромоздился за кухонный стол с листком и ручкой в руках. Осталось последнее — написать прощальное письмо, которое он и не особо-то и хотел писать. Получилось немного скомкано и написанное плохо выражало его реальную точку зрения, но получилось как получилось. Сакура заслуживает своеобразной завершенности. Своим сегодняшним поцелуем приоткрыл скрипучую дверь в новый этап их отношений, и этим сообщением он хотя бы поможет ей снова ее закрыть. Какаши знал, что девушка будет в мыслях постоянно возвращаться к этому моменту, ища ответы на несуществующие вопросы. В этом была вся Сакура. Но несмотря ни на что, в ближайшие дни, годы в новых обстоятельствах его гражданской жизни — Какаши уж точно не мог представить ее рядом.

***

Солнечные лучи и теплый летний бриз потихоньку пробирались в Коноху, предвещая неизбежное наступления утра. Самые ранние пташки за окном шумно суетились, вышагивая каждый по своим делам. Сакура Харуно лежала на своей кровати, укрывшись легким одеялом с ног до головы, не предпринимая никаких попыток поднять свою голову с подушки. Вихрь чувств, мыслей и эмоциональных потрясений, которые свалились на нее буквально несколько часов назад — не давали сомкнуть глаза вплоть до самого рассвета. Она металась по кровати, беспокойно крутилась, как назло возвращаясь в этот промежуток времени снова и снова. И теперь ее опухшие от слез глаза силились открыться и показать себя миру. Было около шести утра. Солнечные свет понемногу заполнял каждый угол ее комнаты, оставляя после себя темно-серые пятна теней от наставленной повсюду мебели. Куночи неподвижно лежала и из-под полузакрытых век наблюдала за этой картиной повседневного круговорота природы. Какаши поцеловал ее. Он действительно поцеловал ее. И это было не просто мимолетной прикосновение — его страстный влажный поцелуй напрочь снес ей крышу. Сакура скорее бы поверила, что свора вражеских ниндзя в костюмах страуса нападет на нее посреди Конохи, чем что Хатаке Какаши поцелует ее! Да, конечно, они были очень близки, даже слишком, но чтобы копирующий испытывал к ней сексуальное влечение — никогда! И это не было отвратительно. Сакура продолжала как будто переживать этот момент снова и снова. Это было… скорее поразительно. Фух, этот мужчина даже в состоянии алкогольного опьянения смог так умопомрачительно целовать ее. Но Какаши скорее всего просто слабо соображал из-за алкоголя и плюс уходил — навсегда. Возможно, то что произошло между ними — ничего не значило, и мужчина был слишком пьян, что понимать, что творит. Может быть он уходил сия в лучах своей «славы», наслаждаясь превосходством и тем самым сжигая мосты страстными долгими поцелуями. Прошлой ночью каждая клеточка ее тела разрывалась от жгучей боли, когда она зажимая рот рукой, смотрела в его широкую, постепенно отдаляющееся спину. В последний раз. Честно говоря, Сакура была слишком растеряна и взволнована, чтобы последовать за ним. Даже если бы пошла — что она ему сказала после произошедшего? Какаши уже, наверное, покинул деревню. Ей хотелось бежать сломя голову в его квартиру, может быть, даже преследовать его до границы Страны Огня, чтобы только получить ответы на волнующий вихрь вопросов. Но какими были бы последствия? Сакура категорически не желала слышать о его сожалениях и нелепые оправдания. Тем более она не хотела даже думать, что Хатаке попросту не помнит этого. Такое прощание вообще не соответствовала ни одним ее мыслимым и немыслимым законам; но и менять девушка тоже ничего не стала бы. Какаши поцеловал ее и в этот момент, на задворках своего разума, она почувствовала себя невероятно счастливой. Пусть и ненадолго. От этой мыслью Харуно снова начала рыдать.

***

Стук колес поезда, шедшего через Страну огня — убаюкивал, и Какаши из последних сил боролся с сонливостью, которая словно сладкая нега растекалась по всему телу. Он свободно восседал на крыше поезда, жуя при этом банан и проклиная каждый выпитый им вчера напиток. Шиноби уже дважды выворачивало, и качка поезда только способствовала опустошению желудка. По крайней мере теперь, находясь снаружи, он мог вздохнуть полной грудью и немного оклематься. На мужчине все еще был его зеленый джоунинский жилет и тканевая маска, которая свободно весела на шее. На протяжении всех долгих лет щеголянья с эти клочком ткани на лице — Какаши и подумать не мог, что однажды придется отказаться от нее. Мужчина сросся с ней, словно вторая кожа. Прозвучал свисток поезда, поднимая степень головной боли Хатаке на новый уровень, и оповещая о приближение к границам страны Огня. Теперь ему предстояло по крайней мере четыре дня пройти на своих двоих, если, конечно, не повезет встретить кого-нибудь, кто подкинет — но это вряд ли. С ниндзя мало кто хочет связываться. Через четыре дня он будет в месте назначения. Через четыре дня ему придется превратиться в абсолютно другого человека. Так что Какаши не особо хотел торопиться. Заходящее солнце розово-оранжевыми лучиками проникало сквозь густые кроны деревьев, оставляя свой угасающий след по обе стороны тропинки. Шиноби прикрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь запечатлеть в памяти стоящие перед глазами образы родной страны Огня. Эти ощущения всегда будут приправлены землянисто-древесным запахом покрытого мхом леса, который так часто оставался на его собственных руках. Он практически осязал покалывания свежескошенной травы под его спиной, когда убегая от всех и вся, мужчина забирался в парк напротив своего дома с парочкой шедевров Джирайи-сама — и с упоением читал. Он чувствовал аппетитный запах рамена в Ичираку и сладкий аромат ванили из любимой пекарни. Он почти слышал звук метала на тренировочных полях повсюду и резкий, но до боли знакомый запах оружейного масла, заполнявший все пространство в однокомнатной квартире. Точно так же, как и в квартире отца — сколько Какаши себя помнил. И наконец, пепельноволосый воскресил в памяти желанный сладкий аромат волос Сакуры и крема с какими-то травами, который она наносила на кожу. Он тут же припомнил тот тихий стон удовольствия, вырвавшейся из ее груди во время поцелуя; насколько горячими были прикосновения ее маленьких изящных пальчиков на мужских плечах. Наверное, она уже получила письмо. Хатаке надеялся, что когда-нибудь девушка сможет его простить. Пусть пройдет и ни один год прежде. Хотя, он вряд ли узнает.

***

— Сакура, почему ты все еще на рабочем месте? — поинтересовалась Цунаде, стоя в дверях кабинета Харуно. Ее взгляд скользнул с распахнутого настежь окна к часам, которые отображали немного немало 22:56. Молодой медик резко подняла на нее свои ярко-зеленые глаза: — Я на самом деле, только что пришла. Хочу наверстать упущенное за день. Пятая, облокотившись на дверной проем, устало вздохнула. — Не погружайся так сильно в работу, Сакура. Не становись мной. Ты еще слишком для этого молода. А вот я — уже слишком стара для всего этого дерьма. Девушка оторвала глаза от бумаг, и окинула быстрым взглядом уставившеюся в одну точку за окном Хокаге. Женщина была в своей привычной зеленой накидке, светлые волосы аккуратно собраны в два хвоста красиво обрамляли внушительного размера грудь. На ее лице застыло странно задумчивое выражение, которое Сакура прежде не видела. — Конечно, нет. Не говорите так, шишо, — пробормотала Харуно, желая скорее вернуться к рабочим вопросам, но в тоже время не в силах оторвать взгляд от одинокой фигуры Сенджу. — Что-то еще? — Я в последнее время над кое о чем усердно думала. Пришла вот с тобой обсудить, — Цунаде наконец зашла в комнату и развалилась на мягком кожаном кресле с другой стороны стола ирьенина. Она закинула свои длинные ноги на край стола и удобно откинулась назад. На ее лице проскользнула тень внезапной торжественности. — Извините, шишо. Может мы завтра поговорим? У меня был тяжелый день. — процедила Сакура, потирая пульсирующие от резко увеличившейся головной боли виски. Ее красные потертые зрачки и мешки под глазами — выдавали ее с потрохами. — Не-а. Я хочу сейчас поговорить, — мягко потребовала Цунаде. — Это очень важно. Касается тебя и Наруто. Сакура щелкнула колпачком ручки по столу и резко расправила свои уставшие плечи. Наставница настроена серьезно, и розоволосая начинала понимать о чем пойдет речь. Все переживания о Какаши на миг померкли и ушли на второй план. — Что Вы имеете в виду? — тихо спросила девушка. Когда речь шла о Наруто, беспокойство нарастало и захлестывало с головой. Победная усмешка украсила лицо Годаймэ. Почему женщина наслаждалась тем, что мешала Сакуре работать — загадка. — Что ж, Сакура, кажется я готова уйти на заслуженный отдых. Я размышляла над этим на протяжении нескольких месяцев, и думаю, пришло время оставить пост Хокаге. Передать его подрастающему поколению, так сказать. Челюсть Харуно встретилась со столешницей. Эта новость была самым неожиданным поворотом, которая свалилась как снег на голову. — Да ладно? Я не верю, что Вы такое говорите. Без Вашего умелого руководства — деревня зачахнет, — куночи нервно терла пульсирующие виски. — Ох, ну почему надо было говорить мне именно сегодня, шишо? Почему именно сейчас? Довольная улыбка Цунаде сменилась теплым и понимающим выражением лица, и девушка почувствовала, как сердце сделало кульбит. Все таки Сенжду говорила на полном серьезе. — Наруто будет моим приемником. Но он пока не готов. Сакура заторможено кивнула. Выбрать Наруто приемником — не такая уж и неожиданность. Но она точно знала, что на эту должность временно рассматривался Какаши. Он должен был занимать этот пост пока Узумаки не повзрослеет. — Хай, Хокаге-сам! — Вот почему я пришла. Хочу, чтобы ты поднатаскала его в работе с документацией и всей остальной чепухой. Все обязанности, процессы, противоречия в работе руководителя деревни. Начиная от составления списка АНБУ и до отбора джуонинов. Даю ему два года. — Два-два года? Этого достаточно? — Мне дали на подготовку один день, — тихо рассмеялась Цунаде. — И вообще, если уж на то пошло, он бы и сейчас с этим справился. Но я хочу, чтобы малец насладился юностью и спокойно взобрался на эту должность. Это будет твой проект. Занимайся с ним, поддерживай и убедись сама, что Наруто готов. Рассчитываю на тебя! Сакура снова кивнула. Через два года Наруто воплотит свою мечту в реальность, и она сможет ему в этом помочь! — Конечно! Спасибо за доверие, Цунаде-сама. Когда Вы ему об это сообщите? Сенжду резво встала с насиженного местечка, смахивая надоедливую челку с глаз. — Утром. Я бы хотела, чтобы ты при этом присутствовала. Затем Хокаге подошла вплотную к рабочему столу и сунула руку в карман. — Конечно, я буду! Уже предвкушаю его реакцию! — довольно выпалила Сакура, чувствуя какое-то легкое волнение и предвкушение, разливающееся глубоко внутри. Это было приятно. Особенно после такого тяжелого дня. — Есть кое-что еще, — сказала принцесса слизней, вытаскивая какое-то письмо из кармана и протягивая одним длинным пальцем его к Сакуре, но пока полностью не отпуская. — Когда Наруто будет готов стать Хокаге, я хочу, чтобы ты заняла пост главы госпиталя. Слова Цунаде застряли в ушной раковине, но так и не дошли до разума девушки. Если бы она сосредоточилась, то поняла бы, что и ее мечты тоже скоро сбудутся. Но взгляд был прикован к письму на столе, на котором так некстати ярко виднелись корявые буквы, выведенные знакомым подчерком Хатаке. Она не могла заставить себя выйти из транса. — Ты слышишь меня? — еще раз повторила женщина, наконец, убрав палец от письма. — Наруто… завтра, — невпопад ответила куночи. — Увидимся, шишо. Ее пальцы торопливо потянулись к заветному клочку бумаги, и Сакура в последний раз подняла глаза и увидела заворачивающую за угол дверного проема спину наставницы. Они успели попрощаться? — Зачем это письмо? — вслух задала вопрос самой себе, дрожащими руками разрывая запечатанный конверт. Обнаружив внутри неловко сложенную бумажку, Сакура осторожно вытащила ее и положила на стол. Сердце упало в пятки. Сакура, В первую очередь хотел бы извиниться, что не пришел попрощаться с тобой в нормальном трезвом состоянии. Я трус, когда дело касается чего-то важного. Прости, что заставил тебя плакать. Я не всем рассказал, что ухожу, так что скорее всего у многих возникнут вопросы. Извини, если это вдруг разом обрушится на тебя. Не моя была инициатива. Я совсем не волнуюсь за твое будущее. Ты стала очень сильной и волевой женщиной. Я едва ли могу сопоставить тебя с той девочкой, которая только закончила академию и стала частью команды номер 7. Я горжусь тем, что внес вклад в твое развитие, хоть совсем и небольшой. Сожалею, что не увижу как полностью раскрывается твой потенциал, который скорее всего не имеет границ. Я не лгал, когда сказал, что ты моя любимица. То, что произошло сегодня вечером в парке — было ненамеренно. Я немного перепил. Сожалею, что не могу повернуть время вспять. Надеюсь, ты простишь меня и за это. Какаши. Сакура нервно скомкала письмо в кулак. Удар под дых ногой со всего размаха, казался укусом комара по сравнению с той болью, которая пронзала сейчас ее грудную клетку. Такое простое, равнодушное послание; какого черта он его вообще написал? Оно оставило без ответа еще больше вопросов, чем было до. — Вот козлина седовласая… Пожалел, что поцеловал ее. Скинул все на алкоголь. Он действительно гребаный трус. Смахнув чуть накопившееся слезы, она положила помятую бумажку на стол и разгладила ее намокшими ладонями. Перечитав его еще как минимум шесть раз, аккуратно сложила и спрятала в свой верхний ящик. Когда дело касалось поцелуя, она не чувствовала необходимости его за это прощать — просто хотелось понять смысл этого поступка. Но после прочтения письма, Сакура нашла внутри крупицу ненависти, за которую с радостью ухватилась, потому что Хатаке вырвал из груди и растоптал кусочек ее сердца. Тот уголок, который предназначался только ему.

***

Четыре дня пролетели как одна секунда, и Какаши уже приближался к границе Каминари, но Куни. Тонкий туман плотно окутывал кроны высоких деревьев, влажность была повышена, сырость буквально пробирала до костей. Но воздух вокруг был свежим и дороги вымощены камнем. Могло быть и хуже, про себя хмыкнул копирующий. Он мог всю оставшуюся жизнь куковать в Песке и любоваться своей потрескавшейся и сгоревшей на солнце кожей. Остался час или около того до места назначения. В отправленном ему письме, к основному посланию прилагалась карта, которая теперь покоилась в кармане его штанов. Какаши бывал в Стране Молнии ни единожды, но никогда не обитал в местах расположения Дайме и его приближенных. Поэтому карта была как нельзя кстати. Несколько часов он простоял на границе Огня и Молнии, уставившись пустым взглядом в глубины тумана, устилавшего землю. Копирующий стянул привычную маску и освободил лоб от хитай-ате. Шаринган активировался и запульсировал, пытаясь обнаружить различные источники чужеродной чакры. Тщетно. Затем Какаши извлек из своей сумки черную повязку, которой он всегда пользовался если необходимо было избавится от протектора. К слову говоря, мужчина ненавидел это делать. Втянув воздух поглубже, он снял зеленый жилет и натянул глазную повязку. Это было странно и неправильно по многим причинам, но он ведь справится, да? Также, как справился с тем, что больше не шиноби; что больше не сможет появится в своей квартире и что вся его жизнь «до» принесена в жертву обстоятельствам и потеряна. День, когда Какаши обнаружил в своем почтовом ящике знаменательное письмо, стал началом конца. Но как он мог отказаться? Как мог сказать «нет» единственному кровному родственнику, который у него остался на всем белом свете? Как можно убежать от ответственности, которая заложена еще с пеленок? Теперь Хатаке превратился в Хирамеки. Теперь он должен был проживать жизнь сына своей матери, а не отца. Теперь мужчина должен стать публичной персоной, джентльменом — платить налоги, вести дела, поддерживать порядок в родовом поместье и управлять слугами. От него требовалось продолжить родословную — но никак не стать ее концом. Разве мать одобрила бы такое абсурдное и безотлагательное притязание на возвращение в семью? Она ни разу не упоминала их в тот короткий промежуток времени, что они были все вместе. Разве нет больше никого кроме Какаши и этого старика? В конце концов, устав спорить с собой, пепельноволосый сунул жилет в сумку и продолжил свой путь. Через час он был на краю деревни, а еще через двадцать минут стоял у ворот с большими кованными элементами и выбеленными каменными перилами. За ними наблюдался внушительного вида особняк в стиле Запада, где кроны деревьев были преобразованы в замысловатые формы и тропинки в траве были выложены разноцветной плиточкой. Тут же чувствительный нос уловил запах цветов из сада, который наверняка находился за домом. Величественный водопад шумно падал с утеса и виднелся за множеством диких деревьев, вьющихся вдоль склона. По крайней мере, рядом лес. Хоть что-то утешало. После того, как он был замечен, пожилой садовник спешно проводил Какаши к входной двери и оставил наедине с собой. Дверь в дом была немного приоткрыта. Шагнув за порог массивного жилища, мужчина сразу учуял запах молодого вина и свежезалитого бетона. Еще пахло преданными забвению духами, призраками людей, которых он не знал и знать в общем-то не хотел. Кто эти Хирамеки, кроме как не девичья фамилия его матери для него? Пол в фойе был дубовым, крепким. Осторожно ступая по нему можно было разглядеть за открытыми дверями столовую и огромную гостиную. Дом был не просто большой — огромный, и пустой, даже вымерший. В воздухе витал привкус уныния. Какаши чувствовал это всем своим нутром, каждой косточкой своего тела, пронизывающее насквозь чувство меланхолии словно вражеский клинок в груди — не оставляло шансов. И он стоял здесь, посреди чужого дома, в чужой стране, обязанный породниться с семьей, в которой он никого не знал, кроме женщины давшей начало его жизни. Но и та превратилась в пыль. Теперь ее лицо, словно дымка вражеской иллюзии, исчезало из памяти. Ее образ был размыт, фотографии исчезли, воспоминания о матери безнадежно ускользали из разума, как бы он не старался их сохранить. — Хатаке Какаши, — послышался раздраженный голос из другой комнаты. Имя было выплюнуто с отвращением. Хатаке — ругательство, не иначе. Человек шагнул к нему навстречу из скрытого тенями коридоры и на тонких дряхлых ногах стал приближаться. Тусклый свет комнаты освещал темно-синюю юкату, которая прямыми линями струилась вдоль его худощавого тела, серебристые волосы были аккуратно уложены назад. — Ты опоздал. Какаши почтительно поклонился. — Я прошу прощения, Оджи-сан. Лицо пожилого Хирамеки помрачнело, а шаг еще больше замедлился. — Ты выглядишь точь в точь как твой отец. — старик слегка наклонил голову вперед и сложил руки за спиной. — Ты тоже шиноби. Его губы сомкнулись в полоску и неестественно скривились в недовольстве. Какаши решил не отвечать ни на один из колких комментарий своего единственного деда. Старик был похож на скелет с торчащими сквозь бледную дряблую кожу костями, поэтому пропустить все мимо ушей — лучший выход из ситуации. На протяжении всей своей жизни люди не раз высказывали свое нелестное мнение по поводу его отца, так что копирующий слишком «привык». Тем более что этот старый пердун мог действительно знать о том, каким человеком был Сакумо Хатаке? Время лечит. Но не все раны и не всех людей. Многие пестуют свою боль на протяжении всей жизни, держа обиду, гнев и ярость в глубине души. Это Какаши понял и принял много лет назад. — Бери свои вещи, я покажу тебе твои покои, — тонкая бледная рука махнула в сторону куда-то указывая, и пепельноволосый тихо повиновался. Проходя мимо пыльных картин и пустых коридоров этого унылого места, его мысли были далеко за пределами страны Молнии. Он думал о доме, о своей старой жизни, в частности, о Сакуре. Скорее всего, сейчас она его уже возненавидела. Его прощание было жестоким, но оставлять ее с растущей в сердце надеждой было нельзя. Но уйти без поцелуя — оказалось выше его моральных и физических сил. Сакура молода, талантлива и красива. Она заслуживает лучшего, чем престарелый джоунин с семейными проблемами. Какаши даже не считал, что она подходит ему… Но было приятно, что один человек понимал его и хоть недолгое время.