Мне достаточно просто быть рядом

      Распахиваются двери — и клубы пара вылетают из ванной комнаты, а тело тут же покрывается мурашками; прохладный воздух кондиционера буквально обволакивал холодной плёнкой руки и ноги. Пожалуй, одно из ненавистнейших ощущений, особенно осенью, когда хочется наоборот — согреться. Пусть и середина сентября, а погода чего-то разбушевалась, аж непривычно.       Кейго смотрит на часы и кивает сама себе: успевает чётко минута к минутке. Через час предстояла важная встреча с редакторами по поводу продолжения манги, а потом талон в больницу.       На запястье мазь с бинтом, как своевременная процедура; откопала более-менее официальную одежду — юбку-карандаш с майкой, — всё, что сумела найти в шкафу. Сделала лёгкий повседневный мейк; с волосами, как обычно, не заморачивается: глядит внимательно в зеркало и пропускает пряди меж пальцами. После покраски локоны тут же будто истощились: не такие пышные и объёмные как раньше, а мягкие только благодаря маскам. Но Адай не жалеет. Белый отлично ей подходит вкупе с бледной кожей, и это многие оценили в положительном ключе. Так что, довольная собой, завязывает обычный низкий пучок. Целует кошку в лоб, как на удачу и прощание, не жалея помады, надевает одежду, накидывает тёплый красно-бежевый кардиган — и в путь-дорогу.       Её официальный перерыв после тридцатитомной манги начался на днях. Чувство облегчения чертовски приятное, но сейчас она чётко осознаёт, что быть мангакой, — заведомо было её призванием: даже в законном отпуске продолжит работать по собственному желанию, пусть и не с таким сумасшедшим графиком.       В универе она часто задумывалась: кем бы она сейчас была, не отдай её мать в художку? Госслужащим, только потому, что там платят больше? Поваром в раменной? Не очень радужная перспектива. А что, если выбрала то, что ей нравится? Что ей вообще симпатизирует, кроме рисования? Кидо-сан вот, например, любит готовить, вот и стал кондитером; Мейан ловит кайф с силы и превосходства, поэтому работает персональным тренером. А Кейго? Могла бы стать волейболисткой с подачи брата и дяди, но… Спорт — просто не её. Не любит она физическую конкуренцию, не любит нервотрёпки и такую большую ответственность. Ей нравится наблюдать со стороны. Но что она любит? Чему готова посвятить жизнь? Адай без понятия. Через что бы ни прошла, сколько бы ни повидала в жизни, на чьём опыте ни научилась, а всё равно не может ответить. Ей нравится рисовать, и её работа полностью удовлетворяет. И даже жутко иногда становится, как бы сложилась жизнь, не приведи её Сена в злополучную художку. Хорошо, что она не ошиблась в своём призвании.       Папа говорил, что открыл свой бизнес благодаря тонне книг. Так что Кейго-младшая решила найти успокоение и душевное равновесие в философских учениях.       Четыре года изменили её. Чтобы поумнеть не по годам, нужно лишиться детства. Итог? От неё всё время требуют прилежности и усилий. Чтобы говорить о любви, нужно сначала её потерять. Пока у человека всё предоставлено, он мало чего добьётся. Боль меняет людей, через неё растут. Никто не восстанавливался от боли тем, кем был раньше, — проверено на собственной шкуре. Кейго не настигала мысль, что она стала не той, кем могла бы; не выбрала тех, с кем должна была быть. От таких чувств не было больно, что время упущено.        Она понимает, что если не будет успешной, это никого не будет волновать. Разве что родителей из-за упущенных возможностей. Людям будет всё равно на неё, её проблемы и обстоятельства. Факт её провала останется безжалостной правдой, и никто это не изменит, кроме неё самой же. Она не сидела в универе, не ждала выпуска, чтобы начать карьеру, чтобы её однажды кто-то заметил и продвинул, разглядел талант: рисковала бы сильно. Никто ничего не будет делать, чтобы улучшить её жизнь, пока она сама не решится, не встанет и не начнёт делать. Она начнёт движение, а другие только подхватят инерцию. Так что она посвятила себя манге во время учёбы.       И, кажется, Адай в глубокой непросветной меланхолии. За эти четыре года она многому научилась, хотя жизнь после Арно изменилась не круто. Изменилась только на ментальном уровне, но, пожалуй, это самое главное. Она поменяла взгляды на многие вещи, научилась жить одна… Хотя, возможно, в этом и вся загвоздка — она одна.       Вспоминая ту ночь, когда её грубо взяли, она понимает, эти девчачьи приоритеты — отдать девственность любимому парню, в котором уверена, чтобы прожить с ним до конца лет и переспать только в брачную ночь, — накрученные желания, внушённые благодаря стереотипам и заботливому отцу. Она большую часть жизни провела с папой под одной крышей. Конечно, как хороший родитель, он хотел предостеречь дочь, чтобы она не вляпалась в какое-нибудь дерьмо. Хотя дерьмо её само нашло. Понимаете, мужчина ведь лучше знает свою природу, верно? Знает истинные желания и свою физиологию, да? Так что, правда, Арата просто втёр глубоко под корку черепушки своей дочурки, что надо не под первого встречного ложиться, чтобы потом не бегать по больницам, а под надёжного. Что ж, прав папа оказался, но что Адай могла в той ситуации сделать? Матсукава настаивал накатать на Шую заявление в полицию. И, возможно, был прав, но Кейго почему-то не стала этого делать. Как она докажет? Наверное, можно было это сделать, но не хотелось портить парню жизнь. Глупо? Возможно.       Но Адай не парится. Что сделано, то сделано. Она смирилась и отпустила это. И не красный диплом тоже отпустила. Если бы Кейго закончила универ на отлично, то никто бы и не удивился. Она поломала систему. Опять. Закончила она неплохо, чему отец не очень доволен. Она была середнячком во всём, кроме манги: там она справлялась лучше. Навыки, отработанные с самого детства, давали о себе знать. Рисовка разительно отличалась, и, казалось, что ставить её, кто учился пропорциям с началки, с теми, кто учился этому в средней-старшей школе, как минимум нелогично. Её называли гением и хвалили врождённый талант.       На третьем курсе она сильно отличилась и начала публиковаться в «NN» журнале. Том самом, с которым сотрудничает её универ. Это одно из главных достижений Кейго Адай. Прошло полтора года, и на руках уже один бойз-лав ваншот, датабук, чей тираж раскупили за полгода до последнего экземпляра, и объёмная манга.       И, кажется, жизнь удалась, да? Она живёт в своей уютной квартирке в Токио и делит её только с кошкой, в которой души не чает. Ревновать к животному было бы вполне уместно — как же сильно она к ней привязалась. И как сильно обожает её мохнатую задницу. Но не об этом. Девушке двадцать пять, она публикуется в сёнэн-журнале, работает с хорошими людьми; у неё есть замечательные друзья, готовые примчаться и поддержать в любой момент, будь то похороны или ночная смена. Она исполнила свои мечты, придуманные ещё в детстве. Покрасилась даже. И смогла удовлетворить многие свои прихоти. Она интеллигентный человек с профессиональным высшим образованием мангаки. Чему тут горевать? Но тогда почему на душе так ужасно?..       Кейго научилась быть одна. Она не умирает в томлении от долгожданного выходного, когда, наконец, графики совпадут, чтобы пройтись с друзьями по магазинам. Наслаждалась собой, сама себя водила в кафе и кино, сама с собой гуляла по вечерам в свободное время. И не видела в этом ничего плохого. Да, конечно, было одиноко без двух высоченных друзей по бокам, было скучно без их шуток, но такова натура людей — приспосабливаться, а в её ситуации это не составило огромного труда. Приняла себя, полюбила своё общество; стало интересно с самой собой. Она не ждёт, когда кто-то придёт и вытащит из дома. В конце концов, они в одном городе, и у неё всегда есть возможность попросить составить ей компанию. Нужно просто понимать, что они такие же люди со своими проблемами и делами. Чувство, что только Кейго нуждается в Макки и Маттсуне? Нет, разумеется, они первые шли на контакт, когда звали погулять или выпить. Они часто списывались и созванивались. Помимо этого, Адай избавилась от некоторых комплексов: стала интровертом, которому не стрёмно выходить в общество; поняла, что внешность всё-таки — одно из главных качеств, потому что у всех есть глаза, и никто не будет тратить своё время, чтобы узнавать тебя душевно и разбираться: достойный ты человек или нет. Она признала свою внешность, ради которой до сих пор бегает по утрам и делает упражнения; чаще носит платья и юбки, полюбила каблуки, потому что хоть так она выглядит выше. И всё равно ей плохо.       Задумывается, может, проблема в Тоору? Может, до сих пор не успокоилась и любит его? Соврёт, если не заходила в его «Инстаграм» или не смотрела прямые эфиры матчей с друзьями. Конечно, соврёт, но признаётся, что всеми силами сдерживала себя и бешеное искушение. Залезла в соцсеть, почти зашла на профиль и тут же вышла, проклиная его; делала вид, что смотрит на экран, а сама пялилась куда-то сквозь, слушая вполуха слова комментатора, а по одобрительным смешкам бывших одноклассников понимала: ещё одно очко Ка Сан Хуан. Удивительно, но причудливое название команды впечаталось в память, будто единственная безобидная зацепка о парне, которого насильно избегала.       Вместо того, чтобы питать пустые надежды, Адай было гораздо легче думать о нём, как о мерзавце, и таким образом прогнать из своего сердца. Как противоречиво, не правда ли? Любить настолько, что не иметь иного варианта, кроме как ненавидеть пропорционально этой любви. К тому же Кейго солжёт, если скажет, что у неё не было мыслей отправиться на поиски Ойкавы Тоору. Услышать из его уст подтверждение тому, что специально не рассказал про перелёт, что он не любит и не желает видеть в ней кого-то большего, чем друга. А пока чёткого подтверждения нет, то ситуация неопределённая. На самом деле могло оказаться так, что, возможно, в том, как всё вышло, не было его искренних намерений. Вдруг он этого не хотел? Эти мысли вызывают ужасные чувства. Хочется сдохнуть. Исчезнуть из бренной жизни. Пропасть навсегда и ничего не чувствовать. Лишь бы сбежать от этих душевных терзаний. Забыться, чтобы никто не вспоминал и не горевал, не доставлять проблем.       Опирается лбом о ледяное стекло в такси, переводит взгляд на руку: перебинтованная кисть мелко подрагивает, но не болит: мазь и правильная фиксация верно действуют; из-за этого не видно большую часть татуировок, но мелкие рисунки на пальцах, костяшках рассмотреть можно. Кейго не похожа на человека, который делает бессмысленные рисунки на теле, но обычные точки, тонкие линии, переплёты листьев доказывают обратное; максимально банальное, будто вычитанное из какой-то второсортной манги «Don't be perfect, be yourself» растягивается каллиграфическим почерком среди чёрного букета лилий вдоль предплечья, что мутно-бирюзовые вены не видно. Вскрылась бы. Что мешает? Манга, наверное. Закончить надо. Кошку жалко. Хочется пожамкать её мягкие лапки и потискать. Родители? Горевать будут однозначно. Жаль, ведь они возлагают на неё надежды. Друзья, племянник с братом. Она не подерётся с Мейаном на спор, не посмотрит с племяшкой любимое аниме, не прогуляется поздно вечером с Макки и Маттсуном по окрестностям, не обсудит с Ивайзуми её же мангу, с Ойкавой не…       Наверное, она не будет ни о чём жалеть, если тормоза грузовой машины позади, которая тащится за авто такси как минимум двадцать минут, откажут, сломаются, дадут сбой, и она врежется прямо в заднее пассажирское сидение, чтобы уже пересечь существование Адай… «Существовать» — идеальное описание рутины Кейго. Сейчас она сходит навстречу, обсудит мангу и — она уверена, — всё закончится наиудачнейшим образом. Дальше? Пересечётся с друзьями — и домой. Обнимет кошку, заснёт, проснётся и сядет за мангу, за продолжение. Рисование комиксов не так хорошо мотивировало. Она воспринимала это как нечто должное, будто обязательство, как героя, надлежащему спасти мир, но кто спасёт мир Кейго? Когда закончит мангу, что случится? Интервью, рассказы, встречи, новая идея, очередная манга и так по кругу, пока не состарится или кто-то не врежется сзади в поездке на ещё одну встречу?       Нет, это же невозможно, серьёзно. Ей всё осточертело, и это ненормально! С этим нужно бороться. Может, сходить к психологу? Или сразу психиатру? Хотя… На что они способны? Позволят выговориться, пропишут антидепрессанты и всё? Бессмысленно. Ощущение, что бороться с бытием невозможно. Ничто не могло добавить желания и внести красок, заинтересовать.       Таксист резко тормозит, машина останавливается со скрипом колёс, впереди кто-то сигналит. Адай по инерции подалась вперёд, застыв в паре миллиметров от обивки водительского сидения перед собой, и будто гонщик на старте, в голове мгновенно проскальзывает мысль: а ведь сзади грузовик ехал. Ждёт мгновение, что вот-вот кто-то врежется позади, и не понимает, как прошло три, пять, десять секунд — и ничего. С опозданием доходит и отпускает разочарованный вздох, где-то на задворках сознания проскальзывает чувство страха, и Кейго понимает, что не всё потеряно. Приподнимается и смотрит в зеркало заднего вида: фура остановилась в нескольких метрах. Чёрт. Откидывается назад, игнорирует извинения водителя и не замечает, как они вновь трогаются с места. Гипнотизирует потолок машины с навязчивой мыслью вернуться домой. Накинуть петлю на люстру и покончить со всем. Покончить, пока это треклятое чувство не развилось, чтобы не дать слабину в самый последний момент. От воспоминаний об Ойкаве это желание стало каким-то… Возможным, что ли? Раньше лишь проскальзывали мысли, а сейчас всерьёз задумывается. От этого страшно и радостно. Радостно, что ничего не потеряно и есть шанс выкарабкаться из этой жопы. Страшно, что выкарабкавшись, чувства всё равно не дадут желанного покоя. Но, может, перестать стараться? Адай и так слишком много и часто из кожи вон лезет. Побыть эгоисткой разок? В первый и последний раз. Хотя если повесится, полезет и не только это. Она слышала, что удавленники мочатся под себя и язык всегда торчит так странно. Наглотаться таблеток? Тоже сходишь под себя. Вскрыться? Больно. У Кейго и так низкий болевой порог. Она думает об этом, чтобы сбежать от боли, не испытывать этих мук, а выходит, что и уйти безболезненно не может. Сюрреалистичная несправедливость.       «Все эти мимолётные чувства и отношения бессмысленны. Ничего уже не изменить. И бесполезное нытьё не поможет. Радостные моменты существуют, но длятся всего лишь миг. Ты можешь чувствовать одиночество, но и это тоже пройдёт. Поэтому и не должно быть больно. Так я думала. Осталось ли что-нибудь от меня? Никчёмные усилия, безвыигрышное одиночество. Мало кто вспомнит о моём жалком существовании. А кто и вспомнит — быстро справится с утратой».       Страдальчески хмыкает, называет себя дурой и выкидывает мысль. Не может быть эгоисткой. Её друзья не были эгоистами, когда вытаскивали из проблем. Будет несправедливо отплачивать им ещё большими бедами. Может, рассказать всё? Высказаться как есть, но так не хочется навязываться. Кейго знает, что Макки с Маттсуном и Ивайзуми помогут. Вытащат её даже против воли. Но так страшно, что их мнение поменяется. Она зависима от их одобрения и принятия. Что, если они разочаруются в ней после рассказа? И представлять не хочется.       Такие недоприступы случаются нечасто, и Кейго не составляет особого труда их подавить, но… Рано или поздно это станет проблематично — вопрос времени. Насколько её хватит? Долго ли продержится? Пока что в ней теплятся остатки надежды, не переросшие в отчаяние, пока она может получать удовольствие от времяпрепровождения с друзьями, пальцы не атрофировались, то всё нормально. Кейго сильная, она постарается. Может сложиться впечатление, что она суицидница. Это сильно сказано. У неё мелькали страшные мысли, но всерьёз о них никогда не задумывалась. Просто, как о чём-то возможном. Какой-то сумасшедшей шалости. Как покурить или выпить в пятнадцать-семнадцать лет, только сейчас всё по-взрослому, возможность, выросшая в геометрической прогрессии, по сравнению от такого «безобидного» любопытства, как сигареты и алкоголь. Точка невозврата на тонкой грани, а цена за ошибки слишком велика.       Она с вечным недосыпом и дедлайном на носу, но это не мешает ей встретиться в баре с парнями. Пока её морально поддерживают друзья, ей легко. Она постарается. Просто соберётся с остатками сил, возьмёт себя в руки и постарается ещё больше. Она задаёт движение, а другие подхватывают инерцию. Всё будет хорошо. Наивное самовнушение? Безусловно, но выкинув бедственные мысли подальше, вспомнила о предстоящей встрече. О манге ведь пойдёт речь. Это её смысл жизни, ей нравится рисовать, так что это отлично, верно? Подбодрила себя ещё раз — и на душе правда чуть-чуть легче. После она встретится с друзьями. Эти мысли тешили душу, а в воспоминаниях фильмом проскальзывали шутки. Это сбрасывает тяжесть. В конце концов… Они идут смотреть матч.

* * *

      Кейго присаживается за небольшой столик в комнате переговоров. Строгие витражные стёкла служили сомнительной стеной, позволяя видеть, что в комнатках по соседству проводятся подобные деловые встречи, но звук не проходит, что очень удобно. Офис просторный и светлый, почти ослепляющий; после скучной меланхоличной поездки в такси хорошо бодрит.       Напротив присаживается Шизука-кун, чуть улыбаясь, видимо, искренне рад видеть её, хотя Кейго тоже приятно, пусть и прошло всего пару дней с их последней встречи.       — Кейго-сенсей, — начинает тот, — надеюсь, с продолжением вашей манги мы хорошо поработаем, как и с новыми лицами, — он быстро смотрит на парня рядом.       — Да, это взаимно, — та кивает, совсем чуть-чуть улыбнувшись и быстро глянув на второго редактора.       Шизука решил работать редактором, на удивление Адай. У него были задатки хорошего мангаки, но и с ролью главного редактора в её проектах он отлично справляется. А с новой аркой присоединился Хидейоши Чоу-кун в качестве второго редактора. А ведь это он несколько лет назад получил рекомендательное письмо за лучший сёдзё комикс. Как иронично всё сложилось. Адай не может не улыбнуться на свои мысли.       — Что ж, тогда начнём.       Кейго не торопясь вводила коллег в курс дела. Рассказывала свою идею, а те внимательно слушали, изредка останавливая, чтобы уточнить непонятные моменты или исправить эпизоды, как считали, на более лучшую версию. Просвещала их в историю своей манги, добра и зла, простой, но в то же время сложной идеологии двух граничащих сторон, неожиданные повороты и подлых персонажей; в интересный филлер, завораживающие моменты, такую главную особенность одной из сторон, как паркур или рукопашные бои. Действия происходят где-то несколько веков назад, и Кейго неплохо изучила историю чужой страны, чтобы перенести основные действия на другую половину планеты.       — Так, девятнадцатый век, Аргентина, колонии, заселения, угнетения, бунты, освобождение. От смысла мести переходим к смыслу привязанности; детектив и триллер,  — задумчиво перечисляет Шизука, глядя на готовый сценарий в руках, а потом поднимает глаза на мангаку, утвердительно кивнув. — Мне нравится. Такое разнообразие на фоне предыдущей истории итальянского Ренессанса… Я считаю, что продюсер оценит. Увы, сегодня не получилось встретиться вместе, но завтра точно всё сложится. Здесь же в пять. И извините за доставленные неудобства.       — Всё в порядке, — выдавлено кивает Адай. Она не против встретиться с новым продюсером, всё-таки этот человек будет спонсировать её мангу, но сейчас раздумывая об этом, так лень.       Они втроём встают из-за стола и кланяются друг другу. Кейго с Хидейоши обменялись визитками — всё-таки первый раз работают вместе. Последний ушёл, оставив бывших одноклассников наедине по просьбе Шуюми.       — Итак, — подсказывает Адай после минутного молчания, — ты хотел что-то насчёт манги обсудить, Шизука-кун?       Они присаживаются обратно за столик. Кейго позволяет себе расслабленно закинуть ногу на ногу: задача выполнена, всё прошло удачно — как и чувствовала, — так что напоследок как завершение дня осталось… Приятная кульминация. Ага, приятная ли?       Парень любезно ставит перед ней чашку чая, а себе кофе, и секунду недоумённо глядит, как та выпивает таблетку успокоительного и запивает напитком. Так перенервничала из-за работы? Хочет поинтересоваться, но почему-то подавляет любопытство.       — Нет-нет. Я вообще-то хотел… Знаю, это звучит невероятно и очень неожиданно, — он сделал паузу, подбирая слова. Кейго воспользовалась его молчанием. Он выглядит слегка отстранённым; несмотря на свою серьёзность и спокойствие, Шуюми сомневается в своём же предложении.       — Ты меня пугаешь, — она сухо усмехнулась. Он всё такой же ответственный, но до сих пор неуверенный в себе кохай. Ностальгия не вовремя накатывает волной, но Кейго быстро её прогоняет.       — Прости. Возможно, звучит дерзко, но почему бы в качестве отпуска не слетать в Аргентину? Отдохнуть, но в то же время лучше изучить историю чужой страны, менталитет? Мы будем работать достаточно долго над этим проектом, так что собрать материал будет очень и очень кстати, — его интонация спокойная и убедительная. — Там тепло, не то что у нас: осень какая-то аномальная. И ты не должна напрягать запястье. Так что работать всё равно противопоказано.       Кейго слушает его и задумывается: почему бы и нет? Сбережений должно хватить. Она же решила что-то менять в себе, пытаться выкарабкаться без помощи друзей, чтобы наконец перестать быть обузой, и она в шаге от того, чтобы согласиться, пока сокрушительное осознание не накрывает разум. Вспоминает, думает о нём пару минут — а Шизука и не отвлекает, — ей страшно и в то же время сгорает от нетерпения, чтобы поскорее оказаться в чужой стране.       — Я, — Адай прикрывает глаза, выдыхая. Слегка клонит в сон, а с ещё одной минутой раздумий, растянувшейся, казалось, в час, она понимает, в какое дерьмо вляпалась. Но, может, всё-таки не дерьмо и стоит согласиться? — Я подумаю. Сложно принимать такие ответственные решения.       — У тебя что-то случилось? — интересуется Шизука, сделав большой глоток кофе.       — Нет… Нет, просто, — «Просто я сдохла бы через полчаса, если не выпила бы таблетки», — так надо, — а потом добавляет убедительное: — Я знаю, что делаю.       Кохай сдержанно кивает. Он провожает её до выхода, а потом они по-дружески прощаются. Кейго ловит такси, печатает текст, что опоздает и просит не ждать её, а потом вздыхает: хорошо, что выпила таблетки. До чего доведут её чувства? Не хочется знать. Хочется поскорее доехать до этой центральной спортивной арены.