Уроки давным-давно закончились. Сегодняшний день выдался достаточно тёплым, но сейчас, вечерея, непривычно похолодало. На улице стоял отчётливый запах дождя, врезаясь в лёгкие свежей прохладой. Так казалось Кейго. Она, как уже было сказано, не имела ничего против пасмурной погоды, наоборот, — сердечно любила.
А вот Ханамаки это было не по душе. Влажный воздух слегка удушал своей плотностью. Да и не поделать ничего в такую погодку: ни фильма на компьютере не посмотреть — вдруг, молнией шандарахнет, — ни погулять, в саду ничем маме не помочь (хотя Макки видел в этом больше плюс, чем минус). Оставалось только мячик кидать, лёжа в кровати: конечно, он любит волейбол, но, извините, у Такахиро и без этого его слишком много в жизни. Да даже сейчас!
Ханамаки, задрав голову, глядит на серые тучи и хмурится им в ответ. Он поёжился, засунув руки в карманы пиджака поглубже, топая в клубные комнаты.
Сегодня среда, и, соответственно, должна быть тренировка, всё как обычно, если бы дражайший Макамото-сенсей — учитель основ безопасности и жизнедеятельности — не поменял расписание (обязанность в его составление как раз-таки на нём) деятельности клубов, то всё было бы в порядке. Спортзал был оккупирован баскетболистами, но более точно звучало бы так: «Честно, минутка к минутке, занят баскетбольным клубом».
Ойкава как-то пытался договориться, и Макки не знал: понимает ли Дуракава, что это бесполезно, или нет, но в конечном счёте он потерпел поражение. Его смазливая мордашка безотказно работала только на прекрасном поле. А связываться ещё больше с «долговязыми» не хотелось, потому что они были немного… агрессивными.
Поэтому сейчас Ханамаки топает в клубную комнату манги, чтобы наконец проводить семпая домой. В прошлый раз на любезное предложение Такахиро пойти домой вместе она отказала, так как: «Мне нужно закончить главу. Дедлайн уже завтра, я не могу, прости, пожалуйста». Хотя он был уверен, что она согласится, по крайней мере, шанс был, потому что буквально до этого они вместе занимались математикой, готовясь всей свитой у, разумеется, Макки дома к промежуточным экзаменам. Если не брать в расчёт того, что Ойкава чудесным образом всё быстро усвоил и ушёл домой вместе с Ивайзуми, а Иссей, видимо, долго наблюдая за безвекторными метаниями лучшего друга вокруг семпая, почувствовал себя третьим лишним и так же поспешил свалить. Макки почувствовал себя преданным, но был по-своему благодарен.
«Если откажется, придётся уйти», — меланхолично думает Такахиро.
Он слишком неосторожно, слишком резко открыл дверь в комнату, что получилось, правда, очень громко. Так громко, что бедная девушка заметно подпрыгивает на месте, опрокидывая на себя какую-то баночку под такое же зычное и громкое: «Чёрт!»
Кажется, Макки придётся не просто уйти, а бежать.
Кейго, заметив в дверном проёме кохая, усмирила свирепый взгляд, тяжело вздохнув, сопровождая это очень эмоциональным цыком. Такахиро чувствует, как образовывается испарина на лбу.
Она немного помолчала, недоуменно глядя на парня, чуть наклонила голову, ожидая, наверное, когда тот что-нибудь наконец скажет, но не дождалась:
— Ты что-то хотел, Макки? — как можно спокойнее спрашивает Адай, всё ещё зажимая рейсфедер в пальцах, игнорируя, как тушь растекается по блузке. Ну что тут поделаешь? Уже поздно, так зачем копошиться и пытаться впопыхах что-то изменить, чего нельзя?
— Проводить, — сдержанно выдавливает тот, видимо, пребывая в лёгком культурном шоке от её пофигизма к сей текущей ситуации. — Извини за это, — он кивает на огромное чёрное пятно на блузке. — Я… Эм… Сейчас.
С этими словами парень опять громко захлопывает двери, и где-то рядышком слышится, как открывается другая. Видимо, в клубную комнату волейболистов. Кейго встала из-за стола, осматривая весь ущерб.
Чёрт, в какое дерьмо она опять вляпалась?!
Тушь смоется с
любимой блузки с большим трудом и хозяйственным мылом спустя чёрт знает сколько времени, и Кейго уверена: её рука отвалится быстрее, чем Ойкава получит очередную оплеуху от Ивайзуми.
Такахиро опять неосторожно распахивает двери, и Адай опять вздрагивает, и Ханамаки отчего-то тоже дёрнулся. Он вернулся с какой-то серой, некогда белой, футболкой, самостоятельно вытирая ею чёрные пятна со стола.
— Я не специально…
— Да я знаю. Ладно, проехали, всё равно уже ничего не изменить. Хорошо, что, — Кейго не закончила фразу, посмотрев на рисунок. — Нет, всё в порядке.
— Эм, точно? Рисунок испорчен, — констатирует Макки.
— Да всё пучком. Меня вот больше колышет то, что моя единственная блузка испорчена: я не имею и малейшего понятия, что завтра надену, и не знаю, в чём сегодня пойду.
Макки потупил взгляд, чуть нахмурившись. У него была идея, но метался между «да» и «нет», не в силах быстро принять решение. Ай, к чёрту. Он виноват — значит, надо исправляться.
Парень отпустил тяжёлый вздох:
— У меня есть футболка из спортивной формы. Она чистая, только вчера из стирки и, — Ханамаки думает о том, стоит ли сказать, что он успел её надеть перед предполагаемой тренировкой, но буквально через пять минут уже стянул обратно, — даже не надевал. Если хочешь, могу дать в качестве извинений…
Он пытается не хмуриться, чтобы это не выглядело как-то враждебно со стороны, будто делает великое одолжение, чтобы дать семпаю свою футболку. Но как же сложно скрыть это поганое чувство — смущение!
— О, знаешь, это, вообще-то, неплохая идея, но я не хочу тебя обременять, — Кейго оценила эту идею в положительном ключе, кивая в знак одобрения. Хотя, признаться, она немного смущена и ей так же неловко.
— Но ты же не можешь пойти вот так вот по улице. Точнее, ты-то можешь, но понимаешь, всё равно такое себе удовольствие.
— Твоя правда, — она опять кивнула, незаметно вздохнув. С лёгкой неуверенностью приняла из рук протянутую голубо-бирюзовую футболку с эмблемой «Аоба Джосай». — Подождёшь за дверью? — заметив немой вопрос в его глазах, Адай отвела взгляд. Боже, как же не хочется говорить это вслух и так прямо. Не то чтобы она испытывает отвращение или раздражение, нет, просто, наверное, сами понимаете. — Ты же хотел проводить.
Ханамаки пару секунд непонимающе пялился на семпая, повторяя на репите её слова и сотню раз обдумывая, что это значит, когда это ясно как день. Господи, кажется, жар от ушей только замедлил умственные способности.
Такахиро на несгибающихся ногах вышел за дверь.
А Адай тем временем благодарит всё и вся, благодарит и Ханамаки, и жизнь, что решила на сей раз не предоставлять ей ещё больше трудностей и, благо, сделала так, что тушь измазюкала весь рисунок. Как же хорошо, что кохай не увидел себя на арте…
Кейго снимает грязную блузку, со всей ненавистью засунув её в бумажный пакет (для подобных случаев он всегда в маленьком кармашке портфеля), и надевает футболку. Без сомнений, она была велика.
Приятно велика. Адай хоть и могла похвастаться хрупким телосложением, натягивая обтягивающие вещи (что она, собственно, и делала), но отдавала по большей части предпочтение большим размерам.
Господи.
Кейго нюхает футболку, поймав себя на мысли, что она, чёрт возьми, сейчас похожа на извращенку. Какого чёрта она творит?!
Но как же классно пахнет его футболка. Удивительно. Лёгкие, едва уловимые нотки корицы, дополняющие сладковатую мяту своим особым оттенком. Странная, но не менее приятная смесь. Где он только берёт такой порошок? Кейго очень интересно. Хотя она видела, что Ханамаки иногда злоупотребляет булочками с корицей, но запах ведь должен пропасть после стирки, нет?
«Да он сам ходячая булочка с корицей», — отмечает девушка, поджав губы в сдержанной улыбке.
А ещё они похожи тем, что внимательно следят за своим дыханием. Ханамаки тоже жуёт мятные конфеты, всегда имея при себе запас. Иногда делится с Кейго, что не может не льстить…
Адай не заставляет себя долго ждать и, собрав портфель, выходит, закрывая на ключ комнату.
Она в заметном только ей трепете, оборачивается на кохая, чтобы сказать что-то вроде: «Ну, пошли, я тебя провожу». Знаете, в шутку так, исходя из его не первого предложения услуги (наверное), и как ответственная за кохая. Не полностью, но условно где-то в глубине души для себя.
Ей богу, так бы и сделала, если бы Такахиро не стирал с носа тоненькую струйку крови, оставив алый след над губой.
Господи, да что это с ним?
— Кейдай, возьми на себя ответственность за это, — нахмурившись и потупив в пол взгляд, с пылающими щеками шепчет Макки.
***
Девушка всю ночь ломала себе голову, размышляя на всякие темы, но практически все они вертелись вокруг одного человека. Ясно, какого. Даже треклятая стереометрия так не парит ей мозги!
Но что сейчас больше всего беспокоило, так это физкультура. Боже мой, хуже быть не может…
Адай, испытывая впервые в своей жизни дефицит одежды (отключали воды, поэтому всякая стирка отменялась. Пыткам в ванной под хозяйственным мылом подвергалось только самое важное) была вынуждена надеть ту же самую футболку и школьный свитер. Макки даже не разозлился, хотя… Честно, Кейго не поняла его настроения в тот момент. Она извинилась перед ним за доставленные неудобства и поинтересовалась его делами со здоровьем, потому что её до сих пор напрягала та ситуация с носокровью.
А потом самое интересное. Они оба поняли, что это значит, — оставить Кейго футболку у себя до исправления неполадок в семье. Это означало, что на сегодняшнем уроке физкультуры, Адай будет в футболке Аоба Джосай. Это не какой-то грех или невероятное открытие, но хороший повод для слухов и сплетен, так как такие футболки имеют только участники спортивных клубов.
А вот и самое худшее — урок был параллельный с другим классом.
Ивайзуми, Ойкава, Матсукава и Ханамаки дружно сидели на газоне чуть дальше футбольного поля и как-то странно ухмылялись, глядя на то, как их семпай, не пробежав и два круга вокруг школы, обессиленно упала на траву. Маттсун с Макки не сдержали тихого смешка, а вот Хаджиме присмотрелся: «А не по-настоящему ли она померла?»
А вот Ойкаву интересовало совершенно другое:
— Мне вот интересно, — на удивление для всех задумчиво тянет тот, — а ведь наша Кейдай не меняла клуб?
— Тоже заметил, да? — негромко уточняет Ива.
Такахиро громко сглатывает и сразу как в воду опущенный, как бы не скрывал этого.
— Ей хоть и нравится всё такое «эстетичное», — начал Маттсун, — но вот спорт она терпеть не может, — если уточнить, то назвав эстетику, он обобщил все её странности, потому что для волейболистов понятие «эстетика» по Кейго Адай — загадка, сравнимая с удивительными совпадениями в Бермудском треугольнике.
— А Маттсун дело говорит, — кивнул Тоору.
— В отличие от некоторых, я думаю, прежде чем что-то ляпнуть, — добавил тот.
— Какой ты грубый, Маттсун, — наигранно пробурчал шатен, но потом лицо озарила ухмылка, которую Такахиро так не желал видеть именно в этот момент, именно в этом контексте. — А ты, Макки, что думаешь по этому поводу?
Эти трое явно понимали, к чему клонит Дуракава, и дружно обернулись на крайнего Такахиро. Ойкава Тоору первостепенно хорошо смыслит в волейболе, испанском и, наконец, делах сердечных.
Ханамаки вздохнул, тихо цыкнув:
— Вчера Кейдай пролила на блузку тушь. Из-за меня. Поэтому я одолжил ей футболку.
— Ах, так это твоя футболка, Макки? — ещё шире лыбится Ойкава.
— Так ты разве это не с самого начала понял?! — вспылил Ханамаки, старательно игнорируя смешки, замаскированные под кашель.
— Понял-понял, это с самого начала стало ясно, только вот непонятно одно: почему это Кейдай твою футболку надела? Неужели у неё нет своих?
— Да есть у неё все, просто воду у них дома отключили, вот и была моя самая чистая, — нехотя объясняется тот. Знает же: если промолчит, то никто из этих троих не отстанет! Хотя Ивайзуми здесь самый благоразумный, на него можно положиться, но сейчас он не спешил протянуть руку помощи.
— А, вон оно что, — кивает Ойкава.
— Значит, братву на девчонок меняем, да? — сейчас уже обиделся Матсукава. — Вчера ты сказал, что пойдёшь домой один, а в итоге провожал Кейдай, да?
— Не ревнуй, — сухо бросает Макки.
— Влюбился? — интересуется Маттсун, выглядывая то место, где, кажется, всё ещё лежала семпай. А, нет. Вон её поднимает Кибуджи-сенсей. Наверное, говорит, что наблюдал за ней и знает, что она не пробежала ещё два круга.
— Нет.
— Влюбился, — уже утвердительно говорит Иссей, сам себе кивая, а те двое молча кивают в ответ.
— Не влюбился.
— Влюби-и-ился, — тянет Ойкава. — Ты должен позвать её куда-нибудь.
— Без твоих советов разберусь, — чуть хмурится Ханамаки.
Вот чёрт. От этих дьяволов ничего не скроешь! И насколько очевидно это всё было?
***
— Кейдай, — негромко зовёт Макки, скрывая за своим тихим голосом лёгкую неуверенность. Не каждый день ему кто-то нравится.
— М-м-м? — улыбчиво и мягко тянет семпай, откусив онигири. Сейчас эти двое шли из ларька обратно в школу, как несчастные третьегодки, которых обделили бенто. И сейчас Кейго была в своей уже новенькой блузке, которую Такахиро увидел самым первым, когда Адай принесла ему уже чистую футболку прямо домой, так как в тот вечер всё-таки
она провожала
его.
— Всё-таки плохо получилось с блузкой и рисунком. Ты стараешься над ними, поэтому, — он сделал паузу, а Кейго не стала перебивать или останавливать, чтобы ответить что-то вроде: «Не парься, сейчас же всё в порядке, так что тебе не нужно извиняться». — Фильм, кстати, новый вышел. Мы можем сходить в качестве извинений?
Волейболист шёл ровно, чуть сгорбившись в своей обычной манере, но внутри он был весь напряжён. Не каждый день он кого-то приглашает. Он не чёртов Ойкава, ему
всё это в новинку. Он не знает, как «правильно» (по стандартам Ойкавы) это делать, не знает, куда лучше было бы пригласить. Но знает одно — Кейго простой прямолинейный человек, который не любит, когда мямлят. Опираясь на эти достоверные факты, Ханамаки посчитал самым оптимальным вариантом сказать всё, как есть, но осторожно.
Мурашки застыли противным холодком по всему телу, а от её молчания и потом тихого смеха в кулак стало только жутко. Не сказать, что девушка страшно смеялась, вообще нет, точнее, для Макки, охваченного непонятными и новыми чувствами, казалось, что она смеялась очень звонко и красиво. Но от всей этой ситуации было чертовски неловко и волнительно, что ему однозначно не нравилось.
— Если ты хочешь меня куда-то позвать, то не нужно к этому вставлять «в качестве извинений». Ты ни в чём не виноват, и всё хорошо. Просто в следующий раз будь осторожнее, когда открываешь двери и всё, — она сделала короткую паузу. — Мы можем… и без какого-то предлога сходить в кино. А если хочешь… то и куда-то ещё.
Ханамаки видит: ей тоже сложно, несмотря на её вольное поведение. Непривычно семпая видеть такой скованной и краснеющей, но это завораживало.
— Исключительно по-дружески? — осторожно интересуется тот.
Адай не сразу ответила:
— Время покажет.
