На Полпути/Half Way Across

как Брюс не жалеет о своём решении держаться от камер подальше. Готэм дал ему достаточно времени выпустить весь гнев к тому моменту, как он понял, что может снова пересмотреть весь прошлый разговор с Джокером и быть готовым к новому со свежим взглядом, и он вылезает из машины, намереваясь сразу-же направиться к клоуну, как выражение лица Альфреда мгновенно останавливает его. О нет. — Что он натворил? — Требует ответа Брюс. — Он кого-то обидел? — Не, эээ, не совсем. — Из всех вещей, которые мог чувствовать Альфред, тот казался смущённым. Пусть тот и не показывал этого, и Брюс заметил это только в колеблющемся тоне его голоса, это всё равно не было на него похоже. Сердце сделало кульбит и рухнуло в вниз. — Альфред, — настаивает он. — Что, чёрт возьми, случилось? Дворецкий бросает на него долгий оценивающий взгляд. Затем его руки тянутся к плащу со шлемом, и Брюс неохотно позволяет снять их с себя. Волнение только возрастает. — Почему бы вам сначала не переодеться, мастер Брюс, — предлагает Альфред. Брюс подчиняется, но лишь потому что слышит особый тон в его голосе. Как бы там ни было, Альфред может быть таким же упрямым как и он сам, поэтому Уэйн даже не видит смысла в том, чтобы препираться. — Охрана была в растерянности, — рассказывает Альфред, следуя за ним по пещере, пока Брюс сбрасывает свой костюм по частям, а вместе с этим и ночь. — Они... Что ж, они требуют повышения. За моральный ущерб, я полагаю, требуют. Брюс останавливается, рука зависает в воздухе вместе с не до конца снятой деталью. — Детали, Альфред. Сейчас же. — Возможно, сначала вам стоит посмотреть записи, — в конце концов говорит Пенниуорт. Сейчас его лицо выражает загадочность, и Брюсу это не нравится. — Скажи, чего мне ожидать, — настаивает тот. — Он нарушил правила безопасности? Пытался навредить себе? — Не навредить, это было бы не тем словом, — Пытается объяснить Альфред, подбирая слова так, будто человек, ориентирующийся на словесном минном поле. — Давайте просто скажем, что есть вещь, которую мы оба... упустили из виду. У Брюса появилось ощущение, будто кто-то окунул его в чан с ледяной водой. Он проделал маленькую работу, чтобы снять остальные части костюма, отдал их Альфреду и прошагал в сторону душа без единого слова, потому что если это не срочно, то ему сначала лучше было бы смыть с себя всё, что только черт знает там налипло, и что точно не воняет богатой и обворожительной дикой природой реки Готэма. К тому времени, как Брюс вновь стал нормальным человеком, только-только вымывшимся, правда - всё еще чувствующим себя грязным, Альфреда нигде не было видно, и только летучие мыши сверху - было единственным, что напоминало в пещере о жизни. Это только утвердило опасения. Он вытирал волосы полотенцем, сидя прямо перед компьютером, давая себе ещё одну минуту блаженного неведения, только лишь одну, перед тем, как выбить доступ к видеозаписям Джокера. У него было ужасное предчувствие, что догадывается, что именно охрану И Альфреда так озадачило, и он не совсем уверен, что готов это увидеть сейчас, и, если на то пошло, когда-либо вообще. Не был бы, пытается убедить он себя, пока быстро перематывает запись, начав с их последнего разговора и мелькая сквозь весь день обычного ничего не делания Джокера. Был бы? Конечно, был-бы. Это же Джокер. Если кто и был-бы, так это он. Всё также, Брюс держится за крохотный кусочек надежды как за спасательный круг, пока не прокручивает до кадров с позднего вечера, где был запланирован один час музыки, который Клоун предпочёл провести в спальне, прыгая и кувыркаясь на кровати под спокойный ритм музыки. Это было достаточно частое явление. Что не было, так это, каким... безрадостным он выглядел во время прыжков, насколько сильными они были, насколько... обиженными. Будто Джокер делает это не просто потому что это весело, а назло, для удовлетворения чьего-то желания — Брюса, Бэтмена, охраны? Или, может, его собственного. Может — он пытается поддерживать определённую видимость, чтобы доказать свою точку зрения, хотя что это могла быть такая за точка, Брюс может только догадываться. Это напомнило ему некоторые более ранние визиты, что были в Архаме, что были в поместье, и особенно тогда, когда они развивали медикаменты. Джокер старался выглядеть сумасшедшим, таким же непредсказуемым, как и раньше, а Брюс был в состоянии понять разницу так же, как и сейчас. То было не бездумное бешенство — это взвешивание решений. Как ребёнок, у которого забрали конфетку, но он делает вид, что ему всё равно. Только палки и камни могут сломать мои кости. Посмотри на меня, со мной всё хорошо.* И, конечно же, Джокер доказывает, что Брюс прав, в один момент остановившись на середине вращения, всё тело стоит на месте, но длинные руки свободно крутанулись по бокам благодаря импульсу. Его глаза направлены на ноги. Он глядит на них целых три сердцебиения. А затем произносит, — Это не весело. Голос тихий. Зрачки расширены. Брюс может увидеть, как у того пульсирует вена на белой длинной шее. На мгновение у него вспыхивает страх, что станет жертвой наблюдения ещё одного эпизода, единственного, что не смог успокоить, так-как не был рядом. Разум мгновенно начал подкидывать картины того, что может случиться: летающие книги, разорванные в клочья простыни, каркас кровати в щепках, гипервентиляция до тех пор, пока браслет не вырубит того напряжением, достаточным для Убийцы Крока. Что произошло дальше — лишь подтвердило возможность такого исхода. — Это не ВЕСЕЛО! — жалуется Джокер, внезапно метясь дикими зрачками в поисках цели или, может быть, оружия, и вот теперь он больше не притворяется, сыт по горло этим и, возможно, даже испытывает отвращение. Длинные ноги пинают воздух, сам он бросается обратно на кровать и начинает крутиться по ней, туда и сюда, сюда и туда, сначала его тело скручивает в позу эмбриона, а затем обратно, только затем, чтобы свернуться снова. Его рот находится в вечном движении, бормочет ерунду, что камера не может уловить — слишком быстро, чтобы и Брюс смог прочесть по губам. Одна рука поднимается вверх, чтобы вцепиться в изголовье кровати; другая же не может остановиться ни на минуту, как и остальное тело, и на мгновение кажется, что он сейчас начнёт биться головой о деревяшку. Но затем это всё... остановилось. Также внезапно, как он и прекратил танец тогда, Джокер прекратил и это, лёжа на спине и стараясь не начать снова. Тело было настолько вымотано, что Брюс мог бы сосчитать выпирающие вены, если бы захотел. Глаза открыты; Сосредоточены на пологе над кроватью, но Брюс понимает, что тот и обычной нитки не видит. Грудь Джокера поднимается и опускается, прерывистые вздохи и выдохи пробиваются даже сквозь музыку, что играет намного тише, видимо, благодаря охране, которая в данный момент думала — следует вмешиваться или нет. Так продолжалось две минуты, может три. Затем, не успев даже успокоить дыхания, Джокер улыбнулся. — Это не было весело, — протянул он, смотря прямо в камеру глазами, что всё также были слишком яркими, две крошечные точки — зрачки обрамленные токсичной зеленью, — Но я знаю, что будет. Его рука покоится на груди, прямо над сердцем. Ухмылка становится противной. И затем, медленно, он начинает расстёгивать пуговицы своей зелёной рубашки. Брюс заставляет себя сидеть неподвижно и смотреть дальше, потому что, само по себе, только это действие не говорит о том, к чему всё движется, чего он боится. Возможно, ему просто стало жарко. Может, он хочет устроиться поудобнее. Или оно вообще не несёт никакого смысла. Но пальцы всё продолжали, подолгу останавливаясь на каждой пуговице, нежно гладя её, будто наслаждаясь моментом, и это имеет смысл. Как чувственно он раскрывает рубашку, не торопясь, и позволяя пальцам шептаться по коже под ней. И как волнующе его правая рука, в конечном счёте, прошлась потихоньку вниз и опустилась на собачку молнии брюк. В тот момент, как это происходит, Брюс хлопает на паузу и отталкивается от панели управления как от огня. Твоюмать Он решил, что не собирается смотреть запись. Он уже узнал, что на ней. Ему реально больше нет смысла продолжать, и ему надо будет провести долгий разговор с Альфредом на тему — какие сюрпризы удачны, а какие — нет. Он уже был на полпути к лестнице, до того пока не остановился и не прорычал, — да чтоб тебя. На экране всё также красовался Джокер, распластанный на кровати, с раскрытой рубашкой, где одна рука была прервана в движении, скользя вдоль мышц живота, в то время как другая непристойно давила на молнию. Порочно. Омерзительно. Брюс не смог заставить себя отвернуться. Конечно, ванная комната, примыкающая к спальне, также оборудована камерами, и, как ни крути, последние месяцы Брюс видел много Джокера, больше, чем он когда-либо думал. Он всегда быстро просматривал кадры в ванной, когда включал записи в конце каждого дня, и не отводя взгляда от наготы Клоуна, но и не задерживаясь на ней специально, потому что, хоть он и должен следить за каждым его шагом, всё это не происходит непосредственно прямо рядом с ним. Он делал всё, чтобы никак не дойти до этих мыслей, рассматривая до жути белые просторы тела Жопера в строго клинических целях, а если и происходили инциденты, то быстрые взгляды обычно помогали убедиться в том, что тот, в конце концов, человек. Даже если видеть его без одежды, видеть все острые углы его тела и мускулы на экране, его белую кожу, выглядящую странно уязвимо без всех тех ярких цветов, скрывающих это, всё равно это кажется... неправильным. Будто у Брюса нет никакого права видеть клоуна таким. Будто эта неравноправность сил между ними в нынешней ситуации выходит еще острее только в те самые личные, более интимные, более человечные моменты, потому что Брюс может видеть Джокера в такие моменты, пока тот... Джокер здесь, чтобы за ним наблюдали, чтобы на него смотрели. Он же ничего не видел в ответ от Брюса. И это не имеет никакого значения, что клоун, похоже, не против, что совсем не стесняется раздеться, принять душ и ходить в туалет с нацеленными на него камерами. Ситуация всё также выглядит... несправедливой. Не говоря уже о том, что каждый раз, как тот не спрятан под всплесками красок, его кожа больше не выглядит как обычный белый грим, что неизбежно возвращает Брюса обратно к чанам Эйс Кемикалс, гнилому зловонию кислоты, руке, выскальзывающей из собственной, и страшному всплеску, когда тело сталкивается с гладью поверхности жидкости. По большому счёту, именно поэтому Брюс никогда не позволяет себе отвести взгляд. Это его ошибка. Он будет контролировать это, как и всё остальное. И всё было так до этого момента. Господи, Брюс даже не думал — он никогда и не задумывался, об этом — И неудивительно, что не думал. Удовольствие не совсем то, на что у него было место в голове или время или силы. В основном, он просто об этом не думает. К концу своих патрулей он настолько валится с ног, чтобы делать хоть что-то, разве что поспать или — что чаще — поработать, и... более физические вещи... их просто нет. Ха. И с другой стороны Джокер, у которого нет ничего кроме времени и кучи энергии, которую некуда девать. Брюс должен был знать. Должен был предсказать, что тот, в конце концов, вытянет нечто подобное. Глаза ловят кадр, где пальцы Джокера слегка касаются живота и хотят спуститься ниже. Уэйн чертыхнулся и отвернулся от экрана. Джокер не выиграет этот раунд. Ни за что, блять. Прямо под кожей пульсирует жар, мужчина снова подходит к компьютеру. Пальцы дрожат, когда он подносит их к клавишам. Холода пещеры недостаточно, кажется, что сейчас взорвётся от перегрева, и он сглатывает, беря тело под контроль. Он просто должен удалить видео, из файлов, из головы. Ему не нужно ничего из этого видеть. Он не хочет. Пальцы остановились прямо над кнопкой "удалить". На экране, Джокер с ленивой улыбкой дразнит его, будто говоря — Я знаю, ты смотришь; Знаю, ты не можешь сопротивляться; Я делаю это для тебя. Брюс хочет дать ему в морду. Схватить за лацканы костюма и трясти, трясти и трясти, пока его улыбка не сотрётся с лица. Хочет... Он стонет, прижав руки к лицу. — Ты, больной ублюдок, — бормочет. Внизу живота тепло разливается что-то, горячо, колюче, настойчиво, и ему кажется, что не может отогнать это, как бы ни старался. — Больной, больной ублюдок. Брюс знает, с той ледяной, тупой уверенностью человека, что стоит в центре рельсовых путей и смотрит на поезд, пока тот мчится прямо на него, что после сегодняшнего вечера он никогда больше не сможет просматривать кадры наготы Джокера, не с тем, что увидел. Он всегда будет возвращаться мыслями к тому, что... к тому. К Джокеру в сексуальном плане. Клоун никогда не даст ему забыть. И, конечно же, это значит, что Джокер выиграл. Будь он проклят. В итоге, Брюс выделяет эту запись из всей ночи — используя для перемещения временные метки, чтобы не нужно было что-либо видеть — в отдельный файл, а затем шифрует его пятью слоями паролей и прячет глубоко в лабиринте совершенно не связанных между собой файлов, где он был уверен, никто не сможет выкопать его, кроме него самого. Нравится ему это или нет, но это тоже информация. Брюс сохранит всё, что может оказаться полезным в будущем, и если думать разумно, Джокер только предоставил ему дополнительные сведения не только об его уникальной физиогномике, но также и о сексуальности, или о том, что он хочет, чтобы Брюс таким считал. В любом случае, это новая информация, новые детали, которые нужно хранить, сохранить и рассмотреть, ведь когда что-то относится к этому человеку, Брюс не пропустит ни одну деталь незамеченной. Также, если смотреть на ситуацию под таким углом, Брюсу следует посмотреть запись, только лишь затем, чтобы получить какую-то информацию, которая, может будет, а может и не будет важной. Но он просто... не может. Запись мигает на экране мгновение спустя. Уэйн уходит из пещеры, прежде чем сможет передумать, и направляется прямо в спортзал, мурашки от нервов ползут то вверх, то вниз по мышцам. Заснуть всё равно не получится, понимает он. *** Первым делом, как Брюс проснулся, он повысил зарплату охране. Затем, вечером, зашёл к доктору Маллиган в офис прямо через открытое окно. У той перехватило дыхание, когда она повернулась и увидела его сзади. — Господи, — сказала женщина, поправляя очки. — Если вы делаете так каждый раз, то понятно, почему у нас заканчиваются тюремные камеры. — Джокер, — говорит тот. Она вздыхает, сидя в кресле. — Ну и? Что он натворил на этот раз? Вопросы чуть не сорвались прямо с его языка, но они всё также остались не озвучены, балансируя на краю. Что вы делаете, когда заключенным нужно — уединение? Оно у вас вообще возможно? А что насчёт их сексуальных потребностей? Что в ЭТОМ случае делать? Доктор Маллиган наблюдала за ним, также внимательно как и обычно, и Брюс не уверен, что это вся сила её взгляда. Примороженные к губам слова всё также пытаются вылететь, но он осознает, что не может сказать ни слова. — Те снотворные, — всё равно продолжает он, — Я считаю, их можно начать тестировать. Приду завтра. — О, — Она меняет позу, перекрещивая ноги, пристраивая левую на правую, моргает. — Ладно. Вы хотите, чтобы там был кто-то из наших? — Нет. Кассеты я занесу позже. Но вы должны быть в курсе. — Что-ж, да, конечно. — Доктор протирает очки. — На этом всё? Вы выглядите немного... на взводе, хотя я, если честно, даже не знаю, как это назвать. Брюс думает о записи, упокоенной глубоко на жёстком диске. Челюсть напряжена. — Это всё. — Ладно. В таком случае, у меня очень много работы, так что, если вы не будете против, не могли бы вы покинуть... Брюс был уже за окном до того, как она закончила фразу. *** Джокеру о таблетках не говорят. Вместо этого Брюс перемалывает тестовую дозировку в порошок, распределяет в еду и сидит у компьютеров в пещере, молча наблюдая, в ожидании результата. В итоге Джокера вырубает на 10 часов подряд. И Брюс старается не думать об этом как о мести, но мерзкое удовлетворение всё ещё греет его живот, пока он выходит на улицу той ночью. Это новый танец. Джокер сам так сказал. С другими правилами. Уэйн просто сравнял счёты. *** Когда Джейсон возвращается — на неделю позже, чем обещал — он всё также зол, да и не только он. — Покажи нам, — настаивает Дик, шагнув в пещеру за своим младшим сводным братом, хотя Брюс знает, что они оба так друг о друге не думают. Оба они настроены серьёзно; одним разговором это не закончится. Не то чтобы Брюс ожидал иного. Он кивает, а затем приглашает их к компьютеру, где подключается к камерам и рассказывает о каждой детали системы безопасности. На экране, Джокер лежал на полу гостиной и читал; похоже, сегодня тихий день. — Так и быть, всё выглядит достаточно надёжно, — в итоге соглашается Дик, с явным нежеланием. — Но я видел, как этот парень прорывался на свободу из Аркхама, не используя ничего, кроме зубной щётки. — Это не Аркхам. — Ага, без шуток. — Джейсон скрестил руки на груди, выражая неодобрение. — Но и ты не ёбаный доктор, Брюс. Не выражаться, хочет сказать Бэтмен, но в итоге молчит. Это только больше раззадорит того и заставит указать на то, что Уэйн не его настоящий отец, но хотя это и правда, такие слова всегда ранят. — Я всё это время сотрудничал с врачами, — тихо объясняет он. — У него всё также, дважды в неделю, проходят терапии. Не только я этим занимаюсь. — Я поверю в это, когда увижу, — промычал Дик себе под нос. Брюс сделал вид, что не услышал. Сейчас лучше так. — Это напряжение в браслете, — через некоторое время говорит Джейсон. — Мы же контролируем его? — Да. — Можем ли мы сделать его достаточно высоким, чтобы убить клоуна. Брюс прожигает того взглядом. — Джейсон. — Что? — Пожимает он плечами, совершенно не раскаявшись. — Я просто спрашиваю. Фактически, это и мой дом тоже. Мне просто интересно, как далеко ты готов зайти, если он вдруг решит, что ему надоел этот сраный эксперимент. Брюс отводит взгляд. — Не настолько далеко. — Серьёзно? — Джейсон подбирается ближе к нему, заставляя встретиться взглядами. — Даже гипотетически? У тебя есть хоть что-то, чтобы всё не покатилось по наклонной? —Этого не будет, — говорит Брюс, заставив себя оставаться спокойным. — Напряжения в браслете достаточно, чтобы нейтрализовать его и подготовить к дротику с седативным веществом. Гипотетически - этого достаточно. — Охренеть просто. — Джейсон посмотрел на Дика, будто ожидая, что тот сейчас его поддержит. — Ты это слышал? Он считает, что вырубить клоуна будет достаточно, если он... если он... — Так и будет, — настаивает Уэйн. — Если Джокер, всё-таки, найдёт способ выбраться, или желание, напряжение и успокоительные выиграют нам время запереть его обратно. За ним наблюдают день и ночь, он не уйдёт далеко. — А что, если здесь не будет никого из нас, чтобы задержать его? — Охрана знает код от браслета, они смогут активировать его и привести Джокера обратно самостоятельно. — Грейсон, — говорит Джейсон, разворачиваясь к Дику. — Ты скажи ему. Это не может быть только его решением. Дик смотрит на того, затем на Брюса, спокойным внимательным взглядом. Уэйн продолжает сидеть, хотя это и удаётся с огромным трудом, высоко подняв голову, принимая пристальное внимание. Им всем последнее время было нелегко, но он надеется, что, несмотря на все их разногласия, пережить это - было самым важным для них уроком. Казалось, у него болело сердце, когда Дик прошёл мимо них обоих и опёрся на панель управления, посмотрев на экраны. Глаза опасно сужаются, пульс быстро и напряженно пульсирует. Кости запястий побелели, когда он сжал кулаки. — Ничего я так никогда сильно не хотел, как полчаса наедине с этим ухмыляющимся маньяком, после того, что он сделал с Гордонами, — прошипел он. Затем, однако, он вздыхает, как будто вес целого грузового корабля опускается на него, и Брюс слышит в его голосе но, ещё до того как он что-либо произносит, и, возможно, в его жизни и бывали лучше моменты, но прямо сейчас он не может вспомнить ни одного. — Но, — произносит через некоторое время Дик, — Я думаю, что это, в конце концов, именно его решение. Он тот, кто организовал весь этот бардак, он же и несёт ответственность. И также сильно как я ненавижу Джокера, я... я не считаю, что летальный исход будет верным решением. Уэйн старается держать лицо, чтобы не реагировать. Но мышцы хотят расслабиться, лишь немного, и он позволяет, и следующий вдох, что он делает, ощущается легче, некоторая боль в сердце ослабевает. Он чувствует облегчение и... Гордость. Он хотел бы сказать об этом Ричарду. Но сейчас за ними обоими наблюдал Джейсон, глаза его были полны ярости и недоверия, и Брюс держит язык за зубами, так-как и так совершил кучу ошибок по отношению к ним, и он будет проклят, если такое случится ещё раз. Их не нужно противопоставлять друг другу. Они оба его. Он может только надеяться, что Дик это поймёт. — Я должен был знать, что и ты отнесёшься к этому спокойно, — огрызается Джейсон. — А я уже было подумал, ты устал лизать его бэт-сапоги. — И это говорит парень, что не мог дождаться, пока не влезет в мой костюм Робина. — Тихо, — приказывает Уэйн, прежде чем конфликт во что-то перерастёт. — Я единственный здесь, кто реально думает о ситуации? — требует ответа Джейсон, резко, остро, как те лезвия, что он всё ещё любит прятать в сапогах, когда думает, что Брюс не видит. — Долбаный Джокер живёт у нас дома. Там где мы живём, где мы едим, где мы спим, и где — О, приветик, мысль, что ты мог упустить — также живёт Бэтмен. Как думаешь, насколько быстро он это выяснит? Это, кажется, выбивает из Дика былую уверенность; Он поворачивает к Брюсу, ожидая реакции. — Бешеный Дикобраз дело говорит, — признаёт тот с неохотой. — Есть какой-то план на тот случай, Брюс? Уэйн открыл рот. Затем закрыл. Его живот скручивает в узел, когда его мысли прыгают с одной на другую, чтобы взвесить все за и против, исходы, рациональность действий, оправдания. Он не может сказать им правды. Он потеряет их навсегда. Единственная вещь, в которой он уверен наверняка, - это то, что он не может их потерять. Поэтому он останавливается на полуправде и говорит им, — Ему неинтересно, кто такой Бэтмен. Даже если он и выяснит это, или — или он уже — это не то, что ему нужно. Это разрушит всё веселье, испортит его игру. Наши личности в безопасности. По крайней мере, пока. Он надеется на это. — Ты ведёшь себя так, будто можешь предсказать, что он собирается делать, — бормочет Дик. — Даже ты не настолько хорош. — Джокер предсказуем в некоторых вещах, — отмечает Брюс. — Ты знаешь. Театральность, зрелищность, есть шаблон... Есть то, что никогда не изменится для него. Это одна из них. — Это просто догадки, — утверждает Джейсон. — Это больше, чем просто догадки. — О, да? Тогда поправь меня, если я не прав, но не означает ли это всё, что он окончательно меняет игру? Не в этом ли был изначальный смысл переворачивать всё с ног на голову? Ты честно считаешь, что обычные правила всё ещё применимы, когда он живёт под твоей крышей? У вас, что, двоих есть что-то вроде кода? — Ничего такого, — отвечает Брюс. — Тогда что? Уэйн заглядывает ему в глаза. — Просто доверься мне в этом. — Нет! — всё терпение Джейсона иссякает, голос возрастает, ярость, наконец, вырывается из под контроля. — Не в этот раз. Ты не имеешь права требовать доверия, не сейчас, после того, как устроил это и продолжал за нашей спиной. Если мы собираемся делать это, то ты сначала, ради разнообразия, доверься мне, мать твою! И ты должен делиться какой-то ёбаной информацией, хоть раз! Или я иду, а своим напарником можешь взять его. — Он махнул на экраны. Несмотря на тяжёлую атмосферу между ними, Дик фыркает. — Удачи в натягивании колготок, — комментирует он, а затем кривит лицом. — Эуууу, окей, знаете - что? Забудьте, гадость. Картинка сейчас у меня в голове. Мне нужно десять душей и Playboy. — Не пытайся разрядить обстановку, Грейсон. — рычит Джейсон. — Если не собираешься помогать, то хотя бы, заткнись. — Я рассказал вам всё, что нужно знать, — настаивает Брюс. Тодд снова обходит его. — Недостаточно! Ты попросил меня вернуться, я же не останусь, пока не удостоверюсь наверняка, что всё безопасно. — Это так. — Потому что ты так сказал? — Да. — Эм, парни? — пробует Дик. Брюс едва его слышит. — Тебе нужна лучше защита при непредвиденных ситуациях, — говорит Джейсон. — Её и так много. Всё адекватно. — Система безопасности Аркхама также должна была быть адекватной, и знаешь - что? Для таких уродов, как он, она как вращающаяся дверь! — Парни. — Джокер не пытался вырваться ни разу с тех пор, как приехал сюда. — Это ничего не значит! — Это значит, что он держит своё слово. — Если бы! Он играется с тобой, так, словно ты его чёртова карта, или, может быть, ему просто ради разнообразия захотелось пожить у Брюса Уэйна. Как ты думаешь, что будет после, когда ему станет скучно? — Превосходный вопрос, Робин! — решительно ворвался в перепалку Дик, прежде чем Брюс смог вставить и слово. — Если вы двое любезно взглянете на экраны, у вас, может, появится идея. Чувства навострены, глаза Брюса тревожно устремились к компьютерам, и его сердце замирает, когда он видит Джокера, смотрящего прямо на него. Небольшая задумчивая улыбка сидела на его накрашенных губах, и Уэйн старается держаться неестественно неподвижно, ни единая мышца не дёргается. — Он сидел так жутко тут уже целую минуту так точно, — говорит Дик, наклонившись над панелью управления. — Следует ли нам, это просто предположение, сделать хоть что-то с этим? Или для него это нормально? Брюс, ты эксперт. — Не нормально, — отвечает тот, хмурясь. — Он никогда не может усидеть на месте ни секунды, если находится в сознании. Что-то случилось. — Он же... он же не слышит нас прямо сейчас, так ведь? — спрашивает Джейсон тише. — Нет. — Потому что это выглядит так, будто он слушает. — Он не может. Это невозможно. Нет, он просто... ждёт чего-то, — решает Брюс. Затем переводит взгляд на часы внизу экрана и осознает: скоро время для приёма дневных таблеток. Как по сигналу, гудок напоминания в комнате Клоуна начинает мигать, затем идёт пронзительное биип-биип-биип, и сообщение роботическим голосом разряжается на всё пространство. Тело Брюса становится напряжённее, хотя, казалось, сильнее уже некуда. Что-то определённо не так. Он видит это в глазах Джокера, в холодной, жестокой, кривой улыбке. — Что ж, мне уже стрёмно, — судит Дик, поворачиваясь к Уэйну. — Что случилось, более жуткие сигнализации были распроданы? Я думал, что смысл всего этого был в том, чтобы излечить его от зла, а не приводить в бешенство каждый раз, как надо принять лекарства. — Почему он не принимает их? — Сужает глаза Джейсон, сжимая губы в тонкую линию. — Брюс? Тот ничего не говорит, лишь продолжая смотреть на экраны. Проходит минута. Сигнал тревоги также продолжается. Джокер не сдвигается со своего места на полу. Наконец слышится голос охранника, механически изменённый, чтобы звучать чисто и безлично, он прерывает сигнализацию и говорит, — Джокер. Прими лекарства. Улыбка Джокера становится почти сладкой, когда он качает головой. — Нет. — У нас нет другого выхода, кроме как снять ограничения и усыпить тебя, если не послушаешься. — Так давай, дружок! — Джокер поднимает руку, любуясь тем, как от браслета отскакивают резкие блики полуденного солнца, и водит ей, чтобы комната была такой-же яркой. — Удостоверьтесь, что напряжение будет достаточно высоким и сильным, Уолли, я пойму, если вы схалтурите! — Меня зовут не Уолли, — впечатывает Охранник. — Да, я должен звать вас прекрасными ангелами-хранителями, бла-бла, ведь так? Как бы там ни было, ты звучишь как Уолли однажды, а он звучал во многом как ты, ну, до того, как мне пришлось раздавить его трахею. — Прими чёртовы таблетки, — приказывает тот. — Я так не думаю, Уолли, старина. — Джокер вытягивает перед собой ноги и прислоняется спиной к дивану, скрестив руки за головой. — Я думаю, что вместо этого лучше приму старый добрый массаж мозга. Соскучился по этому, ты знаешь? — мечтательно вздохнув, говорит он и прикрывает глаза. — Тот доктор Лансер всегда так щедр на острые ощущения. Видно, довольно опытен, он просто знал, как сделать мне хорошо. Во всеееееееееееееееех нужных смыслах. Мммммммм... Он захихикал. Это звучало так знакомо, как и его прыжки на кровати. Брюсу стало некомфортно холодно. — Не заставляй нас спускаться туда, — предостерегает охрана. — О, но разве это будет не весело? — Улыбается Джокер холодной безрадостной улыбкой. — Мы могли бы устроить чаепитие вместе. Прошли годы с тех пор, как я видел целое человеческое лицо, а не просто милый коровий нос! — Он кладёт пальцы в рот и опускает углы вниз, брови резко поднимаются в драматические стрелки на весь лоб, имитируя хмурый взгляд. Дик фыркает. Брюс с Джейсоном пристально взглянули на того. — Что? — пробормотал он, поворачиваясь обратно к экранам, пожав плечами. — Это было довольно неплохо. — Мы здесь не для того, чтобы дурачиться, клоун, — Рявкнул охранник. — мы поджарим тебя по реальному. — Но, видишь-ли, то же ты сказал другой ночью, Уолли, дорогой, так что же я ещё должен был показать ради этого? Чертовски впечатляющий оргазм, конечно-же, но ни единой обычной зиг-заг искры так и не было, чтобы действительно сделать мою ночь! — Какого...? — Брови Джейсона подскочили так высоко, что исчезли в волосах, с другой стороны от Уэйна Дик выглядел потрясённым. — Брюс, почему он говорит об оргазмах? Бэтмен сжимает зубы. — Тихо! — Ты не думаешь, что мы это сделаем? — требует Не Уолли. — Испытываешь нас? — Нееее, — пожимает тот плечами. — Прости, Уолли, без обид, я уверен, ты очень милый, но я не могу сказать, что мне не наплевать на тебя. Ты в списке третьесортных, а я бьюсь только за больших мальчиков. — Ну, не имеет значения даже - нажмём мы на кнопку или нет, — отмечает охранник. — Если ты не примешь лекарства в течение трёх минут, тебя поджарит в любом случае. Джокер снова смотрит в камеру. Облизывает губы, ухмыляясь. — На это я и рассчитываю. — Брюс? — поворачивается Грейсон к тому. Уэйн поднимает руку, чтобы тот замолчал. Охрана не имеет ни единого понятия, что у него есть доступ к камерам. Если он сейчас отреагирует, то это вскроется и они потребуют объяснений. Это может поставить под угрозу всю систему. С другой стороны... Время продолжает идти. Осталось две минуты до исполнения угрозы. Джокер также улыбается в камеру, прищурив глаза. К чёрту. — Джокер, — рычит Брюс, подключаясь к камере. — Что ты делаешь? Глаза клоуна сузились ещё больше, и в этот момент Брюс точно понял, что у того был за план: вовлечь его. — У меня было предчувствие, что ты смотришь, сладкий, — напел Джокер. — Приготовься, скоро шоу ещё больше наэлектризуется! Он смеётся. Костяшки Уэйна побелели, когда он схватил микрофон. — Прими лекарства, — настаивает он. — Нет. — Этого не было в плане, Джокер. Ты нарушаешь правила. — Но, Бэтс, — шипит тот сквозь свою ледяную улыбку, — Я думал, ты предпочитаешь меня, а не Спящую Красавицу! О. О. Брюс хочет ругнуться, и проглатывает всё то, что рвётся наружу, пока снова не заговорит. — И это всё из-за того? — требует ответа он. — Ты собираешься навредить себе, чтобы наказать меня за попытку помощи со сном? Он узнал, что понял всё верно, как только произнёс. Это ясно читается по дикому блеску в глазах Джокера. — Что это было? Это ты мне помогал? — тянет Джокер, его голос звучал угрожающе. — Потому что мне показалось, что ты накачал меня наркотиками, чтобы я не мешался под ногами, словно... словно бешеную собаку, пока ты не вернёшься домой! И это после того, как я устроил для тебя такое прекрасное шоу, в добавок! Он был зол. Его трясло от этого, а временами от неконтролируемого смеха, прямо Брюсу в лицо. Тот смотрит на время. 50 секунд. — Мы разрабатываем снотворные специально для тебя, — говорит Уэйн быстро. — Объясню позже, но тебе нужно выпить таблетки. — Ты нарушил правила! — Это не так. Я всё также тебе помогаю! — Ты обещал сотрудничать со мной, Бэтс! — Лекарства, Джокер. — К чёрту лекарства. — Тот складывает руки себе на колени, вновь облизывая губы. — Прошло слишком много времени. Я хочу что-то почувствовать на этот раз. 10 секунд. Красный свет на браслете опасно зажигается и начинает мигать, предупреждая. Джокер от восторга хлопает. — Уууууууууух, колготки повыше, детки, сейчас будет жарко! — Джокер! — Надеюсь, у вас есть ремни безопасности! Дик схватил Брюса за плечо. — Это будет... Браслет сверкнул красным. Джокер смеётся, и этот звук становится чем-то отвратительно жутким, когда при очередном мигании того бьёт первый разряд. Брюс встаёт и вспархивает на лестницу, до того как крики стихают, и тело Клоуна падает на пол. Дик с Джейсоном следуют за ним. Браслет запрограммирован на выпуск трёх быстрых зарядов, с перерывами в пять секунд, чтобы тело расслабилось достаточно для дротика с транквилизатором, что появится через три секунды после третьего удара, чтобы уж наверняка. Уэйн знает, что если он не ошибся в правильной дозировке, тот будет в отключке, когда он доберётся до туда. Ему реально нет смысла бежать, говорит ему его рациональная часть мозга, когда он выбегает из пещеры и поднимается на третий этаж. Но он всё равно бежит. — Джейсон, — рявкает он на ходу, — позови Альфреда. Скажи ему - код зелёный. Он знает, что делать. — Ты же понимаешь, что ни на ком из нас нет костюма? — обращает на это внимание Дик, двигаясь рядом, когда Тодд уходит в сторону кухни. Дерьмо. Он чуть было не забыл. Он всё также продолжает бежать, но и вместе с этим переключает себя с режима Бэтмена на Брюса Уэйна, и к тому времени, как он добирается до металлической двери в комнату Джокера, он достаточно уверен, что сможет справиться со своей второй стороной, более менее. Что-ж, в этом положении тоже есть свои плюсы. Охранники, Уинстон и Бенджамин Картер — о котором Брюс в курсе только из резюме — уже стоят у двери и набирают код безопасности. Они поворачиваются, когда слышат, как Брюс с Диком поднимаются по лестнице. — Мистер Уэйн! — Господа. — Кивает им Брюс, притворяясь на мгновение, что опирается руками о колени с одышкой. — Я слышал, с моим гостём была небольшая проблема...? Оба они взглянули на него, явно озадаченные. Затем на Дика. Тот вернул им ослепительную улыбку. — Мой подопечный, Дик Грейсон, — объясняет им Уэйн, выпрямляясь, но стараясь держать тяжкое дыхание, будто бы не привык даже к такой физической нагрузке. — Приехал на выходные, и я уже было собрался отвезти его обратно в город, как Альфред сообщил мне о ситуации. — Мы не знали, что вы дома, мистер Уэйн, — говорит Уинстон. — Дику очень хотелось увидеться с Альфредом, — спокойно объясняет Брюс. — Мы хорошо прогулялись по окрестностям. Боюсь, в центре Готэма не так много свежего воздуха. А теперь... — смотрит он на обоих и спрашивает, — В чём проблема? — Мы сможем справиться с этим, — коротко говорит ему Картер с узкими цепкими глазами. — Вам нет необходимости идти туда с нами, сэр. — Я уверен, что вы более чем способны, — уверяет Брюс, — Но даже так, мне бы хотелось лично проверить пациента. Я несу ответственность за его благополучие. И был бы очень плохим хозяином, если бы не убедился, что всё под контролем. Они рассматривают его, колеблются. Брюс пользуется оружием Дика и улыбается им. — В конце концов, — говорит он, — я могу вам понадобиться для тяжёлой работы. — Ладно, сэр, но будьте осторожны, — в итоге соглашается Картер, всё ещё не убеждённый. — Заключённый должен быть без сознания, но он хитрый сукин сын, сэр. Его благоприятная улыбка превращается в ухмылку. — Верно подмечено. Теперь, давайте взглянем. Как бы там ни было, они всё равно приказали ему отступить и ждать сигнала, Брюс же старался слушаться, хотя каждый нерв в его теле кричал взять всё руководство на себя. Рядом с ним шепчет Дик, — Когда это всё закончится, у нас, с тобой, будет разговор. Плечи Уэйна хотят расправиться. Он старается держать сгорбленными, даже тогда, когда пальцы в карманах сжимаются. — Всё нормально, сэр, вы можете войти, — кричит Уинстон из гостиной. — Он без сознания. Глубоко вздохнув и приняв задумчивый вид, Брюс заходит внутрь. Картер на полу, стоит на коленях у неподвижного тела Джокера и проверяет его пульс. Уинстон нависает над ними, сморщив лицо от страха, который он не может скрыть, и уступает место Брюсу, когда тот подходит ближе и встаёт с другой стороны от клоуна. В Брюсе вспыхнуло неистовое желание выбить руку Картера и приказать обоим мужчинам уйти, чтобы он смог сам позаботиться о Джокером. Он подавляет его, но зубы болят из-за слишком сильного сжатия. — Что произошло? — спрашивает Брюс, притворяясь озадаченным, растерянным и, в общем-то, чувствующим себя не в своей тарелке. Картер вздыхает и позволяет запястью Джокера безжизненно упасть на его тощую грудь. — Ублюдок отказался принять лекарства. Браслет сработал и ударил его, а затем усыпил, так что - теперь нам надо подключить его к капельнице, а сделать это нелегко. Уэйн широко раскрывает глаза в шоке, явно переигрывая. — Такое случалось раньше? — Не так, сэр. — говорит Уинстон. — Однажды случился один прецедент, но Бэтмен вроде... как справился с этим. — Сэр, вы знали, что у Бэтмена есть прямой доступ к камерам и собственный голосовой комм для связи? — Спрашивает Картер. Брюс пожимает плечами, игнорируя пронзительный взгляд и глядя на вялое измождённое лицо Джокера. — Он мог что-то такое упомянуть, — предлагает он, — Но честно говоря, я не понял большую часть слов. Был поздний вечер, и всё звучало так... технично. — Будто смутившись, проговорил он, — Думаю, в этом есть смысл? У него все виды гаджетов. Вероятно, ему бы хотелось следить за этим лично? — Странно это всё, — бормочет Картер. — В плане, зачем мы здесь? И нужны ли вообще? Он может слышать, как мы разговариваем в диспетчерской? Почему он не сказал нам? — Из того, что я знаю о Бэтмене, — слышится голос Дика из дверного проёма, — Он не очень хорош в рассказах чего-либо кому-либо, ни даже Гордону или собственным помощникам. Не принимайте на свой счёт. Брюс не сводит глаз с Джокера и проглатывает желание взглянуть на своего приёмного сына. — Чёрт побери, и это только то, что я знаю, — шепчет Уинстон. Он смотрит на Картера. — Эй, не думаешь-ли ты, что он видел...? — Скорее всего, — соглашается Картер с выражением полного отвращения на лице. — Бог только знает, что он с тем сделал. Брюс точно понимает, о чём именно они говорят, но всё равно поднимает голову и спрашивает, — Господа? Есть что-то, что мне стоит знать? — Нет, сэр, — сразу же отвечает Уинстон. — Ничего, о чём бы вам стоило беспокоиться. — Он смотрит на тело клоуна и вздыхает, глубоким вздохом человека, что ненавидит себя за то, что собирается сделать, но знает, что должен в любом случае. — Нам, наверное, стоит перенести его на кровать... Нет, думает Брюс. Слово верещит в голове голосом Бэтмена. Сейчас ты Уэйн, напоминает он себе. Держи себя под контролем. Он прочищает горло и робко улыбается обоим. — А как насчёт того, — говорит он, — меняя тембр голоса и стараясь звучать легкомысленно, — чтобы этим занялся я? Я много тренировался, понимаете-ли, и хочу посмотреть, эффективно ли? У меня не было возможности проверить это раньше, и если я не смогу поднять женщину, когда выдастся случай, будет неловко. Те моргают. Переглядываются. — Вы правда хотите... — Побалуйте меня, — умоляет Уэйн и неловко смеётся. — Я не могу вспомнить, когда в последний раз был так близко к настоящему супер-злодею, да и не в заложниках. Довольно захватывающе, на самом деле. Из дверного проёма Дик прожигает того взглядом, и Брюс может почувствовать, что тот вполне смог бы проделать дыру в его голове. Он также готов поговорить и об этой ситуации, или, по крайней мере, Красноречиво Молчать, но как только они останутся одни. Уэйн будет переживать по этому поводу позже. Пока что - он кладёт руки под неподвижное тело Джокера, прежде чем охранники успеют сказать что-то против, обнимает его и медленно поднимается на ноги. — По крайней мере, теперь мы знаем, что эта штука действительно работает, — говорит Уинстон в напряжённую тишину, — Это... хорошо. — Согласен, — кивает им Брюс, улыбаясь. — Я отнесу его в постель. Не могли бы вы подготовить ограничивающие средства... Они помчались за наручниками и цепями, Уэйн-же разворачивается отнести Джокера в спальню. Ты, идиот думает он, глядя вниз на лицо клоуна. Ты, чёртов упрямец. Тебе обязательно было это делать, ведь так? Тебе ведь просто непременно надо было отстоять свою точку зрения. Лицо того всё также неподвижно, губы застряли в тени подобии улыбки, будто знали что-то, умудряясь издеваться над Брюсом, даже будучи без сознания. А затем в голове Уэйна начали всплывать другие мысли, например - потеря Джокера в весе. Существенная. В прошлый раз, когда Брюс нёс его, ему мешала смирительная рубашка, смягчающая острые углы клоуна, но даже учитывая это, всё это очень... беспокоит. Он нормально питается? Брюс думал так, да и Альфред никогда не говорил о такой проблеме, но сейчас... Отныне он будет ещё внимательнее присматривать за своим гостем. — Мы готовы, мистер Уэйн, — говорит Уинстон за дверью в спальне. Брюс кивает и осторожно кладёт Джокера на кровать. Охранники принялись за работу, закрепляя манжеты вокруг запястий и лодыжек клоуна цепью, чтобы максимально ограничить движения пациента, и Брюс позволяет им, сам прислушиваясь к их бормотанию. Понятно, что они предпочли бы к этому ансамблю ещё добавить смирительную рубашку, но об этом не могло быть и речи, а через мгновение в комнату влетает причина - почему, Альфред вежливо кашляет. — Господи, — говорит он, глядя на привязанную фигуру на кровати с привычной, контролируемой тревогой. — Вы не оставляете ничего на волю случая, как погляжу. — Мы оставляем многое, мистер Пенниуорт, — бормочет Картер. — Раньше я работал в Аркхаме. И видел, что этот урод может сотворить с цепями, и это не очень приятное зрелище. — Тогда нам стоит поторопиться, — говорит Альфред, подготавливая капельницу. — Не были бы вы так любезны немного отойти... Все послушались, и Альфред начал, беря ситуацию в свои руки, что держались твёрдо и уверенно, когда он готовился прикрепить капельницу к руке Джокера. И Брюс знает, что ему следует уйти. Следует придумать какой-нибудь смехотворный, трусливый, всем понятный предлог, чтобы сбежать и позволить остальным работать. Именно этого все ожидают от Уэйна. Проблема лишь в том, что он сейчас не совсем Уэйн, даже несмотря на все свои усилия, он не может заставить себя — своё истинное Я — сдвинуться с места у окна. Он бы тогда оставил не только охранников, но и Альфреда с пусть бессознательным, но всё же опасным Джокером, и это... ясно и понятно, что невозможно. Он отвечает за них. Он должен быть здесь, чтобы защитить их. Он заглядывает в лицо Джокера, и тихий предательский голос шипит ему в ухо — всех их. *** И Дик, и Джейсон стоят, скрестив руки на груди, внимательно смотря на него. Дик говорит, — Теперь мы можем поговорить? — Ответ нет - запрещён, — добавляет Джейсон. Брюс быстро взглянул на мониторы. На видео Джокер лежит на кровати под одеялами, подушки сброшены на пол, а его тело прижато поперёк кровати к изголовью в таком положении, что его лица не видно ни с одной камеры в комнате. — Брюс, — рявкает Джейсон, — Он в порядке. Перестань на него смотреть. Он не в порядке, и та показная поза говорит Уэйну, что тот хочет прокричать об этом всему миру. Но он всё равно отрывает глаза от экрана и смотрит на своих сыновей. Они не позволят ему избежать этого. Так почему бы с тем же успехом и не покончить. — Я... слушаю. — говорит он им. — Не впервые ли, — бормочет Дик. Затем во весь голос он нажимает, — Какого чёрта, Брюс? — Обычно всё не так, — возражает Уэйн. — Ага, это не особо обнадёживает, — огрызается Джейсон. — Ну и что это были за снотворные? — настаивает Дик. Брюс чувствует, как хочет ощетиниться, подходя к ним ближе. Пальцы хотят сжаться в кулаки. Он держит их широко раскрытыми на коленях смотря на них, не мигая. — Я разрабатываю препарат, который поможет регулировать его режим сна, — объясняет он со всем тем спокойствием, которое не чувствовал. — Ты? Брюс проскрипел зубами. — С врачами из Аркхама. Дик поднимает бровь, Джейсон же спрашивает, — И? — Я протестировал его вчера, и результат был обнадёживающим. Дозировка возымела эффект. — Окей. — Кивает Дик с напряжённым выражением лица. — Пока что всё хорошо. Теперь не стесняйся сказать то, что пытаешься скрыть. — Я не... — Бросьте, мастер Брюс, — говорит Альфред, спускаясь в пещеру с чайным подносом. — Все мы должны время от времени признавать наши грехи. Брюс смотрит на него. — Я не сделал ничего, о чём сожалею, — говорит он. — То было необходимо для надлежащего тестирования. Если бы Джокер знал о лекарстве, он бы отказался принять его или пытался бороться и... Грейсон поднимает руку. — Если бы он знал? Ты имеешь в виду, что накачал его наркотиками, не предупредив заранее? — Я должен был, — настаивает Уэйн. Он наблюдает, как глаза Дика ожесточаются, и все отговорки вылетают изо рта. Как раз тогда, когда вперёд выходит Джейсон. — Ладно, сейчас мне стало немного лучше, — признаёт он, испытующе глядя на Брюса. — Он кровожадный псих. С ним не нужно нянчиться. Ты сделал то, что должен был. — Либо так, — резко добавляет Дик, — либо ты упиваешься своей властью. Брюс встречается своим взглядом с его. — Не в этом дело. — Да? Ты абсолютно в этом уверен? Потому что, кажется, именно так он и думает, — возражает он, указывая на Джокера. — И, знаешь - что? Внезапно сегодняшний день обретает смысл. — Дик... — Он возвращает себе контроль, — продолжает Дик голосом, пронизанным такой-же сталью, что блестит в его глазах. — Он думает, что ты лишил его всякого контроля, поэтому то он реагирует так, как думает, всё ещё может. Возможно, вариантов у него не так много, но они есть, и он их использует. — Глубоко вздыхает он и смотрит вниз. — Или, ты знаешь. По крайней мере, так это выглядит. За спиной Грейсона Альфред позволяет себе лёгкую улыбку. Он явно разделяет мнение Дика, и это вынуждает Брюса нервничать. — Дело не в контроле, — настаивает Уэйн. — Да в нём! Я видел тебя сегодня с ним, Брюс! Всё кричало о контроле! Будь твоя воля, ты бы даже не позволил охранникам дотронуться до него, и не думай, что я не заметил, как сильно ты хотел выгнать их всех из комнаты и сделать всё самому! Ты считаешь, что сейчас единолично держишь над ним контроль, и, по какой-то чёртовой причине, он согласился позволить, и ты не удержался перед тем, чтобы не напомнить ему об этом, и, и, и он ответил! А ты рассказываешь нам, что на этот раз всё по другому, что он меняется, но то, что я видел сегодня — просто та же глупая старая игра, в которую вы оба играли с самого начала, только теперь, когда масштаб намного меньше, ни один из вас не может скрыть, чем это всегда было! Брюс мог слышать своё сердцебиение в шее. Он открывает рот. — Это не... — Личное? Да, чёрт возьми, именно так, и ты сам это знаешь. Всё дело в вас двоих. Вы всё ещё играете, Брюс. Вы никогда не останавливались. — Что это на тебя нашло, Грейсон? — спрашивает Джейсон, прежде чем Брюс успевает возразить. — Неужто вдруг полюбил клоунов, после того, что он сделал с Гордонами? — Я помню, что он сделал, — шипит Дик. — Но я также понимаю, что сделал Брюс и зачем. — Тут он разворачивается к Уэйну, и его лицо стало ещё холоднее. — Он твой пленник. Ты несёшь за него всю ответственность. Ты тот, у кого есть сила. Он не может уйти, и ты тот, у кого есть сила кормить его, одевать его, держать тут его, или вырубать током, или накачивать наркотиками, или бить, когда тебе вздумается. Скажи мне, что глубоко внутри тебя нет той части, которая наслаждается этим. Скажи мне, что это не то, чего ты всегда хотел. Глаза Брюса сужаются, как и пальцы на коленях. — Я делаю это для безопасности своего города. — Понимаешь, я правда хочу в это верить, — говорит Дик. — Я думаю, ты в это веришь, в основном. Но после сегодняшнего...? Я не уверен, не позволишь-ли ты этому взять над собой верх. Что ты делал с наркотиками не было этично, Брюс, и не для здоровья того проклятого клоуна, что меня волнует, ты знаешь это, ведь так? — Его тон стал тихим, почти умоляющим. Он делает шаг вперёд. — Самая главная вещь, которой ты меня научил, — говорит он, — та самая, что останется со мной навсегда, как бы сильно мне иногда ни хотелось, чтобы ни случилось. Справедливость, не месть. Это же? Я понятия не имею, что это. В пещере воцарилась тишина. Некоторые из летучих мышей шевелились, некоторые взлетали. По стенам стекала вода. Сообщения полицейского патруля с компьютера смешивались с уличным движением и ещё большей тишиной из комнаты Джокера. Брюс знает, что ему надо сказать. Он просто... не может. — Если можно, мастер Ричард, — тихо вмешивается Альфред, вставая в их круг и ставя три полные чашки на панель управления у локтя Брюса, — я действительно не считаю, что это то же самое. Он смотрит в глаза Брюсу и слегка улыбается. У Брюса запершило в горле, он не знал, как реагировать. — Возможно, — допускает Грейсон. Он вздыхает, будто большая часть пара выходит из него вместе c дыханием. — Просто это, это не кажется правильным. — Как драматично, — бормочет Джейсон, закатывая глаза. Дик ещё мгновение смотрит на Брюса, а затем поворачивается к Альфреду, силясь для него улыбнуться. — Извини, Альфред, я не останусь, — говорит он. — Можешь выпить мой чай. Я собираюсь навестить Барб. — Он выжидающе глядит на Джейсона. — Со мной? — Ты иди, — говорит Джейсон ему, — Навещу её в следующий раз. Не настолько хорош для третьего лишнего. (third wheel = третье колесо = третий лишний) Это вызывает смешок у Дика, измождённый, неловкий, короткий, что в следующий момент умирает на его губах, когда Грейсон смотрит на экраны. Он разворачивается и направляется к лестнице. — Дик, — кричит ему Брюс, и тот останавливается. — Да? — Прошу, скажи Барбаре...— Брюс думает, затем вздыхает и массирует виски. — Прошу, передай ей привет. — Она может не захотеть его услышать, но - окей. — пожимает плечами Дик и отворачивается от них, чтобы окончательно уйти. — Не думаю, что ещё вернусь сюда. Но увидимся, я полагаю. Он уходит. Все трое наблюдают за ним, а затем Джейсон поворачивается к Брюсу. — Ну, ты собираешься сидеть тут и хандрить всю ночь или пойдём пройдёмся? — спрашивает он, игнорируя попытки Альфреда заставить его выпить чаю. Уэйн украдкой бросает взгляд на экраны. Джокер не сдвинулся из своей позы у изголовья. — Эээ, если только ты не хочешь пойти и... — Джейсон указывает на экраны, хмурясь. Уэйн отворачивается от компьютера и трясёт головой. — Нет, — говорит он. — Идём. Есть работа, которую нужно сделать. — Послушай, не обращай внимания на Грейсона, — говорит Джейсон, следуя за Брюсом до места, где они хранят костюмы. — Он стал мягким. Ты сделал то, что должен был, и, если уж на то пошло, это вроде как... заставило меня немного изменить мнение о ситуации. — Он делает паузу, глядя через плечо на компьютер. — Хотя это всё ещё ёбаный пиздец, — добавляет он под нос. Брюс не отвечает. Он хватает костюм. — Давай, Робин, — говорит он. Джейсон следует за ним. *** Ветра Готэма не могут очистить разум Брюса от голоса Дика; Людям Харви не удаётся выбить из него чувства разочарования. Присутствие Джейсона рядом с ним - утешение, но небольшое, и к тому времени, как они снова возвращаются в пещеру, Уэйн опять ощущает то зудящее беспокойство, даже не меньше, чем когда они уходили. Тодд ничего не комментирует, пока они оба не переодеваются из костюмов в повседневную одежду или, в случае с Джейсоном, в пижаму, а затем тот тихо касается плеча Брюса. Прикосновение длится не дольше мгновения, а затем исчезает. Тодд смотрит в сторону, опустив голову, а затем наклоняется, чтобы завязать шнурки своих кроссовок. Он выглядел смущённым — даже сердитым, будто только что показал слабость. Очевидно, он хочет, чтобы Брюс сделал вид, будто этого момент никогда не было. Уэйн же хочет что-то сказать, но слова завяли и рассыпались в прах в горле, прежде чем он даже понимает, чем они были. Так что, притворись, что так и есть. — Я останусь ненадолго, — говорит Джейсон, избегая взгляда Брюса. — Здесь беспорядок. Я тебе, очевидно, нужен, чтобы хоть как-то помочь. — Я… ладно. Тодд кивает, коротко и окончательно, указывая на конец неудобной интерлюдии чувств. Брюс улыбнулся бы, если бы ему не казалось, что он балансирует на лезвии ножа посреди снежной бури. Затем Джейсон уходит, на ходу потирая затылок и пожелав вместо спокойной ночи - огромный зевок, оставляя Уэйна с этим. Брюс поворачивается к компьютеру, теперь пустому. На мгновение его пальцы зависают над клавиатурой. ...Нет. Не сейчас. Его шаги вызывают яростное эхо, что разносится по всей пещере, когда он поднимается в особняк, заставив летучих мышей вспорхнуть. *** — Похоже на то, что проживающий у нас Принц Клоун пробует новую диету, — говорит Альфред, подавая Брюсу с Джейсоном обед. Уэйн посмотрел на него. — Что? — О, слишком расплывчато? Я имел в виду, что он не ест. Совсем. Джейсон стонет и проводит руками по лицу. — Всё равно, — говорит он. — Пускай голодает, если хочет, какая разница? Брюс хмурится, когда Альфред наливает гуляш ему тарелку. — Ты пробовал отправить ему конфет? — Безусловно, мастер Брюс. Он вернул их нетронутыми, как и всё остальное. — Пусть делает всё, что хочет, — спорит Джейсон. — Он скоро сломается, а если нет, что ж, большая потеря, чёрт возьми. — Переждать не получится, — бормочет Уэйн. — Я точно знаю, что он делает. Затем была пауза, но Брюс не замечает её, пока Альфред вежливо не кашляет. Тот моргает и смотрит сначала на своего суррогатного отца, а затем на Джейсона. Они оба смотрят на вилку в его руке. Лишь когда он сам переводит на неё взгляд, то замечает, что сжал её настолько сильно, что изогнул. *** Брюс не извинялся, когда пытался объясниться перед Джейсоном, до того, как тот умчался, раздражённо бормоча, — Охренеть, не могу даже поверить в это. — Это не было извинением и тогда, когда Брюс всё также утверждал, что не делает ничего плохого. Горячее масло стекает между двумя вёдрами и капает ему на пальцы; Брюс держит попкорн подальше от рубашки, ожидая, пока металлическая стена откроется. — Жду разрешения Лакейши, сэр, — объясняет Картер. — Мы приказали клоуну встать у дальней стены стены, чтобы могли видеть, если он что-то предпримет. Уэйн кивает. — Разумно. — Вы абсолютно уверены, что в ваших карманах ничего нет? — настаивает Картер, хотя две минуты назад тщательно обыскал Брюса. — Не даже ручки или скрепки? Я видел, как ублюдок убивал и меньшим. — Абсолютно, — убеждает его Брюс с улыбкой. — Видите, на мне нет даже галстука. — Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы Летучая мышь была здесь, чтобы проконтролировать, — бормочет Картер, похлопывая по коммуникатору на поясе. — Я уверен, он будет наблюдать, где бы при дневном свете ни прятался. А сейчас, что насчёт этой двери? Вся моя рубашка уже в масле. Картеру было не до шуток; Даже когда Джонс с зелёным светом включает операцию из диспетчерской, он колеблется, прежде чем ввести код, и его тёмно-коричневая кожа будто бледнеет, когда двери со скрипом открываются. Сердце Брюса замирает, а затем набирает обороты, когда Картер приказывает следовать за ним внутрь, но он держит своё лицо открытым и уязвимым, пытаясь смущённо улыбнуться, когда встречается взглядом с Джокером с другого конца комнаты. — Что ж, — начинает он, откашливаясь для пущей театральности. — Здравствуйте. Приятно наконец-то с вами познакомиться. Джокер, как и было обещано, стоит у окна, слишком далеко от Уэйна и Картера, чтобы любые попытки покушений остались не замечены. Одет он был небрежно, для разнообразия в ярко-жёлтую футболку и фиолетовые спортивные штаны, обуви не было, от чего он выглядел ещё костлявее — острее, измождённее, даже неуклюже с выставленными на вид локтями — но не менее опаснее. Он не улыбался. Вместо этого его взгляд изучал лицо Брюса с такой сосредоточенностью, что у того на затылке волосы встали дыбом. — Просто проверяю после всех… происшествий на днях. — говорит Брюс. Он выставляет попкорн вперёд, как приношение мира или, может быть, щит. — Я думал, вам стоит отвлечься. Давай проверим, у нас есть… — он делает вид, что задумался, — Ночь в Опере, Кокосы, Лошадиные перья, или вы предпочитаете что-то другое, где есть Чаплин или же коллекцию трёх чудиков, или… Он не упускает из виду то, как блестят глаза Джокера, и эмоции, что мерцают на его лице, слишком быстро, слишком ярко, чтобы можно было хоть что-то определить, как тени, отбрасываемые по всей комнате от трепета крыльев мотылька напротив лампочки. Затем он улыбается. Случайному наблюдателю может это показаться безобидным, возможно даже по-детски, особенно когда он хлопает в ладоши и щебечет, — Оооооооо, так это свидание с кино? Теперь Брюс может читать его лучше, чем раньше, и понимает: ещё ничего не прощено. — Если ты так хочешь, — говорит он, всё ещё улыбаясь. — Ты ведь любишь классические комедии? Во всяком случае, мне так сказали. Попкорн был выстрел наугад. — Да, да, да, — нетерпеливо заверяет его Джокер, забывая об инструкциях Джонса и запрыгивая на диван. — Я хочу посмотреть всех их, Брюси, всех их! — Похоже, тебе лучше, — говорит Брюс, ухмыляясь, а затем, игнорируя предупреждающий взгляд Картера, подходит к дивану, чтобы занять место на другом его конце, на хорошем, приличном расстоянии от Джокера. — Сэр, наручники… — начинает Картер. — Я думаю, что на этот раз мы можем обойтись и без них, ведь так? — предлагает Уэйн, обращаясь к Джокеру. — У нас будет тихий приятный день, и мы без проблем посмотрим пару фильмов, я прав? — О, конечно, — сладко заверяет клоун, хлопая ресницами. — Я буду хорошо себя вести. Да и к тому же, если бы я захотел, то мог бы запросто одолеть тебя наручниками, или использовать цепь, чтобы задушить, или… — Спасибо, ты донёс свою мысль, — парирует Брюс, конечно же, всё это прекрасно понимая; Именно поэтому он вообще не хотел ограничений. Если он собирается пробыть в комнате с Джокером в течение долгого времени, то скорее предпочёл бы, чтобы тот был безоружен, потому как он снова и снова доказывал, что в его руках любое ограничение — оружие. — Итак, — произносит он, устраиваясь поудобнее на диване и опуская вёдра попкорна на пол у ног, — Давай скажем, два фильма сегодня? С чего ты хочешь начать? — И не предложишь мне попкорн? — А. — Брюс вернул ему лучезарную улыбку. — Не сейчас. Я слышал, что ты не ел и в этом случае попкорн только расстроит твой желудок. Сначала тебе надо съесть немного супа с хлебом. — Но,— хмурится Джокер на него, — ты принёс два. — Да. И как скоро ты съешь тот превосходный суп, что мой дворецкий приготовил для тебя, так ты и получишь свой попкорн. Клоун снова нахмурился, а губы надулись; он скрещивает руки на груди и отклоняется от Уэйна. — Здешняя еда не соответствует моему хрупкому организму, — бормочет он. — Клонит… в сон. Брюс чувствовал, что рано или поздно это всплывёт. Он вздыхает и обещает, — Этого больше не повторится. Я позабочусь о том, что если они захотят тебе что-нибудь дать, то в следующий раз сообщили. — А что насчёт нашего любимого летающего друга-грызуна? — спрашивает клоун, хмурясь. — Он не против, что ты приходишь и играешь в Рыцаря в Плаще без него? Брюс непоколебимо смотрит ему в глаза. — Бэтмена здесь нет. Они смотрят друг в другу в глаза примерно минуту, а затем Джокер откидывается назад, вытянув перед собой ноги, склонив голову к Брюсу. — Нет, — соглашается он, — полагаю, что нет. Хотя он, наверное, где-то там… слушает, подслушивает своими остренькими ушками. — С этим я ничего не могу поделать. — Ха! — Джокер издаёт хриплый смешок, а затем подмигивает Брюсу. — Пусть попробует заглянуть к нашему маленькому свиданию, сразу же получит Бэт-пинок. Всё веселье достанется нам, тебе и мне. Брюс закатывает глаза. — Что заставляет тебя думать, что это свидание? — Дай сделать вид, красавчик. Иначе я буду настолько ржавым, когда выйду отсюда, что не смогу добыть и пропуск в автобус, не говоря уже про трусики! Это была попытка манипуляции и довольно очевидная, но Брюс всё равно улыбается, потому что это первый раз, когда клоун упоминает о жизни за пределами этой комнаты. Также на этот раз он сказал “когда”. Это также часть манипуляции, без сомнения, но обнадёживающая, отчего Уэйну становится легче и он удобнее устраивается на диване. — Хорошо, если хочешь, можем притвориться, что это свидание, — разрешает он, — Но пока держись на своей стороне дивана. — Руки при себе, понял, Брюси. Эй, а ты знал, что есть много слов, которые рифмуются с Брюс? Брус, плюс, кусь, борюсь, Советский союз. Я даже сочинил небольшой стишок для тебя. Хочешь послушать? Брюс моргает. — Я… Но Джокер уже переключился в режим выступления, запрыгнув, а затем встав на диван и начав драматично жестикулировать. — Мой старый друг Брюс силён также как гусь, но, увы, плохо мотает на ус. Штаны его, видишь ли, сразу - “стянусь”, как Китти-кэт мурлычет на брус. Короткий союз, вот чего требует Брюс, хотя сама мысль, казалось-бы, жуть, но так сладко его “вьюсь”, и мило его “извинюсь”, что не могу не МОЛИТЬ о жестокости с кулаком по челюсти хрусь. Его зубы жестоко сверкают, когда он растягивает накрашенные губы в победоносной усмешке. Он делает глубокий поклон, каждое движение настолько едко, как и слова. Также было заметно — он чего-то ожидал. А Брюс… Брюс не может найти слов. Он пытается что-нибудь придумать, но продолжает натыкаться на стену, воздвигнутую одним этим словом. Жестокость. Жестокость. И Боже, это вынуждает его злиться. Даже больше, чем очевидная критика в сторону Селины, больше, чем тот притворный флирт, потому что — серьёзно, жестокость? Он мог бы показать её ему, этому ухмыляющемуся, нарциссичному, грязному куску… Но слово заставляет что-то ещё шевелиться внутри. Что-то более резкое, более холодное, и это помогает сдерживать гнев. Что-то, что он просто не хочет принимать. Он не позволит клоуну поймать его в ловушку. Ни за что, чёрт возьми. — Ритм требует доработки, — находится он наконец, и ему приходится сильно откашляться, потому что слова выходят с заметным трудом. — Также в слове жуть на конце “ть”. Джокер поднимает голову, — Что? — Слово жуть, — осторожно поясняет Уэйн. — Оканчивается на звук “ть”, понимаешь? — Я знаю. J’ai pris quelques libertés artistiques, mon chéri, mon trésor, — выдаёт он, небрежно взмахнув рукой и снова сворачивая под собой длинные ноги. Процесс довольно увлекательный, видя, как долго их приходится пристраивать, и Брюс на мгновение отвлекается, пока Джокер не кашлянул, чтобы привлечь внимание. — Не знал, что ты поэт, — пытается он. — Бааааа, поэзия и комедия - близкие друзья! Ты не знал? А что ты хотел сказать насчёт моего ритма? — Ну, он немного… неровный, так не считаешь? Могло бы быть и строже... — Ой, везде сплошные критики, — скрещивает тот руки на груди, пыхтя. — Будто бы у тебя вышло лучше. — Ладно, — соглашается Брюс, несмотря на тот назойливый голосок, что убеждает принять вызов; Ни за что он, мать его, не позволит втянуть себя в соревнование по поэзии с Джокером. — Ты прав, не вышло бы. Так как насчёт того, чтобы уже выбрать фильм, и мы продолжим вечер? — Господи, да, — произносит Джонс через динамики. — Прошу. Давайте уже покончим с этим. Картер фыркает. Джокер усмехается и начинает раскачиваться взад и вперёд, сидя на диване со скрещенными ногами. — Давайте тогда возьмём Ночь в Опере, пожалуй. — говорю Брюс, в основном обращаясь к камере. Джокер хлопает в ладоши, издав радостный звук уууууууууу, когда между высокими окнами на стене отодвигается панель, показывая экран, что они использовали для сеансов видеотерапии. Он мигает и врубается, в то время как автоматические шторы закрывают солнце, и свет в гостиной тускнеет, а Брюс остро ощущает Картера за ними, внимательно наблюдающего, даже когда он не пытается украдкой взглянуть на картину белизны, смешанную с яркими цветами, что видно краем глаза. Он молча поднимает с пола ведро с попкорном и захватывает жирную маслянистую горсть. Фильм начинается. И Джокер знает всё наизусть. Естественно — знает, размышляет Уэйн, жуя попкорн, в то время как подслушивает пародии Джокера с Граучо и компанией, что разыгрывает тот, которые не услышать просто невозможно. Брюс должен был этого ожидать. Он сам может процитировать множество фильмов с Зорро — хотя он никогда не пробовал и пытаться с той ночи на Аллее Преступлений — и теперь, когда он задумался об этом, вполне возможно, что клоун также знает все строки из любой другой классической комедии, что Брюс может предложить. Сзади, Картер едва сдерживается. Смотря по тому, как он дёргается и скрипит зубами, очевидно, что он ничего так сильно не хочет, как заткнуть Джокеру рот или, что ещё лучше, вырубить током. Брюс знает, что должен чувствовать себя таким же злым, и, возможно, именно этого клоун и добивается. Но дело в том, что Брюс… не чувствует. Импровизации лишь слегка раздражают, но никак не приводят в ярость, а если быть честным, то некоторые из диалогов Джокера даже довольно… забавны. Не то чтобы он кому-либо в этом признался, даже под пытками. Но всё равно. — Ха-ха-ха! — смеётся клоун вместе с Фиорелло и даже вскакивает на ноги ради момента, поворачиваясь к Брюсу с поднятыми руками, — Тебе не обмануть меня! ТАМ НЕТ САНИТИ КЛАУСА! ("Санити" - это же разум, рассудок, здравомыслие; а "Клаус" Фиорелло произнёс как “Клоуз” - что у нас “близко”, и видимо это имя может прозвучать очень похоже на “ТАМ И БЛИЗКО НЕТ ЗДРАВОГО СМЫСЛА!”. А ещё очень похоже на Санта Клауса, что, как-бы, намекает.) — Быстро сядь, — рычит Картер. Уэйн не смотрит на него, но краем глаза замечает движение, которое означает, что тот потянулся к дубинке. — Простите, немного увлёкся, — пропел Джокер, опускаясь на свой конец дивана. — Это мой любимый момент. Брюс вздохнул. Он думает, что прекрасно знает, почему. — Хотя, я полагаю, старый добрый Джимми Гордон может со мной не согласиться, — шипит Джокер, и у Уэйна появилось чувство, будто кто-то вылил ушат ледяной воды прямо ему на голову — как и то, как всё управление слетело, и теперь контролирует ситуацию не Уэйн, а на диване сейчас сидел Бэтмен и с широко открытыми глазами глядел на серые фигуры, движущиеся по экрану, которые он не видел, ведь всё о чём он сейчас думал, это о Джиме, раздетом догола, рухнувшим в его объятия, со слезами, стекающими по лицу. — Прекрати, — говорит он. И он даже не уверен, разговаривает ли он с Джокером или с самим собой. Он не поворачивается, чтобы взглянуть на выражение лица Джокера. Не осмеливается. Злость поднимается к кулакам и оседает в кончиках пальцев, и если он развернётся, если он заметит хотя бы намёк на улыбку, он знает, что потеряет контроль. — Прекрати, — повторяет он. Джокер молчит. Это всего-то напряжённые три секунды, три учащённых сердцебиения, где мир висит на волоске, между спокойствием и агрессией, и Брюс знает, также как и два своих имени, кто сейчас покажет себя. Он знает, кого они оба желают. Он знает, что они не могут этого допустить, потому что, если это случится, то всему будет - конец. Он не сомневается, что Джокер чувствует его трансформацию, что знает, что сидит рядом с Бэтменом, а не Брюсом Уэйном. Он может атаковать. Может начать — танцевать, повторять их старые шаги, прямо здесь, прямо сейчас. Он задаётся вопросом, понимает ли Джокер, насколько важен этот миг. Задаётся вопросом, хочет ли Джокер — чем бы это ни было — этого настолько, чтобы терпеть то-же скручивание в животе, что и в Брюсе. Задаётся вопросом, так ли это. Он задаётся вопросом, была ли та реплика о Гордоне — доказательством, что Джокер может вывести из него Бэтмена всего парой слов. Возможно, Дик был прав. Возможно, в каком-то смысле, вся эта игра и правда — демонстрация силы. А затем три секунды растягиваются на четыре, затем на пять, так продолжалось некоторое время, и тот момент ушёл, и чем дольше они так сидели, сдерживая слова, тем труднее становилось выпустить их когда-либо вообще. И затем… — Поставь на паузу, — тихо произносит Джокер, примерно через пятнадцать минут того странного промежуточного состояния. — Я тогда, наверное, поем тот суп. Брюс выдыхает. Он чувствует как Уэйн снова встаёт на место, пока полностью выпускает Бэтмена из под кожи, а вместе с этим начинает испаряться и горячая боль в сердце, оставляя позади обычную, управляемую, тупую боль, которая, Брюс не сомневается, никогда не исчезнет. Время снова начинает оборот. Он всё ещё слышит фильм, что странно, потому что был уверен, что не слышал ни слова. Уэйн жестом показывает Картеру, что сделать, и они в тишине ждут суп, которая больше не кажется такой напряжённой, но и комфортной её не назвать. — Вернулся к нам, сладкий? — прошептал Джокер. — Не говори о Джиме Гордоне. — Я не могу ничего обещать, ты же знаешь. — Пытайся. Кажется, клоун начал обдумывать это. Затем он улыбается, настолько широко, что Брюс мог заметить это периферийным зрением. — Ты мне понравился, милый Брюси, — говорит он. — Я бы не возражал, чтобы вы приходили время от времени сюда вместо большого парня, если… если БэтТарея не будет против сразу двоих. Брюс вздыхает. — Посмотрим. — Естественно, он всё ещё должен приходить. Прозвенел сигнал кухонного лифта. Брюс потирает виски. — Ешь свой суп. Поразительно, но клоун слушается, вставая, а потом снова садясь с подносом на коленях. Он смотрит Брюсу в глаза, направляя первую ложку фирменного томатного суп-пюре Альфреда в рот и продолжая смотреть, пока глотает. — Мммм, — произносит он через мгновение. — А твой Дживс действительно знает своё дело. Брюс кивает, позволяя уголкам рта слегка подняться. — Это так, — соглашается он. — Не ешь слишком быстро. Можем ли мы снова запустить фильм? Джонс отжимает с паузы, и на этот раз клоун молчит до конца, доев суп с хлебом, а затем потянувшись за уже остывшим ведром попкорна у ног Брюса. В следующий раз они включают уже другой фильм, и он не пытается пародировать сценки, а ограничивается лишь смехом, и когда посреди фильма срабатывает напоминание о приёме лекарства, он послушно встаёт и идёт их принимать безо всяких проблем. Похоже, это успех. Во всяком случае, Брюс не совсем уверен в этом. Но, если что, он сделает всё, что может. *** — Ты слишком мягок к нему, — жалуется Джейсон, когда неделю спустя Брюс готовится к очередному сеансу в кино. — Это работает, — возражает Брюс. — Он раскрывается. — Он использует это как новый способ разозлить тебя. — Он просто требует внимания. Если я ему его не дам, он назло регрессирует. — Чтобы это произошло, в первую очередь должен быть прогресс. — Он был. — О, да? Например, когда он вчера вечером рисовал на стенах спортзала. — Ему нужно было отвлечься. — Ты вообще видел, что он рисовал? Было много летучих мышей. Так, к слову. Брюс игнорирует его и ждёт, пока микроволновка не сработает. Джейсон смотрит на него мгновением дольше, а затем показывает пальцем на его пиджак. — И нахрена ты это нацепил? Глаза Брюса раскрываются. — Ты о чём? Это просто пиджак. — Это твой хороший пиджак. Один из тех, что ты обычно надеваешь на вечеринки в “Уэйн Интерпрайзес”. — О, — Брюс отворачивается, чтобы проверить попкорн. — Я не заметил. — Боже правый, — вскидывает руки вверх Джейсон и уходит с кухни. — Я забираю Харлей, — кричит он через плечо. — Я действительно не хочу быть тут ближайшие часа три, потому что, честно говоря, вы оба отвратительны. Только не надейся, что я буду оттирать твои останки с пола, когда он выпустит тебе кишки. — За это я плачу Альфреду, — бормочет Брюс, а затем быстро осматривает кухню - убедиться, что дворецкий этого не услышал. Затем он хватает попкорн и навещает Джокера в образе Уэйна ещё раз, и может он не особо смеётся с его интерпретаций, но улыбку они у него вызывают. Когда Джокер пытается украсть попкорн, Брюс его не останавливает. *(От переводчика: Фраза про палки и кости, не знаю — слышали ли вы о такой, но она означает, что ты можешь покалечить человека физически, но душевно или морально (словами) ни за что. Вообще выглядит вот так: "sticks and stones may break my bones(Палки и камни могут сломать мои кости), but words can never hurt me(но слова никогда меня не ранят). Но при разных детских травлях слова во второй части могли и изменяться, например - вместо "слов" могли поставить "оскорбления". В ситуации с этой работой, то тут тоже самое, этим действиям ребенок никак не обиделся, "его кости могут сломать только палки и камни", а раз этого не было, то с ним всё хорошо. Как бы там ни было — мы знаем, что это не так. :) Надеюсь, вы не в обиде, что я не поставила сюда русский эквивалент "хоть горшком назови - главное, в печь не ставь" или вариант с довольной курицей, потому что это слишком выбивается русским духом, даже по сравнению с Джокернутым безумием Х))