* * *
Ойкаве показалось, что Адай сегодня выглядела очень измученной. Это умозаключение он сделал, основываясь на мешках под глазами, сонливости, усталости и вялости даже тогда, когда они мимоходом заглянули в кладовку спортзала на обеде. Ему казалось, что она должна была как-то воспротивиться, запротестовать, что их могут заметить, и это очень волнительно или даже, может быть, наоборот. По крайней мере, ему эта идея несколько понравилась, когда они шли в свой родной «3-4» класс. Это было нечто будоражащим и бодрящим. Или он что, единственный тут извращенец?! В тот момент Адай полноценно заслуживает звание бревна. Но вот, день подходит к концу, уроки почти закончились, как Адай неохотно берёт телефон, потому что за секунду до этого пришло уведомление. А ещё секундой позже она неверяще вглядывается в телефон, приближает его к своему лицу и протирает глаза. Тоору хотел спросить об её состоянии, хотел поинтересоваться, что случилось, а если и разрешит (и даже если нет), то заглянуть в телефон, как она внезапно выдаёт: — Извините, ребят, — она остановилась и посмотрела на четвёрку волейболистов взглядом, будто ей пришло сообщение с начислением зарплаты. — Мне правда очень жаль, но я не смогу прийти на тренировку, — она даже спешно поклонилась, засовывая телефон в портфель (потому что в спортивках (в коих она сейчас была после физкультуры последним уроком) не было карманов). — В следующий раз я постараюсь, но ничего не обещаю. После этого она торпедой двинулась к шкафчикам, быстро натянула кроссовки и убежала к воротам. Молча переглянувшись, волейболисты прошли немного за ней. Они подошли к высоким окнам в коридоре и, чуть приподнявшись на носочки (Маттсуну вообще в кайф — он и не парился, а вот Хаджиме спорил сам с собой: вроде это тупо — подглядывать; можно посмотреть через другое отверстие, а с третьей стороны времени мало, и Кейго очень странно себя вела. Поэтому он аж чуть покраснел поднимаясь на носки) замерли от увиденного: девушка уже висела на парне, обхватив того ногами за торс, а руки закинув на шею. Они счастливо улыбалась, а потом он невозмутимо понёс её прочь от школы, не смущаясь ни чьих взглядов. Какого чёрта сейчас было? — Эй, — начал Макки, — что это за коротышка сейчас был? — Нет предположений, — отрицательно мотнул головой Маттсун. — Ростом, кажется, как десятый Карасуно, — высказался Хаджиме, а Ойкава молчал. Он глядел с нечитаемым взглядом на то место, где только что стояла пара. Серьёзно, что? Кто этот парень? Почему они с Адай так фривольно общаются? Может, брат? А это нормально между ними? Это слишком… Несдержанно, тем более на людях. По крайней мере, Тоору с сестрой так не общается. — Ойкава, кто это? — спрашивает Маттсун. — Чего это вы у меня спрашиваете? — Ну ты же вокруг Кейдай хвостиком ходишь. — Это неправда! Ей просто моя компания нравится больше остальных, вот и всё. А кто этот парень? Понятия не имею, — он зачесал волосы назад. От троицы не ускользнул факт нахмуренных бровей. Вообще Ойкава так себе скрывает эмоции и чувства. — Пошлите на тренировку. Негоже третьегодкам задерживаться перед кохаями.* * *
Ойкава был в откровенном замешательстве. Таком, что получил пару замечаний от Ива-чана и один раз даже мячом по голове. Хотя Тоору на мгновение подумал, что он это специально! Ойкава, конечно, понимает, что его выбило из колеи и это было несколько очевидно, — встреча Кейдай с каким-то парнем. Честно, он не смог его разглядеть — были далеко, — но что он точно мог сказать, так это то, что парень явно был не во вкусе семпая. Адай-сан нравились высокие парни атлетического телосложения. Конечно, она входит в ту категорию людей, которые уделяют большое внимание внутренней составляющей, но её странные фетиши, всё-таки тоже важный приоритет. Вот Тоору уверен: он в её вкусе, да и она пару раз сама говорила, но тот парень?.. Может, он семпай Кейго? Всё-таки она их любит. Не то чтобы Ойкава Тоору ревновал, просто… Он собственник. В этом они с Кейго очень и очень похожи. Они оба согласились на негласне условие — не иметь отношения при целостности их сделки. Ойкава его не нарушает, так будьте добры, Адай-сан, так же держать дистанцию и сократить столь панибратское взаимодействие с представителями мужского пола. А ещё Ойкава волновался, как бы Макки и Маттсун с Ива-чаном его не спалили. Всё-таки плохо будет, а ему же отчитываться перед семпаем. Вспоминая Иясу-чан — девушку, что была до Адай-сан, — Ойкава смутно припоминает, чтобы чувствовал тоже самое к ней. Да, она была маленькая, настырная, благодаря чему они и начали встречаться. Иясу предложила свои чувства, правильно сформулировав. После отказа Тоору она стала более настойчивой, а Ойкава в этот раз просто не стал отвергать её. Было интересно, но не долго: Ойкава отдавался сполна волейболу, что девушку явно не устраивало. Она всем своим видом показывала, что Ойкава Тоору, — её парень, что ему самому не очень нравилось. Он не распространялся о своей личной жизни, потому что не хотел, чтобы его партнёршу травили завистники или что-то вроде того. Ойкава принадлежал себе и только. Он был истинным эстетом женской красоты и был верен даме своего сердца. И если его что-то в отношениях не устраивает, то он не молчит и сразу сообщает об этом со всем уважением к своей возлюбленной. И отношения, когда девушка старалась держать Тоору на поводке, к чему стремилась Иясу, обычно жили недолго.* * *
Тренировка волейбольного клуба приостановилась на десять минут. Хинами уже всё сделала: наполнила бутылки с водой, часть из которых раздала; выстиранные полотенца повесила сушиться, а чистые раздала команде. Оставалось всего ничего до продолжения, но пока вспомнила кое-что — обязательно нужно сделать, иначе потом забегается и уйдёт. До межшкольных соревнований оставалось всего ничего, поэтому необходимо привести в порядок их плакат… — Привет, Хинами-чан, — поздоровалась Кейго. Такараи, погружённая глубоко в свои мысли, вздрогнула от неожиданности, резко обернувшись на семпая, отчего та сама невольно вздрогнула. — Как дела? — ненавязчиво интересуется Адай, проходя ближе. Свет по-прежнему не сделали в кладовке. — Здравствуйте. Всё хорошо, Адай-сан, — кивнула та. — А у вас как? Где-то в коробках должен быть плакат. Хинами открывает первую — нет, здесь олимпийки с футболками, и кто-то опять переставил местами с той, где должен быть транспарант. Адай поджимает губы, и у неё мурашки по спине волной пробежали, глядя на то, как кохай аккуратно складывает футболку с шортами Ойкавы-куна, которые она вот на днях лично постирала. — Тоже. Заскочила вот к тебе, пока время есть. Нашла у себя учебник по истории вторую часть. Забыла отдать в апреле. — О, в самом деле? Это хорошо, спасибо вам! — Без проблем, — Кейго подошла к ней и, присев на корточки, мягко потрепала по волосам. «Всё-таки Хинами-чан милая и хорошая. Она достойна большего, чем Ойкава-кун. И это не потому, что я с ним встречаюсь!» — думает Адай. — Что ты тут ищешь? — А, — Такараи достала небесно-голубую ткань из коробки, разворачивая на всю длину. В темноте помещения было сложно разобрать надпись и цвет. — Скоро соревнования. Я всегда перед ними стираю и глажу плакат. Это поднимает командный дух… А ещё это меньшее, что я могу сделать, — Кейго невольно задумалась, наблюдая за эмоциями кохая, что она явно в этот момент думает о реакции «Ойкавы-семпая». — Похваль… Но, — но отмахнувшись от этих глупых и совсем необоснованных мыслей, она замирает с гениальной идеей. — М? Угу, спасибо. — Слу-у-ушай, Хинами-чан, — Кейго подсела ещё ближе, переходя на шёпот: — У меня есть замечательная идея. Думаю, как менеджер волейбольной мужской команды Аоба Джосай, ты оценишь. Ну, хочешь выслушать? Девушка недоверчиво посмотрела на семпая, а потом, не выдержав её взгляда, полного энтузиазма, отвела голову в сторону, сомневаясь. Заметив, как та колеблется, Адай тихо засмеялась: она очень мило хмурит бровки. Почему-то у неё это получалось мило, когда Кейго старались обходить стороной с такой физиономией. — Ты чего, Хинами-чан? Это же не что-то криминальное, — та более уверенно кивнула, посмотрев на семпая. — Я хочу нарисовать новый плакат, если ты не против? Тебе всего лишь нужно незаметно отдать мне этот на один день, а завтра я тебе его обратно верну. Мне нужно детально изучить ткань и краску, чтобы вышел качеством ничем не хуже этого. Как никак, я впервые делаю что-то подобное. Ты согласна? — Угу-угу, — Хинами активно закивала, быстро складывая ткань в маленький свёрток как ранее. — Адай-семпай, я думаю, это хорошая идея. Я уверена, что у вас всё отлично выйдет, но если нужна будет помощь… — Я знаю, к кому обратиться, — Кейго поджала губы ещё сильнее, сдерживая улыбку и по-семпаевски потрепала кохая по волосам, легонько толкнув лбом в её лоб. Они часто так делали с Мейаном в знак некой братско-сестринской поддержки, когда не хватало слов. — Спасибо, Хинами-чан. Кейго сложила плакат в портфель, боясь помять или, что он не влезет. Что, собственно, и вышло: один угол очень явно торчал с одного края рюкзака. Попрощавшись с кохаем, Адай быстро зашагала к шкафчикам с обувью, а потом — домой.* * *
Адай не ходит на тренировки уже как неделю. Почему — никому не известно. Волейболисты не стали докучать с расспросами о том, кто был тот парень и почему семпай обделяет их своим присутствием. Хаджиме считал, что она не обязана ходить на все их тренировки без возможности пропуска. К тому же, заканчивались они достаточно поздно. Да, они ходят домой вместе, она и раньше так сидела и ждала их (или Такараи) и ещё туча аргументов, но в противовес был один единственный: она не обязана. Макки с Маттсуном были с ним согласны. Да и не так принципиально им было присутствие Кейдай. Да, она их друг и, в принципе, когда она стебётся над Ойкавой, — это очень весело, но у них нет времени, да и незачем уделять ей внимание. По большей части это было важно Ойкаве. Они весь день были в классе, сидели с самого утра и до трёх часов дня в метре друг от друга; они встречались во время обеда на крыше, иногда обедая, а иногда наслаждаясь друг другом, да и сообщения она его не игнорирует. Это удовлетворяло их обоих, но Тоору был сам не свой. Девушка то пропадала в клубе, то улыбалась телефону, с кем-то увлечённо переписываясь (сам Ойкава эту улыбку видит редко) или, что удивило достаточно многих, сдержанно смеялась в кулак, а потом выходила в коридор, где пытаться быть взрослой перед классом не было нужды, и Тоору отчётливо слышал её открытый смех, не скованный комплексами и предрассудками. Это его раздражало. Юноша порывался встать и утащить её куда-нибудь, по-человечески поговорить и выяснить, в чём проблема, дабы удовлетворить своё непомерное, не вовремя обострённое любопытство, но он сдерживался под пристальными, изучающими, а то и подозрительными взглядами Ива-чана с Макки и Маттсуном. Волейболисты заметили резкую перемену в их капитане и семпае, заметили изменения в их отношениях и его волнение. Ойкава на это лишь обиженно насупился, а те думали, что этому дураку просто нужно всё про всех знать, а девушка не рассказывает. Он бы легко спросил, кто тот парень, и попросил бы семпая подождать его с тренировки, а потом бы они все вместе пошли домой как друзья, и все были бы довольны. Всё было бы как раньше. Но что-то неведомое ему самому останавливало. Он надеялся, что со временем это пройдёт, ждал, когда Адай сама всё расскажет, и всё встанет на круги своя. Так было первые дни. Но Кейго так ничего не рассказала, не осталась на тренировку, а Тоору, ведомый мыслью, что его волнения и раздумья ничем убедительным не обоснованы, попытался забить на это. Тем временем сама Адай, изучавшая материал ткани и краски, оббежала большинство магазинов и, с трудом заполучив нужные материалы, даже не подозревала, что стала объектом раздумий её липового парня. Она не позволяла себе расслабиться, обходясь лишь редкими перерывами. Если бы не сердечный друг, она бы вообще не отдыхала, пыхтя только над плакатом сутки напролёт. Кейго не успокоится: если начала, то нужно довести дело с умом до конца. Другую часть времени она быстро решала уроки, а следующую — размышляла напополам с делом над мучающей проблемой: «До нашего знакомства смысл моей жизни заключался в учёбе. Какого чёрта я сейчас по собственной воле горбачусь над плакатом для тебя и твоей команды?» Она не понимала своего отношения к Ойкаве Тоору. До недавнего времени она с трудом поняла, что может считать его своим другом. Почему она вырисовывала иероглифы на вредной ткани приставучей краской натурой педанта, дабы всё было идеально ровно и аккуратно, вместо того, чтобы подучить лишний раз испанский, и, наконец, честно заполучить ту парочку баллов, что ей не хватило до сотни? Чтобы стать лучше Тоору, чтобы подняться на первое место в классе, повысить рейтинг на параллели и выпуститься как лучшая ученица Сейджо, повысив свои шансы на вступительных экзаменах в университет? Окончательно вымотавшись от этих мыслей, Адай могла только устало вздыхать и продолжать работать, списав отсиженные на полу ноги и недорисованный плакат, оккупировавший всю её комнату, на банальное желание сделать приятно её друзьям и полюбившейся команде кохаев. Вполне весомая причина, нет? Разве это странно для Кейго Адай — хотеть сделать приятно и помочь товарищам?* * *
Суббота. Около половины восьмого. У волейбольной команды старшей Сейджо самостоятельная тренировка. Прекрасно зная этот факт, Кейго Адай в спешке натягивает чёрную кофту, джинсы и кеды*. Убедившись, что она точно взяла причину недосыпа как минимум последние полторы недели с собой, она спешит в школу. Лишь бы они были ещё там, лишь бы успеть. Адай не стесняется и скорым шагом спешит в Аоба Джосай. В единственном спортзале ещё горели прожекторы, свет которых падал на землю через неплотно прикрытые двери. Слышался стук инвентаря и отдалённые голоса. Девушка справилась с одышкой, ещё раз тяжело вздохнула для уверенности и с дурацкой, но радостной улыбкой, стянула кеды, бросив у входа. Поднявшись по ступенькам (совершенно не жалея белоснежные носки), она горделиво распахнула двери спортзала. Волейбольный клуб тут же замер от стука створок дверей, глядя на семпая как на глупое приведение. Никто. Абсолютно никто не ожидал её увидеть именно сейчас после долгого перерыва. Даже Хинами-чан не знала, когда Кейго должна наведаться к ним. — Кейдай? — недоумённо спрашивает Ивайзуми, потому что сам Ойкава не мог справиться с увиденным. — А… Адай-сан?! — начал Тоору, сделав шаг на встречу. — Что ты тут делаешь? — У меня для вас кое-что есть. Кейго не могла справиться с улыбкой: она поджимает губы, а потом до боли закусывает их, в тщетной попытке сдержаться. Она достаёт из сумки транспарант, просит Хинами помочь и расправляет на всю длину плакат перед толпой волейболистов, бросивших все свои дела. Предыдущий плакат был бледный, уже тусклый — время его потрепало, и чёрт знает, сколько поколений с ним сыграло. По крайней мере, когда нынешние третьегодки пришли, этот транспарант уже был, но в более качественном состоянии. Новый плакат был привычной цветовой гаммы, цвета Сейджо — небесно-голубой и белый. Надпись гласила: «До самого конца, не оглядываясь назад». Иероглифы выведены аккуратно, будто бы Адай-сан не мангака вовсе, а каллиграф. Ткань грубая и прочная, но это только плюс. Тишина была гробовой, глотка семпая невольно сжималась от волнения, ладошки противно потели, и она мучительно заливалась маковым цветом. Чувствуя жар на щеках, она недовольно изогнула губы. Казалось, что это могло продолжаться вечно. Раздражаясь от этого, Кейго решила нарушить молчание. Она прочистила горло, что Хинами-чан даже вздрогнула: — Короче, типа вот, — всё, что выдавила она. «Чёрт, как же тупо!», — взбесившись от этой мысли, она продолжила: — Я типа чувствую ответственность за вас, как кохаев, что-то такое… Знаете, вы ведь так стараетесь на площадке, бегаете за мячом, чтобы он не упал, прыгаете, боже, чёрт возьми, как же высоко, — «Как она может упоминать господа и чёрта в одном предложении?» — что прям обосраться, сила такая, всё такое. И это только тренировки. В состязаниях запоминаются лишь те, кто занял первое место. Знаю, это сложно, но вы сильные. Этот плакат — малое, что я могу сделать для вас. Кейго тяжело вздохнула после своей семпаевской тирады. Она нахмурилась, когда встретилась взглядом с Ойкавой. Адай не могла прочитать смесь в его глазах, точнее, это было очень сложно… Явное удивление и… Чувство благодарности, что ли? Ойкава как-то облегчённо выдохнул и быстро, тихо посмеялся. — Адай-сан, ты не перестаёшь удивлять. — Ха-а?.. Кейго дрогнула. Она не успела выстроить предполагаемую реакцию хоть кого-то, но со стороны Ойкавы это, в принципе, было ожидаемо. Но… «спасибо», что ли? Что это ещё за «не перестаёшь удивлять?» Он хоть бы продолжил фразу, но даже спустя десять секунд молчания в надежде, что он скажет хоть что-нибудь, Адай набрала воздуха в лёгкие, почему-то краснея пуще: — Какого чёрта ты на меня так смотришь, Ойкава Тоору? Разве это странно — стараться ради своих друзей? И то, что это делаю я, тоже странно? Ойкава сделал пару шагов вперёд, как капитан, сложил руки за спину, обернулся на команду и как-то незамысловато кивнул. — Мы будем стараться, Кейго-семпай! — достаточно громко сказал Ойкава, кланяясь, а волейболисты позади повторили жест, выкрикнув хором: «Спасибо!» Адай издаёт какие-то нечленораздельные звуки, а Ойкава разбирает из них ругательства на испанском и английском, на что тихо посмеивается. Она складывает плакат и вручает Хинами, негромко поблагодарив за помощь, а потом, достав и старый, кладёт (она так и не вернула его, как обещала) ей на руки сверху и его. — Угх, — выдавливает Тоору, изгибая брови и хмурясь, — а я голову ломал, чем ты занималась и чего не приходила посмотреть на меня. Айда я тебя обниму, семпай. «Ну нет. Этим дешёвым трюком ты меня не подкупишь, дотошный гегемон!» — Че-чего? — Адай хмурится в защиту ещё пуще и стоит твёрдо на месте, играя с ним негласный тупой поединок: сделает шаг назад, значит струсит, отступит и проиграет. — Не подходи ко мне. Глядя на Ивайзуми, Кейго надеется найти в его глазах хоть капли сочувствия или укора, пытается отыскать в нём поддержку, но, похоже, не только для него — для всех это какое-то развлечение, что смельчак-дурак Ойкава Тоору пытается погладить когтистую кошку, и они уже видят его провал, как она вот-вот цапнет его, что есть мочи, а их это только позабавит. Кейго не сдаётся, а стратегически отступает, отшатнувшись от него назад. — Ещё один шаг, и я… Ойкава заключает её в объятия на всеобщее удивление. Адай поражённо вздыхает. Она не поддаётся, но и не сопротивляется, а лишь незаметно ухмыляется и хлопает его по плечу, думая сейчас о чувствах Хинами-чан. — Ну-ну, не плачь, — довольно говорит Адай, на что Ойкава отскакивает от неё, как ошпаренный. — Я не плачу! Это благодарность за плакат! — Мне было достаточно вашего спасибо, а так, я сейчас воняю потом после тебя, — Кейго наигранно брезгливо отошла от него на пару шагов поближе к Такараи. — Умеешь же ты испортить момент, Зло-сан! — Угх! — Кейго проклинает его за очередное новое прозвище, от которого Макки давится смехом. — Так сильно тебя ненавижу, что запомню на всю жизнь, тупой Ойкава! — Больше похоже на признание, — Тоору довольно лыбится, поставив руки в боки. Вот же!.. И Адай терпит сокрушительное поражение перед всей командой. Колкости не вовремя закончились, и она, цыкая и зыркнув на него обиженно-испепеляющим взглядом, топает к выходу из спортзала. Кажется, только сейчас все заметили, что она в одних носках. — Придурок! Ты слишком высокого мнения о себе! Дурак! Угх, твою же ж!.. Я ушла. Будьте осторожны по дороге домой! — как семпай, говорит она, но следующее заставляет её остановится. — Адай-сан, — окликает Ойкава, — подождёшь нас? Адай более спокойно и мягко глядит на Тоору, а потом на Ива-куном с Макки, Маттсуном и Хинами-чан, и вздыхает, опуская плечи. — Давайте быстрее.* * *
Если округлённо, то они не ходили вот так вот вшестером две недели. Этот вечер не отличался от предыдущих походов домой после тяжёлого учебного дня в придачу с изнурительной тренировкой, пока на горизонте у светофора не виднелась чертовски знакомая фигура. Кейго напрягает зрение. Она мгновенно узнаёт в свете фонаря курящего от нечего делать парня в чёрных шортах, такой же футболке (которую она раскрасила и подарила ему в один из визитов в Сендай, кажется, год назад**). Узнаёт длинные волосы и чёлку, зачёсанную назад и закреплённую невидимкой, которую дала ему ещё неделю назад, когда он только-только приехал. Но её на миг опередила Хинами-чан, побежав на встречу ему с крепкими объятиями: — Мейан-семпай!