Мне достаточно просто быть рядом

      Адай стягивает нижнее бельё с новым вдохом, глубоко втягивая мускусный воздух той аромасвечи. Да, она им обоим понравилась, так что купили даже на запас…       Тоору уже не корчится в верёвке, в которую Кейго удалось его втянуть, точнее пояс от халата, и сейчас это звучит даже жалко и сомнительно.       Он вальяжно опёрся головой о спинку кровати, наблюдая, как почти незаметная белая струйка тянется от её нижнего белья.       — Хах, ты так намокла только от одного запаха?..       Адай решила подыграть.       — Может быть, я так намокла, глядя на тебя.       — Тогда ясно, почему ты намокла так быстро.       — Горделивый засранец.       Адай встаёт на коленки над его ногами, стягивая боксеры. Мысленно она понимает, что от смены позы погружение будет глубже. И она представляла, что Тоору, будучи пассивом, от не контроля ситуации будет не сладко, но, кажется, с его размером, не сладко будет ей.       — Позаботишься обо мне, семпай? — у неё всё нутро сжимается: давно он её так не называл.       Адай медлит с ответом, чувствуя, как он упирается коленкой ей в промежность, водя ногой туда-сюда. С силой она прижимает её к кровати — он скулит: с больной коленкой она не церемонится, — сама поднимаясь выше.       — Видимо, нет.       — Если освободишь руки, я тут же остановлюсь, — она обильно смазывает член лубрикантом, упиваясь его вздохами.       Он нетерпеливо пульсирует в ней; Адай казалось, что она быстро сможет довести его до оргазма, особенно с аромасвечой, но скача на нём порядком достаточно времени, чтобы немного вымотаться, он простонал чуть громче и крупно вздрогнул. Это было слишком старательно, чтобы быть естественным.       — Ты просто дерьмово притворяешься, Ойкава, — выплёвывает Адай.       Она бы хотела контролировать свой голос, особенно в такой интимный момент, но сейчас она чувствует себя такой оскорблённой и так стыдно, что не смогла довести своего мужчину до оргазма, как, наверное, ещё никогда раньше. Это нанесло не только удар её эго, но и пошатнуло всякую уверенность в себе.       — Рequeña, — он виновато выдыхает, пытаясь освободить руки, чтобы успокоить её тактильно, — извини, я не смог, мне…       — Почему ты сразу не сказал? Хотя нет, просто заткнись. И не вырывайся. Ты сделаешь только хуже.       Но её самомнение рухнет с концами, если позволит уйти ему неудовлетворённым. Ойкава ошибся изначально, когда решил притвориться, подозревая, что она не уделяет ему безумно пристальное внимание.       Пусть у неё мало практического опыта, зато, благодаря мангам в период пубертата, много теоретического. Поэтому она накрывает ему глаза его же футболкой — первое, что попалось под руку — игнорируя его реплики по типу «Как-то не романтично футболкой», чтобы сгладить ситуацию.       Наверное, повезло, что она не кончила, потому что сразу поняла, что он притворяется. Время, затраченное на разговор, сделало её близкий оргазм слабее. Она правильно выгибается и иногда царапает ему низ живота, вызывая смешанные чувства. Его внимание акцентируется на каждом тактильном движение из-за ограниченного зрения. Ей удаётся вырывать гортанные стоны, сжимаясь при нужном темпе вокруг него, и сама же гадко усмехается в ответ на его смущённый скулёж, когда с его же слюной щипает и щекочет соски. Кажется, он вот-вот заплачет.       — Ад-да-ай, — голос дрожит; хнычет он так мило, как всегда, когда ему хорошо.       — Я так зла на тебя, Ойкава, хотя, наверное, больше на себя…       Она обхватывает руками его горло, иногда большим пальцем массируя кадык, сжимая достаточно крепко, чтобы он каждый раз ахал, когда она погружается особенно глубоко. Уже не ради своего безболезненного секса, чтобы его член не бился о горящие внутренности, а для его наслаждения. Ойкава видит звёзды, когда дыхание прерывается. Он физически не может издавать никаких звуков, но уверен, что Кейго чувствует отчаянный трепет его горла под своей ладонью. Мужчина весь дрожит от нарастающего оргазма, как Адай вовремя слезает. Ощущение сменяется скольжением члена по складкам, скольжением вверх и вниз по промежности в осторожной, дразнящей манере.       — Адай, сядь обратно, — хрипит Ойкава, и она не сомневается, что он пустил пару слёз от обломленного оргазма.       — Думаю, ты немного не в том положении, чтобы что-то вот так просить у меня.       Она едва ощутимо трётся складками о кончик члена. Он попытался сделать движением бёдер вверх, но Кейго и это предугадала, в отместку «сочувствующе» хлопая по бедру в унизительном жесте.       Тоору чувствует, как она склоняется над ним, горячее дыхание веет по его щекам. Он приоткрыл рот — искусанные до крови губы дрожат, и он надеется хоть на какую-то нежность с её стороны, — но Адай лишь прижалась губами в полуулыбке в подбородок. Её рука намерено хаотично двигалась по члену, надрачивая так, что даст быструю разрядку. Пусть Кейго и не говорила ему ничего, но они оба знают, что она трахнет и заставит его кончить несколько раз, просто чтобы доказать самой себе, что она действительно может это сделать.       — Кончай уже, — кисло приказывает она, — тебе лучше измазать всю мою руку в грёбанной сперме.        Его пах сковывает туже от её низкого голоса и дерзких слов; Тоору глотает воздух, когда она, наконец, отпускает горло. Мужчина дрожит под ней, с трепетом кончая; глаза закатываются. Адай постепенно замедляет темп, чтобы облегчить ему кайф, не желая чрезмерно возбуждать и потенциально испортить оргазм.       — Видишь? Вот, какая у тебя реакция, когда ты действительно кончаешь.       — Адай, это не то, — всхлипывает Тоору, — сядь…       — Хм-м? — он чувствует, как её улыбка становится шире, ей определённо нравятся его всхлипы и мольбы.       — Оседлай меня.       — Не-а.       — По-пожалуйста… Рequeña, я хочу кончить…              Стянув футболку с глаз, Тоору жмурится, привыкая к свету в комнате. Адай стирает пальцем слюну у уголка его рта, довольно хмыкая на слёзы.       — Какой же ты у меня красивый, — довольна бормочет она, тягуче целуя, зарываясь в каштановые волосы; он блаженно стонет ей в губы, нетерпеливо поднимая бёдра, но она снова не даёт. — Не знаю, как тебе, но если я буду сверху каждый раз видеть это твоё лицо, то я более чем согласна быть активом.       — Снизу ты мне нравишься немного больше.       — М?       Смысл его слов доходит на действии: он быстро вывернулся, хотя после оргазма, всё ещё немного вялый, получилось это неуклюже. Адай понимает, что ей будет не сладко, когда он с треском верёвки освобождается.       — То-Тоору!       — Как голос задрожал сразу, — он хмыкает, рывком переворачивая её на живот, тут же шлёпая по заднице, как мгновением ранее, она его.       Игнорирует брыкания и отводит ей руки за спину. Его запястья куда шире, чем у неё, так что тех остатков верёвки хватает, чтобы крепенько завязать ей руки.       — Подожди! — она не оставляет надежды перехватить контроль, если не даст ему связать себя, но он упрямо придавливает её, не грубо, но настойчиво заламывая руки. Член упирается в задницу, остатки спермы стекают по бёдрам. — Не надо, ладно? Хочешь, я отсосу тебе, но, бога ради, я же сдохну!..       — Вот так ты заднюю сразу даёшь, а? — в противовес своим действиям он мило смеётся и, на секунду останавливаясь, ласково целует её в щёку, собирая волосы в хвост. — Ты и так это сделаешь, рequeña. Что насчёт смены положения?       Быстро справившись с руками, он ставит её на коленки, прямо напротив зеркала (у неё красивый прогиб, кажется, она специально опускается ниже, приподнимая бёдра, зная, как ему это нравится и чтобы раззадорить сильнее, хотя продолжает строить из себя недотрогу).       Он держит её на полу, на коленях, с раздвинутыми бёдрами и крепко связанными за спиной руками. Прохладный пол холодит кожу в противовес горячему ощущению в животе. Выглядит унизительно и смехотворно по сравнению с тем, как она вела себя ранее, доводя мужчину до слёз и отчаянных мольб, и почему-то сейчас она течёт обильней.       Ойкава массирует ей челюсть, скулы перед минетом и находит милым её рассеянный, бегающий взгляд, не знающий, за что зацепиться, лишь бы не смотреть на предмет смущения перед собой.       И, наверное, пока нет ничего, что любит Тоору так сильно, как её вид на коленях между его ног с членом во рту. Она напрягается в его руках, а брови надломляются, оставляя на переносице морщину, и выглядит это горячо. Больше всего возбуждает мысль, что об одном этом виде несколько лет назад Ойкава мог только мечтать и дрочить в ванной. Сейчас же он отпускает пару очень шумных вздохов и ласково гладит по голове. Адай нравится этот жест. Наверное, это от недостатка похвалы в обществе кохаев, так как сама была вынуждена так делать другим; от чего-то думается, что этот жест несколько унизительный, но Адай сжимает коленки, напрягаясь. Извращенка.       Тоору невольно гладит меж её заострённых лопаток, и она блаженно стонет; горло приятно вибрирует вокруг его члена. Он проводит по её волосам, медленно направляя, наслаждаясь видом впалых щёк под ним, слюни медленно стекают по его члену — боже, это так совершенно выглядит, что он просто хочет её сфотографировать вот так и установить в качестве обоев своего телефона. Дёргается всякий раз, когда тёплый, влажный язык кружится вокруг его чувствительного кончика.        В нетерпении он поднялся с кровати. Поджилки дрожат. С положением стоя появилась возможность погрузиться глубже, в глотку. Смотрит на Адай возбуждённо затуманенным взглядом и вредно ухмыляется в ответ; она же только и может ошарашено пилить глазами, чтобы сел обратно; она жмурится от непривычного вкуса предэякулята на языке. Тоору обхватил её затылок в широкой ладони, пальцами зарывшись в взмокших волосах. Адай не ждала от него пощады, но всё равно хнычет от быстрого темпа: он двигается в удобном ему положении, с желанной ему скоростью. Ей казалось, это длилось довольно долго. С гортанным стоном Ойкава кончает в рот, мысленно извиняясь перед Адай. И чёрт возьми, он чувствует, что снова начинает возбуждаться, когда Кейго подняла на него глаза, чтобы посмотреть на его реакцию, облизывает губы и глотает каждую каплю его спермы.