Не верь никому

8 сентября, Шестьдесят седьмое шоссе 22:51

Несмотря на провинциальный статус этих мест, дорога была ровной и удобной. Машина хорошо слушалась и демонстрировала отличное состояние, в отличие от многих своих собратьев. Горючего, судя по дисплею уровня, хватило бы ещё надолго, но ЧонИн, решив подчиниться просьбе хозяйки машины, свернул на заправку.  — Там и магазин есть, — доложил Лу Хань, пристально смотревший в окно. — Давай, я куплю чего-нибудь, пока ты занимаешься машиной? Тебе чего взять: сэндвичей или булочек, если они там будут?  — Всё равно, — коротко отозвался ЧонИн, останавливаясь у колонки. — Не забудь горячее питьё.  — Сэр, есть, сэр! — Лу Хань заливисто засмеялся. — Слушай, а ведь мы везучие ребята: едем на хлебное место, а сейчас ещё и…  — Иди уже, — ЧонИн резко открыл дверцу у водительского сиденья и выпрыгнул из кабины. На душе у него было неспокойно: интуиция солдата во всё голо кричала о том, что опасность неподалёку, но сам бывший солдат не понимал, в чём дело: он ведь уже давно уехал с островов, а в благополучной Корее столкнуться с такой жестокостью нереально. По пути до заправки он то и дело смотрел в зеркало заднего обзора, но не увидел ничего подозрительного. Правда, там постоянно мелькала белая легковая машина, но удивляться было нечему: наверняка эти люди направлялись на курорт. К чему вообще кому-то преследовать грузовой транспорт с фруктами? ЧонИн деловито заплатил за топливо, залил его сам и, вернувшись в кабину, выехал с заправки на небольшую стоянку неподалеку. Она располагалась прямо у леса, и тут можно было уединиться и спокойно отужинать. Он раскрыл дверцу пассажирского сиденья и откинулся на спинку кресла, ожидая своего спутника. Лу Хань появился через минуту. Держа в руке объёмную бумажную сумку с логотипом магазина, он ловко забрался в кабину и кивнул, поставив пакет себе на колени.  — Этот магазин внутри оказался куда круче, чем снаружи, — вымолвил он, роясь в сумке. — Они дали дополнительных салфеток, а ещё у них там классные сэндвичи. Раздатчица сказала, что положит мне побольше бекона за красивые глаза. ЧонИн пробормотал в ответ что-то неразборчивое, глядя вперёд. Его душу сковало крайне неприятное ощущение надвигавшейся трагедии, но вот его товарища поневоле — этого музыканта китайских кровей — ничего не тревожило. Поставив пакет с едой на приборную доску, Лу Хань поправил гитару — он приладил чехол в небольшое пространство позади спинок кресел, — а потом с улыбкой снова обратился к ЧонИну:  — Я взял и на долю той дамочки; думаю, ей тоже не мешает подкрепиться. Не дождавшись ответа, но ничуть этим не обескуражившись, Лу Хань достал из большого пакета небольшой свёрток и со словами: «Пойду отнесу ей!» выпрыгнул из кабины. ЧонИн следил за ним в зеркало заднего вида, нервно барабаня по руля. Еда из пакета пахла восхитительно, но аппетита не было совсем — его заглушало чувство тревоги. Скорее бы уже доехать до Санчхона, отдать эту чёртову машину и отправиться на поиски заработков! Жаль только, что с этим китайцем вряд ли удастся расстаться так скоро: подобные люди отличались тем, что липли к другим, как репей. С другой стороны, Лу Хань, судя по его рассказам, хорошо знал эти места, так что он может и помочь с трудоустройством. А говорливость модно и перетерпеть. ЧонИн прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Он не так представлял себе свободу, но всё было лучше, чем те секретные операции на острове Татаху… Дрожь прошла по всему его телу, и воспоминания — те самые, от которых не получалось избавиться, как бы ни хотелось, — нахлынули удушающей волной. Живописные джунгли, наполненные разнообразными шумами, непривычными для уха современного человека: и крики макак, и вой родинской лисицы, и стрёкот красочный птиц-уно, и тяжёлая поступь кабана-бабирусса, и лёгкий бег оленя Куля, и рёв носачей. Звуки — это ничего, к звукам можно привыкнуть, но вот насекомые просто убивали. Огромные комары, летавшие с невиданной скоростью и с лёгкостью уворачивавшиеся от отмахивавшихся от них ладоней, агрессивно кусали, оставляя после себя затвердение и дикое жжение. Ползти по-пластунки в таких условиях становилось настоящим испытанием: пот заливал глаза, комары лезли в лицо, а военная форма превращалась в броню, из которой хотелось выбраться как можно скорее. Но никто из них и не думал поворачивать назад. Они считали себя солдатами, прекрасно обученными, хорошо тренированными и выносливыми. Но никто не мог подготовить к тому, что ждало их на Татаху. ЧонИн передёрнулся, вспоминая жуткие традиции того страшного племени, которое называлось так же, как и остров. Нет, лучше об этом не думать: всё позади, он ушёл из армии и никогда больше не вернётся на Татаху. Никогда. Хлопок двери с пассажирской стороны вырвал ЧонИна из мира неприятных воспоминаний. Он открыл глаза и посмотрел направо. Лу Хань, бледный, дрожавший, беспомощно смотрел на него; губы у него тряслись, как на холоде.  — Она там мёртвая, — прошелестел китаец, обняв себя руками.  — Кто мёртвый? — нахмурился ЧонИн. — Где?  — В кузове, — Лу Ханя начала бить крупная дрожь. — Я открыл, а она… Там пахнет… ЧонИн быстро открыл водительскую дверь и выпрыгнул наружу. Обежав автомобиль, он остановился у раскрытой дверцы грузового отсева, у которой лежал выроненный Лу Ханем свёрток с сэндвичем — тем самым, который он купил на долю хозяйки автомобиля. Из кузова доносился запах, который не спутаешь ни с чем; ЧонИн как солдат знал об этом даже слишком хорошо. Вонь ещё не успела стать едкой, но уже была неприятной и вызывающей рвотный рефлекс и желание отшатнуться. Быстро оглядевшись, ЧонИн скользнул внутрь тёмного пространства, прикрыв за собой дверь и вытащив из кармана телефон, чтобы пользоваться им как фонариком. Некоторое время он шарил тонким лучиком света по стене, пока не обнаружил выключатель, который, к счастью, работал: при нажатии на него грузовой отсек залил резкий свет, исходивший от лампочки, висевшей на потолке. Грузовой отсек представлял собой небольшое пространство, часть которого была заставлена коробками с надписями на иностранных языках. Впереди стояла невысокая кушетка, покрытая старым шерстяным пледом, и столик с потрескавшейся крышкой. ЧонИн подошёл к кушетке. Источник неприятного запаха находился тут, покрытый пледом; очертания его отсекали всякую надежду на то, что здесь просто сдохла крыса. Решительно подойдя ближе, ЧонИн сдёрнул плед и инстинктивно отступил на шаг. На кушетке лежал человек. Черты его лица исказила смерть, но всё же было ясно, что это мужчина, и ему было около пятидесяти пяти-шестидесяти, когда он умер. Его пышные каштановые волосы, сильно диссонировавшие с лицом, даже после смерти хозяина продолжали блестеть в свете лампочки. Труп был обнажен по пояс; грудь и живот покрывали ожоги неправильной формы, слишком регулярные для того, чтобы это могло показаться случайным. Единственной одеждой покойника были чёрные брюки со стрелками — дорогие, из плотного материала, не заношенные. ЧонИн наклонился пониже. Пена вокруг рта мертвеца и сильно исказившиеся черты указывали на смерть от сердечного приступа. Если совместить это с ожогами на его теле, вывод становился ясен: этого человека пытали, и его сердце не выдержало. Вздохнув, ЧонИн потянулся, чтобы закрыть покойнику глаза, но потом замер. Казалось бы, дальнейшие действия были очевидны: вызвать полицию и рассказать им обо всём, что произошло, но тогда они с Лу Ханем стали бы первыми подозреваемыми. Да и вообще, рассказ про какую-то дамочку, которая была за рулём грузовика, а потом предложила им — двоим незнакомцам — отвезти её транспорт в Санчхон, казался совершенно неправдоподобным даже ему — человеку, с которым это случилось. А служители закона и вовсе не станут его слушать. Тогда что делать? Посмотрев на покойника, ЧонИн поморщился: всё-таки этот мёртвый взгляд был невыносим. Снова потянувшись к трупу, он прикрыл ему веки и попытался убрать волосы со лба. И тут он заметил одну странность: граница между лбом и шевелюрой была чересчур резкой, а корней волос он и вовсе не заметил. Парик. Конечно, как же иначе: такими роскошными волосы просто не бывают. ЧонИн склонил голову набок, задумчиво глядя на тело. Этого человека пытали по какой-то причине; видимо, у него хотели что-то выведать. Неизвестно, узнали ли преступники то, что хотели, но явно было одно: смерть этого человека была быстрой и внезапной. Ожогов на его теле не так много: видимо, он умер в самом начале программы, которую для него разработали бандиты. Значит, есть вероятность того, что он попросту не успел выдать своей тайны, какой бы она ни была. Повинуясь наитию, ЧонИн схватил покойника за волосы и потянул. Парик поддался, отделившись от головы. С внутренней сторону скотчем к нему был приклеен небольшой листок бумаги ЧонИн сорвал его, и на пол кузова упал небольшой ключик из тех. Которым запирают почтовые ящики. Подняв его, ЧонИн поднёс к глазам записку и прочёл небольшой текст, написанный мелким почерком: «Санч вок 31А». Что бы это значило?.. ЧонИн нахмурился. То, что записку и ключ оставили здесь, означало очевидное: пытавшие беднягу люди не нашли этого. Судя по тому, что они пустились на столь крайние меры, эти клочок бумаги и ключ были важны. Но как именно? Какой замок отпирал таинственный ключ? Спрятав ключ и записку в карман, ЧонИн выключил свет и, открыв дверь, ловко выпрыгнул наружу. Скорее всего, та женщина была заодно со злоумышленниками: она пряталась в грузовом отсеке, пока они не въехали на заправку, а потом выскользнула из кузова. Та белая машина, которая следовала за ними, скорее всего, и подобрала её. Да и женщина ли то была? Говорила она шепотом, так что тембр голоса определить не представлялось возможности. Лицо было скрыто за большими тёмными очками и марлевой повязкой, а длинное мешковатое коричневое платье маскировало фигуру. Это вполне мог быть и мужчина; в таком наряде узнать это нереально. Тщательно закрыв дверцу грузового отсека и подняв с земли кулёк с сэндвичем, ЧонИн быстро прошёл до начала грузовика и сел в кабину.  — Там мужчина, — коротко вымолвил он, повернувшись к бледному, как саван, Лу Ханю. — Его пытали, и он умер от сердечного приступа.  — А… Когда он умер? — Лу Хань стиснул пальцы, с ужасом глядя на ЧонИна. — Может, вчера? Ведь от него плохо пахло… Если вчера, то мы точно ни при чём, и…  — Я не знаю, — ЧонИн пожал плечами, кладя бумажный свёрток рядом с большим пакетом с едой. — Погода стоит жаркая, так что он мог скончаться и позже: тепло ускоряет процессы разложения. А про себя он подумал: «Мне ли не знать, ведь на Татаху царили постоянные зной и смерть».  — Но… — губы Лу Ханя задрожали, — что нам делать? ЧонИн вздохнул.  — По-хорошему полагается вызвать полицию, — вымолвил он, задумчиво глядя вперёд. — Только я сомневаюсь, что они поверят нашему рассказу о женщине, скрывавшей своё лицо, и тому, что мы не имеем к трупу никакого отношения. Лу Хань с шумом втянул в себя воздух.  — Не надо полицию, — прошелестел он. — Я… Я скрываюсь от армии… Они меня поймают, сначала посадят, а потом отправят на службу.  — Разве ты не китаец? — ЧонИн, повернув голову, пристально посмотрел на спутника.  — Я г-гражданин К-кореи, — зубы Лу Ханя выстукивали стаккато, а самого его трясло. — Н-не надо…  — Я понял, — ЧонИн коротко кивнул. — Мне тоже не хотелось бы с ними общаться — У меня в биографии есть детали, которые… Впрочем, неважно. Если не обращаться в полицию, то у нас один путь: сначала избавиться от тела, потом — от машины. Он вытащил из кармана смартфон и вывел на экран программу карт.  — Геолокатором лучше не пользоваться, — вымолвил он. — Незачем особо подчёркивать, в каокм конкретно месте мы были. Некоторое время он искал что-то, а потом удовлетворённо кивнул и, протянув гаджет Лу Ханю, кратко произнёс:  — Держись крепче: нам нужно спешить. Они ехали спешно, стараясь успеть до наступления темноты. Дорога была узкой, довольно опасной и незнакомой, но останавливаться было нельзя: от этого зависела их свобода и, может быть, жизнь. На развороте ЧонИн так круто вывернул руль грузовика, что их едва не занесло, но всё же они удержались на дороге. Лу Хань дрожащим голосом давал направление; он никак не мог прийти в себя, чем начал раздражать ЧонИна: в такой ситуации важно сразу взять себя в руки и сделать всё возможное, чтобы скрыть эту смерть, пусть естественную, но такую ужасную. Они добрались до дорожного знака с надписью «Сингван» и объехали деревеньку вокруг, остановившись на узкой дороге у кукурузных полей.  — Нужно пойти туда, — ЧонИн указал вдаль, в сторону высокого сарая, одиноко стоявшего на отлёте. — Поторопись; у нас немного времени в запасе.  — А з-зачем нам туда? — тихо спросил Лу Хань, откладывая смартфон на приборную доску. — Я думал, ты просто хочешь спрятать его на поле. ЧонИн вздохнул и открыл дверцу водительского сиденья. Приятный вечерний ветерок холодил пылающее лицо, а звук кукурузных ростков, колыхавшихся туда-сюда, успокаивал нервы.  — Нужно закопать тело, — проговорил он, выпрыгивая из машины. — Если мы не похороним его, рано или поздно труп даст о себе знать, а так существует вероятность, что его если и найдут, то нескоро. Я выбрал кукурузное поле, потому что здесь легче копать, кроме того, ростки замаскируют могилу. Лу Хань кивнул и, открыв свою дверцу с третьей попытки, вылез наружу. Они пошли к сараю спешно, деловой походкой, как люди, которые точно знали, что именно им нужно делать в ближайшие несколько часов. ЧонИн опасался, что сарай будет охраняться, но напрасно: видимо, жители Сингвана привыкли доверять друг другу, так как даже собачьего лая не было слышно. Дверь сарая держалась с помощью простой деревянной задвижки, которая легко поддалась и впустила внутрь двоих заговорщиков. Внутри оказался довольно старый инвентарь, в том числе, несколько лопат, часть из которых поржавела, а часть была заляпана землёй. ЧонИн выбрал две самые многообещающие, и они двинулись к полю. Уже успело стемнеть, и редкие уличные фонари не облегчали обстановки. Двигаться приходилось почти наощупь. Несколько раз по ногам что-то пробегало, и это заставляло Лу Ханя вскрикивать. Каждый раз ЧонИн сжимал зубы, понимая, что его спутник не так привычен к картине смерти, ка кон сам, и шок вполне оправдан. К счастью, по пути им попался только какой-то пьяница, да и тот шёл довольно далеко от них, качался из стороны в сторону и негромко пел. На всякий случай ЧонИн замер и припал к земле, дав Лу Ханю знак сделать то же самое. Они вошли на поле и продвинулись на несколько метров вглубь. Отыскав подходящее место, ЧонИн кивнул и начал копать. Фонарь, стоявший у края поля, давал неверный свет и постоянно мигал, а земля, пусть и рыхлая, казалась твёрдой и неподатливой.  — Надо бы принести его сюда, — шепотом вымолвил ЧонИн, — чтобы знать, какой длины могилу нам рыть. Лу Хань растерянно уставился на него, а потом опустил голову и посмотрел на лопату.  — Пойдём за ним сейчас? Или… Может, ты принесёшь его сам? ЧонИн усмехнулся.  — Не пойдёт, — отрезал он. — Покойник довольно плотного сложения; я могу и не поднять его, и мне одному придётся его волочить, а не нести. А следы волочения не исчезают так просто, поэтому лучше нам справиться с этим вдвоём. Лу Хань склонил голову в знак согласия. Они оставили лопаты у полувырытой ямы и направились к грузовику, который они оставили достаточно далеко. ЧонИн резко раскрыл дверцу кузова и решительно вошёл внутрь. Завернув покойника в плед, он грубо вытолкнул получившийся куль на землю, заставив оставшегося снаружи Лу Ханя ахнуть и отпрыгнуть в сторону. Выпрыгнув следом, ЧонИн показал пальцем на край трупа и коротко приказал:  — Бери с той стороны. Лу Хань трясущимися руками взялся за плед, они с трудом подняли тяжёлую ношу и пошли к полю. Путешествие это казалось бесконечным, но им посчастливилось сразу отыскать место, где они рыли могилу. Бросив тело на землю, они принялись за работу, копая землю с таким тщанием, будто это являлось делом всей их жизни. Кстати, возможно, так оно и было. Усердно выкапывая яму, ЧонИн не мог выбросить из головы записку и ключик, которые он нашёл. Ради сохранения этой тайны мужчина расстался с жизнью; неужели это так важно? Может, речь шла о сокровищах? Или о государственной тайне? Нет, последнее маловероятно: международные шпионы никогда не стали бы действовать так топорно, прибегая к пыткам, а потом бросая тело в грузовике, подсунутом двум путникам. Первый слог в записке — «Санч» — скорее всего, означал «Санчхон». А что такое «вок» и «319»? Может, имелся в виду адрес, например, кафе-вок в Санчхоне в доме номер триста девятнадцать? Или «вок» — это часть названия улицы? В любом случае, об этом можно подумать, когда он обоснуется в курортном городе. ЧонИн поднял голову и посмотрел на Лу Ханя. Бедняга всё ещё дрожал, как осиновый лист. Несмотря на бодрящую прохладу сентябрьского вечера, с его лица стекали крупные капли пота. Они пропитывали белую вышитую рубашку с рюшами, и на спине она стала совсем мокрой. Наверное, пока не стоило рассказывать ему про ключ и записку: этот нервный субъект пока казался ненадёжным. Может быть, позже, уже в Санчхоне, они и поговорят на эту тему, но точно не сейчас. ЧонИн кивнул своим мыслям и вернулся к работе. Они копали долго. Руки, непривычные к такому труду, ныли и моментально покрылись мозолями, но это их не останавливало: они понимали, что если не справятся сейчас, то могут потерять кое-что большее, чем срез кожи с рук. Когда, наконец, могила была выкопана, Лу Хань резко выдохнул и, покачнувшись и выпустив из рук лопату, сел на землю. ЧонИн осторожно положил завёрнутое в плед тело в вырытую яму и стал быстро закапывать, промолвив едва слышное: «Покойся с миром». Когда с этой работой было покончено, ЧонИн коротко вымолвил: «Пошли» и первым двинулся через заросли кукурузы к краю поля. Лу Хань, с трудом поднявшись и взяв свою лопату, потащился за ним. Они оба были голодны и смертельно устали, но радовало лишь одно: самая трудная задача была выполнена. Поставив лопаты на место, ЧонИн закрыл сарай и заспешил к грузовику. Лу Хань шёл за ним, как тень, тяжело дыша и обняв себя руками. Забравшись в кабину, ЧонИн подождал своего спутника и кивнул на пакет с едой со словами:  — Нам надо подкрепиться перед дорогой. Лу Хань криво улыбнулся.  — Не думаю, что смогу есть после всего пережитого, — проговорил он.  — Сможешь, — твёрдо постановил ЧонИн, беря отдельно лежавший свёрток с сэндвичем. — Нам понадобятся силы для того, чтобы начать новую жизнь в Санчхоне. Лу Хань уставился на него и несколько секунд смотрел молча, а потом вздохнул и потянулся к пакету.