Матч закончился победой Аргентины. Не то чтобы это было ожидаемо… Вообще-то меньшего Ойкава Тоору не ждал, так что довольный собой, своими сбросами, передачами и пробивающими ударами своих сокомандников, он с чистой душой встречается с друзьями, перед этим отпросившись у тренера.
Тоору отлично постарался, даже Ива-чан оценил; настроение на высоте, он прекрасен, значит всё замечательно.
Заведомо он мысленно был готов к встрече с Кейдай. Ну… Покрасилась, на вид, наверное такая же. Ойкава странно хмыкает себе под нос. Он проверил себя и ему всё равно. У него есть Рина-чан. Она ничем не хуже. Так что да, всё хорошо, и он настроен к встрече с семпаем.
— Подожди, объясни ещё раз, — просит Ивайзуми, махнув рукой в непонимающем жесте. Он чуть хмурится; кажется, у него вот-вот начнётся мигрень.
— Я же сказал, Ива-чан, — сопит Ойкава.
— Знаю, — он пытается сохранить спокойное выражение лица перед жизнерадостной мордашкой друга. — Но я хочу убедиться наверняка в твоём идиотизме.
— Эй!
— «Вывихнул руку»? — выдыхает Хаджиме. —
За неделю до матча?
— Ну, на самом деле только палец, — поправляет Тоору, сложив руки за голову, придавая своему образу ещё большую беззаботность. Ивайзуми понял, что это тот переход к утрированной правде от «Несмотря на травму, мы победили сегодня», — как он начал разговор. — Хотя всё не так уж серьёзно было: наша новенькая медсестра очень миленькая, и после того, как она быстро подлатала меня, то даже проводила до раздевалки, улыбаясь, — он сделал почти незаметную паузу. — Всё потому что я очарователен и обожаемый.
— Ты опять перенапрягался? Подожди, только не говори мне, что всё-таки подцепил эту медсестру c вывихнутым пальцем во время тренировки? Дерьмокава, солги мне.
— Что мне сказать? Я неотразим, — в подтверждение своим словам он встряхнул чёлкой, кинув на неё ласковый взгляд.
— Ненавижу тебя, — Хаджиме громко фыркает как старый кот и отворачивается к Макки.
— Не надо, Ива-чан, ты же любишь меня.
— Так где этот второй выход? — нетерпеливо спрашивает Такахиро.
— Я так и не понял в чём проблема, — признаётся Матсукава. Он выглядит немного сонным или, скорее, вялым, хотя на часах только семь. В таком состоянии до него всегда туго доходит.
— Кейдай не успела к началу матча, так что не стала искать места; заблудилась и сейчас у второго выхода. Я сказал ей ждать нас там.
— М, — мычит Маттсун как «услышано».
— Мы почти пришли, — осведомляет Ивайзуми. Ему не впервой находиться в этом спорткомплексе, и только благодаря ему они нашли этот выход и девушку.
Кофейные глаза, всё ещё прожигающие чёлку, придавали волейболисту безразличный вид. На самом деле он впитывал каждое слово как губка.
Когда парни сворачивают за ещё один переход, глаза сводятся к одной точке, зрачки расширяются; Тоору непонимающе хлопает ресницами будто школьница и взглядом пожирает фигуру. Его интерес почти осязаем: он блуждает по её подтянутому и стройному телу и до чёртиков притягательной фигуре; она держит строгую осанку, отводя плечи назад, что ключицы выделяются непозволительно сексуально и чётко. Одежда на ней сидит как надо, и когда, чёрт возьми, она начала, наконец, носить свой размер, а не оверсайз? Либо с Кейго Адай такие чудеса сделал возраст, и она достигла пика своей зрелости, либо — Ойкава считает этот вариант самым приемлемым — она грёбаная богиня, сошедшая с обложек журнала для взрослых. Он нервно сглатывает и отводит взгляд. Для этого ему требуется приложить немало усилий. В её глазах таилась серьёзная печаль, что только усиливало распространяемую ею чувственность. А притягательность этой девушки… Нет,
женщины была велика. Невзирая на все недавние события и беспечные мысли, обуревавшие его после гордой победы в гостях на родине, Ойкава почувствовал возбуждение.
Подойдя ближе, он присмотрелся детальнее: длинные, унизанные кольцами пальцы и узкая ладонь украшены тату. Почему-то Тоору не сразу обратил внимание, ведь акцент такой явный: чистых, телесных просветов очень мало. Рукава кардигана закатаны, так что он понял, что татуировки растягиваются почти до локтя. Смело. Белоснежные волосы завязаны в пучок (как обычно), а передние пряди свисают на лицо, придавая особую миловидность и даже чуть детские черты. Они почти сливаются с бледной кожей. Уши проколоты в три пары с миниатюрными серёжками-гвоздиками. Ещё эти круглые очки… Прямо как у Гарри Поттера. Непривычно, жуть как, но ей идёт.
Если бы от тахикардии можно было бы умереть… То сейчас самое время: Ивайзуми пытался бы оказать первую помощь, хотя это не совсем по его части; Маттсун в секундном шоке, Кейго звонила бы в скорую, а Макки набрал воды в рот, чтобы оплескать ею бессознательное тело связующего: авось поможет.
В следующую секунду она отрывается от своего телефона и глядит на всех. На мгновение останавливает взгляд на Ойкаве, но пялится ему куда-то на футболку. Даже не на лицо. Ему кажется, не отведи он взгляд сейчас же от её выреза на юбке и коленки в облегающих тёмных капронках, и сердце забьётся ещё громче, будто бы это могут услышать, и как бы сильно Тоору ни старался, его беспристрастную маску вскроют.
А потом она смотрит на остальных парней и улыбается. Он в ступоре наблюдает за их с Макки и Маттсуном быстрыми дружескими объятиями.
Как сильно они сблизились за это время?!
— Маттсун! — она улыбается шире. — Опять во всём чёрном. С работы?
Она хохочет, и даже Ханамаки прыскает со смеху, и смеётся чуть громче, когда менеджер похоронного бюро тыкает девушку в бок.
Кейго успокаивается после своей чёрной шутки и нетерпеливо кидается на Ива-чана. На удивление Ойкавы, тот лыбится, даже тихо посмеивается, и по-отечески трёт её спину.
Они-то когда успели так хорошо подружиться?! Или… Ойкава просто этого не замечал?..
— Ивайзуми Хаджиме! — Адай отходит на пару шагов и оценивающе оглядывает тренера. Тот раскинул руки в стороны как модель, мол, гляди какой. — Ты!.. — она неверяще раскрыла рот, поправив очки. — Ты вырос!
— Ха-ха, да, теперь метр восемьдесят и восемь. А ты? — он не признается, что в глубине души не хочет слышать ответ.
— Метр шестьдесят четыре, — нутро Хаджиме дрогнуло: за четыре года он вырос всего на полтора сантиметра, когда его семпай на целых четыре! — Плюс я на каблуках.
— Эй, подожди, — он на секунду замолкает; за это мгновение его брови хмурятся. Адай нервно сглатывает, потупив взгляд в сторону, вместе с этим спрятав и запястье за спину. — Покажи руку, — он дёрнул пальцами в требовательном жесте, мол, давай сюда.
— Зачем?
— Кейго Адай.
Кейго всю передёргивает, и она жмуриться.
С одного бока её зажимает Макки, с другого — Маттсун, хитро ухмыляясь между собой. Такахиро перехватывает её руку, поднимая вверх над головой, этим самым выполняя просьбу Хаджиме.
— Она слишком много работала, — кратко поясняет Матсукава.
Ивайзуми мог только тяжело вздохнуть. Ему не по себе от мысли, что ещё один друг доводит себя
до такого состояния, так глупо перетруждаться. Это того не стоит. Он даёт себе мысленное обещание проследить за ней в будущем, и одаривает её суровым взглядом.
Предполагая мысли Хаджиме, Адай лишь тепло улыбнулась тренеру, успокаивая всю его обиду. Это помогло: он чуть смягчился. А через пару секунд повернулась всем корпусом в сторону волейболиста: настала очередь заговорить с Ойкавой, но слова никак на ум не приходят. Под призмой успокоительного она не сильно нервничает, точнее тот факт, что она пялится на его глупую футболку с инопланетянином около четырёх секунд её никак не волнует. Это странно: простоять в тишине, втупляясь на парня, а другие рядышком ждут будто вердикта какого-то. Знают об их взаимоотношениях с Ойкавой и оттого атмосфера странная, которую никто не спешит спасти.
— Спасибо за игру…
— ¡Tooru! Sayrra dijo que fuiste a salir con tus amigos, — «Сейрра сказал, что ты ушёл на встречу с друзьями», девушка приятной наружности перебивает недоблагодарности Кейго; она подходит сзади к парню и приобнимает за руку, прижимаясь грудью.
Адай сейчас вырвет. Конечно, она знает, кто эта девушка. Хоть она всячески избегала личность Ойкавы Тоору на просторах всемирной паутины, но
«Первое место топ-чарта и титул «Самой красивой южноамериканской пары» забирает волейболист Ойкава Тоору и его спутница Адриана Лопес! Хоть волейболист родом из Японии, он уже приковал к себе немало внимания в Латинской Америке» не ускользнуло от женщины. То утро, когда Кейго просто хотела позавтракать перед телевизором, было самым худшим. Во-первых, её занесло на тупейший канал. Во-вторых, после этого всё пошло наперекосяк. Например, запястье подвело.
Кейго никогда не признается, что работа — хороший способ забыться. Как и её выдержка: стоило услышать это имя, которое она едва ли выговаривала, так Адай всё разузнала про эту дамочку: двадцать лет отроду, родной город — Мендоса, даже гонорар за одну прогулку по подиуму знает. До чего же Кейго опустилась…
Ей хочется похмуриться как в старые добрые… И это не ревность. Это просто неприлично в Японии. Внутри точно завелось поселение кошек, которые вот-вот заскребут на душе. Странная смесь: и паршиво от непривычного молчания Ойкавы, его нехарактерного поведения, девушки рядом с ним так по-хозяйски жмущуюся поближе к парню; и она до сих пор раздражена на него! И как же он изменился… Где тот восемнадцатилетний кохай? Тоору всего двадцать три, но как же высоко он взобрался.
— ¿Qué estás haciendo aquí? Te escribí que no me esperaras, — «Что ты здесь делаешь? Я же написал тебе не ждать меня».
Кейго чувствует себя немного лучше, понимая их разговор. Макки, судя по его взгляду, едва ли вклинился в суть переговоров, а Маттсун с Ивайзуми непонимающе переглядываются.
— Mi Teléfono está muerto, así que no lo sabía, — «Мой телефон сдох, — в доказательство она повертела чёрным экраном в руках, — так что я не знала».
— Vuelve al hotel. Volveré al equipo de todos modos, — «Возвращайся в отель. Я всё равно вернусь к команде». Тоору слегка треплет её волосы, словно боится испортить причёску. Адай же показалось, что он заставляет себя прикасаться к ней.
Девушка надула губы в притворной обиде, глядя на парня снизу вверх.
«Ведёт себя как ребёнок», — строго отмечает Адай, а потом закатывает глаза на собственные мысли.
— Quieres presentarme, — «Не хочешь меня представить?» Ойкава как-то вымученно вздыхает, будто оказывает невероятную услугу, при этом закатывая глаза.
— Ребят, это Адриана, моя девушка. Я рассказывал о ней, — он демонстративно махнул рукой в её сторону.
— Приятно познакомиться, — та обворожительно глянула на всех с модельной улыбкой; Ойкава опять незаметно морщится от её ломаного японского. Он не знает почему, но её ужасный акцент ему слух режет.
— Mutuamente, — «Взаимно». Ханамаки мысленно доволен и горд, что вспомнил уроки Ксимена-сенсея. Иссей и Хаджиме молча кивнули в знак приветствия; Тоору представил их.
— Кейго. Es un placer conocerte también, — «Я тоже рада познакомиться». Адай приходится приложить усилия, чтобы выдавить это как можно дружелюбнее. Она старалась подавить холод в голосе, но судя по встречным взглядам с Матсукавой и Ханамаки, получилось это плохо, так что она натянуто улыбнулась. Её настроение испорчено в край. Так сложно притворяться.
— ¡Tooru ha hablado mucho de ustedes! — «Тоору много о вас рассказывал», — восторженно вещает девушка. — ¡Y tu manga, Adai-chan, leía todos los días! — «А твою мангу, Адай-чан, каждый день читал!»
У Кейго глаз раздражённо дёргается от ненавистного «чан», и сердце в груди сделало кульбит, поражённо рухнув вниз. Кажется, оно бьётся слегка быстрее от того факта, что
Ойкава Тоору читал её мангу. Это лелеет мысли: она чувствует гордость, что связующий из аргентинской сборной (а это, на секундочку,
мировой уровень) заинтересовался её произведением, которое пока что не так известно за пределами Японии, и… Ей хочется выслушать его мнение. Возможность пообщаться с ним заставляет её неосознанно радоваться.
— Не слушай её: она преувеличивает, — Тоору смущённо отводит взгляд и махнул рукой в своей легкомысленной манере. Ему было бы легче, если бы Кейго владела испанским хуже, но она хорошо его знает, так что отлично поняла модель, оттого его скулы предательски розовеют.
— Как скажешь, — она не заметила его смущения. Девушка устало выдыхает и на секунду прикрывает глаза, сделав вид, что разговор ей наскучил. От парней не ускользнула резкая смена настроения, и они понимают, что это из-за прибывшей девушки; Ойкаве же кажется, что это из-за него. — Я пойду, проветрюсь.
— Я тоже, — добавляет Матсукава.
Тот вечер, когда Адай решилась рассказать Иссею свою историю с Арно, однозначно сблизил их: она не боялась поделиться с ним своими проблемами и могла быть уверена, что ей помогут, её поддержат, её не осудят. С Такахиро она также тесно общалась, но не так, как с Маттсуном. Маттсун очень трепетно относился к переживаниям Адай, как и она к его; он чувствовал неуместную ответственность за её здоровье и опекал больше нужного. Конечно, у него были волнения, когда узнал о девушке Ойкавы; в голове звучал заплетающийся голос семпая и это её болезненное «Я так сильно люблю тебя, Ойкава. Ты вообще знаешь, сколько я страдала из-за тебя?» Поэтому Иссей обязан быть рядом с подругой в такой момент, даже если она и делает вид, что ей всё равно.
— Догоните нас, — кидает Ханамаки Ивайзуми и Ойкаве, присоединившись к парочке. Ханамаки же почему-то чувствует себя комфортнее с Маттсуном и Кейдай.
Они трое сутулятся и суют руки в карманы; Кейго идёт как всегда быстро, а те не спешат позади. Никто не решается начинать разговор, хотя тем много: что сказали в больнице? Понравился ли матч? Такая ностальгия по школьным временам. Нашёл ли Макки работу? Куда они пойдут? Какие ещё планы на вечер? Все ли смогут встретиться завтра?
У Ханамаки язык чешется поинтересоваться всё ли в порядке с Кейдай, но он не успевает: женщина внезапно останавливается как вкопанная, а позади шокированный Матсукава. Проследив за её… Испуганным взглядом, Такахиро глядит перед собой и встречается с до боли знакомой фигурой.
В пяти метрах от них стоял Арно; смольные волосы стянуты в хвост, татуировок на руках появилось ещё больше, а черты лица чуть-чуть опустились, придавая апатичность. Адай бы показалось, что это ожидаемо, ведь ему уже тридцать. Он точно продолжает карьеру главного гитариста, и это хорошая нервотрёпка; он не привык заботиться о здоровье, а ещё он наверняка пьёт. Адай пожалела его, если бы разум не абстрагировался к ужасным воспоминаниям. Этот человек грубо лишил её невинности, строго ограничивал даже в общении и ужасно сильно любит её. Это страшит сильнее всего, потому что это Арно, и он точно не захочет отпускать ещё раз дорогого себе человека.
Перед глазами как в замедленной съёмке мелькали моменты их совместной жизни. Как круто изменится её жизнь? Сколько ещё боли он может причинить? Она будет встречаться с друзьями ещё реже? Будет требовать от неё внимание, отвлекая от манги? Захочет детей? Грубый трах? Малознакомые мужчины как его друзья? Ограничения во всём? Контроль? Токсичность? Абьюз?
Возможность, как сильно человек перед ней может изменить жизнь, сводит с ума; у неё трясутся поджилки, и боль в груди душит, сдавливая судорожные вдохи. Она начинает плакать и непроизвольно пятится назад.
Арно быстро приходит в себя. Его напрягает реакция женщины, поэтому как любой любящий человек, он спешит успокоить её. Ему хочется прижать к себе изо всех сил, игнорируя потуги вырваться. Он бы не позволил этому случиться, ведь… Ей нужна поддержка, верно? Ему необходимо помочь ей.
— А вы недалеко ушли, — вальяжно тянет где-то позади голос Тоору, но он остался незамеченным.
Мужчина тянет руку к её плечу, уже хочет притянуть к себе, но ему не удаётся: Матсукава зычно перехватывает её и больно откидывает; это заставляет гитариста отшатнуться.
— Не трогай её, — Матсукава выглядит действительно угрожающим, и это могло бы напугать Кейдай, увидь она. Парень выпрямился в полный рост, загораживая широкими плечами женщину.
Ханамаки не вмешивается, хотя он и не знает всей истории. Если бы знал, не сдержался бы и как минимум вмазал, но нет и он просто становится рядом с Иссеем плечом к плечу. Ивайзуми хмурится: парни рассказывали про какого-то бывшего муденя семпая. Ойкава же стоит сзади всех, слишком ошарашенный ситуацией. Почему парни так реагируют? Ему ни разу не доводилось видеть Маттсуна
таким злым: он глядит на парня перед собой так, будто хочет самолично убить его самым оскорбительным способом. Но… для Тоору важна Адай. Он переводит на неё взгляд: плечи трясутся в глухих рыданиях, и она сжимает с силой рот ладонью, заглушая все звуки. Кто этот человек, что она так реагирует? Что он сделал? Нужно ли защищать Кейдай? Встать рядом с парнями?
— Я всего лишь хочу поговорить с ней, — Арно хмурится им в ответ, и с твёрдым намерением делает шаг навстречу.
— Ещё шаг и клянусь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты не смог к Кейдай никогда в жизни приблизиться.
На пару мгновений между парнями повисла тишина: бывшие волейболисты свирепо глядели на мужчину; Арно же пытался уловить хоть слово со стороны Кейго, будто ждёт защиты от неё. Где-то далеко слышится приглушённые звуки фанатов. Этот глухой гам перебивает нездоровые вдохи Кейго. Из-за Матсукавы Арно не может её увидеть: здоровый, чёрт. Невозможность даже взглянуть на её профиль невероятно злит. Он игнорирует предупреждение, и приближается ещё на шаг.
Матсукава бы ударил. Действительно ударил, если бы не вмешался голубовласый парнишка. Его парни не знают, хотя Иссею кажется, он его уже видел.
— Шуя-сан, прекрати ради бога, — просит юноша, выскочив перед гитаристом.
— Не мешайся, Таку. Я хочу поговорить с Адай…
— Она, возможно, не хочет и нам не нужны лишние проблемы! — очень настойчиво перебивает тот. Он не выделялся ростом. Даже ниже Ханамаки был, оттого ему было проблематично остановить Шую.
— Эй, — Ивайзуми, наконец, решает вмешаться: он становится рядом с Матсукавой, недовольно скрестив руки. Пропуск сотрудника на ремешке гордо висел на груди, на что нельзя не обратить внимание. — С Кейдай ты не будешь говорить. А если продолжишь на своём, я вызову охрану, — блеф. Наглый блеф, который обязан подействовать.
Оглядев их троих, Шуя хмурится пуще, но отступает: их численное превосходство злит. Он едко цыкает и уходит в противоположную сторону вместе с Таку.
Ханамаки облегчённо выдыхает, а Хаджиме опускает руки, но Матсукава не спешит расслабляться. Не выдержав напряжения, свалившегося на неё за последние десять минут, Адай задрожала всем телом, трясущимися пальцами накрывая свои плечи, обнимая.
— Пошли, тебе надо умыться, — Матсукава опускает руку на её содрогающиеся плечи. Он не спеша ведёт её в сторону женского туалета, а потом и открывает перед ней двери.
Ребята прислонились к стенке напротив дверей. Отдалившись от спортзала, шум расходившихся по домам болельщиков на фоне затих; второй выход был самым отдалённым в корпусе, и всё здание готовилось к закрытию. В некоторых коридорах даже погасили свет, что очень напоминало эстетику классических фильмов ужасов. Лишь изредка пробегали сотрудники, незаинтересованные в четырёх мужчинах напротив женского туалета (хотя некоторые здоровались с Ивайзуми и Ойкавой). Каждый задумался о своём, и на какое-то мгновение все серьёзно забыли о существовании Ойкавы, слишком взволнованные состоянием своего семпая.
— Кто это был? — шатен выглядывает на троицу, подозрительно хмурясь.
— Потом, — Маттсун только отмахнулся, сопровождая это самым тяжёлым вздохом в мире.
— Ха? Нет, Маттсун, ты точно знаешь этого парня. Кто он, что Адай-сан так?..
— Я же сказал потом! — Иссей убедительно посмотрел на волейболиста. Это заставило того обидчиво цыкнуть и заткнуться. Конечно, Ойкава предполагает, кто это может быть, но отрицает само существование этой злой возможности как нечто самого безрассудного до того момента, пока это не подтвердят товарищи или сама Кейдай.
Усталость. Это всё, что она чувствовала последнюю неделю, эти дни, этот момент, умывшись и оперевшись о раковину. Через пару мгновений это чувство возросло взаимно с апатией так, что тело почти самостоятельно скатывается на пол; холодный кафель не волнует, а пустая уборная только на руку. Это была усталость, которая поселилась глубоко внутри тела, поселилась в пространстве между костями, распространяясь по венам. Ничто из того, что Адай делала, не могло извлечь это чувство изнутри, поэтому она перестала бороться с ним и просто приняла его.
Что же будет с ней и Арно? Он определённо будет её разыскивать, искать любой повод и предлог для встречи, готовый вымаливать время для разговора, в котором не получит ничего, кроме отказа. Мысль, что он может сделать, просто будь они наедине, сводит с ума.
Стеснение в горле и жжение в глазах подступают с новой силой от осознания, какая она беспомощная и слабая, что не способна даже себя защитить. Чтобы она делала без Матсукавы и Ханамаки? Где бы была? В дни, когда она была вынуждена тухнуть дома в одиночестве рисуя — на тот момент казалось — уже и не такую интересную мангу (приступы самобичевания и временной неуверенности донимали всё чаще), Адай обещала себе: «Закончу ещё один ключевой момент в манге, и всё будет кончено».
Есть поговорка: «Дай дюйм, и это возьмёт милю».
И стоило углубиться в размышления о своём вечном существовании как раз-таки, чтобы его прекратить, обязательно приходило сообщение от одного из парней, которое, подобно удару под дых, выбивало все неправильные обещания. Это её спасало. Они её спасали, но
обязательно наступит тот переломный момент, когда и им это надоест. Представляя, что Иссей с Такахиро тихо исчезают из её жизни как Ойкава, морально уничтожало. Это вызывало чувство вины, и безумного угнетения почти до истощения, но вместе с этим появлялась потребность побыть с ними, подышать одним воздухом. Мысль, что возможно сейчас они ушли, напугала.
— Ре-ребят? — у Кейго голос дрожит до неузнаваемости. — Вы ещё здесь?
— Да, — кратко отвечать Иссей как обычно в своей манере, но его выдавала обеспокоенная интонация. Он с Ханамаки почти синхронно отталкивается от стенки и подходят к туалету; Матсукава аккуратно стучит в дверь, а Макки прислоняется к стенке рядом с ней, прислушиваясь.
— Я сейчас выйду, — она шмыгает носом, — почти закончила.
— Тебе лучше? — осторожно интересуется Ханамаки.
— Да-да, я в порядке. Я сейчас. Вы только это… Не уходите… По-пожалуйста, только подождите меня… Не оставляйте меня одну…
Кейго оставалось в очередной раз подавлять все нежеланные звуки, вырывающиеся из горла, и дышать изо всех сил, поскольку давление в груди делало каждый вдох всё более болезненным, чем предыдущий.
Обеспокоенные Ивайзуми с Ойкавой подходят ближе. Матсукаве кажется, что у неё вот-вот начнётся истерика. Ему не потребовалось на раздумья больше секунды, чтобы без колебаний зайти в женский туалет.
* * *
На улице темно и пусто. Ивайзуми и Ойкава буравят троицу впереди взволнованным взглядом и лишь гадают о всем насущном. Матсукава и Ханамаки с Кейго шли впереди; не так быстро, но те двое не хотели мешать, явно находясь не в теме минувшего конфликта. Парни шли по обе стороны от девушки, будто защищая. Они молчали, и каждый задумался о своём. Адай просто накрыла меланхолия, а Иссей с Такахиро тихо злились. Они понимали, что сейчас их подруге нужна ментальная реабилитация, а Иссей понимал это как никто другой, так что они с тщательной заботой перебирали каждый вариант, что может просто поднять ей настроение.
Кейго отчего-то не сдерживает слёзы в бесчисленный раз, позволяя беззвучно скатываться им по щекам.
Ханамаки больно просто смотреть, как та прикусывает губу и прикрывает глаза от новых капелек слёз. Он останавливается и разворачивается к семпаю; высучив платок из кармана куртки, он прижимает ткань к её глазам, стирая большими пальцами влагу. (Эта картина со стороны смахивает на те моменты, когда отец успокаивает свою дочь.)
Когда ему кажется, что всё стёр, и готов убрать платок обратно, он застывает.
Кейго понимает,
что он сделал, так что не удивляется его реакции. Наверное, она выглядит максимально нелепо: тушь и стрелки размазались по лицу, а глаза красные от слёз. Да, класс.
Ханамаки выглядит по-виноватому смущённым и в неподдельном шоке, будто стёртый от влаги макияж — нечто самое невозможное. Его взволнованный взгляд метается то по размазавшейся туши на её лице, то по остаткам чёрной краски на платке. У него руки подрагивают, чтобы всё исправить, но он бездействует, боясь испортить все окончательно.
«Наверное, я выгляжу тупо. Ну, конечно, как иначе?» Адай кажется, что Ханамаки сейчас волнуется так, как, наверное, ещё никогда в жизни. Она нежно и тихо смеётся. Это заставляет Матсукаву печально улыбнуться. Ханамаки неловко подхватывает её настроение, смущённо почесав заднюю часть шеи.
Ей требуется пара минут, чтобы привести себя в порядок с влажными салфетками и зеркальцем (которое Ханамаки охотно держит перед ней в качестве компенсации). Факт, что парни терпеливо её ждут, греет душу.
(Незаметно наблюдая, Ойкаве думается, что Адай выглядит старше своего возраста. Может быть, тому виной морщинки в уголках глаз, которые так чётко видно под светом фонаря, а может быть он едва ли узнаёт своего двадцатилетнего семпая в этой женщине. А ещё у неё руки дрожат, когда она пытается стереть тушь обычными салфетками.)
Когда они продолжают свой путь, Матсукава нежно толкает бедром девушку, что та сталкивается с Ханамаки, но он не теряется, и в ответ прижимается к подруге; они оба беспардонно зажимают её между собой, усмехаясь, а та и не против вовсе.
— Хэй, — Маттсун глядит на девушку сверху вниз и улыбается ей — так добродушно и честно — и сложно поверить: ведь этот парень так угрожающе выглядел перед тем незнакомцем. Адай в свою очередь, смотрит на него в ответ с такой родной нежностью, что у Ойкавы тяжесть в груди. Это не даёт ему покоя, но он продолжает жадно наблюдать за ними. — Пусть твой супер парень теперь ещё и знаменитый, но он как был ублюдком, так и остался, а мы всегда сможем тебя защитить.
— О чём ты, Маттсун? — она улыбается ему так невинно, будто он сказал очередную глупость. — Супер здесь только вы. Вы четверо.
Ханамаки с Матсукавой молча переглядываются; они как-то победно ухмыляются
(рады, что их семпай не в глубокой непросветной жопе, а улыбается так искренне и по-родному), а потом закидывают руки ей на шею; она обнимает их за талии и тихо посмеивается.
— Ты в одних колготках, — констатирует Ханамаки. — Мы можем заскочить к тебе, чтобы ты переоделась.
— Нет, я не замёрзла. Спасибо, — она улыбается ещё шире и жамкает его бок. — Мы можем?.. Я бы хотела просто добраться до бара какого-нибудь. Побыстрее. А ещё хочу набухаться до беспамятства. Надеюсь, я завтра выживу.
— Раз так… Я тоже, но если что, у тебя есть моя визитка, — Матсукава ухмыляется от уха до уха, зная, как она любит похоронные шутки, поэтому он намеренно ими пользуется.
— Ха-ха-ха! — и это действует: запрокинув голову, она хохочет от души ночному небу. — Обожаю шутить про твою профессию! Жаль, моё чувство юмора давно
умерло.
Теперь они смеются все втроём, сжимая друг друга крепче в тёплых объятиях.
Ивайзуми чуть улыбается; он смотрит на них, и ему не по себе: они так тесно сплотились.
— Эй, вы про нас не забыли? — он догоняет их, и закидывает руку на шею Макки, притесняясь под боком. — Мы должны наверстать упущенное. Ойкава, — он смотрит через плечо на забытого волейболиста. Тоору непривычно серьёзен и, кажется, даже грустен, которого на памяти друзей, ни разу не было. — Волочи сюда свою задницу. Думаю, мы можем вместе чуть-чуть выпить. Не каждый день такая возможность появляется.
Ойкава не заметил, как невольно поник. На протяжении всего пути, этот тупой комок в груди не давал покоя. В свою очередь, он вспомнил Шую и убедился, что он — бывший Адай-сан. Тоору полагал, что леденящее кровь раздражение можно рассматривать как «лучшее понимание ситуации»; это было лучше, чем все чувствовать, но при этом ничего не знать. Ему приходится заставить себя подыграть им: он догоняет их резвым шагом с заметной, пусть и натянутой, но улыбкой, и закидывает руку на шею Маттсуна. Он добавляет что-то из разряда «О, ты стал выше», и Иссей действительно стал выше, как и Ойкава, что они почти одинаковы ростом.
* * *
Не заморачиваясь над поисками определённого местечка, компания заходит в первый попавшийся бар. Атмосфера спокойная и уютная; официанты приветливые, цены не кусаются, так что всех всё устраивало. Расположившись в приватной комнате, Кейго чувствует себя более-менее комфортно, сидя напротив Ойкавы. Возможно, это благодаря успокоительному. Или выпитому алкоголю. Пьянеет Кейго быстро, так что полторы банки джин-тоника ей хватает, чтобы прочувствовать приятную вялость в конечностях, чуть приподнятое настроение, и друзья сами по себе отчего-то раскачиваются в глазах даже с очками.
— Кейдай, — зовёт Ханамаки, переводя разговор на новую тему, — как у тебя дела с мамой? Не помирились?
— Пф, — она с наигранным сарказмом хмыкает, дерзко передёрнув плечами. — Не-а.
— Из-за чего поссорились? — интересуется Хаджиме.
— Ну, — Адай покачивает баночку напитка в руках, подперев рукой щёку и, наконец, снимая очки. Тоору на секунду задержал взгляд на её изящных пальцах. — Несколько причин…
— Например?
— Ей не дают покоя мои татуировки. Я же не спросила у неё разрешения. А ты знаешь, что она у меня традиционного воспитания, —
«Знаешь? Они общались, пока были в разных странах? Я о её матери слышу впервые», — мельком думается Ойкаве. — Ей не нравится, что у меня так много проколов на ушах. Она хочет, чтобы я завела себе кого-то и, наконец, внуков родила. И знаешь какой у неё аргумент на это? Самый тупейший: «Вот, у Мейана с Хинами-чан уже сыночек родился, а ты до сих пор одна», — она театрально изобразила трагичный голос Сены. У Ханамаки с Матсукавой уголки губ дёрнулись в слабой улыбке.
— Стой, ты недавно рассказывала, что они только поженились, а уже ребёнок появился? — уточняет Ивайзуми.
— А, ну, да. Забыла сказать, — Адай неловко улыбается и потирает ладошкой шею. Она правда запамятовала сказать другу о последних новостях в их предыдущий звонок по «Скайпу».
— И как назвали?
— Йоске.
— Мизогучи Йоске, — задумчиво повторил Ивайзуми, а потом усмехнулся сам себе. — Хах, надо бы встретиться как-нибудь с Хинами-чан. Да и с остальными бы тоже не помешало.
— Ну, с Яхабой и Синдзи — не проблема… Ох! Ками-сама, знаешь, она пыталась устроить мне свиданку вслепую.
— Хах? Серьёзно? Ты не говорила, — Ханамаки подключается к разговору, вскинув брови.
— Да, потому что это было стрёмно. Она даже не спрашивала моего мнения. Может, мне вообще девушки нравятся? — в сознании отчего-то всплыл профиль Кэролл. Да, дамочка она знатная.
— То есть, у тебя сейчас никого нет?
Ойкава смотрит на Адай нетерпеливо, с интересом. У него язык чесался слишком сильно, чтобы он не уточнил это. Слова вырвались быстрее, чем он смог обдумать их. Когда он понял,
что он ляпнул, он стыдливо потупил взгляд.
— Нет. Хах, не-е-ет, зачем мне это? — сама у себя спросила Кейго, внутри же задаваясь вопросом, зачем
Ойкаве эта информация.
— Ха-ха, скажи ты при матери, что тебе нравятся девчонки, и я уверен, она вычеркнет тебя из паспорта на странице «дети», — Матсукава ненавидит неловкости в разговоре, так что он ехидно комментирует, отпив сакэ из стакана.
— Ты слишком хорошо знаешь мою мать! — Кейго смеётся, весело потрогав друга по плечу, мысленно благодарная за «помощь».
Ойкава улыбается чисто за компанию, опустив взгляд на стол. Нравятся девчонки? Она же шутит, да?..
Ему хочется перевести тему. Желание необоснованное, и он не знает, о чём заговорить, но подняв взгляд на руку, всё ещё трогающую плечо Матсукавы, Тоору выдаёт первое, не особо задумываясь:
— Воа, Маттсун! У тебя бицепсы скоро больше, чем у меня будут!
— Кстати, да, — Ивайзуми согласно кивает, посмотрев на друга: рукава его чёрной рубашки закатаны до локтя и всё равно округлённые мышцы плеча видны замечательно. — Качаешься?
— Трупы таскает! — вместо него отвечает Кейго, весело хохоча. Иссей прыскает со смеху, толкая женщину локтём в бок, но от этого она смеётся ещё громче, заражая присутствующих.
Ойкава негромко посмеивается от её заводного и не скованного голоса. Он больше рад тому простому факту, что Кейго чувствует себя хорошо. Не так напугана как раньше, и активно ведёт диалог как в старые добрые времена.
«Она в порядке», — Тоору думал, что эта мысль удовлетворит его желание встретиться с ней, которое он оправдывал как «Я просто хочу знать, что у неё всё хорошо». И несмотря на обретённое душевное успокоение, его обуревали сомнения. Адай-сан так тесно сблизилась с Маттсуном и Макки за эти четыре года. Честно, где-то далеко в сознании мелькнуло подозрение, что она с Исеем встречается, но Тоору счёл это за ревнивый бред. Она сблизилась и с Ива-чаном! Он был в Америке, но даже
это не помешало им поддерживать контакт! Ойкава Тоору эгоист, если дело касается внимания от его семпая. Так было раньше, так осталось и сейчас. Ему недостаточно тех редких взглядов, кратких ответов меж диалогом и печальной улыбки. Почему его друзьям она дарит большее, чем ему? Ответ крутится на языке, он до очевидности глупый, и ему всё равно обидно.
Внезапно Ханамаки хочется размять спину после долгого просиживания в одном положении. Он выгибается, что аж позвоночник хрустит. Это было бы нормально, если бы лицо не исказилось в болезненной гримасе. Он бурчит что-то под нос, ссутулясь. Через мгновение Кейго встаёт со своего места, устраивается за спиной друга.
— Эй-эй, Кейдай, подожди…
Такахиро пытается как-то воспротивиться, но всё тщетно: она своенравно натягивается его футболку на плечи, оголяя бледную спину, да так бесцеремонно, будто нарочно, что тот подаётся вперёд от приложенной силы, хныкнув.
Матсукава довольно ухмыляется, приготовившись к зрелищу; он встречается с чуть непонимающим взглядом Хаджиме, но лишь шире ему улыбается, мол, просто наблюдай.
Такахиро по-прежнему пытается противиться: перехватывает её руки или стягивает вниз одежду, но стоит Адай зло зыркнуть на него, что он сипит предупреждающим: «Только аккуратней, а не как обычно», и послушно терпит. Ойкава смотрит на весь этот кипиш, и как бы глупо не было, он чуть завидует, но молчит. Адай трогает его спину, игнорируя шипение; она осторожно щупает кости, задумчиво хмурясь.
— Сможешь завтра прийти ко мне? — она обращается к Ханамаки, растирая поясницу разогревающими движениями, после того, как выяснила причину его боли. — К шести где-то. Попытаюсь исправить ситуацию.
— Всё так плохо? — вмешивается Матсукава, опустошив стакан.
— Ну, не то чтобы. Просто надсадил спину. Что вполне ожидаемо от его работы, — они общались так, будто Ханамаки вовсе нет с ними. Такахиро трудился в ночную смену. Его работа требует большой физической нагрузки, а иногда это происходит сверхурочно. Матсукава с Кейго настаивают на другой работе, но пока безуспешно.
— Знаешь, — наконец, отвечает Ханамаки сквозь блаженные постанывания; он буквально лёг туловищем на свою часть стола. — Спасибо, конечно, но это терпимо.
Адай хмурится:
— Я тебе вдарю, если ты сейчас отказываешься, потому что не хочешь напрягать моё запястье, — она звучит действительно серьёзно и похоже, будто она разочарована. Эту смену настроения прочувствовал каждый. Кейго вздыхает: — Это будет небольшая нагрузка, ясно? Так что я буду ждать тебя к шести у себя дома. И, Ками-сама, прошу тебя, не ломайся ради вежливости, ладно? — Макки придушенно усмехается от её прямолинейности. Это так характерно ей, но всё равно забавно. Она сводит всё в шуточное русло. — К тому же, у меня профитроли остались. Так что я хочу, чтобы ты составил мне компанию их съесть.
Адай видит его довольную лыбу после мини-сеанса массажа и упоминания его любимого десерта, и сама невольно улыбается.
— Знаешь, — Ханамаки выпрямляется, расправляя блаженно плечи, — ты мне обещала как-то рамен. Как тот, что из вашей кухни.
— Хорошо. Для тебя всё, что угодно.
— Тогда я не буду скромничать.
— Как из вашей раменной? — переспрашивает Матсукава. — Это звучит слишком заманчиво, чтобы не прийти.
— Конечно, — Адай охотно кивает, глянув на каждого. — Приходите, типа… Без проблем.
Обещанный рамен, олицетворяющий буквально ностальгический вкус победы, заставляет каждого улыбнуться.
* * *
— Она точно спит? — шёпотом спрашивает Ойкава напротив, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть её расслабленные черты лица. Боже, как сильно она устала… Или напилась, чтобы заснуть прямо за столом?
Матсукава подставил ладонь перед её носом, второй рукой осторожно забирая недопитую четвёртую банку джин-тоника. Костяшки опаляло размеренным дыханием, а напиток она не стискивала в крепкой хватке
пьяного человека, как это однажды было.
— Спит.
— Что, чёрт возьми, недавно произошло, и кто этот парень? — нетерпеливо спрашивает
Хаджиме.
— И мы не отстанем, пока ты всё нам не расскажешь, Маттсун, — предупреждает Ойкава, серьёзно глянув на парня напротив.
— Вообще-то она просила меня молчать об этом, но я сам планировал всё рассказать, — Иссей сделал короткую паузу; он грустно хмыкнул, взглянув на Адай. Наверное, она убьёт его за это. — Это бывший Кейдай. Они начали встречаться сразу, как поступила в универ. Они были вместе три месяца или около того.
— И всякий раз, когда мы хотели собраться, она опаздывала, потому что этот Шуя закатывал скандалы ревности, — добавляет Ханамаки.
— А, да, точно. Потом, в июле, когда мы планировали вернуться вместе в Сендай, она внезапно предлагает встретиться. Тогда Ханамаки не смог прийти… Так что об этом в курсе только я, — Иссей нахмурился. Ребятам показалось, что он колеблется: рассказывать, или нет, хотя Матсукава подбирал слова. Воспоминания давались тяжело; раздражённость и злость не давали сконцентрироваться. Его эмоциональное состояние не ускользнуло от друзей. Это заставляет всех напрячься. — Шуя… Грубо взял Кейдай, как она сама сказала. Хотя я считаю это полноценным изнасилованием. После этого он уехал в Корею. Не знаю, зачем. Вот вернулся. Она недолго переживала, но заметно, что Кейдай это сломило, как бы она не пыталась доказать обратное. Она очень настороженно относится ко всем: купила перцовый баллончик и чаще сидит дома. Может не выходить из квартиры по неделе-две. Мы ни раз с Макки её вытаскивали. Иногда у неё случаются припадки. А в последнее время чаще пьёт. Я её не осуждаю, но бывает, она не знает, когда остановится. Запястье тому прямое подтверждение, — он сделал короткую паузу. — После Шуи я боялся, как она будет к нам относиться. Вдруг захочет разрушить всё, что между нами, избегать или бояться, но нам она доверяет. Я невероятно ценю это. Поэтому, Ойкава, будь аккуратен в выражении чувств, — Матсукава многозначительно посмотрел на волейболиста, но тот, кажется, его не услышал, или не обратил внимание на предупреждение.
Стоило Маттсуну закончить рассказ, последовала длинная пауза.
Матсукаве правда сложно шептать, как его подругу трахнули. Ему всё ещё сложно смотреть на неё, трудно не представлять, через
что ей пришлось пройти; выпитый алкоголь обострял чувство жалости и сострадания, добавляя уверенности вмазать как следует Шуе при следующей встрече.
Ханамаки же с Ивайзуми сложно верилось. Нет, верилось, но до полного осознания смысл слов доходил медленными толчками, пока они напряжённо не выдохнули, смотря на подругу. Они бы многое отдали, чтобы предотвратить это событие.
Ойкава слушал друга, затаив дыхание до слов об изнасилования. После этого его сознание невольно абстрагировалось. Он поражался насколько сюрреалистична реальность, насколько глубоко можно уйти в размышления, погрузиться в собственный мир. Физически он ощущал как руки неосознанно сжимаются с бешеной силой, незаметно подёргиваясь от злости и ненависти к тому мужчине. Проклятые отголоски фантазии вычерчивали страшные картинки. Он отдал бы
всё, чтобы предотвратить это. Недавно он задумывался: «Всё ли у неё хорошо?». Ни черта у неё не хорошо. Он ненавидит Караку. Он ревнует её к собственным же друзьям. Он хочет вернуть их с Адай отношения. Ему не хватает её внимания. Он скучает по ней. Он хочет её.
Обуревавшие эмоции сжигали Тоору изнутри; разум затопляла холодная неопределённость и чувство потери, стоило лишь вспомнить, что всё это и её, он потерял по собственной вине. Он хотел хотя бы дружбу с ней… Нет. Стоит признать, что рано или поздно Ойкаве будет мало. Ему хотелось построить их настоящие отношения, но он не уверен и в шансе на такую возможность. От понимания этого, Тоору сжимал кулаки лишь сильнее.
— Ч-чёрт, — процедил сквозь зубы Тоору.
Он разжал руки; на грубых ладонях красными выемками остались следы от коротких ногтей. Волейболист прикусил нижнюю губу, только чтобы она не дрожала. Вернувшись в реальность, он не понял, сколько прошло времени, пока они вот так вот молча сидели. Подняв глаза на Кейго, его одолело дикое желание прикоснуться к ней. Он не мог не воспользоваться шансом, пока она спит, чтобы незаметно
просто дотронуться.
Хотя бы это.
Он положил руки на стол, одной из них потянувшись к женщине. Её спокойное дыхание дарило ему умиротворение. Ойкава тянется пальцами к её белоснежным волосам. Они чуть подрагивают от не отступившей боли. Оставалась пара сантиметров, но рука Матсукавы перехватывает руку волейболиста.
— Эй, я же попросил быть аккуратным с выражением своих эмоций к ней.
— Ха? — Ойкава вырывает свою руку, непонимающе изогнув бровь на менеджера.
— Не «хакай». Не я угнал в Аргентину, ничего не сказав ей.
Ойкава нахмурился в защиту. Ему нечем оправдать себя, если не рассказать истинную причину своего молчания, но он не готов признаться в своих чувствах даже друзьям.
— Я!.. Ты… Я тоже её друг, окей? Я хочу позаботиться о ней.
— Я тоже о ней забочусь. Просто… Будь осторожен, ладно? Без этих своих тупых заигрываний и флирта. Я просто не хочу чтобы Адай снова сделали больно. Даже если вы раньше встречались.
— Да что ты имеешь в виду?! — искренне вспылил Ойкава.
Он неосознанно повысил интонацию, но, одёрнув себя, попытался усмирить пыл. Но правда! О чём это Маттсун? Что значит быть аккуратнее? Тоору и так аккуратен. Даже неестественно аккуратен: говорит мало, и только по делу; с Адай толком не болтает, и улыбается отчего-то реже! Но… Может ли он с такой уверенностью называть себя её другом?
— Да она тебя!.. — Иссей перенял от Тоору его настрой, и едва ли не признался о чувствах Кейго. Он мысленно поругался на себя, неловко потупив взгляд. — Придурок. Ей было больно, когда она узнала
от Макки, что ты улетаешь. Ты с ней нормально не пообщался, совсем ничего… Вот именно, что ты её
друг. Вот и веди себя, как друг.
— Подожди! — поражённый его словами, Ойкава опять забыл о сне Кейго. Возможность, что его неуверенность в себе была лишней, неуверенность в её чувствах… Это заставляет биться его сердце чаще. — Ты сказал, что ей было
больно, когда я улетел?
— Да, чёрт возьми, ей было
больно, Тупокава!
— Хах? — Тоору неверяще и по-дурацки улыбается. Он больно закусывает губу, потому что улыбка сейчас неуместна, но всё равно… Он так счастлив, и это так тупо. — В самом деле?
— Чёрт возьми, — рычит Ивайзуми, треснув Ойкаву по плечу. — Как ты можешь улыбаться в такой ситуации, придурок?! — Хаджиме искренне разочаровался в Тоору, всё ещё не отошедший от жуткого факта изнасилования. Ивайзуми встаёт с насиженного места, сжимая кулаки, и возвышаясь над волейболистом.
— П-подожди, Ива-чан! — Ойкава вскочил со своего места, выставив руки в примирительном жесте. Он встречается с нахмуренным взглядом Ханамаки, в поисках союзника, но все парни непонимающе и раздражённо смотрят. Всё ликование сходит на нет. — Я не это имел в виду. Я могу объясниться, но… Позже, окей? Просто… Пожалуйста, поверьте мне, что я улыбался не в том смысле. Мне жаль, что я не предупредил Адай-сан о своём переезде. Я знаю, что поступил как полный придурок! — его раскаяние подействовали на парней: они не хмурились так сильно, а Ивайзуми, наконец, разжал кулаки. Ну, Тоору их понимает. Он бы тоже разозлился, если бы кто-то улыбался на мысль, что его подруге было больно. — Но у меня были весомые причины на это.
— И какие же?
— Я не могу о них рассказать. Но они весомые! — он извиняюще поклонился перед ними, мысленно ругая себя.
— Ты не перед нами должен извиняться, идиот, а перед Кейдай.
— Я знаю.
— Уф, — все дружно смотрят на женщину: она сонно потирает лицо. Всё ещё дезориентированная от алкоголя, её голова, наверняка ощущается слишком тяжёлой, и она, совсем не чувствуя этого, запрокидывается назад. Благо, Матсукава успевает подставить руку, подхватив её под затылок. — Вы такие громкие парни, — тихо сипит она.
Ханамаки открывает недавно купленную бутылку воды, и протягивает Кейго. Та благодарно кивает и опустошает залпом половину.
— А… Мой джин-тоник, кажется, ещё жив… Нельзя же добру пропадать.
— Можно! — раздражённо протестует Матсукава, отчего Макки невольно дёрнулся от резкой смены настроения. Они все успели успокоиться благодаря внезапному пробуждению подруги, один Иссей опять бесится. — Ты забыла,
что было в тот раз?
— Видимо, да?..
— Ты, твою мать, чуть не захлебнулась собственной рвотой. Когда ты уже начнёшь заботиться о себе? — Матсукава правда отчего-то раздражается, но напоминая себе, что он разговаривает с
Адай, кажется, чуть смягчается.
— Ну, я ведь в порядке, Маттсун. Ну же, чего ты так злишься? — Кейго поднимается на нетвёрдые ноги. — Ха-ха, божечки, такой большой, а ведёшь себя как моя мамочка.
— За-заткнись, — смущённо цыкает он, подхватывая её под руку.
«Она врёт, — думает Ойкава. —
Теперь, когда мы знаем правду, знаем, что она точно не в порядке, но пытается отрицать это, чтобы мы не волновались… Сколько раз это происходило? Сколько раз она не показывала, что ей плохо? В аэропорту она тоже притворялась?»
— Я! — неловко вмешивается Тоору. — Я увезу Кейдай домой.
Матсукава застывает. Конечно, все знают о трещине в отношениях Адай и Тоору. Он знает о её чувствах к Ойкаве. Подозревает о молчание Тоору насчёт перелёта. Ему можно доверять, да и хорошо будет, если они помирятся, поэтому Иссею не требуется много времени, чтобы согласно кивнуть.
* * *
Адай совсем не сопротивлялась, будто забыла о своих чувствах к Тоору. В машине такси она опять заснула. Ойкава мысленно, будто мантру, повторял номер квартиры Кейго, стараясь не обращать внимания на декольте майки. Адай жмётся, как кошка, налакавшаяся валерьянки, невинно обнимая его за руку и положив голову на широкое плечо. Она и не чувствовала, как сильно Тоору напрягся; его скулы розовеют, и чувствует он себя как влюблённый мальчишка, слишком счастливый от капельки уделённого внимания от желанной девушки.
Он горько сглатывает, представляя, как она вновь холодно с ним общается, когда протрезвеет. Если уж так, то пусть это будет как можно позже. Тоору прижимается теснее к ней, зарываясь носом в растрёпанные белые пряди. Она пахнет мистом лаванды. Этот запах кажется Тоору слишком замечательным.
Как бы сильно Ойкава не хотел оттянуть тот момент, когда такси остановится у жилого дома, этого не произошло. Достав заранее все нужные ключи и подхватив семпая на руки, Ойкава, наконец, проходит в её квартиру.
Кошка вальяжно сидела на столе, будто дожидалась прихода хозяйки, чтобы отчитать её… Хотя кошка так вольно выглядела, что заставляла сомневаться, кто именно хозяин в доме.
Квартира была небольшая и уютная. Прямо такая, о какой она мечтала на крыше за обедом. В её обители царил минимализм; строгая, чёрно-серая однотонность буквально олицетворяла внутреннее состояние женщины. На столе творческий беспорядок, что неудивительно для перспективного мангаки; она трудится даже с больным запястьем в законный выходной. Теперь Ойкава отчётливо понимает раздражительность Матсукавы ранее вечером.
Квартира маленькая, но найти спальню довольно трудно, когда пробираешься в темноте по незнакомой обстановке с женщиной на руках. Опустив, наконец, на кровать, Ойкава нащупывает настольную лампу, тут же включая её. На глаза мгновенно кидаются таблетки успокоительного, снотворного, обезбола, антидепрессантов. Господи, через что она проходит каждый день?..
Тоору проглатывает горький комок.
На тумбочке также стояла парочка фотографий в рамках. На первой были Макки с Маттсуном, посерёдке они зажимали Кейго, лучезарно улыбаясь. Даже парни не были такие сдержанные; их лица чуть покраснели, и они щурились от ослепительного солнца. В волосы Ханамаки попала парочка лепестков сакуры. Это выглядело очень мило и оттого забавно. Ойкава невольно улыбается.
Вторая рамка была перевёрнута фоткой вниз. Тоору слишком любознательный, чтобы оставить всё, как есть. Взяв фотографию в руки, его сердце сделало кульбит в груди, но он не жалеет: в конце концов это чуть согревает его душу. Это была фотография с выпускного. Все они стояли на фоне цветущей вишни в школьной форме со своими дипломами выпускников. Ощущение, будто прошло не меньше десяти лет. Тогда Адай ещё не знала о перелёте Ойкавы. Наверное, именно поэтому она такая счастливая, и в тоже время поэтому
эта фотография, где есть Тоору, перевёрнута, лишь бы перед глазами не маячила. В углу фото за стеклом была подаренная пуговка с пиджака Ойкавы. Хах, он тоже до сих пор хранит пуговку Кейго.
Наконец, поставив фотографию на место, он шагает на кухню. Наливает в стакан воду, чтобы Кейго на утро было полегче, и ставит на тумбочку. Он хочет уйти, ведь его миссия закончена, но он будет ругать себя, если так просто отпустит. Он поворачивается к ней лицом. Хотя… Лучше бы ушёл. Её юбка-карандаш натянулась непозволительно сильно, обтянула бёдра, заставляя волейболиста сглотнуть. Волосы растрепались из хвоста окончательно, беспорядочно укладываясь на постели. Она, оказывается, подстриглась, а Тоору и не заметил. Адай с длинными волосами — это, конечно, красиво, но с короткими — что-то новенькое и определённо возбуждающее. От положения лёжа, майка натянулась и чуть сместилась, едва открывая вид на кромку кружевного белого бюстгальтера (бельё видно не так хорошо, и это очень дразнит). Теперь, назвать её плоскодонкой — наглая ложь. Тёмные капронки плотно обволакивали стройные ноги. Ойкава почувствовал внезапное желание потрогать лодыжки и голени, только потому что они
такие кукольные, сколько из интереса, а не… Кому он лжёт? Тоору задыхался от вожделения, нетерпеливо жмурясь от того, как туго стянуло пах.
Он выдыхает, пытаясь привести сердцебиение в норму, но получается паршиво. Он не вовремя вспоминает как Рина-чан пыхтела, потому что забыла смыть макияж перед сном. Это очень неприятно, поэтому Тоору видит хороший аргумент приблизиться. Он отчётливо помнит слова Матсукавы, поэтому никогда не позволит пройти Кейго через то, что заставил Шуя. Он умеет себя контролировать. Пусть у него в штанах твёрдый стояк, но Ойкава ни за что не будет не осторожно прикасаться к Кейго без её разрешения, но… Да, чёрт возьми, сегодня он противоречит сам себе!
Ойкава быстро находит мицеллярную воду и ватный диск в ванной (также наслышанный об этом от Адрианы), обмокает ватку в жидкости и, нависнув над женщиной, осторожно проводит по глазам: они чуть красные от слёз со смутно-тёмными остатками макияжа. Она чуть жмурится, заставляя Тоору замереть; неосознанно приоткрывает губы и сглатывает во сне; Ойкава тоже сглатывает, проследив, как кадык почти незаметно дёрнулся на бледной девичьей шее, он хочет поцеловать, но сдерживается.
Влажными салфетками на улице после матча Адай плохо стёрла макияж, поэтому труды Ойкавы не напрасны. Когда лицо полностью очищено, Тоору позволяет себе ещё немного понаблюдать за ней. Глядя на неё, Тоору подмечает, что
слишком снисходительный к себе. Она смотрела на его матч. Сегодня Ойкава действительно хорошо постарался. Он надеется, что произвёл на неё впечатление, и представляет, с каким взглядом она смотрела его игру сегодня. Возможно, с таким же восхищающимся и уважающим как в школе. Хотелось бы верить.
С этой верой он наклоняется ниже, сокращая расстояние между их лицами до пары ничтожных сантиметров. Его губы чуть подрагивают от желания поцеловать её, поэтому он закусывает больно их. Её размеренное дыхание опаляет его подбородок, и, очарованный её внешностью, он прижимается носом к её щеке. Ойкава Тоору считает Кейго невероятной и очень красивой. Он знает,
что это за чувство, возможно, идеализации человека, но он не противится ему.
Телефон вибрирует в кармане, отдаваясь приятной дрожью в пах. Тоору жмурится сильнее. Входящее сообщение от сокомандника гласило, что менеджер поменял билеты на другую дату, а точнее, на день позже планируемого, потому что погодные условия не рекомендовали вылет. Что ж, это к лучшему.
