Мне достаточно просто быть рядом

      — Наши кохаи сегодня отлично справились! — после первой рюмки директор (по совместительству учитель физики) пел дифирамбы молодым работникам, как заведённый попугай, хотя почти никто из них не был против. — А вы, Кейго-сенсей, на удивление, чудно справились. Признаю, я вас недооценил.       Адай с Мейаном эта песня осточертела (ей особенно, ведь она была вторая девушка на площадке, да ещё и связующим, руководящая мужским составом, что было удивительным для её босса со стереотипным мышлением с кучей предубеждений к «слабому полу»). Так что они вышли проветриться.       — Планируешь напиться? — спрашивает Адай, чуть ёжась от холода.       — Не, — Мейан закурил сигарету, накинув ей на плечи олимпийку, сам наслаждаясь внутренней теплотой от выпитого алкоголя. — Посижу ещё немного с вами и потопаю. Хинами приготовила ужин, да и, — он выдержал короткую паузу и широко улыбнулся ей, — папа проводится с внуком, так что мы с ней одни.       — Рада за вас двоих, — она беззлобно закатила глаза, слабо улыбнувшись.       — Не завидуй только слишком сильно, хорошо? — он гаденько ухмыльнулся, скорее докуривая.       — Какой же ты всё-таки говнюк, — она тяжело вздыхает. Согревшись, она отдаёт ему олимпийку, возвращаясь во внутрь. — Вот чему я должна завидовать по-твоему мнению? Ужину? Я прекрасно знаю, что Хинами-чан вкусно готовит, так что не многое теряю. А если серьёзно, — она глянула на брата, а тот на неё, направляясь к себе в комнатку, — то вы хотя бы предохраняйтесь, а то…       Но Мейан, что есть дури, хлестанул сестре по лопатке, чтоб заткнулась. Она недовольно кривится, кажется, вот-вот заплачет от боли. Чёрт возьми, у неё низкий болевой порог! Но увидев его обеспокоенный вид, она, наконец, оборачивается.       Они. Зашли. К своим. Ученикам.       Не менее ошеломлённые волейболисты застыли. Они пялились друга на друга, как олени в свете фар.       — Ха-ха, как неловко-то, — начинает Адай.       Волейбольный клуб решил отметить свой последний официальный матч в этом году, как и уход третьегодок. Так что они сняли комнатку в раменной (цены у Араты не кусались, а если всем скинуться, то замечательно), развлекая себя картами. Они собрались вокруг столика, за которым в тихой сосредоточенности сидели Ханамаки с Ивайзуми и Ойкавой. Судя по напряжённым думам последнего, он проигрывал.       — Хотя какая разница, — через секунду продолжает женщина, — будто не знаете, что это, — Мейан ещё раз вдарил ей по лопатке, грозно нахмурившись. Она слёзно трёт больное место. — Да чего ты? Они ведь взрослые. Ну услышали и услышали. Что более важно, — брат чуть покраснел от каверзности ситуации и нетерпеливо запыхтел от желания убраться отсюда. — Можно к вам присоединиться?       И он чуть не подавился воздухом. Хотел вмешаться, извиниться и утащить сестру, но вовремя остановился, вспомнив, как ей было некомфортно среди коллег и выпивки.       Он мысленно согласно кивнул.       Стоп, но это ведь не повод идти к своим ученикам! Он бы точно остановил её после этой мысли, если бы не выпитый алкоголь.       — Оу… Ко-конечно, сенсей.       — Чудесно, — она садиться рядышком с Тоору, незаметно толкнув его бедром. — Двигайся, Ойкава-кун.       — Да, двигайся, Ойкава-кун, — присоединяется Мейан, присев под другим боком, помочь из чистых благих намерений и мужской солидарности.       — Да куда ещё сдвинуться?! — скулит он, больше озабоченный игрой. Мало того проиграл в волейболе, здесь-то он точно не должен продуть!       — Тш-ш-ш, на что играете? — интересуется Кейго.       — На бесплатную порцию рамена, — Ойкава густо покраснел, как она успокаивающе шикнула на него, забрав карты. Мейан опёрся о стол, чтобы лучше разглядеть набор.       — Не бойся, Ойкава-кун, сейчас ты получишь свой рамен.       — Это запрещённые объединения, — в волнении возражает Макки.       — А-ах, а это запрещённые в общественных местах азартные игры.       — Профессионально со стороны сенсея.       — Тш-ш! — Мейан строго шикнул на них. — Сейчас мы не ваши учителя, так что тш!       — Да ладно, ребят, вы же задавите втроём, — Адай сделала акцент на этом моменте, поскольку Матсукава выбыл, и против Ойкавы остался только Хаджиме с Макки, но по факту — она права — трое, учитывая как тесно к Макки сидит Матсукава. Она уверена, он припрятал парочку слитых карт. — Ойкаву-куна. Дайте нам маленькую фору. Да и к тому же во что вы нас ставите? Мы немного выпили, а ещё давно не играли, и хотим скоротать время, позаботьтесь о нас.       Они притихли, молча дав согласие. А Ойкава взволнованно пискнул на неё:       — Раз вы выпили и давно не играли, то почему взялись именно за меня? Не проиграйте мою игру!       — Не труси, Ойкава-кун, — подбадривает Мейан. Сейчас у Тоору была куча карт, и если он не избавиться от них, то может быстро проиграть. Поэтому Мейан пальцами ловко перевернул бесполезную карту мастей к столу, и выкинул её вместе с нужной, покрывая подкинутую им карту.       — Да, не труси, Ойкава-кун, — ещё одна их странная «перекличка» и у него начнётся нервный тик. — Даже если проиграем, я куплю тебе новый рамен.       И в этот момент бесплатный рамен мгновенно обесценился в глазах Тоору. Его желание выиграть ушло в минус, и осталось только намеренное желание продуть.       — А если мы проиграем? — уточняет Матсукава. Все подняли на неё заинтересованные взгляды. Мейан пустил смешок.       — Не смотрите на меня так. Если бы я подсела к вам, и мы бы проиграли, я бы купила вам. Но так уж получилось, что мы играем за Ойкаву-куна, так что вы поняли.       Возможно, если бы Мейан не мухлевал так часто, их бы не дисквалифицировали. Адай кидала грозные взгляды на него с просьбой не жульничать, но когда это он её слушался. Но даже так они отчаянно старались! Им почти удалось выиграть: они составляли неплохое трио, слаженно играя, но то ли ударивший в мозг алкоголь ухудшал смекалку, то ли бог не смиловался над ними, подавая каждый раз плохие карты, то ли эти шкеты слишком пристально за ними следили.       Итак, эта троица ушла вальяжно-пафосно в попытке спасти своё хотя бы достоинство и образ.       — Вот вы где, Адай-сан, — говорит Караку с такой интонацией, будто искал её весь вечер. Он вальяжно сел за барную стойку так, что их коленки соприкасались. Кейго почувствовала его одеколон, который многие сочли бы приятным. Если бы воспитали её не так хорошо, и выпила пару рюмок больше, она бы отсела. Сидящий под другим её боком Ойкава, хотел того же. Он невольно напрягся, боковым зрением наблюдая за её поведением. — Вы были здесь всё это время?       — М-м, нет, не совсем. На самом деле мы играли в карты с волейбольным клубом.       — О, вот как. Надеюсь, вы выиграли?       — Ваши надежды бесплодны: мы проиграли.       — Вам стоило позвать подкрепление. Чтоб вы знали, я чудесно играю в карты.       — Даже будучи пьяным? — она хмыкнул на его самодовольство, с вызовом глянув.       — Я не настолько пьян, чтобы не обыграть пару школяров.       Адай намеренно смотрела ему в глаза, желая встретиться взглядом, чтобы он заметил её одинаковые глаза и как порядочный джентльмен, отстал, но он затуманенным взором разглядывал её губы, невольно облизнувшись.       У неё пересохло в горле. Последнее, что хочет Кейго - иметь дело с не трезвым мужчиной, особенно испытывающий к тебе интерес. Она тоже невольно облизнулась, с трудом размыкая сухие губы; он проследил за её движением, и зрачки подозрительно расширились.       — Зная вашу любовь к энергетикам, могу я угостить вас безголовым барменом* в более атмосферном месте? — мужчина говорил соблазнительным полушёпотом с добрейшей ухмылкой, что ямочки видно, и обожанием в глазах. Будь они в мифологической вселенной, и Арно точно был бы демоном похоти, Асмодеем, подначивая поддаться искушению своим «невинным» видом. Любая другая девушка уже выжимала бы трусики, но…       — Я бы предпочла это сделать со своим соулмейтом, Караку-сан.       Окружающий мир будто замер. Ойкава остановился, кажется, даже перестал дышать, сердце громко стучало. А Шуя, наконец, поднял взгляд: их глаза встретились, и Адай наслаждалась его удивлённым видом.       — Соулмейтом?       — Да, и чтоб вы знали, — с наигранной интонацией цитирует она, — мой солулмейт это Ойкава-кун.       Беспокойное сердце затрепетало от долгожданного признания. В висках стучало. Кровь пульсировала с учащающимся сердцебиение. Но Тоору не было плохо, нет, более того — он чувствовал такую знакомую, победную, эйфорию. Он не может предугадать последующих действий, слов, но одно он знает наверняка: если он продул в волейболе, в картах, то на личном фронте он выиграл.

* * *

      — Сенсей…       Мальчику неловко, но он явно доволен собой.       Они медленно перебирают ногами к дому Кейго, оттягивая момент прощания. Адай запихивает руки поглубже от холода в карман брюк, к собственному удовольствию отмечая, что он наблюдает за ней. Тоору молча протягивает свою олимпийку, — ей не стоит беспокоиться, потому что оставшаяся на нём толстовка выглядит теплее, — и Адай слишком слаба, чтобы подавить улыбку. Да и зачем. От его одежды исходит восхитительный аромат со сладковатой ноткой пота и кислинкой гормонов, смешиваемый с запахом порошка, которым его мама стирает вещи.       — Хм? Хочешь узнать, почему я так внезапно призналась? Точнее, признала тебя, особенно перед Караку?       Ойкава быстро кивает и поджимает губы на её акценте.       — Ты с самого начала был как песня, которую, я знала, что полюблю. Но я отрицала всё, связанное с тобой, если это не по работе. А потом я устала вертеться по ночам, как наркоман без дозы, от мыслей о тебе.        Он смотрел на неё как на солнце, выплывающее из-за горизонта, на мгновение, утонув в её глазах грозового неба.       — Стольких мыслей, что вызывали головную боль. И, наконец, я не знала, как наверняка отшить Караку. Как и ту дурёху от тебя.       Адай нахмурилась, не забыв, как та выставляла Тоору просящим принять его чувства.       — Вспомним о банальном уважении.       Стиснула зубы, представив, как он целует её грязный рот за школой.       — Потому что, какого чёрта? Она трепалась с подружками и дешёвой сигаретой за школой, хвастаясь, как ты признался ей на днях, — Кейго взглянула ему в глаза в поисках немого ответа, что её слова — ложь, ведь, она уверена, что обычно всё происходит наоборот.       Он добродушно улыбнулся ей, словно привык к подобному крысятничеству, а затем посмеялся перед тем, как пошутить напоследок, потому что они уже стояли напротив её дома.       — Чего вы так хмуритесь, сенсей, будто ревнуете.       Её зрачки так расширились, что почти закрыли радужку. Она беззлобно сдвинула брови на его подтрунивание, выдержав паузу.       — Оттолкни, если не хочешь, чтобы я начинала тебя совращать.       Смысл слов дошёл только с действиями. Грубо притянув за горловину толстовки, Кейго прижалась губами к его губам. Они оказались тёплыми, сладкими и нежными. Адай готова поспорить, что он пользуется бальзамом. Лёгкая ревность подогревала искушение целовать, пока не опухнут его губы, с вожделённым желанием выжечь все следы любой другой девушки, которые когда-либо целовали Ойкаву Тоору.       Он почувствовал головокружение — и нехватку кислорода, — а затем ощутил вопиющее противопоставление, притягивая её за талию теснее к себе. От осознания, что она выставила напоказ свои чувства — пусть и на тёмной, почти безлюдной улице, — по груди разлилось тепло.       Нехотя отстранившись и глотая ртом воздух, Тоору осознал всю степень своего возбуждения, с которым ему придётся топать домой, потому что Адай лукаво улыбнулась, показала ему знак мира и на нетвёрдых ногах забежала в подъезд, и приглашать на чашку чая она его пока не собиралась.