I don't need to be saved

      Дайне Лэнс кажется, что даже бокалы и тарелки на этом столе смотрят на неё снисходительно и с пренебрежением.       Надо было отказаться. Можно было сразу понять, что ужин в компании Романа Сайониса не будет легким перекусом в ближайшем фаст-фуде. Дайна бы обязательно отказалась. Если бы могла. Если бы это было безопасной затеей.       - Мы ведь так давно знакомы, а, по сути, и не знаем друг друга вовсе... - вкрадчиво начинает Роман.       Канарейка упирается спиной в стену, бежать некуда. Да и как бы она выглядела, если бы вдруг сорвалась с места и ломанулась к выходу из клуба. Как последняя идиотка, не иначе.       - Ага, - только и удаётся выдавить из себя.       Девушка смотрит снизу вверх, как затравленное животное. Голубые бездонные глаза гипнотизируют и заставляют мысли спотыкаться одна о другую.       Хорош, скотина. Но до чего же не хочется думать обо всех этих его делишках - серьёзных и мелких; с большим числом пострадавших и убитых, и тех, что поскромнее... А подумать стоит - есть риск вляпаться в о-очень неприятную историю.       - Я тут подумал... - Сайонис заботливо поправляет прядь ее светлых волос, - Почему бы нам не поужинать вместе?       Сердце ухает вниз, словно Канарейка спускается на скоростном лифте этажа эдак с пятидесятого. Какой ещё ужин? Да никогда в жизни! Неужели она похожа на тех женщин, которых она видела рядом с боссом? Они-то, наверное, были счастливы до усрачки, когда получали подобное приглашение. Кстати, некоторых Дайна видела один-единственный раз и дальнейшая их судьба ей была неизвестна. И слава богу...       На лице Романа появляется гримаса ужаса вперемешку с отвращением:       - Вот эта эмоция что означает? «Конечно, босс, я вся Ваша»?       Сайонис хохочет и треплет Канарейку по щеке, как умилительного щенка. Разворачивается на каблуках своих дорогущих кожаных ботинок и направляется в сторону служебных помещений:       - Сегодня в девять! Форма одежды - парадная!       И вот Дайна здесь. И все эти столовые приборы как бы говорят, что она - не их поля ягода. Канарейка понятия не имеет, зачем ей три вилки и три ножа и как есть эти чертовы тарталетки с икрой. Можно было бы подсмотреть, как это делать, у босса, но тот не затыкается ни на секунду - мурлычет, мурлычет, мурлычет, как довольный кот. Обо всем и ни о чем. Девушке остаётся только кивать.       - Жизнь в Готэме - та ещё мясорубка, не так ли? Чтобы тебя не перемололо в фарш следует быть твёрдым, как камень. И без друзей и связей тут никак не обойтись, - Роман ослепительно улыбается, - У тебя есть друзья, Пташка?       Нет у неё друзей. И Лэнс представить себе не может обстоятельства, при которых она могла бы доверить хоть кому-то свои тайны, мысли и жизнь. После нескольких провальных попыток прийти в себя после смерти матери и начать жить с чистого листа, она категорически отказывается верить в то, что в этом проклятом городе, может быть место хоть для чего-то хорошего и светлого. Ох, сколько раз Дайна обжигается, прежде чем понимает - ей нужно научиться постоять за себя, она должна быть готова к самому худшему развитию событий.       Чёрная маска великодушно позволяет ей петь в своём клубе и платит за это приличные деньги. Не требует за это ничего взамен и, кажется, искренне восхищается ее талантом. Ему не наплевать. И, кажется, он - единственный, кому не наплевать на безродную певичку. Дайне больше не надо думать, что есть и где спать. И будь она проклята, если это не заслуживает благодарности и уважения.       А жестокие убийства... Убийства - не ее собачье дело.       - У меня нет друзей, - отвечает Канарейка и, не зная, куда деть руки, хватает первый попавшийся столовый предмет. Один из трёх ножей.       Пальцы не слушаются и нож, совершив впечатляющий пирует, пикирует на дорогущий деревянный пол.       - Сука! - шипит Лэнс и бросается поднимать упавший прибор. В ту же секунду понимает, что ляпнула, - Прошу прощения, я имела в виду...       - Пташка...       - Я не хотела материться...       - Пташка!       - И ронять...       Роман не даёт Канарейке наклониться и поднять упавший предмет. Мягко кладёт руку на ее предплечье и заставляет выпрямиться. С минуту задумчиво рассматривает ее лицо, волосы и декольте, словно картину. Не любуется - скорее, изучает, чтобы вынести свой вердикт - подходит ли она для того, чтобы стать частью его коллекции. Вот мерзкие засушенные головы; вот картины, жанр которых Лэнс неизвестен, да и черт бы с ними; вот древние статуэтки, стоимость которых, наверняка, выражается суммой с минимум пятью нулями... А вот она - Дайна Лэнс, Чёрная Канарейка, певичка из его клуба, которой, казалось бы, нет места во всем этом шике и блеске.       Сайонис улыбается:       - Расслабься! - мужчина берет со стола другой нож, такой же как тот, что все еще валяется на полу, у их ног, - Ты можешь больше не переживать ни о чем! Всем известно, что Роман Сайонис своих не обидит! А ведь мы же теперь друзья, верно?       Дайне, в принципе, и без таких друзей неплохо. Однако, что-то в этих голубых глазах заставляет ее кивнуть и изобразить некое подобие улыбки.       - Ну вот и славно! Самое главное - помнить, что настоящие друзья всегда друг за друга горой! А то знаешь, как бывает, - Сайонис, кажется, совсем бессознательно, сжимает рукоятку ножа сильнее, - Доверяешь человеку, доверяешь... Жизнь свою доверяешь, между прочим! Открываешься перед ним, как никогда раньше! А потом...       Канарейка цепенеет. В глазах Романа, до того голубых, словно летнее небо в погожий денёк, вспыхивают нехорошие огни. И это не предвещает ничего приятного. Другой рукой мужчина все ещё держит предплечье Лэнс и это не столько больно, сколько страшно. Она выдавливает из себя:       - Я Вам очень благодарна, босс...       Сайонис ее не слышит.       - А потом выясняется, что тебя сдали с потрохами! Можешь такое представить?! Копам, Бэтмену, черту лысому... Ты к этому человеку спиной поворачиваешься - ничего себе доверие! А он...       - Босс, я... Чёрная маска переходит на крик. Предплечье Дайны начинает гореть огнём.       - А он берет и в эту самую спину...       - Босс...       - Вонзает хренов нож!       Канарейка зажмуривается, когда рука Сайониса с зажатым в кулаке ножом взмывает вверх. Если он ударит ее прямо сейчас - лучше этого не видеть.       Глухой звук заставляет девушку вздрогнуть. Никакой резкой боли. Предплечье больше не сжато в сильных пальцах, и она, кажется, ещё жива. Лэнс опасливо открывает сначала один глаз, потом второй. Роман тяжело дышит, пристально смотрит на рукоятку ножа, торчащую из толстой деревянной столешницы. Затем, будто вспоминает, что в комнате он не один. Улыбка впархивает на его лицо так легко, будто всей этой странной сцены никогда не было. Сайонис убирает с лица волосы, и берет с тарелки канапе:       - Но ты же на такое не способна? Верно, Пташка?       Канарейка вкладывает в ответную улыбку всю возможную доброжелательность. Уголок ее рта предательски дергается.       - Нет, босс.       Вот и поужинали.