* * *
Кейго валялась на своём диванчике, листая ленту новостей, хотя, что творилось в Японии, волновало её в последнюю очередь: она была как на иголках, так как по словам Тоору (который сейчас был на тренировке) вот-вот должна прийти Адриана за своими вещами. Раздаётся долгожданный звонок в дверь, Кейго подрывается с места, но останавливается перед дверьми и секунду ждёт, чтобы не показалось, что открыла слишком быстро — на самом деле она обдумывает речь — и, когда трезвонит второй раз, она открывает. — О, привет, Адай-чан! — девушка глядит на неё сверху вниз, и Кейго неловко. Она начинает раздражаться. И совершенно не потому, что девушка перед ней — бывшая Ойкавы, нет, а от обращения: слишком фривольно, она пользуется поверхностными знаниями о культуре Японии и в неправильном ключе. (Из-за неё. Она знает, что это несправедливо, и всё равно отвечает максимально кратко и равнодушно — кажется, единственное, что она может сделать в этой ситуации. Так по-детски.) — Ты можешь называть меня просто «Адай». Адриана проходит в квартиру, почти как к себе домой, и первым берёт пару туфель у порога. От предложения Кейго она, кажется, улыбается чуть шире. — Хорошо. Как ты обустроилась здесь? Нет проблем? — Э… Нет?.. Всё нормально. Кейго чувствует себя как не в своей тарелке, будто её поймали за изменой. Зачем Адриана это спрашивает? Если ради вежливости, то пусть лучше отбросит эти формальности. Без них Адай было бы куда комфортнее. Чувствует угрызения совести, что непроизвольно груба с невиновной девушкой, так она ведь ещё беспокоится за неё. — А то я думала, будет непросто в чужой стране. — …Да ты сама не из крупного города. — Мендоса недалеко, так что было легко. Язык один и навигатор в помощь. Хотя были проблемы с родителями: они боялись отпускать одну, но как видишь, всё хорошо закончилось. «Язык без костей, как у Ойкавы». — Ясно. — А твои родители как отреагировали? Похоже, Адриана испытывала дискомфорт от этого молчания, поэтому старалась развить тему. Если честно, для неё диалог с Кейго было всё равно, что разговор родителя со своим чадом, который с трудом вытягивает лишнее слово из ребёнка. — Я просто уехала. Не ребёнок же. — Ребёнок? Я бы дала тебе девятнадцать. Кейго смотрит на неё, как на… На Ойкаву, выкинувшего сущий бред. Адриана тоже остановилась, застыв с вещами в руках. Они сидели в гостиной, играя в гляделки без аккомпанемента гитары из «Love Is A Bitch» от Two Feet. — Мне двадцать пять. — Я думала, ты младше Тоору. — Почему это? — «Мои морщины шутка для неё?» — Показалось, что из-за возраста он может с тобой быть таким… Раскрепощённым? Свободным или… Адай сдержалась от искушения прыснуть со смеху. Она не дала Адриане договорить, потому что это… Как минимум не то описание. Девушка будто говорила первое впечатление об Ойкаве, будто она совсем не жила с ним эти три года (опустим тот момент, что они редко виделись. Они под одной крышей жили!), не разглядела его маску и притворство, она совершенно не знает Тоору. — Наглый. Он со многими так, когда сблизи… — Нет, с тобой он другой, — Адриана так же перебила её, глубоко убеждённая в своих словах. — Со стороны это видно, я лучше знаю, — Адай внутренне возмутилась. «Может, я лучше его знаю, как друг?» До этих слов она была о ней лучшего мнения. — Кстати, как вы познакомились? «Не твоё дело, Ками-сама ради, собирай вещи быстрее». — В одном классе были. — Хах, правда? Он хорошо учился? — Нормально. — Наверное, он был не очень примечательным и прилежным учеником. — «Она его совершенно не знает», — Хотела бы увидеть его школьником. Особенно в вашей строгой японской форме. А то сейчас его редко застанешь в костюме. Жалко. — А? Он был настоящим бабником… Нет, точнее, павлином. Девчонки толпами бегали, а он просто их не отталкивал, наслаждаясь их вниманием и слащавыми дифирамбами! — Похоже на ревность. — Что? — Кейго чуть не подавилась воздухом. Она удивлённо сдвинула брови, уставившись на неё. — А ты? — А? Что я? — Ты тоже входила в их число? — Нет, — она вздохнула, массируя переносицу. Этот разговор всё больше терял свою актуальность, а Адай теряла охоту продолжать его. Кейго чувствует, что вот-вот вспылит. «Успокойся. Это неправильно». — Просто неплохо общались. — И только? — В чём прикол? К чему все эти вопросы? Кейго не сдержалась. Она искренне не понимала, чего Адриана лезет в их отношения. Адай могла предположить, что девушка не намерена мириться с расставанием, но Ойкава утверждал, что разошлись они мирно. Поэтому сейчас Кейго была в полнейшем замешательстве. Адриана в ответ лишь простодушно улыбнулась. — Просто интересно узнать, что он такого в тебе нашёл, и чем ты лучше меня. — Да о чём ты? — Не тормози, Адай, — раздражение к этой девушке росло всё быстрее: от её манеры речи, странной надменности и одновременно невинности. Как она может так вежливо и без лицемерных умыслов интересоваться о состоянии постороннего человека, а через минуту разъяснять ситуацию как глупому ребёнку с… улыбкой. — Тоору расстался со мной ради тебя. Он был со мной, но ты засорила ему мозги. Раздражение было ровно до этой секунды.* * *
У Адай душа онемела. Не могла она так просто поверить в слова Адрианы. Непостижимая школьная мечта скреблась долгие, мучительные четыре года. Она выключает огонь под закипевшим кофе и тянется к сахару рядом. Ещё бы немного и ударилась головой об дверцу шкафчика. Если бы Тоору не подложил руку. — Доброе утро. Она вздрогнула под его ладонью, сердце рухнуло где-то внутри. Она мысленно повторяет в голове его слова с этой ласковой и добродушной интонацией до бабочек в животе. «Мы как женатая парочка». — Не проснулась ещё? Будь аккуратней, Адай-сан. — До-доброе, — запинаясь, пробормотала она. Смущённая прикосновением, Кейго заставила себя поднять на него глаза. Тоору смотрит на неё до одури нежно, так отчаянно влюблённо, и сейчас с дрожащим сердцем и неподдельным, счастливым ликованием Кейго верит. Счастье длилось недолго: смущение победило, когда взгляд упал на оголённый торс мужчины. Адай мельком успевает подумать, какая же, блин, клишированная, скопированная с романтических сериалов и сёдзё-манг, ситуация. Адай несколько раз сглотнула. Способность думать ускользала всё быстрее: вот так, взмокшие каштановые пряди прилипли ко лбу, в тусклом солнечном рассвете блестели капельки воды после душа на крепких мускулах, его шоколадные глаза искрились озорством. Какой же он красивый. — Прикройся, блин, дурак, — она резко отвернулась, — мы не в тех отношениях, чтобы ты полуголый щеголял. — Не заглядывайся, Адай-чан, а то влюбишься. Он вредно ухмыляется и тыкает пальцем её в порозовевшую щёку.* * *
Ойкава, правда, старается держать обещание и проводить с Адай больше времени, как бы он не был занят. Утром он идёт на тренировку, а днём возвращается, хотя вечером — иногда вместе с Адай — уходит на пробежку. В последние дни он не так уж задерживается на тренировках, наоборот — старается приходить сразу, за что Кейго по-особенному благодарна. Эти чувства она вложила и в молочный хлеб, который вытащила из духовки вот только что. Она тепло улыбается сама себе, представляя реакцию Ойкавы. Они планировали посмотреть фильм, как волейболист вернётся, поэтому, пока Тоору потеет в спортзале, Кейго решает сделать депиляцию. Адай тот человек, для которого важнее личное удобство, но волосы смотрятся не очень эстетично в шортах или платьях при тёплом климате Аргентины. Она позволяет себе вскрикивать при депиляции самых болезненных зон — зоны подмышек и бикини. (Она ненавидит свой низкий болевой порог.) Кейго накидывает банное полотенце на плечи, усевшись на бортик ванны, налепив восковую полоску на голень. С выдохом отрывает и болезненно вскрикивает, хныкая. У неё слёзы наворачиваются, но они волнуют в самую последнюю очередь, потому что внезапно появившийся в дверях Тоору, обеспокоенный криками, напрягает куда больше. Адай от неожиданности подпрыгивает, скатывается назад, эффектно плюхаясь с брызгами в воду. Скуля со слезами на глазах, она жалко прикрывается полотенцем. Ойкава пугается ещё сильнее. — Адай-чан! Ты сильно ушиблась? Он подрывается с места, почти подошёл к ванной, но Кейго останавливает его повышенным тоном: — Стой! — и он застыл на месте. Они держат зрительный контакт, краснея с каждой секундой всё пуще. — Я! Я-я… Голая. Взгляд кофейных глаз медленно спустился с её смущённого, испуганного взгляда на оголённые ключицы, пробежался по полотенцу, ничтожно скрывающий бюст до бёдер, и задержался на сведённых коленках, заставляя женщину ещё больше зардеться и сильнее напрячься. Сейчас Адай остро чувствовала себя беззащитной перед ним. Ей показалось, что на секунду его глаза заискрились, засияли лихорадочным, возбуждённым блеском. Он потерял счёт времени, Адай не напоминает; его глаза поднимаются вверх по телу, чтобы встретиться с её серыми, ядовитого ртутного, буквально отравляющие его. Адай стушевалась от тепла в животе, распространяющегося по всему телу мелкими электрическими зарядами, что заставляли быстро отводить взгляд. Опускается ниже паха, который Тоору тут же прикрывает рукой, наспех выдавливает извинения, сам-то краснея не меньше её, и резко выходит из ванной, плотно прикрыв дверь.* * *
Кейго казалось, что эта ситуация в ванной, после которой прошло три дня, Тоору стал избегать её. В тот день была слишком нагнетающая атмосфера, поэтому фильм они никакой не посмотрели, ужинали и завтракали раздельно; Тоору стал задерживаться до вечера на тренировках и, несмотря на его болтливость, по счастливым стечениям обстоятельств, они обменивались несколькими предложениями и зачастую по делу. Но надо признаться, что и Кейго больше проводит времени за мангой или в наушниках, валяясь, уткнувшись в спинку дивана, размышляя об их с Тоору отношения. От фреймов манги женщину отвлекает молния, разразившаяся на пасмурном грозовом небе под аккомпанемент грома. Пару часов назад была солнечная погода и ничего не предвещало ливня. Адай почему-то отчётливо помнит, что Тоору ушёл с одной спортивной сумкой. Вдруг он не взял деньги и не сможет добраться? Если он промокнет и заболеет? Волнение сдавило ей грудь. Адай быстро натянула спортивки с футболкой, накинула олимпийку и уже обулась. Она пилит взглядом стойку с парочкой зонтиков, размышляя. В итоге она берёт один, чтобы поделить его вместе с Ойкавой в отчаянной попытке вернуть в их отношения былой комфорт и равновесие. По дороге пишет смс-ку с просьбой встретить её у стадиона, так как вряд ли впустят постороннего человека, а Ойкава мало ли сможет договориться. Да, Адай даже не допускает такого варианта, чтобы отдать зонт и уйти, как вариант. — Адай? Что ты тут делаешь? — Ты забыл свой зонтик, да? Они стоят посреди пустого зала. Где-то там, за своим столиком, охранник громко потягивает чай, за высокими дверями здания дождь стучит тяжёлыми каплями о землю. Её невозмутимый тон стреляет ему в грудь. Он размышляет над ответом: колеблется между «да» и «нет», и хотя выбор очевиден, оглушающий гром ставит точку на его выборе. — Ух… — он вздыхает, виновато улыбаясь. — Я уверен, дождь сегодня не обещали. — Он манит жестом руки за собой, неспеша направляясь к спортзалу. — Именно поэтому я здесь. — Пожалуйста! — Ойкава просит подождать, сложив руки в молитвенном жесте. — У меня скоро игра, поэтому я не могу заболеть. — Поэтому ты в последнее время так сильно задерживаешься? — Тренер поставил меня в стартовый состав. Я должен лучше подготовиться. Сначала тренировочный матч с местным клубом, а потом открытие сезона. — Ох, хорошо, — «Я думала, он меня избегает». — Когда ты закончишь? Ойкава глядит на неё сверху вниз, на его губах расплывается застенчивая улыбка. Адай узнаёт её. — Знаешь, тренировка закончилась, и все уже ушли, но у меня есть ключ от спортзала… — Уже поздно. Я жду пять минут и, — Адай секунду медлит, вспоминая, зачем сюда пришла: — и ухожу. — Тридцать. — Десять. — Двадцать пять? — Пятнадцать — моё последнее слово. Кейго не оставит Тоору без зонтика, но она не может позволить ему обременять себя тренировками до изнеможения. Когда они заходят в один из спортзалов, Адай замечает множество разбросанных мячей. Она может сказать, что их просто много, но Тоору уходит за лицевую линию, взяв мячик из второй корзины. Это свидетельство того, который раз и с каким упорством он отрабатывает подачу. Прошло пять минут. Кейго, расположившись на трибунах, со школьным интересом наблюдает за его движениями. Ей сложно детально уловить разницу, но ощущается прежний уровень и нынешний — близкий к профессиональному. За четыре года он сильно вырос. Адай понимает его: хоть их сферы разные, но желание самосовершенствования и чувство жажды у них одинаковое. Прошло десять минут. Адай сбилась после одиннадцатой подачи, и все были разные: мощные, вдавливающие мяч в противоположную сторону площадки в аут, какие-то менее удачные и слабо приземляющиеся куда-то в центр, что не составит труда принять. Прошло пятнадцать минут. По просьбе волейболиста Кейго набрала воду. Она планировала, что сейчас он забросит обратно мяч в корзину, попьёт воду и уйдёт в раздевалку, но опустошив бутылку на половину, он возвращается на зону подачи. — Ойкава… — Ещё один, и я всё уберу. Стоя в дверях спортзала, она не может не раздражаться, когда связующий продолжает подавать. Только звук скрипучих о паркет кроссовок и вялым шлепком о мяч напрягают и её, и его. Неудовлетворённый, он возвращается к корзине за очередным мячом. Кейго замечает, что у него дрожит коленка, но несмотря на это, он подбрасывает мяч, разбегаясь. Она скрещивает руки и переносит вес тела на одну ногу, опираясь плечом о дверной косяк. За пределами здания раздаётся угрожающее грохотание грома в унисон с подачей Тоору. Она снова зовёт его. На этот раз он не отвечает. Вздох срывается с её губ; Адай надеется, что постепенно ливень сменится лёгкой моросью. — Ойкава… Её голос прерывается смехотворным звуков мяча о пол на стороне потенциальных соперников. — Ойкава, если ты не закончишь и не уберёшься, я оставлю тебя здесь. — Всё в порядке, ещё немного, — его небрежный тон заставляет её раздражённо нахмуриться. — Да неужели, — говорит Кейго больше себе, поскольку осталась неуслышанной.* * *
— Последний, — бормочет Ойкава, прыгая и швыряя мяч через весь зал. Он приземляется прямо перед лицевой линией, с оглушительным хлопком опрокидывая пустую бутылку из-под воды. Восторг — это всё, что он чувствует, когда оборачивается на трибуны: — Ты это видела? Его лицо удивлённо вытягивается. Адай там нет. Стоп, она пару секунд назад была здесь? Он оглядывается вокруг, чтобы убедиться, не пересела ли она. Единственное, что находит его взгляд — зонтик у дверей спортзала. Требуется несколько длинных шагов, чтобы добраться до дверей и выглянуть, не ждёт ли Адай в коридоре. Проходит в раздевалку, прямо напротив спортзала, и, наконец, замечает, что небо уже тёмное, ветер завывает каждый раз с новой силой, дождь нещадно льёт. У него в груди что-то стягивает и тошнотворное чувство от осознания. Берёт телефон и ни одного уведомления. Он лихорадочно пишет одно, два, три сообщения. 8:06 РМ Вы: Где ты? 8:06 РМ Вы: Ты в порядке? 8:06 РМ Вы: Ты давно ушла? Как я могу загладить вину? Ойкава ждёт несколько минут, надеясь, что Кейго ответит ему шуткой, какой он дурак, что беспокоится за неё, или хотела забежать в магазин, чтобы потом не тратить на это время. 8:11 РМ Бурчанина♡: Всё ок. Эти два слова заставляют его выдохнуть с облегчением. «По крайней мере, ты в безопасности».* * *
У Адай несильная лихорадка и боль в горле. Она проснулась в три дня, и Тоору вряд ли в курсе о её болезни. Она не держит на него обиду: знает, как для него важен волейбол. В конце концов, кто она, чтобы претендовать на его время? Девушка? Жена? Да и со школы ничего не изменилось: он часто зависал в спортзале, кропотливо оттачивая свою эйс-подачу, так что Кейго… Привыкла? И всё равно ей паршиво на душе. Она высовывает ногу из-под тёплого одеяла с надеждой унять противоречивое чувство, но тут же морщится от холодных мурашек. Кажется, при простуде нет золотой середины. Адай мельком размышляет, что скажет Тоору — наверное, он будет корить себя; нужно его как-то подбодрить? — и внезапно дверь распахивается с такой силой, что ручка ударяется о стенку. — Я пришёл со снадобьем! — восторженно объявляет Ойкава, залетев в гостиную. — С возвращением, — Адай сипит, вздрагивая от звука собственного голоса, прежде чем захрипеть. Боль в горле выдвигается на передний план. — Я купил тебе мороженое и роллы. У неё довольно сияют глаза, и Ойкава тут же замечает это, озорно улыбаясь. — Ешь скорее, или это сделаю я. Она выползает из-под одеяла и хмурится сама на себя: чувствует себя обузой. (Тоору же принимает её хмурость на свой счёт.) — Не смей, — бубнит Адай, принимая баночку с лакомством. Оно ещё холодное и растаяло по краям. Кейго немного возится, пытаясь удержать одеяло на плечах и одновременного мороженое с ложкой. Ойкава вздыхает и забирает его, пододвинувшись ближе к ней. Она уже хотела открыть рот с протестами, но замолкает от ложки мороженого, сладкого вкуса и насыщенного, освежающего ощущения, стекающего по саднящему горлу. — Я пришёл извиниться, — заявляет он. — И я знаю, что поступил вчера дерьмово и эгоистично, — Адай пытается отрицать это, а Ойкава просто запихивает в рот ещё больше мороженого. — Из-за меня ты заболела в свой отпуск, и я хочу загладить вину. Он делает паузу, чтобы приготовить новую порцию мороженого; Кейго ворчит и выхватывает баночку с лакомством у него из рук. — Если хочешь загладить вину, научись время от времени расслабляться, — облизывает ложку с мороженым, чтобы сгладить боль. — Ты чудесно играешь, ты достиг весомых результатов за это время. Я не твой тренер, но с уверенностью заявляю, что ты невероятный игрок, — глаза Ойкавы светятся немного ярче, отмечая, что она хвалила его за волейбол,* * *
— Не первый ряд, но нам тоже достались неплохие места, — подбодряет Тоору с интонацией в голосе, будто жалеет, что выбрал квартиру не с выходом на главный проспект города. — А мне наоборот нравится: немного, но потише, чем в самом центре, — добавляет Адай, отпивая из чашки чай. К слову, она рада, что выздоровела как раз к торжеству. Ойкава с Кейго расположились на балконе с чашками мятного чая в руках, наблюдая за раскинувшейся внизу ярмаркой в честь Дня Колумба. День, когда мореход по случайности открыл континент, был для американцев значимым праздником, и отмечали его должным образом: на протяжении всего дня люди веселились, нарядившись в стиле пятнадцатого века, символично возвышаясь на корабли, и выстраивали статуи Христофора под музыкальное сопровождение оркестра. Вечерело. Было поздновато и смеркалось, но город продолжал праздновать, не так бурно. Под окнами дома Тоору шла ярмарка; палатки раскинулись вдоль улицы, дразня каждого аппетитными запахами. Некоторые жильцы дома также выползли на балконы, любуясь зрелищем. В квартире по соседству играла музыка. Композиция была неспешная, навевающая особенные эмоции, какие обычно чувствуешь у бабушки с дедушкой, летом, на веранде. Адай посмотрела в сторону соседей: пожилая пара сидела в креслах-качалках; престарелый мужчина что-то увлечённо рассказывал старушке, но та даже не скрывает, с каким интересом разглядывает разросшийся плющ, только прибавив громкость на магнитофоне (он явно будет постарше Кейго). — Потанцуем? — внезапно предлагает Ойкава, прочувствовав атмосферу. Он говорит увереннее, чем чувствовал себя в возникшей ситуации. Ошеломленная Кейго просто стояла и смотрела на него во все глаза. Она совершенно не умеет танцевать и боится не поймать ритм. Она не знает какие движения будут уместны и ещё жутко волнуется. В ответ на её очевидное волнение, Ойкава только поиграл бровями; плутовство читалось в выражении его лица. Сумев этим подавить её обеспокоенность, Тоору забрал у неё из рук кружку с недопитым чаем и отставил в сторону. В игривой манере он делает поклон и, взяв женщину за руку, прильнул губами к тыльной стороне ладони. — Я поведу, — заверил мужчина. Адай не оставалось ничего иного, как включиться в танец. Она и не возражала. Тоору кладёт руку ей на талию, а вторую в ладонь — как и полагается — он по-хозяйски неспеша притягивает к себе и маневрирует по их импровизированному залу, покачиваясь в такт музыке. Каждое его движение было таким уверенным, будто он вечерами под эту песню репетировал сам с собой в гостиной. — Расслабься. Ты слишком напряжена. Адай видит в этом гадкую насмешку: шатен покрепче обхватил талию в своих руках и прижался губами к её уху, посчитав, что из-за музыки она может не услышать его слова. «Да как тут… Расслабишься?!» Она вспыхнула, отчего-то сильно смутившись, и уткнулась носом ему в грудь, пряча смущенное лицо. До слуха донёсся низкий, приятный смех, его грудь мелко задрожала под её головой. Кажется, он знал, какую реакцию вызовут его слова, и именно на это и рассчитывал. — Перестань надо мной издеваться, дурак, — фальшиво возмутившись, она сжала его руку в своей, что есть мочи, на что мужчина драматично ахнул. — Ты делаешь мне больно, — и вновь поцеловал ей руку; полузакрыв глаза, он полностью подчинился музыке. — Продолжай. Медленно, но верно, жгучее смущение уступает свободе; они расслаблялись в танце, получая бóльшую раскрепощённость. Их движения не были такими осторожными, они не стеснялись чьих-то взглядов, полностью абстрагировавшись и посвящая всего себя друг другу, плавно покачивались в приятном танце. — Какого чёрта ты всё время издеваешься надо мной? — прошептала сама себе Адай, не особо надеясь быть услышанной. — Я не издеваюсь над тобой, — спокойно ответил мужчина. — Все предыдущие баламутящие ситуации напрягают. Чувство, что ты специально их создаёшь, как бы странно это не звучало… — А если, — он не позволил ей закончить, чувствуя себя пойманным, — если я не перестану над тобой «издеваться», м? — он останавливается, выразительно посмотрев на неё сверху вниз. Он выглядит вызывающе, почти провокационно, буквально демонстрируя своё превосходство. — Ты должен, — Адай слабо дёрнулась в его руках, смущённая и немного возмущённая тем, как он использовал её же слова против неё, но он не дал вырваться, опираясь одной рукой о подоконник, нависая. — До-должен взять ответственность. — Я готов. Она чувствует его дыхание, видит, как он плотнее сжимает губы, явно сдерживая себя. У Адай коленки подкашиваются и единственное, что её удерживает от падения — крепкая хватка на своей талии. Хочет податься вперёд, поцеловать его прямо на виду у всех, окунуться с головой в их сумасшедшие чувства, но трусливо жмурится, полностью обескураженная и смущённая. В голове роем звенят тревожные мысли, как она вернётся в Японию, если начнут отношения, переезд и жертва в качестве карьеры, но их прерывает прикосновение к скуле. Тоору проводит ладонью по контуру челюсти, приподнимая лицо, большим пальцем поглаживая нижнюю губу. Прижавшись лбом к её лбу, он прошептал ей в губы: — Сегодня я пришёл к тебе сразу, как выиграл, — он сделал паузу, облизнувшись, — но я по-настоящему не выиграю, пока не получу тебя. Если ты позволишь мне попробовать, я сделаю так, что ты останешься со мной, только со мной, и никогда не пожалеешь об этом.